Атлас далёких дворов

Саша поднялась со стула, держась за поясницу. Поковыляла к начальнице.

– Резвее, резвее. Только день начался.

– У меня нога затекла.

– Вот и пройдёшься.

Клара Ивановна оторвалась от старательного выведения цены.

– Розанчик, а зачем ей идти? Пусть Вова довезёт.

– Укатили они зачем-то с утра. К обеду вернутся.

– А куда конкретно идти? – Саша открыла папку, начала изучать накладную. – ТОО «Лакшери Сток». Это где?

– Да тут недалеко, тоже в промзоне. Индустриальный проезд, дом что-то там. Разберёшься.

Клара Ивановна нахмурилась и сняла очки, как будто расхотела видеть лицо оппонента в деталях.

– Нельзя девочку одну отправлять. Мало ли.

– Да что с ней будет? – Роза окинула Сашу взглядом, осеклась, прикусила нижнюю губу. – Хотя, да. Эту любая шавка загрызёт. Женя, сопроводишь?

Сидеть на складе до вечера тому совсем не хотелось. Предложение прогуляться в солнечный день звучало заманчиво.

– Без проблем.

– Марин, хорош языком чесать. Иди за тот мешок садись, – быстро нашла замену Роза.

Женя печально посмотрел на пурпурный снуд с жёлтыми утками. Тот смиренно лежал на дне, и явно заслуживал не той цены, что могла поставить Марина, женщина в леопардовом топе и чёрном спортивном трико.

– Иди уже, – процедила Марина, расстроенная сменой роли.

Женя подошёл к Саше, взял накладную, прочитал адрес. К этому поставщику они ещё не ходили.

– Новые кто-то?

– Не, мы раньше брали у них, – Роза зевнула. – До тебя ещё. Давайте, метнитесь кабанчиками. Туда и обратно.

Метаться Женя не собирался. До точки назначения он планировал идти максимально медленно. Стоило выйти на парковку перед складом, как солнце ослепило, заставило глаза слезиться. Саша громко чихнула.

– Будьте здравы, – Женя взял у девушки папку и посмотрел на плохо пропечатанный текст. – Принтер у них сдыхает. Короче, нам до переезда, а потом направо. Вроде бы.

– Может уточним?

Женя вяло отмахнулся и пошёл к выходу с территории. Перспектива заблудиться его не пугала. Куда не иди, всё равно однажды выйдешь на знакомую улицу. Склад располагался за старым кладбищем. Шум города ещё долетал до этих мест, но покорно растворялся в шелесте листьев, жужжании насекомых, далёком грохоте железнодорожных составов. Грузовики превратили асфальтовую дорогу в галерею ям. В некоторых стояла вода, из других, что ближе к обочине, рос камыш. Саша пугливо оглядывалась, шла чуть позади Жени.

– Я тут была, кажется. Когда второго родила, мы где-то здесь кроватку заказывали.

– Да, мебельных цехов навалом, – Женя искоса посмотрел на спутницу, удивляясь, как в этом теле нашлись силы для производства новых людей.

– Так Васенька её сломал. В двух местах.

Женя не стал уточнять, откуда у ребёнка богатырская сила. Саша сама начала рассказывать про особую кашу, тёткин рецепт, козье молоко, барсучий жир. Дойдя до тайных свойств пояса из собачьей шерсти, девушка ойкнула и указала на берёзу у обочины.

– Смотри какое красивое.

Женя подошёл к дереву. От корней и вверх по коре расползался бирюзовый лишай. На высоте в полтора метра из ствола выпирал нарост размером с детскую голову. Шляпку покрывала серая кожица, снизу серебрилась губка, состоящая из несчетного количества трубочек. Гриб белел в тени.

– Смотри, – Женя провел рукой по нижней поверхности нароста, оставив чёрный след.

Саша прикоснулась к отметине, погладила в другую сторону. След чуть посветлел, стал коричневым.

– Прикольно. Помнишь, у нас в том месяце подушки такие приходили с пайетками? Солнышко нарисовано, а если рукой провести, то луна получается. И наоборот. Это что такое?

– Трутовик, – Женя постучал по грибу. – Берёзовый. Их, вообще, много видов. Блестящие самые красивые.

– Он полезный?

– Для дерева – нет. Паразит же. Для наблюдателя – вполне. Красиво, чё.

Некоторое время шли молча. Саша стала выглядеть спокойнее, больше не вздрагивала от каждого шороха. По правую сторону от дороги до самого забора какого-то цеха раскинулись заросли рогоза. От нагретой воды несло тиной. Дрожали крылышки большой голубой стрекозы, сухого тельца на разбитом асфальте. За бетонным забором виднелось здание склада стройматериалов. Когда-то оно было столовой, судя по сохранившемуся плакату над дверью. Пухлая буфетчица на нём совсем выцвела, у самого лица призрачной работницы общепита навеки замерла тарелка с сосисками потустороннего вида.

– Придумали же в таком месте столовую делать, – удивилась Саша.

– В советское время тут рядом сувенирная фабрика была, а дальше мехколонна, а ещё дальше нефтебаза. Было кому на обед ходить.

Плакат завораживал, не давал отвести взгляд, ловил последние крохи внимания. Женя это чувствовал, понимал и принимал.

