Звёздная Кровь. Изгой IX

Я отложил Схемы и покрутил в руках пистолет «Дефендер». Защитник. Никаких изысков, никакой грации, простой и надёжный, как заступ могильщика. Достал и стреляй. Пять запасных магазинов по двадцать патронов и две картонные коробки по сотне. Рядом лежала ракетница. Боезапас – три заряда, с алой, синей и жёлтой маркировкой. Незаменимая штука, чтобы подать сигнал. Последний отчаяннный призыв, брошенный в равнодушные небеса.

Наше занятие было прервано тяжёлыми шагами по трапу. Появились Соболь и Ами. Они закончили допрос.

– Мы знаем, куда нужно лететь, – с ходу рубанул Соболь, без предисловий и экивоков. – Предлагаю прокатиться до родового гнезда ван дер Басов.

Я молча кивнул, ощущая, как внутри всё собирается в один тугой, холодный узел.

– Много их там?

– На обороне пять десятков дружинников, – ответила Ам’Нир’Юн, и я увидел, как хищно трепещут её ноздри, словно вдыхая запах грядущей крови. – И ещё две сотни челяди.

Пятьдесят бойцов. Не армия, но и не горстка оборванцев. Достаточно, чтобы устроить нам тёплый приём, если мы явимся с парадного входа.

– Тогда взлетаем, – сказал я. – И идём туда под всеми парусами.

– Что будем делать с дружинниками? – задала вопрос Ами, и в её голосе послышался холодный интерес хирурга перед предстоящей операции.

– Восходящих среди них нет. Отпустим, – пожал плечами я. – За «Золотым Дрейком» они всё равно не успеют, а значит, нашим планам никак не помешают. Таскать их за собой на борту – бессмысленная трата времени и ресурсов.

Соболь усмехнулся, и в этой усмешке было всё: и понимание моей холодной логики, и одобрение. Мы были солдатами, а не мясниками. По крайней мере, пока нас к этому не принуждали.

Раздались резкие, лишённые всякой человеческой теплоты команды. Они прорезали воздух над палубой, как удары бича. Палуба под ногами мелко задрожала, словно от озноба, и по всему корпусу пробежал низкий, вибрирующий гул. Словно крылья хищной птицы, тяжёлые стабилизаторы, пришли во взлётное положение.

Короткий, едва заметный толчок, отрывающий нас от поверхности. Корабль на мгновение замер, повиснув в нескольких метрах над выжженной землёй, словно собираясь с духом, а затем плавно, но с неумолимой мощью устремился ввысь. Место недавнего крушения и Фионтара, стремительно съёживалось, превращаясь в неряшливую рану на сером теле Кровавой Пустоши. Вот уже и искорёженная капсула стала похожа на брошенную игрушку, а дружинники, собравшиеся вокруг своего Восходящего – на рассыпанные спички. Ещё несколько минут – и всё это скрылось, растворилось, ушло в небытие, как и не было.

Корабль поднимался всё выше и выше, пронзая равнодушные лиловые небеса, не обещавшие ни спасения, ни надежды. Небо было пустым, холодным и бесконечно чужим. В его бездонной глубине наш «Золотой Дрейк» казался не более чем пылинкой, влекомой ветрами.

Следующая остановка – замок ван дер Басов.

394.

Внизу, под килем нашего воздушного парусника, привольно раскинулась долина – неправдоподобный, почти наглый шрам сочной зелени на сером, словно изъеденном проказой теле Кровавой Пустоши. Река Исс, извиваясь в глубине ущелья, блестела под тусклым светом Ока Вечности, точно ртутная змея, а по её берегам, словно испуганные дети, жались друг к другу изумрудные поля и тёмные вековые рощи. Это был мир почти нормальный. Почти. Потому что всю эту обманчивую, пасторальную картину венчала цитадель, и венчала так, как венец из гвоздей венчает голову мученика. Замок «Девять Башен» короновал вершину одинокого пика, подобно гнилому клыку в челюсти мёртвого великана. Он не украшал пейзаж. Он властвовал над ним. Он доминировал. Он угнетал, демонстрируя всей долине кто здесь собирает дань.

Я стоял на капитанском мостике, вглядываясь в эти укрепления цвета янтаря. Ветер, ворвавшийся в открытую рубку, трепал расстёгнутые полы моего френча и ворот рубахи, но я его не замечал. Мой взгляд был прикован к этому каменному чудовищу. Восемьсот метров отвесной скалы. Единственная дорога, вьющаяся по склону узким, коварным серпантином, – идеальная позиция для стрелков, настоящий тир. Любой безумец, решившийся на штурм с земли, не прошёл бы и трети пути, прежде чем превратился бы в кровавое месиво на камнях. Крепость ван дер Басов была не просто крепостью, нет, – она была материализовавшимся параноидальным произведением гения фортификации, памятником страху и жестокости.

