Самосожжение

– Как сильно?

– Настолько, что готов пойти на все.

Она делает еще один шаг, сокращая расстояние.

– А ради меня? На что ты готов пойти ради меня? – она смотрит на меня своими пронзительными голубыми глазами. Неотрывно. Выжидающе.

Черт возьми, она еще спрашивает? Она уже должна знать ответ.

– Ради тебя я готов умереть, – заявляю твердо.

Это вовсе не романтическое признание чувств. Те эмоции, которые я испытываю к ней, несравнимы с обычной влюбленностью. Они значительно мощнее, серьезнее, проникновеннее. Эти чувства – вся моя жизнь.

Опять вижу в ее глазах тот самый оттенок грусти, который раздражал меня весь сегодняшний день. На ее лице появляется слабая улыбка. Такая же, как и ее глаза.

– Тогда умри.

Как только она произносит эти слова, я ощущаю острую боль в области живота. Непонимание охватывает меня, пока мой взгляд не падает ниже. В ее ладони оказывается нож, чье лезвие буквально секунду назад вонзилось в мое тело. Резкая боль мгновенно охватывает каждую клеточку моего организма. Белая ткань рубашки стремительно окрашивается кровью, расширяя алое пятно с каждой секундой.

Я вновь возвращаю взгляд вверх. Она наблюдает за мной. Все тот же взгляд. Я хочу сказать хоть слово, но язык отказывается подчиняться. Кажется, каждая мышца тела скована невидимой цепью.

– Клинок обработан паралитическим веществом. Следующие шестьдесят минут твои мышцы будут неподвижны. Прости, Эзра, – она отступает на шаг и вытаскивает лезвие.

Я тяжело оседаю на колени, отчаянно зажимая рукой открытую рану, тщетно пытаясь удержать льющуюся кровь. Несмотря на происходящее, мои глаза остаются прикованными к ней – девушке, только что лишившей меня жизни.

Последний раз взглянув на меня, она поворачивается и исчезает среди конструкций вентиляции.

Веки тяжелеют, глаза постепенно смыкаются, хотя разум еще пытается сопротивляться.

Слышу голос. Знакомый, но не ее.

Медленно открываю глаза и сталкиваюсь взглядом с Крисом. Он отшатывается от меня. В его глазах будто помутнение, но я уже не знаю, насколько то, что я вижу правда.

После этого я уже не могу ничего разглядеть. Мир становится туманным, образы нечеткими. Лишь чувствую, как ко мне прикасаются чьи-то руки. Они касаются раны, нажимают на нее, вызывая горящую, яркую вспышку боли.

– Ты говорил, что сможешь спасти его. Давай же, черт возьми, делай что обещал.

Звучит другой голос, слабый и напряженный, готовый сорваться на крик. Похожий на голос моей женщины. Моей дьяволицы. Такой близкий и родной, но одновременно далекий.

Только это не может быть она…

Она уничтожила меня. Как и говорила, она никогда не была игрушкой в моей руках. Это я был. Очередной пешкой, которую она выбросила. Я готов был сломать ради нее весь мир. Встать перед огнем, как стена.

Но она сломала меня.

Моя дьяволица…

Мой личный ад…

Глава 41. Серена

«Четыре дня назад, в казино.

– Готов к разговору?– облокотившись спиной о холодную кирпичную кладку стены, достаю пачку сигарет и закуриваю.

Адам смотрит исподлобья, едва заметно напрягаясь.

– Я знаю тебя… Ты Серена Морроне…

– Тогда ты понимаешь, на что я способна, – медленно выпускаю дым, ощущая горьковатый привкус никотина.

– Ты всего лишь женщина… – рявкает он резко, почти выплевывая слова вместе с каплями крови, застывающей на моем кроссовке.

Мои губы расползаются в легкой улыбке.

Конечно, никто пока всерьез не воспринимал мою кандидатуру на роль главы Морроне. Но именно так и должно было случиться. Пока аукцион не начался, в их глазах я должна была выглядеть беспомощной наследницей, чья единственная цель – остаться незамеченной. Лишь тогда все пойдет точно по моему плану.

Лиам делает резкий шаг в сторону связанного и стоящего на коленях перед нами Адама Меттью. Легким движением руки приказываю ему остановиться.

– Знаете, какая ваша главная слабость? – делая шаг ближе к Меттью, присаживаюсь прямо перед ним, чуть наклонив голову вбок. – Вы панически боитесь только высокопоставленных ублюдков и толстосумов, швыряющих деньги направо и налево. А вот тех, кто держит оружие и действует тихо, предпочитаете игнорировать.

