Ломаные линии судьбы

Внешность у гражданина была ой недоброй. Морда «во», Ламброзо в восторге рыдает от столь явной типичности этого образчика… Такая морда: кирпичная, с глубоко посаженными тёмными глазами-буравчиками, утопленными под тяжёлым, низким лбом и широкими бровями. Зато вполне себе харизматичная, транслирующая определённый образ мышления воинствующего доминанта, суперальфы, то бишь демонстративную самоуверенность и превосходство, презрение к людям, стоящим «не вровень» ему по жизненным достижениям. А повадки бандюгана, присущие криминальным личностям, он даже не пытался скрывать, а, наоборот, показательно демонстрировал: подмять, «забычить», заставить себя бояться и уважать беспрерывно.

Угораздило же обзавестись эдаким соседушкой…

Сюда, в квартиру брата, Аглая переехала около года назад. Дом относился к тому типу строений, которые называют «точечной элитной застройкой». Сдан в эксплуатацию он был двенадцать лет назад, так что сейчас к столь высокому классу его уже вряд ли бы причислили по той причине, что за эти годы и класс тот самый элитный сильно поменялся, и дом несколько устарел, хотя и сделан был весьма добротно, на совесть.

Дома столь высокого качества, в которых продуман и выверен каждый сантиметр, каждый крепеж и деталь интерьера, каждая магистраль коммуникаций и всякая важная мелочь, теперь редко строят. К слову сказать, его и возводили-то целых два с половиной года, а не как нынешние «скороспелки» – за несколько месяцев. Поэтому-то Лёшке с отцом, вложившимся в стройку ещё на стадии проектирования дома, и удалось приобрести здесь квартиру ну по очень, очень выгодной цене.

Впрочем, не суть, не об уровне постройки речь, хотя и о нём в числе прочего – уже потому, что жить в таких домах приятно, удобно-комфортно.

Дом, по московским меркам, был совсем небольшим – всего двенадцать этажей на два подъезда. Центральный вход подъезда вёл в просторный вестибюль с мраморной отделкой пола и стен и не с будочкой какой невнятной, притулившейся где-нибудь в уголке, а с просторной комнатой для консьержа, расположенной сразу у второй, отделявшей тамбур, двери, справа от входа. Слева же, в конце холла, – два лифта: пассажирский и грузовой. А вот у лестницы имелся свой отдельный вход с улицы, рядом с центральным. И лестница была широкая, удобная, на межэтажных пролетах цветы в кашпо на подоконниках и в углах на специальных подставках. Красиво. И приятно.

На каждом этаже, на просторной-большой площадке, находилось по шесть квартир. За её пределами расположилась отдельная лифтовая площадка, тоже, кстати, украшенная декоративными живыми растениями и копиями картин известных художников. Сбоку от лифтовой площадки, рядом с первой квартирой по левой стороне, была лёгкая дверь со стеклянными вставками, выходившая на лестницу.

Вот там-то, при выходе на лестницу, Аглае и пришлось первый раз всерьёз столкнуться с Виктором Юрьевичем, и там же началась вся эта неприятная история с Валерьяном.

Понятно, что Аглая не знала никого из соседей. Нет, с кем-то мимоходом пересекалась, когда приходила к брату, да кто ж упомнит, когда и с кем мельком встречается, навещая друзей и родных в их многоквартирных домах, особенно если ты там не постоянный и частый гость. А Глаша у брата как раз таки была гостем редким, поскольку по большей части Лёшка со своим семейством – женой Василисой и сыном Артёмом – чаще всего встречались с родными и близкими на всех праздниках, важных датах, да и просто в выходные у родителей в их родовом гнезде, где жила до недавнего времени и Аглая.

И тем не менее про кота Валерьяна Аглая была наслышана от Лёшки и Василисы ещё до того, как перебралась сюда жить. И даже пару раз видела этого знаменитого кота с весьма заносчивым характером.

Котяра был здоровый, как… как не кот вообще, а не пойми кто: тигр не тигр, но рысь какая-то точно. Килограммов двенадцать, не меньше, а то и больше, и вида редкого, необыкновенного – уникальный персиковый окрас, огромная голова, острые, всегда стоящие по-боевому уши-локаторы со смешной опушкой на кончиках и удивительно осмысленный, практически человеческий взгляд чу́дных янтарных глаз.

