Путникам в Россию

Раз даже мать его, Дора Львовна, ходила к ней с валерьяновыми каплями (и потом долго пахло эфиром, противным для Рафы запахом). А мать как бы про себя сказала:

– Что же удивительного, что одинокую девушку доводят до такого…

Может быть, и сейчас Капа несколько взволновалась. Может быть, под закрытыми веками и выступило на ресницах несколько слезинок – но болезнь отупляла: просто давила сумрачною дланью.

И когда вошла Людмила, в комнате было очень тихо: Рафа рисовал, Капа лежала на спине, всё тот же бледный день осенний лился из окна – иногда с гудком автомобиля, с дальним, раздирательным трамваем.

– Видишь, как я живо…

Людмила быстро села. В самом ее вхождении, в том, как закинула ногу на ногу, скрипнув шелком чулок, в худощавом, тонко сделанном лице, в лодочке на голове и манере снимать перчатки с раструбами, в струйке духов было именно то, что с великим совершенством впитывают русские: не узнаешь на улице, Москва или авеню Монтень.

Капа встрепенулась:

– Спасибо, что зашла.

Рафа, сидя у себя за столиком, побалтывая ногами, смотрел на Людмилу ласково и улыбался. Она обратила на него внимание:

– Это ты мне звонил?

Рафа встал и подошел. Застенчивая, нежная улыбка была на его лице.

– Я. – Он смотрел на нее почти с восхищением. – Можно вам сказать одну вещь?

– Ну-ну…

– Вы очень красивая. И хорошо одеты. Я люблю, чтобы были такие изящные чулочки.

Людмила улыбнулась холодноватыми своими синими глазами – но не очень: чтобы морщинки не набегали.

– Капитолина, смотри ты, какого кавалера себе завела…

– Это мой сосед.

– Ну конечно, здесь, в русском доме, всё у вас особенное… Записки на дверях приколоты, ключи торчат… и поклонники десятилетние.

В потолок сверху постучали.

– Генерал меня зовет, – сказал Рафа. – Я обещал ему помочь чистить яблоки для варенья.

Людмила взяла его за ухо:

– Что ж поделать, господин Дон Жуан. Обещал, так иди.

Рафа попрощался с ней, потом подошел к Капе, поцеловал в лоб и шепнул:

– А что это – Дон Жуан?

– Который красивых любит, – так же тихо ответила Капа.

Когда он ушел, Людмила встала и прошлась.

– Реже приходится видеться, я как будто от тебя и отстала.

– Спасибо, что приехала.

– Ну, это что ж, пустяки… Да, я давно тут не была… бедно всё-таки ты живешь. Комнатка маленькая, и обстановка…

– Это ничего.

– Знаю. Всё-таки с деньгами лучше. Капа закурила:

– Ты немножко снобкой стала у себя там в кутюре. – Она улыбнулась.

– Нет, не снобка, но хорошую жизнь люблю, это верно.

– Зарабатываешь по-прежнему?

– Да. Теперь я première vendeuse[12]. На процентах. Тоже надо умеючи. Убедить клиентку, доказать ей, чтобы купила…

– Людмила, пойди сюда… – Капа взяла ее за руку. – Я рада, что ты пришла. Бодрая такая…

– Уж там бодрая или не бодрая, веселая или не веселая, а кручусь. Иначе нельзя. Не люблю задумываться, останавливаться.

Начнешь думать – ничего хорошего не надумаешь. Лучше просто делать. Жить так жить. И возможно лучше.

– А я тебе еще в Константинополе надоедала…

– Что́ там надоедала! Какая есть, такой и всегда будешь. Помнишь, ты больная тоже лежала, а я в ресторане место потеряла, и мы голодали. Ты еще мне предложила: свяжемся вместе – и в Босфор.

– Мне тогда умереть хотелось… и я думала, что нам выхода, правда нет…

– Ах, чего этими кошмарами заниматься. Хорошо, что мы с тобой еще девками не сделались… Рада бы была, если бы старый мерзавец турок, который меня за две лиры купить собирался, глотнул этого Босфора!

Людмила встала, прошлась, подошла к окну:

– Садик, каштаны, довольно мило. – Она стала внимательней всматриваться: – Постой, этот павильон фасадом в переулок выходит?

Капа подтвердила.

– Ну разумеется, так и есть: я на днях здесь была, только ход с переулка, в этом самом домике. Там старички-французы живут?

– Да. И еще шляпница русская. Ты что же… шляпу заказывала?

– Нет, милая моя, я была у нового жильца, у нашего прежнего с тобой приятеля, Анатолия Иваныча. Ты разве не знаешь, что он тут поселился?

Капа слегка побледнела:

– Нет, не знаю.

– Да, ну уж все эти ваши сложности и туманности… Не в моем характере.

– Никаких сложностей. Я с Анатолием Иванычем давно не встречаюсь… и ничего нет удивительного… ничего удивительного, что не знаю.