Поднося зажженную тонкую сигарету ко рту, медленно тянусь ею к лицу пленника. Его взгляд мгновенно наполняется страхом. Животным. Первобытным. Чувствуя, как он начинает пятиться назад, свободной рукой крепко сжимаю его подбородок, приближая лицо вплотную к своему.

– Вот тебе малоизвестный факт: самая тонкая часть кожи на человеческом теле – это веки. Затем идут губы, – очерчиваю окурком контур его лица. – Но мы же не хотим, чтобы на твоем лице остался шрам, не так ли?

Я опускаю руку ниже, к изгибу шеи и, найдя там точку, где проходит сонная артерия, совсем рядом с ней прижимаю окурок к теплой дрожащей плоти. Адам кричит. Громко. Резко. Я же неотрывно смотрю в его глаза. В их уголках начинают собираться слезы.

Какой же он слабак. Всегда убегающий первый с тонущего корабля. Остается только удивляться, как он вообще дожил до сегодняшнего дня.

– Мой наставник как-то сказал мне, что самое страшное – забрать первую жизнь. Но когда понимаешь, что это повторится, а это всегда повторяется, то становится легче. Думаю, я смирилась с этим еще, м-м…– я бросаю короткий взгляд на Ника, задумчиво покусывая губу. – Может, лет восемь назад?.. Давно уже потеряла счет времени. Даже не знаю, как поступить с тобой. Я уже многое перепробовала. И с каждом разом хочется чего-то нового. Более изощренного.

Наклоняюсь немного ниже, глядя ему прямо в глаза. Страх в них лишь усилился. Я чувствую его. Каждой чертовой клеточкой моего тела. Он добыча. И он это понимает.

По его щекам стекают слезы – неровные струйки слезливой жидкости оставляют на них мокрые следы.

– Ч-чего ты хочешь? – голос у него дрожит, срывается на фальцет.

И пусть это мелочь, но мне приятно видеть его таким напуганным.

Однако сейчас пришло время отклониться от сценария. Я делаю полуоборот головы и смотрю за спину на Ника и Лиама, расположившихся по обе стороны от двери.

– Всем покинуть помещение, – командую коротко, но мои парни остаются неподвижны. – Немедленно!

Они послушно отступают, быстро скрываясь за дверью. Наконец, комната опустела, и я возвращаюсь взглядом к пленнику.

– Завтра, ровно в шесть вечера и двадцать три минуты ты должен вывести Криса Блоссома на крышу здания, в котором у него будет проходить вечеринка. Он будет под воздействиями наркотиков, поэтому легко последует за тобой.

– Откуда вы…

– Это не важно. Скажешь, что отец хочет сообщить ему о передаче места генерального директора. И как только вы подойдете, дай ему в руки вот этот нож, – протягиваю ему заранее заготовленный клинок. – Главное, используй перчатки. Иначе в тюрьму сядешь не Блоссом, а ты.

– Я п-понял, – он лихорадочно кивает головой.

– Хорошо. Когда Крис выйдет на крышу, скажи ему, что он убил Эзру. Скажи, что защитишь его, но Крису придется слушаться всех твоих указаний. Ты понял?

– Да! Да, я все понял!

– Хорошо, – выпрямляюсь во весь рост. – Выполнишь задание, и получишь обратно ту сумму, что проиграл сегодня.

Договорившись, спокойно покидаю комнату. За пределами кабинета рядом с дверью находятся Лиам и Ник. Оба насторожены и внимательно наблюдают за мной.

– План поменялся. Завтра ровно в семь часов вечера встретимся у входа в отель «Леон Карлтон». Про это дело знают только мы трое плюс Джулл.

– А как же Эзра? – Ник заинтересованно поднимает бровь.

– С ним сама разберусь._____

Я сижу в нашем кабинете, уставившись на расставленные фигуры на шахматной доске. Каждый элемент находится там, куда изначально предназначался. Гамбит произошел три дня назад. Пришло время выводить очередную фигуру из игры.

Я поднимаю руку и тяну ее к стоящему в самом центре черному офицеру. Королева, преграждающая ему путь, наконец готова сделать свой ход. Одно легкое движение руки, и черная фигура с глухим стуком падает на доску.