Ну и поведение, манеры у животного были ему под стать необычными. Там столько величавого достоинства, столько неторопливой красоты каждого движения уверенного в себе хищника – и транслируемое миру завышенное самомнение.

Лорд. Ну просто лорд. Кстати, жильцы дома за эту самую манерность поведения, яркую внешность и стать так его и прозвали. В результате чего у кота образовалось ещё одно, третье, отдельное имя – Лорд Валериан.

Его хозяйка Муза Павловна практически каждый день в определённое время спускалась вместе с Валерьяном, он же уменьшительно, по-домашнему, Вилли, на лифте, выводя своего питомца и друга во двор погулять.

Сама же совершала ежедневную прогулку-моцион или ходила по каким-то необходимым делам. И если Валерьян к моменту, когда хозяйка возвращалась, уже сделал все свои дела, надышался-нагулялся и где положено отметился, то встречал её во дворе, и они вместе поднимались на лифте и шли домой. Но если случалось так, что Валерьян не дожидался хозяйки, где-то загуляв подольше и подальше, то он просто садился возле двери, ведущей на лестницу, и ждал. Кто-нибудь входил или выходил из подъезда и, заметив кошачьего лорда, запускал его, непременно улыбаясь, здороваясь и придерживая для того дверь.

Муза Павловна же дверь своей квартиры всегда держала незапертой и чуть приоткрытой, чтобы Валерьян мог в любое время войти, открыв её лапой, или уйти, если желал снова погулять.

А если учесть, что придомовая территория и небольшой скверик возле неё были ограждены забором и простреливались камерами видеонаблюдения, то понятно, что и дверь в квартиру держать открытой было вполне безопасно, и коту ничто и никто не угрожал. Он вполне спокойно мог свободно разгуливать, тем более вел себя Лорд Валериан исключительно благородно и достойно и чужих облезлых кошек во двор не приводил.

Вот такая мирная картина, практически городская пастораль.

До одного недоброго дня.

На их девятом этаже две из шести квартир хозяева сдавали в аренду, и жильцы в них довольно часто менялись: хоть и удобное расположение, и район классный, центр и метро рядом, да только стоило это удовольствие не по-детски круто, вот и происходила постоянная ротация квартиросъёмщиков. Ещё две квартиры стояли опломбированными и закрытыми много лет. А из оставшихся двух в одной, вместо уехавшего с семьей брата, проживала теперь Аглая, а во второй хозяйка Лорда Валериана (он же Валерьян, он же Вилли) – очень интересная пожилая дама с необычным именем Муза Павловна.

Алексей и Василиса с Музой Павловной по-соседски дружили, не так чтобы прямо близко, но достаточно тепло и сердечно относились к ней и уважали, поэтому, когда Глаша собралась переезжать в их квартиру, первым делом Лёшка представил сестру соседке, наказав Аглае беречь и сохранять эти отношения и поддерживать Музу Павловну.

Да Аглая и сама бы, без всяких братских наставлений, и берегла, и поддерживала, поскольку у них с Музой Павловной с первой же встречи сложились очень тёплые отношения и полный коннект. Глашку заинтересовала необычайно эта пожилая дама и как мощная, интересная личность, и как женщина – очень неординарный человек.

Где-то с полгода назад одну из опечатанных и долгое время пустовавших квартир расконсервировали, и в неё вселился хозяин. Известно это стало из самого что ни на есть достоверного источника – от консьержки Веры Львовны, дамы во всех смыслах хорошо информированной посредством своего неуёмного любопытства и умения задавать вопросы как жильцам, так и представителям жилищной конторы. Глаша как-то раз чуть не столкнулась в холле со здоровым, бугаистым мужиком, явно куда-то спешившим. Задев её плечом в дверях, ведущих в тамбур, он что-то недобро буркнул, сверкнув неласково из-под низкого лба тёмными круглыми глазами.

– Это кто? – удивлённо спросила Аглая у Веры Львовны, наблюдавшей столкновение жильцов в дверях.

– Так с вашего этажа жилец, – с готовностью объяснила консьержка и тут же выложила Аглае имеющееся у неё на данного жильца «досье»: имя-фамилию, возраст, когда вселился и с кем уже успел вступить в конфликтные отношения.

Например, с ней самой, со слесарем из управления, с молодой мамой Марией с третьего этажа, помешавшей ему в лифте коляской с младенцем. «Однако! Всего несколько месяцев в доме – и такая насыщенная общежитская жизнь у человека происходит», – подивилась Аглая.

