Старые Деньки

Надежда Жаглей

Старые Деньки

имена

мы имена как эпитафию несём,

когда лежим под гробовым крестом.

но не засыпанные похвальбами тризны,

еще борясь, горя, смеясь – при жизни

мы имена свои несём как крест,

хотя как будто имена похожи,

но так невыносимо невозможно

в чужое имя хочется залесть.

казалось бы, чужие имена

попроще, чем родное злое имя,

но маломерят вдруг нам страшно сильно

иль их размер великоватый нам,

иль груз такой нередко неподъемен,

и ты к такому грузу не готов был,

и кажется лишь чудою тебе:

«как кто-то нес то имя на себе?»

этеменанке может и упал,

что он имён чужих не удержал.

и может в этом скрыт немой закон,

чем сломлен столпотворный вавилон.

ведь коли много у тебя имён,

то ты иль вор, или монах, или шпион:

все трое как разбойники живут:

скрываются от мира, бдят и ждут,

когда их всех отсюда заберут.

но даже будь ты безымянней всех,

то Бог тебе даст имя – Человек.

мама

– Отпустите меня! – Кричит тринадцатилетняя Вера. – Я не хочу к маме! Я лучше вернусь обратно туда, туда меня пустите!

– Да зачем же тебе туда, девочка? – Ошеломился оперативник – Там же бандиты, они тебе угрожали, продали бы тебя за три копейки, и пошла бы ты торговать собой, а платили бы не тебе.

– Нет! Бандиты меня все уважают и не обижают! А она меня…

– Ну что она тебя. Давай руку. Идём к маме.

Долго жалобно взывала Вера, надувая красные влажные щеки и шмурыгая носом, но тяжелая рука охранника справедливости оказалась неумолимой, она тянула и тянула маленькую детскую ладошку обратно к прародителям.

Мама с улыбкой встретила свое создание, даже прослезилась ради такого дела, охранник правопорядка так и давил на нее своим пристальным взглядом, будто он никогда не знал, что люди умеют моргать, и из-за этого у женщины даже задергался правый глаз, но она не потеряла самообладания и одержала победу над внезапным случаем, приняв благочестивый вид и говоря на самые благочестивые темы.

– Вы знаете, я ударилась в религию. Сегодня праздник Петра и Павла. Вот чудо! Вы принесли мне чудо! Я молилась! Она ушла без моего благословения, если б я ее успела благословить, то не было бы никакой беды! – Начала беседу женщина, будто под приходом некой благодатной силы, настолько великой силой и великим приходом, что у нее даже несколько затряслись запястья и слегка выпучились глаза.

– А. – Не терял кирпичную физиономию полицейский. – А вы больно ударились?

– Что? – Испугалась хозяйка.

– Ну, в религию, говорите, ударились. Больно было? Это шутка. – Кирпично продолжал полицейский, будто его отец и мать были кирпичами, и на его лице не промелькнуло и скользкой тени улыбки.

– А. Не, не больно. – Ничего не поняла мама, но немного изящно пару раз хихикнула, так как ее четко осведомили о наличии в контексте шутки.

Девочку Веру выдали, документы на нее просмотрели и везде расписались кто куда.

– Вот. – Говорит полицейский. – Наконец дома. А ты боялась, мама так распереживалась за тебя, в розыск подала. А если б не вернулась, представь, что бы было.

Вере трудно было говорить в этом доме, она молчала.

Через неделю труп маленькой Веры нашли в шкафу у правоверной матери-одиночки со следами рук мамы и наличием яда введенного в кровь.

песня работника хлебзавода

среди фанатиков идей,

среди убийц за славу

я жарю на грядущий день

себе немного сала.

средь перестрелок двух цитат:

нацистских и не очень,

стираю фартук, чтобы взять

на смену – он рабочий.

под лозунги пролетариата

за дело предков белое

иду спокойно я, ребята,

на производство хлеба.

и все вокруг всё гомонят,

что все они дворяне.

ну а у нас хлеба шумят —

не слышим, что сказали.

шумят хлеба, гудит конвеер,

обед в тринадцать с лишним.

и все мы твёрдо твёрдо верим:

наш показатель выше.

и, выполнив сегодня план,

шагаем вновь домой

и агитируем за то,

что завтра – выходной.

купеческий глас

нет, истинно добрым и мудрым сердцам

не дано понимать одного – подлеца.

вам скажет корыстный купеческий глас:

хорошим быть выгодней в тысячу раз.

но скептик подобно скупцу и скопцу

сомненья таит и к любви и к творцу,

расспросит меня: и в каком глупом сне

хороший купец померещился мне?

хватала меня за чело божья длань,

над миром вздымала и молвила: "взглянь."

повсюду над всем был я ветром носим,

и грешной земли мы касалися с ним.