– У нас в соседнем доме был универсам, – заговорил он, отвернувшись наконец от плаката. – И на торце без окон, где-то на уровне второго этажа висел плакат. Ну или картина даже. Не знаю с каких времён. А на ней такая карета, значит, сказочная, со всякой едой. И внутри, и на крыше. Сосиски, буженина, сыр, шампанское, кренделя. И я каждый раз, как проходил мимо, такое странное чувство испытывал.

– Что в магазинах пусто, а карета полная?

– Не. Мне вообще не хотелось всех этих деликатесов. То есть, хотелось, конечно, но чувство другое доминировало. Я никак не мог понять, откуда она приехала. Не могло быть в СССР таких карет. Слишком сказочная, что ли. По-европейски, причём. А если карета не наша, то откуда в ней советское шампанское и сгущёнка? И вот это несоответствие будоражило. Как-будто есть в определенном моменте времени и в особой точке пространства место, в котором такая карета с продуктами обыденна. И, вообще, там много всего интересного, получается. А картина – маяк, привет из ниоткуда, которое может однажды реализоваться. Посредством моих действий, в том числе. Проблема в том, что вся жизнь – это миг между вещами, до которых ещё не дорос, и дерьмом, для которого уже слишком стар. Понимаешь?

– Ты же с мамой живёшь?

– Угу, – Женя, сраженный в самое сердце неуместным вопросом, споткнулся о выбоину в асфальте.

– А я бы навернула сейчас буженины, – вздохнула Саша. – Когда Соньку вынашивала, только про мясо и думала. Так она у меня в деcять месяцев пошла. Правда, до трёх лет не говорила.

До следующей развилки шли в тишине. Мимо нежилой кирпичной двухэтажки, которую споро переделывали в СТО. Мимо пустой трансформаторной будки, лишённой всех ценных внутренностей. Где-то вдалеке стучали металлом о металл.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Женя. – Эс-тэ-ошка же двенадцатый номер была? Получается, мы пришли.

– Ну, здесь вряд ли кто-то работает, – Саша нервно хихикнула.

На пустыре чернело довольно длинное одноэтажное здание. То ли ещё одна столовка, то ли магазин. В любом случае, огонь не пощадил строение. У входа валялись обгорелые доски, уголь блестел на солнце. Оплавившаяся вывеска свисала струпьям. Сквозь оконные проёмы без стёкол виднелись фрагменты мебели, полные мешки какого-то мусора, стены в копоти.

– Старый пожар, по ходу, – Саша указала пальцем на крышу. – Кусты успели вырасти. Назад пойдём? Или позвони Розе, скажи, что заблудились.

– Погоди, – Женя сделал шаг к зданию. – Хочу посмотреть.

– Что там смотреть? Обычная помойка.

– Тут постой, я быстро.

– Ага, сейчас. Ещё я в промзоне одна не стояла. Пошли уже. Только если я в какую-нибудь гадость наступлю, ты мне кофе должен.

Кофемашина на складе имелась, но ингредиенты требовалось приносить свои. И Женя на них не экономил, покупал лучшие. Не Сашино безрадостное три-в-одном.

– Считай, что просто так должен. Но под ноги всё равно смотри.

Внутри всё было вверх дном. Былая функция здания так и не прояснилась. Под обрушившимися стеллажами виднелись папки с документами, в одном углу кто-то свалил кучей битую посуду, в другом – пустые баллончики краски для автомобилей. Одну стену украшал плакат о важности мытья рук, другую – техника безопасности при работе с электрощитом. Женя обошёл дурно пахнущий холодильник, лежащий ничком, направился к тёмному коридору. Давя каблуками осколки стекла, за ним поспешила Саша. В ответ из глубин здания раздался тихий хруст.

– Слышишь? – округлила глаза Саша.

– Это эхо, – неуверенно ответил Женя. – Акустика тут такая. Интересная.

Каких-то пять метров – и в конце коридора ждала дверь, заколоченная досками. Можно было повернуть налево, что Женя и сделал. По непонятной причине окон в помещение не было, свет тёк через дыры в потолке.

– Совсем крыша плохая, – Саша прищурилась. – Как на башку упадёт, и всё.

– Не упадёт. Её корни держат. Там же деревья выросли.

Женя сам не поверил тому, что сказал, но почему-то страх отступил. На Сашином лице не читалось никаких эмоций. Она подняла с пола пустую коробку, уставилась на неё, не моргая.

– Спички охотничьи. И нет ни одной.

– Потому что ими подожгли здание. Постарались коварные охотники. Им было охота устроить пожар.

Саша даже не попыталась улыбнуться. Бросила коробок, подошла к следующей двери, дёрнула за ручку. Из темноты сквозняк принёс запах гари. Где-то вдалеке капала вода. На самой границе слышимости летал ещё один звук, который Женя никак не мог распознать.

– Ты слышишь? – спокойно спросила Саша.

– Дует. Просто дует.

Женя направился к дверному проёму, полный решимости до конца изучать странную планировку здания, и выйти обратно на свет, но с другой стороны. В новом, неизученном коридоре видимость снизилась ещё сильнее. Свет, долетавший из прошлой комнаты, не мог справиться с дымной завесой. Саша положила руку на Женино плечо.

– Слышишь, котик плачет?

– Какой котик? Тихо, вроде.

– Котик где-то плачет, – Саша, не моргая, смотрела прямо в глаза с какой-то дикой серьёзностью. – Надо помочь.