Где до сих пор столько лет носило того жильца и почему он не жил на принадлежащей ему жилплощади, кто бы знал, да и век бы не знать и дальше, и вовсе не видеть того соседушку. Бог бы с ним, как говорится: живёт себе человек и живёт, лишь бы нас не трогал и не вредил людям, да не обошлось вот…

Однажды у них в подъезде проводили профилактику лифтов, причём, как водится, сразу обоих, а не по одному, чтобы не устраивать жильцам принудительную физкультуру. Но нет, мы лёгких путей не ищем – проверка-починка так проверка-починка, и отключили оба лифта, а изнеженные жители, слабо матерясь и умеренно негодуя, вынуждены были целый день спускаться вниз и подниматься наверх, добираясь до своих этажей ножками да по лесенке.

Аглая вышла из квартиры, заперла дверь на ключ и только успела сделать пару шагов к двери, ведущей на лестницу, как вынуждена была остановиться и даже шагнуть назад, пропуская того самого нового-старого соседа по имени Виктор Юрьевич, с которым уже довелось один раз столкнуться в дверях не самым приятным для неё образом. И тем не менее, как вполне себе неплохо воспитанная родителями и бабушкой девушка, Аглая приветливо кивнула и поздоровалась, пропуская мужчину, разглядев его на этот раз повнимательней и более подробно.

На её вкус и восприятие совершенно одиозный пассажир: сбитый, высокий, крепкий мужик с мощными плечами, выпирающим пузцом-барабаном и руками-кувалдами, звероватого какого-то вида. Отдуваясь и тяжело дыша из-за вынужденного подъёма по лестнице на их девятый этаж, он прошёл через распахнутую створку двери, напрочь проигнорировав добрососедские кивки и приветствия Аглаи, впрочем, как и её саму. И в тот момент, когда недружелюбный брутал шагнул с лестничной площадки на этаж, вместе с ним, чуть мазнув боком и хвостом по штанине его брюк, неторопливо вышел на площадку и Валерьян.

Что взбесило мужика, отчего тот вызверился – непонятно, да и пытаться понять происходящее в ущербном сознании данного индивида… ну его, понимаешь, на фиг. Но какой-то триггер мужик словил определённо. Может, у него идиосинкразия на котов, может, он вообще животных не любит по определению или просто придурок, умом ущербный, что скорее всего, только его словно заклинило вдруг, перемкнуло что-то в мозгу. Щекастую кирпичную рожу как-то сразу, в один миг, залило дурной свекольной краснотой, и мужик прорычал по-медвежьи:

– Ты куда прёшь, скотина блохастая?!

И стремительно, с короткого, но резкого и сильного размаха ногой, он пнул носком тяжёлого ботинка Валерьяна в бок. Настолько быстро и с такой дикой, безумной какой-то, звериной силой, что не ожидавшего агрессии, не успевшего среагировать и что-либо понять кота подбросило вверх и откинуло метра на три, пролетев которые тот рухнул на пол, придушенно мявкнув. Попытался сразу же подняться, но завалился на бок, почти по-человечески застонав от боли, и повторил попытку встать.

Аглая совершенно оторопела, натурально офигев от произошедшего.

– Вы что творите?! – вытаращив глаза от изумления, прокричала она мужику и кинулась к Валерьяну, копошащемуся на полу. Кот снова и снова пытался подняться и снова бессильно падал на пол, тихо, обиженно помявкивая от боли.

Аглая встала на колени, не зная, как помочь животному, как поддержать, боялась дотронуться, чтобы не сделать ещё хуже.

– Ты что-то вякнула, коза?! – взревел мужик, подскакивая к девушке с явно не мирно-дружескими намерениями, ухватил пребольно за локоть и дёрнул Глашу на себя с такой силой, что она вынуждена была подняться, чтобы не завалиться позорно-униженно на бок.

При её немаленьком росте метр семьдесят восемь, да на каблуках, встав и выпрямившись, Аглая оказалась с буйствующим соседом приблизительно на одном уровне, ну, может, совсем немного ниже. Посмотрев прямо в наливавшиеся яростью глаза, изучавшие её, как ту самую неведому зверушку, видимо, размышляя, как бы половчее её прибить, она – со страху, наверное, – поинтересовалась:

– Дядь, ты охренел?!

