Охранник периметра

«Крысы?» – переспросил командир. «Что за фигня?»

«Большие крысы», – прошептал Виктор. «Серые. С оружием.»

Он отпустил кнопку и улыбнулся. Это была его первая улыбка за три месяца. Она была холодная, как лезвие.

В ангаре началась суматоха. Один из взломщиков отошел от фуры и взял в руки оружие. Командир крикнул что-то, и второй взломщик тоже взял автомат. Они образовали круговую оборону, спинами к фуре. Они ждали. Ждали атаки.

Виктор не собирался атаковать. Он собирался ждать. Ждать, когда они разойдутся. Ждать, когда они начнут искать. Ждать, когда они совершат ошибку.

Через пять минут они начали двигаться. Командир дал команды, и пара пошла влево, к выходу из ангара. Вторая пара осталась у фуры. Они думали, что их четверо. Они думали, что их прикрывают. Они думали, что контролируют ситуацию.

Виктор выждал, пока первая пара не вышла из ангара. Он слышал их шаги по гравию. Они шли к задним воротам, к тому месту, где должен был быть Беркут. Они шли проверять. Они шли в ловушку.

Виктор выбрался из люка и двинулся к фуре. Команда у фуры теперь состояла из одного человека. Командира. Он стоял у водительской двери и пытался связаться с отрядом. «Сокол, отзовись. Сокол, где ты?» – говорил он в рацию.

Сокол – это был позывной той пары, которая ушла проверять. Виктор нажал кнопку передачи и прошептал: «Сокол говорит. Крыс нет. Но есть что-то другое. Забирай фуру и уходи. Быстро.»

Командир замер. Он понял, что что-то не так. Он не узнал голос, но узнал интонацию. Интонацию приказа. Он крикнул в рацию: «Все, отходим! Срыв!»

Но было поздно. Виктор уже стоял у входа в ангар. Он не прятался. Он просто стоял и смотрел. Командир увидел его и вскинул оружие. Он увидел фигуру в темном плаще, с автоматом в руках, и понял, что ошибся. Ошибся с самого начала. Они думали, что склад – это легкая добыча. Они думали, что охранник – это никто. Они не знали, что охранник – это капитан спецназа ГРУ, инструктор по выживанию, диверсант, которого учили убивать без шума, выживать без еды, двигаться без сна. Они не знали, что он три месяца готовился к этой ночи. Они не знали, что периметр – это не просто забор. Это он сам.

«Стой», – сказал командир. Голос был твердым, но Виктор услышал нотку дрожи. «Опусти оружие. Мы уйдем. Никто не пострадает.»

Виктор не ответил. Он просто поднял автомат. Не прицелился. Просто поднял. Командир понял, что переговоры окончены. Он нажал на спуск.

Но Виктор двигался быстрее. Он не стрелял в командира. Он стрелял в воздух. Короткая очередь в потолок ангара. Глушитель смягчал звук, но в замкнутом пространстве это все равно было громко. Звук отдавался эхом от стен, и командир на секунду замер. Этой секунды хватило.

Виктор доделал то, что начал. Он скользнул влево, за угол, и вышел из поля зрения командира. Тот закричал что-то, и пули ударились в стену, где только что стоял Виктор. Но Виктора там уже не было. Он был сбоку, у окна, и смотрел, как командир паникует. Паника – это лучший союзник в ночи. Паника заставляет ошибаться. Паника убивает профессионалов.

Командир сделал то, чего Виктор ждал. Он отошел от фуры и побежал к выходу. Он побежал прямо, не оглядываясь, не прикрываясь. Он бежал к своим. К тем, которые должны были быть у задних ворот. К тем, которые уже были связаны и лежали в грязи.

Виктор не преследовал его. Он знал, что командир вернется. Он вернется, когда увидит, что его люди не отвечают. Он вернется, и тогда Виктор будет готов.