Людмила заметила знакомые глухие нотки в голосе Капы – признак, что та начинает сердиться.

– Здесь кругом сколько угодно русских. Войди в метро, в синема… русский квартал… ничего нет удивительного, что Анатолий Иваныч нанял комнату в доме рядом с моим.

– Конечно, ничего.

Капа сумрачно помолчала:

– Ты зачем у него была?

– Написал. Просил зайти. Я нисколько и не сомневалась. Деньги. Он в большой нужде – естественно. Но такой же прожектер и фантазер… Ах, раздражают меня эти авантюристы…

– Он не авантюрист. Ну, а фантазер…

– Ты за него горой по обыкновению.

– Я хочу быть только справедливой, – сухо ответила Капа. – Он мне ни сват ни брат. Я не имею к нему никакого отношения.

– И слава Богу. Пора. Сейчас-то ему, разумеется, туго. Одним кофе питается. Хозяевам задолжает так же, как и в предыдущем отеле. Но теперь, оказывается, у него вексель: три тысячи! Он у меня и собирался их достать.

– Ты не дала.

– Во-первых, у меня нет. Второе: если бы и были, ни за что бы не дала. Пятьдесят франков – et c’est tout[13]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Зайцев Б. К. Собр. соч. Т. 9. М., 2000. С. 325. Далее в тексте приводятся ссылки на издание: Зайцев Б. К. Собр. соч.: В 11 т. М.: Русская книга, 1999–2001, с указанием номера тома и страниц.

2

См.: Струве Г. П. Русская литература в изгнании. Опыт исторического обзора зарубежной литературы. Нью-Йорк, 1956. С. 263.

3

Адамович Г. В. Одиночество и свобода. Нью-Йорк, 1955. С. 206, 207.

4

См.: Цетлин М. О. Борис Зайцев «Дом в Пас-си» // Современные записки. Париж, 1935. № 59. С. 475.

5

Заря России. 1918. 22 мая. № 26. С. 3.

6

Заря России. 1918. 23 мая. № 27. С. 3.

7

Современные записки. 1930. № 41. С. 541.

8

Русская мысль. 1998. 24–30 сентября. С. 16.

9

Словарь встречающихся в романе транслитераций французских слов см. в комментариях на с. 709–711.

10

Прачка (фр.).

11

Хорошо воспитанный русский (фр.).

12

Первая продавщица (фр.).

13

Вот и всё (фр.).

Комментарии

1

Зайцев Б. К. Дом в Пасси: Роман. Берлин: Парабола, 1935.

Несколько глав из романа публиковались в газете «Возрождение» (1932, 14 февраля, 14 августа, 13 ноября; 1933, 1 января), затем журнальный (сокращенный) вариант напечатан в «Современных записках» (1933. № 51–54). Окончательно работа над произведением завершена, согласно указанной в нем дате, 9 декабря 1933 г. Отдельным изданием роман вышел в берлинском издательстве «Парабола» в 1935 г. В 1950 г. издан в Милане на итальянском языке.

Как и другие произведения Зайцева, роман носит черты автобиографичности. Дочь писателя, Н. Б. Зайцева-Соллогуб, вспоминает: «В 1926 году мы переехали на другую квартиру (11, rue Claude Lorrain), где весь дом был населен русскими… Среди жильцов был и художник, и шофер такси, и портниха» (Зайцева-Соллогуб Н. Б. Я вспоминаю…: Устные рассказы. М., 1998. С. 20). В этом доме, расположенном в парижском квартале Пасси, Зайцев прожил до 1932 г. и запечатлел на страницах книги его облик и быт его обитателей.

Прототипом описанного в романе монастыря-приюта послужила женская обитель «Нечаянная радость» (бывшее аббатство Сен-Жермер-де-Фли). В монастыре жила и учила детей сестра писателя, Т. Буйневич, и в годы написания романа (1931–1933) Зайцевы неоднократно бывали в обители.

Жизнь приюта для мальчиков Зайцев мог наблюдать в Общежитии для русских мальчиков в предместье Парижа, Шавиле, открытом в 1926 г. Зайцев принимал деятельное участие в создании этого общежития. Он занимал должность товарища председателя в Комитете, созданном Попечительством о русских детях во Франции для организации общежития (первым председателем Комитета был граф М. Н. Граббе, вторым – профессор Н. К. Кульман). В воззвании русских писателей, ученых, артистов и художников от 8 мая 1926 г., подписанном в числе прочих и Б. Зайцевым, говорилось: «Воспитать русских детей в духе русской культуры – это главнейшее дело русской эмиграции, рассеянной по всем странам» (Колос. Русские писатели русскому юношеству. Изд. Общежития для русских мальчиков в Шавиле, 1928. С. 9).

По словам Б. Зайцева, прототипом о. Мельхиседека послужил афонский монах архимандрит Кирик (см.: Шиляева А. Борис Зайцев и его беллетризованные биографии. Нью-Йорк, 1971. С. 52).