– Шо?! Шо ты сказала, сучка?! Тебе что, здоровье мешает, убогая? – Мужик накалялся на глазах, с резким переходом стрелки «дурометра» в красную зону, – Ты на кого рот открыла, б… дешёвая?!

– Да сам ты… – Аглая крутнулась, с силой вырывая свой локоть из его захвата, и, зверея от самой ситуации и тупости этого придурка, прокричала в ответ: – … дешёвый! Мужик, ты ничего не попутал?! Оглянись вокруг! – Она обвела рукой площадку этажа, уставившись ему в глаза. – Считаешь, что в таком домике в центре Москвы могут жить сирые, убогие и безответные? Серьёзно? Ты хоть знаешь, кто ходит в родне у хозяйки кота, которого ты, по всей видимости, угробил, идиот?

– Что?! Кто?! – в ярости проорал мужик, делая полшага вперёд и нависая угрожающе над девушкой, пытаясь запугать, заткнуть, раздавить наездом.

Вообще-то Аглая и без дополнительной демонстрации его силы и гнева была уже изрядно напугана, и внутри со страху что-то мерзко, меленько-меленько так, предательски дрожало. Но в то же время нечто необъяснимое в ней, в её характере, в личности не позволяло поддаться этому страху, спасовать перед этим муд… человеком, позволить ему увидеть её слабость – нет уж! Нет, не станет она… отвлекаться на свои испуги и дрожащие колени, когда у них тут столь горячая «дискуссия» завязалась.

– Так ты б предварительно поинтересовался, прежде чем ногу на животное поднимать! – проорала в ответ Аглая, отступая на шаг, всё-таки не совладав до конца со страхом, интуитивно постаравшись увеличить расстояние между ними, дистанцироваться от этого абьюзера неадекватного.

– Ты!.. – аж задохнулся он от возмущения. – Ты что, больная? Или бессмертной себя считаешь, сучка?

Сделав шаг вперёд, мужик сократил выгаданную Аглаей дистанцию, резко сунувшись к ней, и замахнулся распахнутой ладонью как для удара, быкуя и запугивая.

– Нет, – бесстрашно усмехнулась она, вдруг, в один момент, прекратив внутренне дрожать и пугаться.

Была у Аглаи необъяснимая душевная способность: в тяжёлых, экстремальных ситуациях случалась с ней странная метаморфоза – словно вспышкой необъяснимого просветления её озаряло понимание, что она пугается происходящего настолько, что страх начинает доминировать над сознанием, подавляя личность, натуру и характер, и способен заполонить всю её человеческую сущность, лишая воли и разума. И в этот момент, у некой необъяснимой черты, предела, за которым страх готов поглотить сознание и руководить поступками, на Глашу внезапно снисходило поразительное спокойствие, позволявшее видеть, понимать и оценивать картину происшествия совершенно чётко и ясно, мгновенно просчитывать в уме возможное развитие дальнейшей ситуации, принимать решения и действовать.

Папенька Сергей Валентинович утверждал, что данная особенность характера и устройства личности – родовая фишка. Черта характера, доставшаяся им от дальних предков, поголовно бывших отменными воинами. И он передал её всем своим трём детям.

Ну, может, может, папеньке оно видней, не суть. Но честно скажем: весьма и весьма полезная опция, жизнеспасающая в самом что ни на есть прямом смысле, за что тем самым предкам большое спасибо от потомков. Но не суть. Хотя… наверное, как раз таки в этом-то и заключается вся суть жизни и личности Аглаи Зориной.

– Не больная и не бессмертная. Просто родню разную имею, о-о-очень непростую, тебе понравится, – пояснила она и предложила, ну так, чисто «по-дружески»: – Познакомить? – И, с удовлетворением отметив зачатки работы мыслительного процесса, отразившиеся на лице буйного соседушки, покрутила наигранно-показательно головой, как бы даваясь диву его тупоумию: – Ну ты, дядя, и му… чудак.

– Вилли! – Прерывая «содержательную» беседу соседей, из квартиры выскочила Муза Павловна и кинулась к кое-как таки вставшему на дрожащие лапы гордому и непобеждённому Лорду Валериану.

– А-а-а! – рыкнул мужик, обнаружив новый объект для нападения. – Ты, старая, держи свою тварь подальше от меня! – потребовал он, ткнув в сторону соседки указующим перстом. И пообещал непонятно кому, то ли Музе Павловне, то ли её питомцу: – Придавлю!

