Ломаные линии судьбы

Сегодня Лилька уговорила Аглаю встретиться. Ну, как уговорила – грозно наехала по телефону на предмет того, что её разлюбезная единственная подруга пропала куда-то без всякой вести, не объявляется, не звонит и даже в сети ни одного поста не выложила за месяц, чтобы хотя бы по ним определить и понять, чем же таким важным Глашка занята, что про неё, Лилю, забыла напрочь. И пообещала, что любить, конечно, Аглаю никогда не перестанет, но, если они немедленно не встретятся, порвёт с ней всяческие отношения.

Любить, но порвать всяческие отношения с Аглаей Лилька обещала всякий раз, когда вдруг осознавала, что ужасно соскучилась по подруге и они давно не виделись. Случалось это с регулярностью раза два в месяц, а ещё в том случае, когда Лиля уговаривала подругу на такое, на что подруга уговариваться стоически отказывалась.

Познакомились они, когда Глаша перевелась в одиннадцатый класс из той самой элитной школы, в которой проучилась целых два года, пока в категорической форме не отказалась снова идти в этот мажорский гадючник. Выставила родителям ультиматум и вывалила на них такие факты, подробности и рассказы о том, что вытворяют богатенькие детки, и как глумятся и издеваются они над теми, кто ниже их статусом, и как прикрывают все их «проказы» родители, что папа с мамой были откровенно потрясены, пережив настоящий эмоциональный шок. Разумеется, дочь они сразу же перевели в другую школу, отчитав, что Глаша не рассказала им всё раньше, и недоумевая, зачем вообще было терпеть целых два года.

Зачем, зачем – волю в себе воспитывала. Но если честно, Аглаю не очень-то сильно и доставали, по крайней мере, гораздо в меньшей степени, чем многих иных учеников. Объяснить такого «особого» отношения к себе Глаша не могла, хотя и ей перепадало троллинга и порой её неслабо прессинговали за стремление к справедливости, когда она заступалась за тех, кого жёстко третировали мажорчики. Но по сравнению с другими одноклассниками Аглая умела давать реальный отпор, да и ответить адекватно и припугнуть не стеснялась.

Но наступил момент, когда она поняла, что достаточно натренировала эту самую волю, а если даже и недостаточно, так и бог с ней, походит она и без сильной воли, а вот дальше находиться в окружении неадекватных, чванливых и весьма неумных подростков ей до отвращения надоело, да и просто не следует.

А придя в новую школу, в свой последний, выпускной класс Аглая села за парту к девочке, с которой никто не рисковал сидеть рядом, и приобрела настоящую подругу Лилию Токареву, видимо, на всю оставшуюся жизнь.

Лилька – это, конечно, нечто. Уникум. Совершенно особенный человек: смесь лютого андеграунда, сборной «солянки» понятий, правил, а также всякой зауми из разных духовных практик и подросткового непрошибаемого, махрового инфантилизма.

Такой безумный симбиоз творческой натуры. Ну, собственно, было бы, наверное, странно, стань Лилька, при столь неординарном устройстве личности, например, бухгалтером. Ага, и сдавала бы в налоговую отчёты, разрисованные инфернальными картинками или героями из мультиков на полях и стишатами между строк и столбцов с цифрами.

Ну да, Лиля натура творческая, находящаяся, как и водится у этих самых натур, в вечном поиске себя как творца и создателя чего бы то ни было, но непременно эдакого и желательно мощного.

Например, она пишет стихи. Ну такие себе стихи… очень своеобразные, скажем прямо. М-да, поэзия Лилии Токаревой – это отдельная тема.

Каким-то образом Лильке удалось пару раз уговорить и затащить Аглаю на поэтические вечера, где собирались продвинутые молодые поэты и читали свои произведения со сцены, а по завершении чтений ценители поэтического искусства обсуждали их творчество.

Аглая откровенно недоумевала, на кой все эти поэты слушают всю ту лабуду, которую с умным видом им вещают, прости господи, критики. Вот она бы точно не согласилась прочитать что-то, глубоко ею выстраданное и выраженное стихами, поделиться, так сказать, своими переживаниями, чтобы потом какие-то там специалисты разбирали её произведение по словам и запятым, объясняя, что ты там правильно или неправильно срифмовал ямбом, когда надо было хореем или вообще белым стихом.

Серьёзно? Дык, может, вы сами тогда и напишете, раз лучше знаете?