Сейчас Виктор подошел к фуре. Он осмотрел замок на прицепе. Он был взломан, но не открыт. Видимо, они торопились и не закончили работу. Виктор открыл замок своим ключом – тот самый, который дали ему три месяца назад, и который подходил ко всем замкам на складе. Он открыл двери прицепа и посмотрел внутрь.

Внутри было темно. Но Виктор включил фонарик. Луч света падал на ряды коробок. Обычные картонные коробки, с надписями «Хрупкое» и «Верх». Он открыл одну коробку. Внутри были металлические контейнеры, запечатанные пломбами. Он не стал их вскрывать. Ему не нужно было знать, что внутри. Ему нужно было знать, почему это ценно для других.

Он закрыл двери прицепа и поставил новый замок. Не тот, что был взломан, а свой, который взял с собой на всякий случай. Теперь фура была закрыта надежнее, чем раньше. Теперь они не смогут просто уехать. Им придется идти за ключом. И ключ будет ждать их. В его руке.

Виктор вернулся в свою сторожку. Он знал, что командир вернется. Вернется не один. Вернется со всей группой, если сможет собрать ее. Но группа уже не будет той же. Потому что трое из пяти уже не в строю. Связной связан. Беркут связан. Сокол – та пара, что ушла проверять – уже должна была вернуться. Но они не вернулись. Потому что Виктор знал, куда они пойдут. Они пойдут к задним воротам, к тому месту, где должны были быть их люди. А там их будет ждать сюрприз.

Сюрпризом был небольшой предмет, который Виктор оставил у ворот еще вечером, когда делал обход. Это была банка из-под краски, наполненная гвоздями и порохом от петард, которые он купил для сына внука в прошлом году. Сын внук не приехал, петарды остались. Виктор просто добавил зажигательную смесь и поставил банку в углу, под заржавевшей трубой. Труба была от системы полива, которую давно отключили. Но она выглядела важной. И если на нее надавить, она рухнет. И если она рухнет, она ударит по банке. И если ударит – будет взрыв. Небольшой. Но громкий. И в ночной тишине громкий взрыв – это как сигнал тревоги.

Соколы подошли к воротам. Один из них увидел тень, лежащую под ольхой. Он крикнул: «Беркут!» И бросился помогать. Второй пошел следом. И они наступили на трубу. Труба рухнула. Банка взорвалась. Грохот был оглушительным. Виктор услышал его даже в своей сторожке. И он услышал крики. Не крики боли, а крики удивления. Они были растеряны. Они не знали, что происходит. Они думали, что попали в засаду. Они начали стрелять. Стрелять в темноту, в пустоту, в ничто. Пули рвали воздух, рикошетили от забора. Один из пуль попал в шину фуры, стоящей у ворот. Шина лопнула с громким хлопком. Это добавило паники.

Виктор не двигался. Он сидел в сторожке и слушал. Он знал, что паника – это самый опасный враг. Паника заставляет тратить боезапас. Паника заставляет совершать ошибки. Паника убивает.

Через пять минут стрельба прекратилась. Возможно, они поняли, что стреляют в пустоту. Возможно, они поняли, что попали в ловушку. Возможно, они просто перезаряжаются. Но Виктор знал, что они сделают следующим. Они соберутся вместе. Они соберутся у фуры, потому что фура – это их цель. Они соберутся, и тогда он сделает следующий шаг.

Он вышел из сторожки и двинулся к ангару. Не по открытому пространству, а вдоль забора, используя каждую тень. Он шел не торопясь, наслаждаясь каждым шагом. Это была первая ночь за три месяца, когда он чувствовал себя живым. Не просто живым, а нужным. Его навыки, его опыт, его прошлое – все это вспыхнуло новой силой, как костер, который долго тлел, а теперь разгорается.