Внезапно скрипнула дверь. Оглядываюсь: в кабинет входит Ник. Наши взгляды тут же встречаются. В этих глазах нет привычного узнавания. На меня смотрят, как на незнакомку. Чужака. Точно так же, как смотрел на меня он. Так же, как смотрят все последние три дня.

– Все готово, – произносит негромко, застывая неподвижно в проеме двери.

Встаю из-за стола, мельком поглядывая на второй охотничий нож, аккуратно положенный рядом с шахматной доской. На его лезвии до сих пор осталась засохшая кровь. Его кровь.

Второй такой сейчас лежит в полицейском участке.

Нужно избавиться от него.

Позже…

Отвернувшись, выхожу из комнаты. Ник молча следует за мной. Он хочет спросить, но не может. Никто из них ничего не спрашивает. Даже Джулл, которую обычно не заткнуть.

Мы проходим по коридору, ведущему в главный дом. Подходя ближе к гостиной, отчетливо слышу громкий гул телевизора. Экстренные новости, показанные в самый подходящий момент.

– Сегодня вечером состоялась поминальная служба по младшему сыну Гилберта Блоссома. Сам глава крупной корпорации, а также старший сын Эдвард провели целый день, принимая многочисленные соболезнования. Средний сын, Кристофер Блоссом, объявлен главным подозреваемым в убийстве брата. Следователи нашли орудие преступления. Охотничий нож, на котором обнаружены отпечатки пальцев…

Голос ведущего прерывается, едва мы успеваем выйти из просторного зала и окунуться в тишину леса. Тропинка ведет далеко вглубь территории, принадлежащей Морроне. Идем молча, сохраняя тишину.

– Он спра…

– Меня это совершенно не интересует, – резко обрываю его.

Ник покорно умолкает. Мы продолжаем идти. Передвигаюсь уверенно, стараясь сохранять спокойствие.

Не реагирую. Не могу.

Просто не знаю, как им объяснить это ужасное ощущение, когда ты полностью онемевшая и одновременно переполненная всевозможными чувствами.

Они не смогут этого понять. Никто не сможет.

Отметив пройденные три километра пути, оказываемся у подножия небольшого холма, за старым деревом. Рядом располагается старая хижина, внешне ничем не примечательная. Однако мое внимание привлекает нечто другое – металлический люк, скрытый под полом, выглядящий как простой погреб.

Открыв крышку, спускаемся по лестнице в самую глубь. Оказавшись внизу, попадаем в узкий подземный коридор сплошь из бетонных блоков. В конце две двери: одна массивная металлическая, другая – простая деревянная. Наша цель – последняя.

Войдя внутрь, вижу Джулл, сидящую за маленьким деревянным столом. Ее взгляд скользнул по моим глазам, после чего девушка вернулась к экранам, занимающим практически всю стену помещения. На четырех из них отображаются записи камер наблюдения, настроенных на ночной режим съемки. Пятый монитор показывает метеорологические показатели температуры и влажности воздуха. Последний фиксирует данные с миниатюрного сенсора, имплантированного в организм.

– Как он? – останавливаюсь около стула Джулл, рассматривая на экране камеру, где перемещается смутная оранжевая фигура.

– Проснулся около двадцати минут назад. Адреналин буквально бьет ключом, пульс зашкаливает, – пауза длится недолго. – Уже начал громко звать на помощь.

– Включи звук.

Джулл незамедлительно включает аудиосвязь, слегка увеличивая громкость.

– Выпустите меня отсюда немедленно! Кто-нибудь! Меня зовут Кристофер Блоссом, мой отец – Гилберт Блоссом! Заплатит любые деньги за мою свободу! Включите хотя бы свет, прошу вас!

– Выключай, – коротко распоряжаюсь.

– Может, стоит включить освещение? – ее голос напряжен.

Джулл осторожно смотрит на меня снизу вверх, сидя на вращающемся кресле.

– Нет. Тогда не будет нужного эффекта. Вскоре прибудут дежурные охранники – Джейк и Джордж. Работать будут посменно. Дашь им точные инструкции: никаких контактов с пленником лично, пищу передавать исключительно ночью, когда он погружен в глубокий сон. Посторонние звуки запрещены, – продолжаю пристально наблюдать за изображением на экране. – Они все и так знают, но лишнем напомнить не будет.

Смотря на Джулл, ожидаю ее реакции.

Она лишь молча кивает. Тишина. Ее взгляд бегающий. Джулл смотрит куда угодно, только не на меня. Как будто она боится. Но это не так. Если бы она боялась, то ее всю трясло бы. Я уже видела ее реакции, поэтому уверена.