Впрочем, это уж точно не её печаль и не её проблемы. Первый раз, когда Аглая позволила подруге затащить себя на подобное мероприятие, она ещё наивно полагала, что это будут чтения типа Пушкинских вечеров. И вынуждена была просидеть три часа зажатой с двух сторон любителями рифмованных виршей и слушать, скажем мягко, чтобы не выражаться по-французски, весьма спорную и сильно неоднозначную современную поэзию. Но это кое-как она ещё выдержала. И даже немного подремала, скрестив руки на груди и привалившись плечом к мужичку, сидевшему слева от неё.

Правда, такое поведение девушки имело последствия. Когда мероприятие – слава тебе господи! – всё-таки закончилось, мужичок тот (при ближайшем рассмотрении оказавшийся толстеньким, пузатеньким возрастным дядькой хорошо так за сорок, ближе к пятидесяти годам, с крашеными, щедро сдобренными лаком и уложенными в причёску реденькими волосами) попытался завязать с Аглаей более тесное знакомство, взяв её ладонь и начав плести дифирамбы.

– Девушка, у вас поразительно тонкое, чувственное восприятие поэзии, – высказал он своё восхищение, посверкивая глазами от переполнявших его эмоций. – Я наблюдал, как вы слушали, вы словно вся погрузились в ритм и звучание стиха, отдаваясь ему. Это поразительно!

– Да? – подивилась Глаша и, вытянув свою ладонь из его рук, поинтересовалась: – Я хоть не храпела?

Чем, видимо, ранила ценителя поэзии в его чувственную душу.

В следующий раз, когда Лилька всяческими ухищрениями, в основном моральным шантажом, канюченьем и напором, принялась уговаривать подругу сходить с ней на очередной поэтический вечер, уговорить-то себя Аглая дала, но в этот раз отнеслась к мероприятию гораздо более серьёзно, честно намереваясь прослушать всех поэтов. И вроде бы кое-какие выступления и стихи ей даже понравились, а то, что читала Лилька, Глашу вообще впечатлило по-настоящему. У подруги, надо признать, иногда выходило очень неплохо.

Но когда к микрофону на сцене вышла тоненькая, маленькая, хрупкая, как эльфийка, блондиночка и звонким, словно колокольчик, голоском начала читать рифмованный мат… Тут Аглая поняла, что ей такая поэзия точно не по нервам, и просто тихо слилась с мероприятия, пока Лилька с кем-то увлечённо беседовала.

Всё, более никакими шантажами, уговорами и увещеваниями затащить Глашу ни на какую поэтическую тусню подруга разлюбезная и любимая не смогла, как ни старалась. А старалась она, надо сказать, хорошо.

Зато у Лильки вышла книга стихов. Ну как книга – тоненькая, неубедительная книжица, листов на тридцать, с пугающей обложкой в стиле кровавого инферно в розах, тиражом в двести экземпляров, выпуск которой полностью профинансировали её родители. Причём весь тираж, как ни удивительно, был раскуплен полностью.

Аглае, разумеется, достался экземпляр с личным автографом поэтессы, и она честно прочитала всю книжонку. И ничего так, надо признать, вполне читаемо, нашла несколько интересных стихотворений, а одно так и вовсе поразило Аглаю своей необычайной ритмикой и глубиной.

В какой-то момент Лилька начала пробовать себя в изобразительном искусстве – стала писать картины. Ну, это ещё одна отдельная тема. Совсем отдельная… то есть вообще.

Однажды Лиля притащила Аглаю в мастерскую, которую для любимой дочи арендовали родители, чтобы девочке было где разгуляться, свободно реализуя себя в живописи. Вот Лилька, реализовав себя в этом самом виде искусства аж целых три раза, в смысле написав три картины, и привела в мастерскую Глашу. Поставила подругу перед своим «полотном» и потребовала немедленно делиться впечатлением от её твор- чества.

– Ну-у-у… – протянула Аглая, откровенно недоумевая, что об этом вообще можно сказать, не говоря уж про «делиться».

Не, ну неоднозначненько – чёрное на красном, красное на чёрном, огонь, рога-копыта, плавающие отдельно от лиц глаза и что-то там ещё непонятное, выполненное в технике практически детского рисунка.

– Как тебе идея? – чуть склонив головку набок, любовалась своим произведением Лилька.

Да? Серьёзно? Тут, оказывается, ещё и идея имеется? И её как бы надо бы найти?

Чтобы поберечь свою психику, Аглая решила «идею» всё же не пытаться откапывать и в дебри эти не вдаваться, ограничившись коротким комментарием:

– Сильно.