Он подошел к ангару и вошел внутрь через боковую дверь. Фура стояла посреди, как большой белый кит. У нее были вскрыты двери кабины, и из нее торчали провода. Они пытались завести ее обходным путем. Но фура не заводилась. Потому что Виктор отключил аккумулятор еще вечером. Он сделал это как обходной осмотр. «Аккумулятор на грани, – сказал он тогда Васе. – Завтра привезут новый.» Вася пожал плечами. Никто не привез новый аккумулятор. Но старый был отключен.

Он видел две фигуры у кабины. Командир и один из взломщиков. Они говорили шепотом, спорили. Командир казался яростным. Затем он поднял голову и увидел Виктора.

Виктор стоял в дверном проеме, с автоматом в руках. Он не целился. Он просто стоял. Но его присутствие было оружием. Командир вскинул свой пистолет-пулемет. Но Виктор уже знал, что он сделает. Он сделает то, что делают все, когда видят врага в дверях. Он стрельнет. И Виктор уже не стоял на том месте.

Он отпрыгнул в сторону, и пули прошлись по стене. Взломщик, стоящий у кабины, закричал и упал. Он не был застрелен, он просто упал от неожиданности. Командир повернул пистолет в сторону Виктора, но Виктор уже был за фурой. Он бежал вокруг нее, как спринтер, используя фуру как прикрытие. Командир стрелял, но пули попадали в металл. Глушитель заглушал звук, но не снижал смертоносность.

Виктор добежал до другого конца ангара и выскочил наружу. Он не убегал. Он просто сменил позицию. Теперь он был снаружи, а команда внутри. Теперь он контролировал выходы. Теперь он был периметром.

Он услышал голос командира в рации: «Все, отходим! Срыв! Собираемся у выхода!»

Значит, они отступают. Это было логично. Они потеряли инициативу. Они потеряли людей. Они не знали, против кого вообще воюют. Отступление – это единственный правильный ход.

Но Виктор не думал их отпускать. Отпустить – значит дать им вернуться. А вернуться они могут с большей силой. С подмогой. С артиллерией. Нужно решать проблему сейчас.

Он двинулся к главным воротам. Он знал, что они пойдут туда. Потому что это единственный выход, который они знают. Потому что задние ворота для них закрыты. Потому что они профессионалы, а профессионалы всегда выбирают путь наименьшего сопротивления.

Он добежал до ворот первым. Он открыл их и вышел наружу. Снаружи была дорога, ведущая к трассе. По обе стороны дороги были кустарники и лесополоса. Виктор выбрал позицию в кустах, в семидесяти метрах от ворот. Это было идеальное расстояние. Достаточно близко, чтобы видеть все. Достаточно далеко, чтобы не быть замеченным.

Через две минуты из ворот вышли трое. Командир, один взломщик и тот, что был ранен. Они шли быстро, держась группой. Один не смог идти самостоятельно, его тащили под руки. Командир держал рацию и что-то говорил в нее. Виктор не слышал слов, но понимал суть. «Выходим. Встреча в точке.»

Он поднял автомат. Не стал целиться в людей. Он целился в землю. В кочку, в двадцати метрах от них. Он выстрелил. Короткая очередь. Земля всколыхнулась, грязь брызнула. Троица замерла. Они упали на землю, приняв охранительную позицию. Они не знали, откуда стрельба. Они не видели его в кустах. Они видели только всплеск грязи и слышали шум. Они думали, что это мина. Они думали, что это засада.

Виктор снова выстрелил. На этот раз в другую сторону, в кусты слева от них. Еще одна вспышка грязи, еще один звук. Теперь они были окружены. По крайней мере, они так думали. Они лежали на земле, не двигаясь, ожидая. Ожидая, что будет дальше.

Виктор не стрелял больше. Он просто ждал. Он знал, что профессионалы не лежат долго. Они либо атакуют, либо отступают. Атаковать они не могли, потому что не знали, где цель. Отступать они не хотели, потому что раненый. Они ждали. Ждали, что кто-то покажет себя.