Резко развернувшись, сосед ткнул своим толстым пальцем теперь в сторону Аглаи и ожёг её разъярённым взглядом:

– А ты, сучка говорливая, как я смотрю, на язык слишком дерзкая! Вякнешь что ещё раз – укорочу по гланды! Вкурила, б…?

Ну не мог он проигнорировать и не пугануть Аглаю.

Не мог, и всё! Для таких типов спустить её ответный наезд и показать, что испугался, это как перестать дышать. Невозможно, чтобы кто-то даже мысль допустил о том, что он услышал и принял её угрозы и прямые намёки на какие-то там связи и крутую родню и отступил, осторожничая.

Да сейчас!

И, высказавшись-пригрозив всем присутствующим, мужик резко развернулся, стремительно прошагал к дверям своей квартиры, прогромыхал, отпирая замки, шагнул в прихожую и так припечатал за собой дверь, что обе женщины вздрогнули от грохота, сотрясшего стены.

Да уж, силушка есть, ума бы ещё человеку. Впрочем, в этот момент Аглае и её соседке было не до этого придурка с его закидонами и тараканами в голове.

– Муза Павловна… – Аглая осторожно положила ладонь на плечо женщине, стоявшей на коленях возле своего любимца и сосредоточенной на том, чтобы помочь Вилли держаться на лапах, подхватив под брюшко. – Надо вызвать скорую ветеринарную помощь.

– Да-да, деточка, вы правы, надо вызвать, – торопливо согласилась женщина.

– У вас свой ветеринар или мне поискать в интернете, кого можно вызвать? – спросила Аглая.

– Конечно, у нас свой, постоянный доктор, – ответила Муза Павловна и попросила, протягивая девушке руку: – Помогите мне, пожалуйста, подняться. Надо довести Вилли до его лежанки. Его наверняка нельзя поднимать и трогать.

– Я помогу, – пообещала Аглая, мысленно тяжко вздыхая.

Полетела, можно сказать, в прямом смысле, коту под хвост её важная деловая встреча, на которую она спешила и ради которой даже каблуки надела. Впрочем, общеизвестно, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Раз уж впряглась заступаться за котика и его хозяйку, то надо доводить ситуацию до её логического завершения.

Приехавший по срочному вызову ветеринар, осмотрев Валерьяна, сказал, что кота надо везти в клинику, проводить более глубокое обследование и делать рентген, и предупредил, что если обнаружатся внутренние повреждения, то, возможно, понадобится операция.

Ну как Аглая могла оставить Музу Павловну одну с такой бедой – никак. Конечно, она вызвала такси и поехала следом за машиной скорой ветеринарной помощи.

И сидела на мягком удобном кресле в коридоре клиники, под дверью кабинета, в который унесли Валерьяна, пока его обследовали, и держала за руку Музу Павловну, разволновавшуюся всерьёз, до сердечных болей и приёма капель, ужасно переживая за своего любимца.

– Аглая, – в какой-то момент посмотрела очень серьёзно, сосредоточенно на Глашу Муза Павловна, – я бесконечно вам благодарна за то, что вы вступились за Валерьяна и буквально спасли, не позволив этому человеку его убить. Не думайте, я не настолько изнеженна и слаба, чтобы впадать в панику, прострацию или истерику, когда случается какая-нибудь беда. Я в состоянии анализировать ситуацию и всё происходящее. Поэтому я прекрасно слышала ваши препирательства с соседом и всё, что вы ему сказали и чем пригрозили, – произнесла она и посмотрела в глаза Глаше многозначительным взглядом. – Вы были правы, напомнив этому человеку, что в нашем доме проживают люди, скажем так, определённого социального уровня и достатка, в том смысле, что мало кто из простых граждан и людей со средним заработком имеет возможность приобрести жильё в домах, подобных нашему.

– То есть люди за пределами некоего ценового ценза, отсекающего людей победнее, – усмехнулась Аглая.

– Да, я именно это имела в виду, – подтвердила Муза Павловна и внесла уточнение: – Хотя по нынешним временам, при наличии ипотеки и кредитов, многие могут приобретать недвижимость разного уровня стоимости. И это хорошо. Но я не о социальном неравенстве хотела с вами поговорить, а о сегодняшнем конфликте. Я не знаю, кто ваши родители, кем работают и какие должности они занимают, мы с вашим братом Алексеем и его супругой Василисой не находились в столь близких и доверительных отношениях, чтобы обсуждать наших родственников и знакомых. Вы припугнули этого Виктора наличием у вас и якобы у меня непростых родственников. Повторюсь, не знаю, в каком социальном статусе находятся ваши родители, но среди моих родных на самом деле имеются те, кто может повлиять и приструнить подобных субъектов. Но, когда вы его пугали, вы подумали о том, что и этот человек может занимать не самое низкое положение в обществе? Как говорится, неизвестно, чьи связи круче, – усмехнулась пожилая дама.