Но данной оценкой Аглаи подруга осталась вполне довольна.

Жила Лилька с родителями, никуда уезжать от них не собиралась ни в ближайшей перспективе, ни в далёкой и вступать в самостоятельную жизнь не планировала. Впрочем, следует заметить, что и родители Лилины чадо своё оригинальное отпускать от себя даже и не думали, потакая всем устремлениям, «поискам» и желаниям дочери.

Зато Лилия Максимовна имела своё особое, весьма оригинальное мнение обо всех сферах жизни и, как ей казалось, отлично разбиралась и знала, как надо жить и что делать в любых житейских ситуациях.

Аглая свою особенную, странную, творческую Лильку искренне любила и по-настоящему ценила. Потому терпеливо принимала все её выкрутасы, закидоны, оригинальность мышления и странности и не держала от неё никаких секретов. Впрочем, Лилька отвечала Аглае полной и безоговорочной взаимностью.

Так что сегодня, буквально прибежав в любимое кафе, немилосердно опоздав после работы, Аглая плюхнулась устало на диванчик за столом, выпила залпом чашку остывшего чая и принялась рассказывать Лильке о делах своих непростых и где-то даже скорбных. Правда, без кровавых подробностей, от которых в прямом и в переносном смысле Аглаю откровенно тошнило.

– Жаль, что меня там не было и я этого не видела, – опечалилась Лилька, мечтательно вздохнув.

– В смысле? – не сразу сообразила, о чём та говорит, Аглая.

– Ну ты хоть представляешь, – трясла рукой с растопыренными пальцами перед своим лицом, усиливая жестом свои слова, Лилька, –какая могла получиться картина! Просто силищная сила!

– В том плане, что написанная с натуры? – посмотрела на неё с большим сомнением Аглая.

– Та, – отмахнулась Лилька, – зачем с натуры. Важно же не это, а какое впечатление на меня произвёл бы этот труп, как бы он сохранился в моей памяти.

– Поверь, – усмехнулась невесело Глаша, – тебе бы не понравилось, как он сохранился бы в твоей памяти. Жуть физиологическая и вонь.

– Да ну, Глаш, – вздохнула легко Лилечка. – Ты слишком серьёзно ко всему относишься. Сколько раз я тебе говорила: перестань придавать много значимости тому, что не твоё. Ну убили дядьку, так это его проблемы, тебя же это никак не касается,это не твоё, – выделила Лилька нажимом последние слова и посоветовала с авторитетным видом специалиста: – Тебе надо просто расслабиться и отпустить все свои страхи, отдать разборки с этим убийством высшим силам и перестать вообще о нём думать и заморачиваться. А то ты слишком напряжена.

– Знаешь, – усмехнулась Аглая, выслушав советы подруги любимой, – мне почему-то кажется, что человек, у которого в тридцать два года любимый герой Гомер Симпсон, а спальня украшена постерами и принтами Губки Боба и семейки Аддамс, вряд ли может что-то советовать «за жизнь» другим людям.

– Я просто оригинальная и раскованная и не изменяю своим детским привязанностям, – пожала плечиком Лилька.

– Это точно, – хихикнула Аглая. – Правда, в психиатрии это немного по-другому называется.

Расположившись на заднем сиденье такси, Аглая возвращалась домой, смотрела в окно на пролетающие за стеклом улицы и проспекты Москвы и размышляла над случившейся странностью. Она поведала Лиле обо всех неприятностях, свалившихся на неё: о Валерьяне, спровоцировавшем противостояние Глаши с соседом, об ограблении, о том, как она нашла этот страшный труп, – обо всём, кроме некоторых нюансов. Но почему-то при этом ни словом не обмолвилась об Игоре Шагине, Мужчине Мечты наверняка многих женщин. Аглая так и записала его координаты в книжке смартфона, когда они обменялись номерами телефонов перед тем, как он ушёл: «ММ Шагин».

Вот интересно, почему же всё-таки она не рассказала об этом самом «ММ» Лильке?

Весь сегодняшний длинный день перед мысленным взором Аглаи так и продолжал возникать образ Игоря Шагина. Нет, он не стоял, замерев статично, не шевелясь, как памятник мужскому великолепию, – нет, разумеется. Он ещё как двигался, разговаривал, посмеивался или становился хмурым и сосредоточенным, а Глаша всё вспоминала, вырывая кусочки-цитаты из разных мест их вчерашнего разговора, иронизируя и над своими странными реакциями на этого мужчину, и над ним самим.