Через три минуты командир поднял голову и крикнул: «Кто там? Что вам нужно?»

Виктор не отвечал. Он просто встал из кустов и вышел на дорогу. Он шел медленно, прямо к ним. Автомат был направлен в землю, но готовность читалась в каждой линии его тела. Он шел как каратель, как ангел смерти, как тот, кто пришел за своим.

Командир увидел его и вскинул пистолет. Но Виктор был далеко. Дальше, чем эффективная дистанция для пистолета-пулемета. Он мог стрелять, но промахнется. А Виктор не промахнется. Они оба это знали.

«Опусти оружие», – сказал Виктор. Голос был спокойным, как будто он просил сделать кофе. «Опусти, и вы все живы. Пока.»

Командир не опускал. «Ты кто?» – спросил он.

«Я периметр», – ответил Виктор. «А вы те, кто перешел черту.»

Командир сжался. Глаза его бегали, ища выход. Но выхода не было. Впереди – Виктор с автоматом. Сзади – склад, который теперь был крепостью. По бокам – пустота и возможность еще одной стрельбы. Они были в мешке.

«Мы уйдем», – сказал командир. «Фуру не трогаем. Люди твои в порядке. Все чисто.»

«Не чисто», – возразил Виктор. «Вы пришли сюда с оружием. Вы взломали ворота. Вы пытались угнать груз. Это не чисто. Это преступление. А преступники наказываются.»

«Мы не преступники. Мы выполняем приказ.»

«Чей приказ?» – спросил Виктор. «Кто вас послал?»

Командир замолчал. Он не мог сказать. Не потому что не знал. Потому что говорить – это значит предавать. А он профессионал. Он не предает.

Виктор кивнул. Он понимал. «Тогда у вас два варианта. Первый – я стреляю. Вы трое мертвы. Я звоню в полицию. Груз забирают. Вас не хоронят под флагом. Вас хоронят как преступников. Второй – вы кладете оружие, идете в сторожку и ждете полицию. Я скажу, что задержал вас сам. Я скажу, что вы сдались. Вы получите срок, но не смерть. И, возможно, через десять лет выйдете. Выбор за вами.»

Командир посмотрел на своих людей. Раненый лежал без сознания. Второй смотрел на командира, ожидая. Командир знал, что выбор есть только у него. Выбор между жизнью и смертью. Не его жизнью, а жизнью его людей.

Он опустил пистолет. Затем бросил его на землю. Второй последовал его примеру. Виктор подошел ближе, осторожно, как к кобре, которую сбили с тропы. Он собрал оружие, убрал в сторону. Затем помог поднять раненого. Раненый был в сознании, но слаб. Пуля попала в ногу. Не смертельно, но больно.

«Иди впереди», – сказал Виктор командиру. «Ко мне в сторожку. Там будет тепло. Там будет чай. И будет полиция.»

Командир пошел. Он шел, опустив голову. Он понял, что проиграл. Проиграл не бой. Проиграл войну. Потому что война – это не только стрельба. Война – это психология. А психология сказала ему, что он в ловушке. И он сдался.

Виктор провел их в сторожку. Он усадил их на стулья, налил чаю в стаканы. Он даже дал им сухари, которые лежали в его рюкзаке. Они смотрели на него, как на привидение. Они не понимали, кто он. Они не понимали, как он это сделал. Они не понимали, почему они живы.

Виктор сел за стол и включил рацию. Он позвонил в полицию. Сказал, что задержал вооруженных грабителей. Сказал, что есть раненый. Сказал, что нужна скорая. Он не сказал, как он это сделал. Он не сказал, кто он. Он просто сказал: «Я охранник. Я сделал свою работу.»

Когда он повесил трубку, командир спросил: «Почему?»

«Почему что?» – ответил Виктор, глотнув чай.

«Почему мы живы? Ты мог убить нас всех. Легко.»