Она испытывает другие эмоции. Они отличаются. Ее глаза красные, готовые вот-вот пролить слезы. В них жалость, смешанная с грустью. Последние три дня у всей команды взгляд, как у побитых щенков. Как будто все в этом доме с ума посходили.

Отвратительное чувство. Лучше бы я этого не замечала.

– Я пойду, – говорю тихо, стремясь быстрее уйти оттуда.

Быстрым шагом направляюсь к выходу, преодолевая лестницу и выбираясь наружу. Стоя на поверхности, глубоко втягиваю воздух.

Они все видели. Они все знают.

Внутри разрывает невыносимая боль, подобная расколотым клавишам пианино, неспособным воспроизвести мелодию. Голова гудит от непреходящей тишины, парализующей сознание. Дышать все тяжелее, ноги еле держат равновесие.

Я нахожусь на грани, которую невозможно переступить. Скитаюсь, словно тень в этом проклятом мире. Разбитая. Уничтоженная. Полностью сломленная.

Лучше бы я не вспоминала.

Глава 42. Рейк

Стою на парковочной площадке резиденции, заканчивая прослушивать последние сводки новостей, транслируемые всеми телевизионными каналами подряд.

-Сегодня утром полиция обнаружила исчезнувшего второго сына директора корпорации «B.S.Corporations», Криса Блоссома, спустя ровно месяц после объявления его в федеральный розыск. Прокуратура сообщила, что опрос задержанного оказался невозможен ввиду выявленных признаков серьезного психического расстройства.

Заканчивая слушать новость, заглушаю двигатель автомобиля и быстро выскакиваю из салона. Направляюсь не к основному зданию, а сворачиваю в сторону тропинки, ведущей вдоль сада к старому амбару.

Приближаясь к нему, слышу ритмичные хлопки боксерских перчаток по груше. Останавливаюсь у входа, всматриваясь в происходящее. Фигура Серены мерцает от капель пота, выступившего на коже. Кажется, она даже не заметила мое появление. Продолжает колотить мешок быстрыми ударами. Каждое движение идеально рассчитано, каждое попадание точное и четкое.

Серена знала цену стойкости. Шла на встречу страху, не отводя взгляда. Хранила молчание, заглушая внутренний крик боли. Продолжала улыбаться, когда мир вокруг трещал по швам.

Ее сила – не в оружии и власти. Она в ее умении держаться, когда рушится все. Когда рушится она сама. В том, чтобы надеть на себя маску и посмотреть так, как будто ничего не случилось.

Спокойна внутри, но разрушенная внутри. Настоящая буря, сметающая все на своем пути. Она не верит в искупление, не верит в идеальную чистоту. Судьбы для нее не существует и в помине. Лишь холодный расчет, нацеленный на защиту того малого, что у нее осталось.

Она не верит в правосудие, но верит в возмездие. Свято. Непреклонно.

Она гениальна, искусна, но, черт возьми, даже она не всемогуща.

Чем дольше продолжается эта игра, тем глубже растет пропасть внутри нее самой. Однажды наступит момент, когда она сама сожжет себя дотла.

И тогда даже люди, которые остаются рядом с ней, несмотря на кровавые отметины на ее теле, не смогут ее спасти.

– Что-то хотел? – она продолжает методично атаковать грушу сильными ударами.

Все-таки заметила.

– Его выпустили. Прокуратура уже пытается его допросить, но ничего не выйдет. Он больше не может здраво мыслить.

– Это хорошо, – короткий ответ.

С самого начала я единственный знал настоящий замысел Серены. Не тот, что она рассказала Нику и остальным. Тот, который она готовила с самого начала, рассчитанный точно на поражение.

Он был блестящим. Обвинить Криса в том, что он убил своего брата. Привлечь для этого его же адвоката, который готов свидетельствовать против всей корпорации. Даже затея с двумя идентичными охотничьими ножами великолепна.

Единственное, что осталось неизменным – месячное заточение второго отпрыска Блоссома в небольшой герметичной коморке площадью в два на два. На протяжении каждого дня, каждой минуты его окружала лишь кромешная тьма, удушающая тишина и минимально количество воды и еды для поддержания жизни. Никакого контакта, только безликое одиночество, где ты каждую секунду проводишь наедине со своими мыслями. От такого любой бы сошел с ума.

Теперь парнишку обвинили в смерти родного брата. Но суд никогда не признает его виновным, поскольку причиной всех преступлений стали серьезные нарушения психики. Единственное, что его ждет – пожизненное заключение психиатрической лечебнице.