«Да ладно! – язвила мысленно Аглая, вспомнив, как Шагин огласил решение ей помочь. – Мало того, что он Мужчина Мечты и нежно-преданно любит бабушку, он и девицам, попавшим в беду, помогает. То есть у него ещё и такая опция имеется! Какой ужас!» – пуще прежнего расплывалась она в довольной улыбке.

И увяла, вспомнив, как влезла вчера с тем парабеллумом, не вовремя выскочившим в голове.

«Или вовремя?» – вдогонку первой мысли подумалось Аглае, и она снова улыбнулась, вспомнив, как он ловко подхватил эту цитату.

Сделав подробный доклад, напомнив начальству о некоторых важных юридических моментах и обсудив с тем же начальством один заковыристый вопрос, Игорь передал слово следующему докладчику. Расширенное совещание переключилось на другие направления и отделы, а Шагин дальше просто, что называется, отбывал номер, слушая вполуха и думая о своём.

Ну как о своём… Вряд ли предмет, занимающий его мысли, можно было назвать своим, поскольку думал Игорь Борисович об Аглае Зориной, со вчерашней ночи постоянно возвращаясь к ней в воспоминаниях и мыслях и от этих самых дум непроизвольно начиная расплываться в улыбке.

Э-эх, вот нравилась она ему – и всё тут. Да ещё как нравилась!

Такая вот острая, ироничная, занозистая, с характером таким… хорошим таким, правильным характером. И эта её потрясающая улыбка, с ямочками на щеках. А глаза! Ясные, насыщенно-синие, удивительные.

«Ладно, ладно! – одёргивал себя Игорь, посмеиваясь над своей реакцией на девочку. – Сначала надо разобраться с её делом».

А дело на поверку выходило не таким уж и простым, как могло показаться на первый взгляд. Одно то, что всплыл этот её брелок, который вот никуда никаким боком не вписывался, не встраивался ни в одну из возможных версий преступления… Ладно, и об этом позже. Шагин до сих пор не принял решения, посвящать ли Коломийцева в данный факт или всё же попридержать информацию, чтобы не подставить Аглаю зазря.

Да, Серёге Коломийцеву Игорь позвонил рано утром первым делом. Насколько это было приемлемо рано. И даже застал приятеля уже находящимся на работе в своём служебном кабинете.

– Привет, Серёж, – поздоровался Шагин с товарищем.

– О, привет, Игорь, – тепло поприветствовал Коломийцев. – Снова по делу звонишь?

– Да, если честно, сам ещё не понял: по делу, или не очень, или вовсе не по делу, – поделился сомнениями Шагин.

– Как ты закрутил-то, – усмехнулся Коломийцев и предложил: – Ну, давай излагай, вместе подумаем, по делу или нет.

– Излагаю, – усмехнулся в ответ Игорь. – Помнишь, где-то месяца два назад я просил тебя навести справки по одному деятелю?

– Помню, конечно, – подтвердил Сергей.

– Так вот, кренделя этого убили.

– Вот как, – не сильно удивился Коломийцев и спросил: – А ты к этому делу каким образом? – И вдруг, видимо, вспомнив подробности того запроса от Шагина, насторожился: – Он ведь вроде сосед Музы Павловны? Её, что ли, задело?

Бабушку Игоря прекрасно знали все близкие институтские друзья Шагина, в числе которых находился и Серёга Коломийцев.

Ну ещё бы они её не знали и не любили – Муза Павловна принимала в своём доме всех друзей и подруг внуков, всегда серьёзно кормила и баловала дивной выпечкой, а ещё выслушивала их исповеди, помогала в трудных ситуациях, могла оставить у себя переночевать, если некуда было деться, а то и вовсе пожить какое-то время и нещадно гоняла Игоря и его одногруппников по профильным юридическим дисциплинам, натаскивая перед экзаменами.

– Да ну, – усмехнулся Игорь, отвечая Коломийцеву, – кто ж на Музу Павловну бровь поднимет?

– Ну, это-то да, – хмыкнул многозначительно Сергей.

– А вот её соседке, которую бабушка опекает, рикошетом-то прилетело, – пояснил Игорь и внёс уточнения: – Вернее, пока непонятно, прилетело или нет, но следователь ваш девочку напряг. Она обнаружила труп убитого в его квартире и проходит как свидетель.

– А кто ведёт дело?