Виктор посмотрел на него. «Потому что я не убиваю без причины. Потому что вы просто выполняли приказ. Потому что я тоже выполнял приказы. И знаю, что это такое.»

«Ты был в армии?»

«Я был периметром», – ответил Виктор. «А теперь я снова им стал.»

Командир кивнул. Он понял. Не все, но достаточно. Он понял, что попал не на склад с дураком-охранником, а на поле боя с профессионалом. И профессионал победил.

Через двадцать минут приехала полиция. Приехала скорая. Началась суета. Виктор отдал оружие, отдал рацию, отдал связанных людей. Он отдал объяснения. Он сказал, что услышал шум, вышел проверить, увидел грабителей, они начали стрелять, он ответил огнем, ранил одного, остальные сдались. Он не сказал про ловушки, про подготовку, про его прошлое. Это было не нужно. Это было его личным.

Его отвезли в отделение для дачи показаний. Он сидел в кабинете следователя и отвечал на вопросы. Да, я охранник. Да, я услышал шум. Да, я взял оружие у одного из них. Нет, я не знаю, кто они. Нет, я не знаю, что в фуре. Мне не говорили. Я просто охранял.

Его отпустили в пять утра. Сказали, что молодец. Сказали, что герой. Сказали, что будет награда. Виктор слушал и кивал. Ему не нужна была награда. Ему нужно было вернуться на склад. Потому что смена не закончена до семи утра. Потому что периметр не спит, пока он не скажет: «Смена окончена.»

Он вернулся в семь утра. Вася уже стоял у сторожки, тянул кофе из пластикового стаканчика и спрашивал: «Виктор, ты чего тут накрутил? Весь склад в полиции. Фура не тронута. Говорят, герой нашелся.»

Виктор пожал плечами. «Я свою работу сделал. Твоя смена начинается.»

Вася покачал головой: «Ты чокнутый, Вить. Нормальный человек так не делает.»

«Я не нормальный», – ответил Виктор и пошел домой.

Дома, в своей крошечной химкинской квартире, он заварил чай и сел у окна. Солнце поднималось, и город просыпался. Он смотрел на людей, спешащих на работу, и думал, что они не знают. Не знают, что прошлое никогда не уходит. Не знают, что опыт – это не багаж, а оружие. Не знают, что есть люди, для которых ночь – это не время отдыха, а время работы.

Он допил чай и лег спать. Он знал, что завтра будет новая ночь. Новая смена. Новый периметр. Потому что периметр не спит. Никогда.

Но он не знал одного. Он не знал, что фура, которую он охранял, содержала не просто груз. Она содержала документы. Документы, которые могли изменить многое. Документы, за которые кто-то заплатил большие деньги. И эти деньги были не важны. Важно было то, что теперь знали о Викторе. Знали, что на складе «ТрансЛогистик» работает не просто охранник. Там работает капитан Звягинцев. И теперь они придут снова. Не пятеркой. Не десяткой. Они придут сильнее. Потому что документы должны быть у них. Или Виктор должен быть у них. Мертвым.

Но Виктор спал. Он спал глубоким сном человека, который сделал свою работу. Сном инструктора, который дал первый урок. Урок, который запомнится надолго.

На складе, в сторожке, на его столе лежала записка. Он оставил ее для Васи. Васи, который, возможно, никогда не поймет. Записка гласила: «Периметр не спит. Если я не приду на смену – не выходи на периметр. Зови полицию. И говори им, что я оставил подарок в ангаре. Подарок для друзей.»

В ангаре, под фурой, в канистрах с соляркой, лежал небольшой пакет. В пакете было письмо и флешка. На флешке была запись с камер наблюдения. Не всех камер, а только тех, которые Виктор установил сам. Тайно. Там было видно все. Видно, как они вошли, как они искали, как они паниковали. Видно, кто они. И видно, кто он.