Но меня волновали не стены, не башни и не бойницы. Меня волновали те, кто томился за ними. Мои легионеры. Люди из отряда, носившего гордое и нелепое имя «Дохлые Единороги». В тот миг я отчётливо, до боли в висках, видел их лица. Я помнил смех рыжего весельчака Гарри, который перед атакой на ургов, выскочил на бруствер и, хохоча, тряс перед вражескими рядами своим мужским хозяйством, а после показал им голый зад. Помнил сурового, немногословного Брогана, который чистил свою револьверную винтовку с такой нежностью, с какой иной любовник ласкает свою возлюбленную. Я помнил их всех. Кого-то лучше, кого-то хуже, но всех до единого. Они все однажды доверились мне. Они шли за мной в огонь боя и на абордаж вражеских кораблей. И теперь они гнили в сырых казематах этого выродка, этого ублюдка ван дер Баса, ожидая децимации, которую никто из них не заслужил.

Децимация. Это не просто смерть. Это было нечто худшее. Это было уничтожение духа, ритуальное попрание боевого братства, превращение воинов в запачканных кровью палачей. Я не мог этого допустить. Это был уже не вопрос тактики или стратегии. Это был вопрос чести. Вопрос того, имею ли я вообще право дышать этим воздухом, пока они там, внизу, ждут своей позорной смерти. Мой долг был там, за этими неприступными стенами. Мой кровный долг.

– Красиво, не правда ли? – тихий и мелодичный голос Ами вырвал меня из мрачного оцепенения.

Она подошла и встала рядом со мной как тень. Её тёмно-серая кожа казалась почти чёрной в резких тенях от парусов, а её чуть раскосые агатовые глаза задумчиво, без всякого выражения, смотрели на замок. В этом взгляде не было ни страха, ни ненависти, лишь древняя, вселенская печаль.

– Когда-то это место называлось иначе, – продолжила она так же тихо. – Это была резиденция Ханов Долины. Моих предков.

Я медленно повернул голову и посмотрел на степнячку. Её слова повисли в воздухе мостика, тяжёлые, как надгробные плиты. В них не было ни капли горечи, ни обиды, только сухая, бесстрастная констатация факта, словно она зачитывала страницу из древней исторической хроники.

– Что случилось? – спросил я, хотя и догадывался об ответе.

В Единстве многие истории имели похожий, кровавый конец.

– Война… – она произнесла это слово так, будто говорила о погоде или о смене времён года.

Фатальная бесстрастная неизбежность. Она равнодушно пожала плечами, и в этом простом жесте была вся философия Единства и Восхождения.

– Что же ещё случается в Единстве? Была битва с аркадонцами. Мы проиграли. Ван дер Басы получили замок через несколько поколений за какие-то заслуги. А мой народ был вытеснен отсюда, изгнан, как стая шелудивых мабланов, на Великие Соляные Равнины. Мы стали пастухами кархов. Мы приспособились к миру без света, к вечной, подползающей из Земель Тьмы, к угрозе. Мы выжили.

Она говорила о своём народе, и я видел его отражение в ней. Суровые, гордые потомки древней расы Кел, смешавшиеся с другими народами, но сохранившие в своей крови характерные черты предков. Об этом красноречиво говорили чуть заострённые уши, вытянутые, почти нечеловечески грациозные пропорции тела. Её волосы цвета воронова крыла, были собраны в одну тугую тяжёлую косу, и в самой её неподвижности, в том, как она стояла не шелохнувшись, на ветру, была сила, выкованная в безжалостных печах Соляных Равнин.

– Народ Великих Равнин… Они едины? – спросил я, хотя уже понимал всю тщетность этого вопроса в расколотом на мириады осколков Единстве.

Она снова пожала плечами, и в её голосе, когда она продолжила, зазвенели стальные, отчётливые нотки.

– Мы не единый этнос. Мы – сообщество тайпов, или кланов, как сказали бы вы. У каждого свои традиции, свои законы, свои кровные обиды. Но мы помним, кто мы. Мы потомки тех, кто отказался уйти в Вечность вместе с остальными Кел, когда мир трещал по швам. Женщины у нас славятся красотой, но ещё больше – скверным характером…

Тонкие губы тронула кривая, хищная усмешка.

– Потому что мы сами выбираем себе мужей. И ни одна дочь степей не остановит свой выбор на том, кто не достоин держать стремя её карха.