– Викторов Андрей Фёдорович, – ответил Игорь и детализировал: – Он выдвинул версию о причастности девушки на основании найденных на месте её отпечатков и того, что на видео в тот день и накануне не было зафиксировано никого постороннего, только жители подъезда, а у девушки с убитым имелся затяжной бытовой конфликт из-за кота Музы Павловны. И жили они на одном этаже. Этот Викторов вообще как?

– Да нормальный мужик, – дал оценку сослуживцу Коломийцев, – толковый следователь, к нам из Курска перевёлся.

– Понял, – принял информацию Игорь и спросил то, ради чего, собственно, и позвонил: – Я бы хотел ознакомиться с подробностями дела, насколько это, конечно, возможно.

– Попробую узнать, поговорю с Викторовым, – выказал готовность помочь Сергей. – Но пока ничего большего обещать не могу.

– Да это понятно, – согласился Шагин.

– А ты с девушкой беседовал? – поинтересовался Коломийцев.

– А то как же, – подтвердил Игорь и усмехнулся, – но, что более важно, с нейбеседовала, – выделил он голосом последнее слово, – и считай, что сняла показания, Муза Павловна.

– О как, – подивился следователь и усмехнулся: – Тогда это серьёзно. – Но всё же переспросил: – Ну а ты-то что скажешь?

– Да сто пудов никаким она боком к этому делу, – твёрдо заявил Шагин. – Ты же понимаешь, я бы к тебе не обратился, если бы были хоть какие-то сомнения. Хотя убийство-то грязное, замороченное.

– Принял, – по-деловому сообщил Коломийцев и завершил их разговор: – Ладно, я отзвонюсь, когда наведу справки, думаю, в течение рабочего дня.

– Договорились, – ответил Игорь.

Коломийцев позвонил, когда Шагин выходил вместе с коллегами из конференц-зала, в котором только что закончилось расширенное совещание.

– Приветствую ещё раз, – поздоровался Серёга отчего-то деловым тоном.

– И тебе привет, Серёж, – отозвался Шагин.

– Слушай, Игорёш, справки по тому вопросу, которым ты интересовался, я навёл. Давай пересечёмся где-нибудь сегодня вечерком и поговорим.

– Ага. – Шагин понял, что, как он и подозревал, не всё просто с этим делом. Да он и не сомневался, что непросто. – Во сколько освободишься?

– Если никуда не дёрнут, то часов в семь.

– Давай тогда поужинаем, – предложил Шагин.

– Отличная идея, – согласился Коломийцев.

Они выбрали кафе, устроившее обоих качеством кухни и местом расположения, договорились теперь уж на конкретное время и попрощались до встречи.

«Чудеса, чудеса, небывальщина!» Сегодня Аглая Сергеевна умудрилась прийти домой не в ночь-полночь и даже не вечер-вечер совсем перед ночью, а в приличные, нормальные девятнадцать тридцать.

А почему?

А потому, что, погрузившись в свои воспоминания об Игоре Борисовиче Шагине и в размышления об убийстве, о следователе Викторове и об улике, украденной ею с места преступления, а также в предположения о том, какие негативные последствия может иметь данное её действие, Аглая и не заметила, как сделала всё, что запланировала на сегодня, и даже кое-что сверх того.

Но, честно признаться, про улики и всё такое прочее ей было не очень-то интересно, мысли о господине Шагине определённо доминировали в голове Глашеньки Зориной.

Выйдя из лифта на площадку этажа, Аглая увидела девушку, стоявшую у дверей квартиры, в которой проживал Антон. Как всякая истинная женщина, Аглая за несколько секунд успела рассмотреть и оценить незнакомку по самым важным, реперным, если можно так сказать, точкам и параметрам. Очень интересная девушка: прекрасная тонкая фигура, тёмные, шелковистые, блестящие и длинные распущенные волосы, никаких накачанных губ и ресниц опахалом, лёгкий, еле заметный профессиональный макияж, подчёркивающий достоинства, а сумочка, туфли, одежда известных классических марок. Девушка высшей пробы и уровня.

Интересно, и что такой дамочке может понадобиться от такого шалопая, как Антон?

– О, – приветливо улыбнулась незнакомка, когда Глаша подошла к своей двери. – Вы, наверное, Аглая, – предположила она и тут же представилась: – Я Элла, сестра Антона.

Шагнула к Глаше и протянула руку для рукопожатия.

– Здравствуйте, – сдержанно улыбнулась в ответ Аглая и показала жестом, что обе её руки заняты пакетами с продуктами, да ещё и ключами, зажатыми в пальцах.