Письмо гласило: «Если вы это читаете, значит, я мертв. Но я оставил вам урок. Учитесь. Периметр не спит. Никогда.»

Но Виктор был жив. И периметр продолжал жить. Пока он дышал, пока он думал, пока он был готов. Пока он был капитаном Звягинцевым, инструктором по выживанию, диверсантом ГРУ, охранником склада «ТрансЛогистик».

История только начиналась…

Глава вторая: Запасной путь

Трубку взяли сразу. – Капитан, – голос Крылова был таким же сиплым, как и три года назад, когда он лежал в госпитале с перебитым бедром. – Я ждал вашего звонка.

Виктор помолчал, прислушиваясь к тишине в трубке. Тишина была полной, без помех – Крылов использовал защищенную линию.

– Ты знал, что я позвоню? – спросил Виктор наконец.

– Я знал, что рано или поздно они найдут вас. Как знал, что вы не согласитесь работать на них. Ты не тот, кто продается за деньги, Вить. Ты продается только за правду.

– А что, если правда стоит пять миллионов долларов? – холодно поинтересовался Виктор.

– Тогда это не правда, а цена на нее, – ответил Крылов, и Виктор услышал в голосе бывшего бойца ту же самую усталость, что и у себя в груди. – Вить, мы должны встретиться. Не по телефону. Глаза в глаза. Там, где нас не услышат.

– Где?

– Старая база. Та, что под Дмитровым. Заброшенная. Ты помнишь?

Виктор помнил. База под Дмитровым была учебным полигоном ГРУ еще в советские времена, а потом ее законсервировали после реформ. Там были бункеры, подземные ходы, системы укрытий. Там они учились выживать две недели без выхода на поверхность. Там Крылов сломал ногу, провалившись в старый колодец. Именно тогда Виктор впервые понял, что запасной путь – это не роскошь, а необходимость.

– Когда? – спросил он.

– Сегодня. Через четыре часа. Точка сбора – как раньше. У разбитого КАМАЗа у въезда.

– Я буду, – сказал Виктор и повесил трубку.

Он сидел на скамейке еще минуту, глядя на воду. Вода текла, как всегда. Ничто не изменилось. Но мир вокруг него уже был другим. Он встал и пошел в метро. Время шло, и у него было мало его.

Дорога до Дмитрова заняла три часа. Он ехал на электричке, потом на автобусе, потом пешком по лесной тропе. База находилась в глубине, за болотом, за лесополосой, за заборами, которые уже прогнили до основания. Он шел, помня каждый поворот, каждую яму, каждую точку, где можно было спрятаться. Память срабатывала автоматически, как будто он никогда и не уходил оттуда.

Когда он добрался до КАМАЗа, солнце уже касалось горизонта. КАМАЗ стоял на том же месте, ржавый, с выбитыми стеклами, с деревом, пробившимся через кабину. Это был их ориентир. Виктор подошел, осмотрелся. Никого. Он ждал.

Через пять минут из-за угла бункера показался Крылов. Он хромал, как и три года назад. Нога так и не зажила до конца. Он был в гражданском, в темной куртке и джинсах, но походка была бойцовской.

– Вить, – кивнул он, подходя ближе. – Пришел.

– Пришел, – подтвердил Виктор. – Теперь говори. Что происходит.

Крылов оглянулся, потом кивнул в сторону бункера. – Вниз. Там безопаснее.

Они спустились внутрь. Бункер был темным, сырым, в стенах росла плесень. Но он был живой. Крылов включил фонарик, осветил узкий коридор. Они прошли в комнату, где раньше был командный пункт. Там стоял старый стол, пара стульев, на столе – термос и два стакана.

– Я ждал, – сказал Крылов, наливая чай. – Знаешь, сколько я ждал?

– Сколько?

– С тех пор, как тебя выгнали. Я знал, что они найдут вас. Как знал, что вы не согласитесь работать на них. Ты не тот, кто продается за деньги, Вить. Ты продается только за правду.

