Февраль, 24-е

– Может, соберёшь каких-нибудь своих подружек, сходите в наш ресторан – отпразднуете?

– Угу. Можно.

«Их» ресторан был, конечно, совсем не их – просто место в центре, где родители любили что-нибудь «праздновать», похожее на ночной клуб двадцать лет назад: томный полумрак, неоновая подсветка, громкая музыка. Вот уж куда Нина не стала бы никого приглашать, даже если б было кого.

– Мы тут с твоей мамой посовещались…

Вот оно что. Начинается. Отец откашлялся, Нина заметила краем глаза, как мама выпрямилась за столом и сцепила руки: похоже, совещание шло не на жизнь, а на смерть – и она уже догадывалась, по какому поводу.

И точно:

– Ты поедешь учиться к англикосам – это дело решённое. И я хочу, чтобы потом ты вернулась жить и работать сюда, в Россию.

– Коля!.. – заикнулась было мама, но отец отмахнулся:

– Не с тобой говорят.

Нина молчала и только внимательно изучала курятину у себя в тарелке – вазы на полу – дурацкую встроенную подсветку на потолке – соседний корпус дома за окном. В этой квартире вообще не было окон, которые не упирались бы в чьи-нибудь ещё окна. Нине было тяжело и тоскливо, ей всегда становилось очень тоскливо, когда начиналось вот это вот всё…

– И чтобы, когда ты вернёшься – заткнись, я сказал! – чтобы, когда ты вернёшься, тебе было, так сказать, с чего начинать, я решил купить тебе квартиру.

Нина вежливо вскинула брови, по-прежнему глядя куда-то мимо.

– Вот как?

Мама сидела за столом с таким лицом, словно ей только что влепили пощёчину.

– На меня смотри. Да. Мне уже подыскали хороший вариант, недалеко от нас, новый дом, хорошая отделка, под детскую есть комната – можно хоть сейчас заселяться и жить. Когда пойдём смотреть?

С десерта Нина сбежала, от тоскливого ужаса плохо чувствуя ноги, руки и голову – и вообще всё. В коридоре её догнала мама и больно ухватила за локоть.

– Не слушай его, – зашипела она. – То есть тебе не обязательно прям действительно его слушать, понимаешь? Не надо тебе никуда возвращаться. Квартира – это пригодится, конечно, от неё не отказывайся, а когда уедешь в Англию, найдёшь там… кого-нибудь. Тот мальчик, ты рассказывала, сын лорда – как его там?

– Господи, мам… – сказала Нина, пытаясь выдернуть локоть из её колючих пальцев. – Это какой-то приятель Роуз, я его видела-то один раз, и я не собираюсь ничего такого…

– А может, соберёшься уже хоть что-нибудь? Выйдешь там замуж, детей родишь и будешь жить счастливо. Подумай!

А потом он, чего доброго, будет за столом при этих детях говорить мне: «Заткнись!» – подумала Нина, всё-таки вырываясь и убегая в комнату.

Там была тишина, пахло пылью, неподвижны были тени от кактусов на занавеске и светло-розовой стене. Марья стояла на своём любимом месте возле окна и разглядывала покрытые цветными бабочками руки.

– Отгадай загадку, – сказала ей Нина, ватными пальцами закрывая за собой дверь. – Пойдёшь направо – порадуешь папу: примешь квартиру в подарок, в ножки поклонишься, будешь жить там, работать, где скажут. Замуж выйдешь, когда надо и за кого надо, и будешь каждый день радоваться и благодарить папеньку за счастливую жизнь. Пойдёшь налево – угодишь маме: полетишь в Англию, получишь там бессмысленный диплом, останешься навсегда и, по её примеру, захомутаешь себе мужика с кошельком, будешь из него деньги тянуть, а он о тебя будет ноги вытирать. Куда пойти?

– Простая загадка, – немедленно отозвалась Марья. – Идите прямо, да никуда не сворачивайте.

Нина прошла прямо к окну, походила вдоль него взад-вперёд, привалилась к подоконнику, закинув одну из своих чёрных ног на батарею и наконец пристально взглянула на Марью: на её серебристую голову и лебединый поворот шеи, на потревоженную занавеску за ней. Быть может, она была права? Под этим углом из окна не было видно никаких чужих корпусов, и одну его половину занимало небо, а другую – золотая зелень внизу, в ней виднелись жёлтые стены и двускатные железные крыши других домов на Таганке, таких маленьких с высоты двадцатого этажа, и от этих крыш тянулись подсвеченные солнцем антенны и провода – золотая паутина, и Нина сказала:

– Марья, помнишь, я тебе как-то говорила про Юнь? Я её сегодня встретила: она ищет мастерскую. Так вот, напиши ей, пожалуйста: «Привет, это Нина, давай искать мастерскую вместе». И проверь, не ответила ли там что-нибудь Роуз – ей мне тоже будет что рассказать.

И до февраля было ещё так далеко, и никто из них ещё не знал, что ждёт их, что станется с ними, и солнце ещё вставало и садилось, и дул ветер – нёс сухие листья, нёс перемены – к худу или к добру?