– Приятно познакомиться, – махнув ладошкой на несостоявшееся рукопожатие, продолжала улыбаться девушка. – Пришла вот к братцу, а он не открывает, хотя мы договаривались о встрече.

– Да открываю я, открываю! – одновременно со звуком отпирающегося замка громко и ворчливо донеслось из соседской квартиры.

Распахнув наконец дверь и посмотрев на девушек, Антон довольно разулыбался и первой поздоровался с Аглаей.

– Глашуня, привет! – откровенно порадовался он встрече и двинулся к ней, разводя руки с очевидным намерением обнять.

– Привет! – Глаша отшагнула от его объятий назад и посмеялась, переводя в шутку такой порыв парня.

– Тоша, – дала Элла оценку простоте поведения братишки, – ты снова форсируешь события.

– А что такого? – пожал тот беззаботно плечами. – Я ж Глаше честно признался, что запал на неё.

– Ладно, ребят, – поспешила завершить вечер встреч Аглая, успевшая быстренько отпереть свою дверь. – Пойду я. Устала.

– Подожди! – встрепенулся Антон, мягко придержав Аглаю за запястье. – Мы ж договорились, что сходим куда-нибудь. Давай завтра, у меня выходной.

– Пока ничего не могу сказать, – ушла от прямого обещания Глаша, – не знаю, как у меня завтра дела сложатся.

– Давай телефон, – потребовал Антон, – и не увиливай.

– Постучи завтра часиков в одиннадцать в дверь, – пошла на небольшую уступку потенциальному ухажёру Аглая и, распахивая дверь, обратилась уже к его сестре: – Рада познакомиться, Элла.

– И я очень рада, Аглая, – ответила взаимностью девушка, приветливо и открыто улыбнувшись, и расширила своё заявление: – Давно хотела с вами познакомиться. Брат вами всерьёз увлечён и постоянно о вас рассказывает.

– Ладно, – смутилась, не зная, что говорить на столь прямолинейное заявление, Глаша, поэтому просто попрощалась. – Пока.

– До завтра! – напомнил Антон.

– Да, – ухмыльнулась его настойчивости Глаша, – до него.

И вошла наконец в свою квартиру, закрыла за собой дверь и плюхнулась на пуфик в прихожей. Устала. И пакеты с продуктами тяжёлые – всё в традициях русских женщин: зашла, как водится, всего лишь за хлебушком, а загрузилась по полной программе, еле доперев добро до дома.

А что делать? Доставку заказывать Аглае некогда, каждый день она с утра до ночи в мастерской, а в выходные обычно уезжает в «родовое гнездо».

Приходится вот так.

И неожиданно Глаша вдруг раздражилась на Антона – запал он на неё! Ухажёр хренов, понимаешь, – видит же, что девушка держит тяжести в руках, надрывается, а он, вместо того чтобы помочь, треплется по-пустому, изображая обиженную невинность: телефон она ему не дала, на свидание не соглашается.

– Номер ему, – проворчала Глаша в сердцах вдогонку своим мыслям. – Может, его ещё и усыновить?

Усмехнулась, представив себе подобную картину, и тут же отпустила лёгкую обиду на парня и выдвинутые ему претензии – да ну, о чём говорить?

Смешно.

Поймав интересную мысль, Аглая откинулась назад, опёршись спиной и затылком на стену, собираясь эту самую мысль обдумать-погонять поподробнее. Когда она познакомилась с Антоном, парень ей определённо понравился. Лёгкий, шебутной, далеко не глупый, и речь у него правильная, к тому же весьма симпатичный и, что немаловажно, высокий. И возраст подходящий – ровесник, а если и младше её, то совсем ненамного.

Вот всё вроде бы отлично и прекрасно… а «не то манто», хоть ты как ни примеряй – и всё, ничего не поделаешь. А уж после того, как встретила ММ и даже имела возможность общаться… «Э-э-эх, какой уж там Тоша-Антоша!» – махнула мысленно рукой Глаша.

Не вставая с пуфика, она скинула туфли, стянула перекинутый через голову ремень сумочки, поставила ту на столешницу у зеркала, переступив через пакеты, прошлёпала босиком в кухню и хлопнула по кнопке чайника.

И вдруг раздался звонок в дверь.

– И кто? – спросила удивлённо у себя и у квартиры Аглая.

Квартира предсказуемо не ответила, и Глаша пошла выяснять ответ на этот вопрос самостоятельно.