мы с горной рекою лобзали пески.

мне мысли ее и родны и близки.

над манычем звонким, над волгой парил,

он дивно про голос мне тот говорил,

когда ж я витал над журчаньем донским,

то манычу вторили речьи брызги́.

глаза

ты знаешь, милые глаза,

я была не права, вы гроза,

вы пустыня, в вас холодно,

как в военной разведке.

я совсем не та птица, которая

любит человечьи руки и человечьи клетки,

вы наверняка ослепли и редко

видели правду, видели горе:

вы пустыня, вы поле,

а я ласточка, ласточка, мне бы вершины и скалы,

от маков и пыли я ваших устала,

в вас зыбко, как на войне ли, в аду ли

вы меня обманули.

вы меня обманули.

вы меня обманули.

ты знаешь, милые глаза,

в вас совсем нету неба,

леса

в вас упрятать никак нельзя.

и я бы, и я бы, и мне бы, и мне бы

от вас бы спрятаться.

да только вы итак ничего не видите,

и я в ваше поле зрения никогда не попадалась.

и может быть люди слепы точно так же, как их фемиды,

и поэтому справедливость

им только снилась

и только казалась,

ее выдумали

– как образ,

как привидение.

вы в нее влюблены были?

у меня для вас новость:

справедливости – не было.

вы в нее веровали?

психическое отклонение,

ваш мозг вас обманывал.

но почему вы не уверовали в милосердие?

не надо, не отвечайте, не надо.

разговор за кулисами

– а ты притворяйся, что ты всё знаешь, просто у тебя пауза, ты ж на сцене.

– а я не хочу. не хочу притворяться! да и кому оно надо! всем это надоело! они приходят домой, там муж врёт, жена изменяет, врёт, родители притворяются, что ничего не видели, что в супе нет кинзы, все притворяются. зрителю всё это неинтересно, он всё это каждый день видит! он приходит к нам, чтоб отвлечься от этого всего. мы должны показать ему что-то новое, то, чего в жизни не увидишь: настоящее. если раньше интересно было ходить в театр из-за того, что там носят маски, а в жизни нет, то теперь, когда все надели маски, в театр ходишь посмотреть на единственное место, где масок нет.

марш мёртвых

ты хотел сломать мне жизнь:

все мечты мои разрушить.

но тогда хоть как борись:

жизнь возьмешь – не тронешь душу.

и я мертвый встану в строй,

чтобы воевать с тобой —

подлостью и клеветой.

мертвые непобедимы

все идут в передовые,

за ближайших им друзей,

мертвым – раны веселей.

мёртвых, может, не бывает,

может, выдумал их кто.

потому что мы не знаем,

что мы умерли давно.

мы не хуже вас ратуем,

мы не тише вас поём.

мы по ветру маршируем,

под знамен не здешних звон.

женский голос

«И не оттого что вместе —Над неясностью заглавных! —Вы вздохнёте, наклонясь.»

Цветаева

здесь женский голос с хрупкой хрипотцой

шуршит, как осень, золотую песню.

и от нее не грустно и не весело,

здесь женский голос с хрупкой хрипотцой

шуршит, как осень, золотую песню.

и от нее не грустно и не весело,

и от нее жизнь кажется простой:

мне мальчиков не надо никаких,

ведь в этом есть великое искусство —

не подвергать свои пути распутству,

не подвергать страстям свой новый стих.

мне мальчиков не надо никаких,

мне больше ничего уже не надо:

ни очага тепла, ни рук родных услады,

ни их объятий, ни ребёнка их.

старик я, может быть, совсем утих,

и все мои желанья стали тише:

друзей не оставлять в дожди без крыши,

и от нее жизнь кажется простой:

мне мальчиков не надо никаких,

ведь в этом есть великое искусство —

не подвергать свои пути распутству,

не подвергать страстям свой новый стих.

мне мальчиков не надо никаких,

мне больше ничего уже не надо:

ни очага тепла, ни рук родных услады,

ни их объятий, ни ребёнка их.

старик я, может быть, совсем утих,

и все мои желанья стали тише:

друзей не оставлять в дожди без крыши,

и ничего не надо мне от них.

святогору 27.11.25

мы с тобой друг с другом поделились,

враг с врагом,

что у нас на сердце изморозь

и гром,

мы с тобою долго хвастались

всласть, всласть,

ах как выпады безжалостны у нас,

как друг друга мы наказывали

вкровь.

вот она, разнообразная,

любовь.

и с чужого адреса ты пишешь

мне,

но я почерк твой узнаю

везде.

нарушение клятвы гиппократа

так, клятва Гиппократа категорически запрещала врачам делать аборт. этот общепринятый нравственный закон медицины, которым руководствовались меди