Но что касается второго…

– Как он? – Серена останавливает любые действия.

Она не смотрит на меня. Голова опущена, дыхание прерывистое.

Впервые за весь месяц она спросила о нем. До этого, по словам Ника, Серена обрывала любые разговоры, касательно участи того парня.

– Он идет на поправку. Скоро начнет бегать, – не знаю зачем, добавляю. – Спрашивал о тебе.

– … Понятно, – короткий ответ после небольшой паузы.

Ее голос надломлен. Так же, как и в тот день, на крыше.

Я прекрасно знал, что Серена планирует использовать парнишку. И я полностью одобрил ее стратегию. Причина, по которой она решила скрыть это от Ника, остается загадкой. Обычно они рассказывали друг другу обо всем, что происходило в семье. Поэтому я молчал. Хотя должен был сказать ему все с самого начала.

Я ни раз оказывал медицинскую помощь на местах экстремальных боевых действий, поэтому был готов к любому исходу. Серена нанесла идеально чистую рану, правильно рассчитав силу и угол входа лезвия ножа так, чтобы парень не умер, лишь потерял сознание. Все шло по ее плану. Я был в этом уверен.

Но я ошибался. Она боялась. Впервые в своей жизни я увидел в ее глазах страх. Не смерти – страх за жизнь кого-то близкого, родного.

Я отвлекся на ее эмоции, на то, как она не старалась их подавлять. Впервые за долгое время. Впервые с той самой встречи в амбаре, когда я занес свой клак над ее головой. И-за этого затормозил, что чуть не убило парня.

Она кричала на меня. Напоминала о данном ей обещании спасти его. В этот момент на крышу вбежали Ник и Лиам. Я не видел их лиц, но молчание и оцепеневшие тела говорили сами за себя. Они видели то же, что и я – Серена сломалась.

Как тем утром. Она плакала. Тихо. И лишь тихо молилась. Уверен, это была именно она – молитва.

«Все будет хорошо. Ты будешь жить. Все будет хорошо».

Когда же я закончил, мы переложили парнишку на носилки и по черному ходу спустили его вниз. Загрузили в машину и увезли в мою квартиру. Сразу же подключили его к аппаратуре жизнеобеспечения.

Ник хотел привлечь внимание Серены, но она будто застыла. Смотрела на тело парнишки так, как будто из нее вырвали душу. Как будто сама жизнь оборвалась в ее глазах. Вместо этого открылась истина, слишком страшная, чтобы выдержать. Может, ранение этого мальчишки так повлияло на нее. Но было что-то еще. Что-то, что заставило ее отвернуться от каждого. Закрыться. Даже от Ника.

– Я все вспомнила.

Три слова. Они как пуля, прошибающая легкие, выбивающая из них весь воздух. Поднимаю глаза и смотрю прямо на нее. Но в этот раз мой взгляд утыкается не в спину. Он встречается с ее голубыми глазами – такими же, как и ее матери. Но решимость и твердость в них от отца.

Я сжимаю челюсть. Она не может помнить. Она забыла обо всем. Председатель говорил, что оно не помнит, что тогда произошло на самом деле.

– О чем ты говоришь? – пытаюсь сохранять спокойствие.

Серена сломает перчатки, не отрывая от меня своего взгляда. Она наклоняет голову набок и улыбается. Широко, открыто.

– О той ночи, Рейк… Я помню ту ночь.

Впервые осознаю, что моя жизнь текла вовсе не к свету – она текла к бездне.

Девочка, которая стала для меня родной дочерью, сейчас широко улыбалась, глядя мне прямо в глаза. Я так долго ждал этого момента – увидеть ее улыбку. Но она должна была быть другой – не вымученной, не избитой. Она должна была быть живой.

Только что она сожгла все мосты ко всему тому, что никогда не сможет исправить. Что не сможет понять. Этот дым заполняет всю комнату и начинает душить.

Никогда в своей жизни не думал, что чувство неизбежности будет ощущаться так остро, так болезненно для меня.

Я на мгновение закрываю глаза, готовясь к тому, что произойдет дальше. Когда же их открываю, снова встречаюсь с ее глазами.

Теперь в них ничего не осталось – лишь пустота.

– Ничего не хочешь мне рассказать?

Продолжение следует…

Примечания

0

актический приём, при котором одна фигура атакует две фигуры противника одновременно с помощью одной своей фигуры.