– Да как-то нет, не подумала, – призналась откровенно Глаша и заулыбалась. – Я вообще, если честно, не сильно-то думала в тот момент. Понимала только, что этого придурка надо остановить. Ну и растерялась от такой неожиданной, дикой, немотивированной агрессии. Я знаю, что с подобными людьми любые увещевания, апелляции к их разуму, к принятым правилам общежития, к совести абсолютно бесполезны и не работают. Единственное, что понимают такого рода личности, – это силу. И власть. Остановить их можно только с позиции силы, ну а если физически это невозможно, то следует пугать, причём с огоньком, и очень натурально-достоверно доносить до сознания, что ему реально прилетит быстрый и действенный ответ. Грубо говоря: по сусалам и властным пинком под зад со всех его вершин и достижений, так, чтобы проняло. Тогда да, такие аргументы они понимают.

– И откуда у молодой девушки знания о том, как следует обращаться с воинственными хамами и людьми криминально-бандитского толка? – удивлённо приподняв бровь, спросила Муза Павловна.

– Я два года училась в элитной школе, – иронично хмыкнув, пояснила Аглая, – а нравы там, у деток богатых-властных родителей, и законы, которые они установили, пострашней, чем в колонии строгого режима. Могли и изувечить, и не только изувечить, тех учеников, чьи родные победней и менее властны, чем их родители.

– Это ужасно, – вздохнула расстроенно Муза Павловна и повторила: – Просто ужасно, что творится в нашей системе образования.

Но не стала развивать эту непростую тему, переключаясь на иное.

– Но видимо, вам всё-таки удалось чему-то научиться в той школе, раз у вас прекрасный русский язык, – сообщила Аглае Муза Павловна, совершенно огорошив девушку неожиданным замечанием. – Это очень приятно и такая редкость по нынешним временам.

– Элитная школа не имеет к моему владению языком никакого отношения. Это всё бабушка, – улыбнулась воспоминаниям Глаша. – Родители много работали, и нашим с Лёшкой воспитанием занималась в основном бабуля. Правильная речь, великая литература и культурное, многостороннее развитие личности детей у неё находились в приоритете. – И, хмыкнув, поделилась: – Как же нас с Лёшкой это культурное развитие и литература порой доставали, вы бы знали!

– Да уж знаю, поверьте, – кивнула в ответ собеседница. – Сама через то «многостороннее» протащила трёх внуков, хотя они и отчаянно сопротивлялись со всей возможной подростковой горячностью.

Вздохнув, она перешла к более актуальному и куда как менее приятному вопросу:

– Ну ладно, это, скажем так, реприза в сторону: не могла не отметить вашу правильную речь. Но вернёмся к делам менее приятным и более насущным. Я хотела бы вас предупредить, Аглая. Люди со столь грубым сознанием и духовной ущербностью, лишённые сострадания, сопереживания и простой человеческой душевности и доброты, с садистскими наклонностями, как у этого Виктора, очень мстительны по своей натуре и способны на любую подлость, вплоть до уничтожения другого человека. И вы должны это понимать, как и отдавать себе отчёт в том, что заимели в его лице врага. И этот враг может быть хитрым, изворотливым и беспощадным.

– Ну-у… не всё так страшно, я думаю, – протянула с сомнением Аглая. Она как-то в таком ключе о столкновении с соседом не думала. – Где-то пересекаться и общаться у нас с ним необходимости нет, да и поводов не имеется. Надеюсь, больше таких выпадов со стороны этого Виктора не последует. Он себя доминантом обозначил, альфой выставил, припугнул всех, зачем ему обострять и провоцировать новый конфликт? Максимум, мне кажется, что он может сделать, это попугать ещё разок при случайной встрече. Ну, тогда что… – предположила Аглая, беспечно пожав плечами, – снова дебатнём друг друга в споре, а если товарищ намёков не понимает, тогда уж придётся принимать более реальные меры профилак- тики.