– А что, если правда стоит пять миллионов долларов? – холодно поинтересовался Виктор.

– Тогда это не правда, а цена на нее, – ответил Крылов, и Виктор услышал в голосе бывшего бойца ту же самую усталость, что и у себя в груди. – Вить, мы должны встретиться. Не по телефону. Глаза в глаза. Там, где нас не услышат.

– Где?

– Старая база. Та, что под Дмитровым. Заброшенная. Ты помнишь?

Виктор помнил. База под Дмитровым была учебным полигоном ГРУ еще в советские времена, а потом ее законсервировали после реформ. Там были бункеры, подземные ходы, системы укрытий. Там они учились выживать две недели без выхода на поверхность. Там Крылов сломал ногу, провалившись в старый колодец. Именно тогда Виктор впервые понял, что запасной путь – это не роскошь, а необходимость.

– Когда? – спросил он.

– Сегодня. Через четыре часа. Точка сбора – как раньше. У разбитого КАМАЗа у въезда.

– Я буду, – сказал Виктор и повесил трубку.

Он сидел на скамейке еще минуту, глядя на воду. Вода текла, как всегда. Ничто не изменилось. Но мир вокруг него уже был другим. Он встал и пошел в метро. Время шло, и у него было мало его.

Дорога до Дмитрова заняла три часа. Он ехал на электричке, потом на автобусе, потом пешком по лесной тропе. База находилась в глубине, за болотом, за лесополосой, за заборами, которые уже прогнили до основания. Он шел, помня каждый поворот, каждую яму, каждую точку, где можно было спрятаться. Память срабатывала автоматически, как будто он никогда и не уходил оттуда.

Когда он добрался до КАМАЗа, солнце уже касалось горизонта. КАМАЗ стоял на том же месте, ржавый, с выбитыми стеклами, с деревом, пробившимся через кабину. Это был их ориентир. Виктор подошел, осмотрелся. Никого. Он ждал.

Через пять минут из-за угла бункера показался Крылов. Он хромал, как и три года назад. Нога так и не зажила до конца. Он был в гражданском, в темной куртке и джинсах, но походка была бойцовской.

– Вить, – кивнул он, подходя ближе. – Пришел.

– Пришел, – подтвердил Виктор. – Теперь говори. Что происходит.

Крылов оглянулся, потом кивнул в сторону бункера. – Вниз. Там безопаснее.

Они спустились внутрь. Бункер был темным, сырым, в стенах росла плесень. Но он был живой. Крылов включил фонарик, осветил узкий коридор. Они прошли в комнату, где раньше был командный пункт. Там стоял старый стол, пара стульев, на столе – термос и два стакана.

– Я ждал, – сказал Крылов, наливая чай. – Знаешь, сколько я ждал?

– Сколько?

– С тех пор, как тебя выгнали. Я знал, что они найдут вас. Как знал, что вы не согласитесь работать на них. Ты не тот, кто продается за деньги, Вить. Ты продается только за правду.

– А что, если правда стоит пять миллионов долларов? – холодно поинтересовался Виктор.

– Тогда это не правда, а цена на нее, – ответил Крылов, и Виктор услышал в голосе бывшего бойца ту же самую усталость, что и у себя в груди. – Вить, мы должны встретиться. Не по телефону. Глаза в глаза. Там, где нас не услышат.

– Где?

– Старая база. Та, что под Дмитровым. Заброшенная. Ты помнишь?

Виктор помнил. База под Дмитровым была учебным полигоном ГРУ еще в советские времена, а потом ее законсервировали после реформ. Там были бункеры, подземные ходы, системы укрытий. Там они учились выживать две недели без выхода на поверхность. Там Крылов сломал ногу, провалившись в старый колодец. Именно тогда Виктор впервые понял, что запасной путь – это не роскошь, а необходимость.