Невероятная подлинная история Горгоны медузы

– Похвально, – ухмыляется Полидект.

При этом он вольготно устраивается на апоклинтре, нашей греческой скамье, на которой можно весьма удобно расположиться полулёжа.

– Ты вообще-то понимаешь, к чему я клоню?

– Не совсем, – искренне отвечает женщина.

– Ну это же очень просто, – ещё шире улыбается царь. – Я не жду от тебя любви, я жду… ну? Ну?..

– Страха? – пытается угадать Даная.

Полидект хохочет. Его забавляет её наивность.

– Нет, дорогая. Ты ошиблась. Благодарности.

Широким жестом он предлагает женщине сесть в стоящее рядом с ложем кресло.

Даная растерянно смотрит на царя.

Выжимает тряпку в ведро, распрямляет заткнутый подол туники и покорно садится на указанное место.

– И я, и Персей, мы очень благодарны тебе, царь, за приют, – робко произносит она, – я много раз говорила об этом…

– Говорить можно много, – прерывает её Полидект уже более серьёзным тоном. – Я не придаю значения словам. Важны действия.

Он выдерживает паузу и со значением понижает голос:

– Я жду от тебя дей ствий, Даная!

– Каких дей ствий, царь? – морщит лоб Даная. – Я правда не понимаю.

– Очень простых дей ствий, моя драгоценная, – снова усмехается Полидект, – очень простых. Ты снимаешь тунику, устраиваешься на ложе и призывно раздвигаешь ноги. И мы с тобой дружно начинаем вкушать амброзию блаженства, нектар удовольствия.

Голос царя при этих словах становится просто медовым.

– Ты только представь, как это славно! – убеждает он. – Я и ты.

Даная, однако, смотрит на него в ужасе.

– Я не стану этого делать, – твёрдо говорит она.

– Вот как? – удивляется царь. – Это даже как-то странно, моя дорогая… Может, тебе надо напомнить, что твоё пребывание на Серифе, и в частности здесь, во дворце, полностью зависит от моего расположения?

– Я помню это, Полидект, – смиренно отвечает Даная.

Но царя её ответ не устраивает.

– Или, может, тебе надо напомнить, что я, по сути, спас и тебя, и твоего сыночка? – строго вопрошает он.

– Это не совсем так, – поправляет его Даная своим нежным голосом. – Нас спас твой брат Диктис, ловивший рыбу на берегу. Это он как раз в тот момент, когда у него начался клёв, заметил деревянный ящик, плывший по волнам, и бросился в воду, чтобы помочь ему прибиться к берегу, пока нас не унесло дальше.

– Не надо о Диктисе, – морщится Полидект. – Я всё знаю. Диктис – ничто, пустое место. Он ничего не достиг в жизни. Мало ли кто ловит рыбу. Рыбаков у нас пруд пруди. А царь – один. И это я. Послушай, Даная, поговорим откровенно. Ты же понимаешь, что я мог бы применить силу, чтобы удовлетворить свои желания. Но я не хочу. Я гуманный человек. Не хочу лишних разговоров о том, что я кого-то к чему-то принуждаю. Это никому не надо. Моё царствование отличается гуманностью. Все знают, что царь Полидект – любимец богов, потому что он гуманист.

– Ты гуманист? – удивляется Даная.

– Именно, – подтверждает царь.

Он неожиданно приходит в прекрасное расположение духа от своего заявления и даже начинает напевать:

Пойми, Даная,Я ведь оптимист,И знаю —Я в душе артист.И всем известно,Что я гуманист,Ну честно —Чистый гуманист!

На большее его не хватает, и на этом спонтанная музыкальная импровизация заканчивается.

Даная давно привыкла к быстрым переменам в его настроениях. Она с интересом смотрит на резвящегося царя, не понимая, чего от него ждать дальше.

– Гуманизм – это прогрессивная жизненная позиция, – несколько успокоившись, поясняет ей Полидект. – Мы, гуманисты, обязаны вести этический образ жизни в целях самореализации и в стремлении принести большее благо человечеству. Именно так я предполагаю войти в историю. Поэтому всяких там слёз я тоже не хочу. К тому же, признаюсь тебе, я этого терпеть не могу. Я хочу очень немногого – чтобы ты добровольно пошла мне навстречу.

Полидект понижает голос и со значением произносит:

– Я ведь так долго жду этого, Даная…

– Нет, этого не будет, – твёрдо качает головой женщина.

Ей претит мысль стать наложницей похотливого старика.

– Ну чего ты упираешься? – раздражается царь. – Ты же уже далеко не девочка, Даная. Иди-ка сюда. Присядь. Не бойся.

Он отодвигается, освобождая место для того, чтобы женщина села, и призывно похлопывает правой рукой по апоклинтре.

Даная, помедлив немного, подчиняется и пересаживается поближе.

– Кстати, давно хотел спросить… – Голос Полидекта снова становится вкрадчивым. – Что это за история о том, что Зевс якобы проник к тебе в виде золотого дождя? Ведь, насколько я знаю, твой отец Акрисий запер тебя в подземелье и даже служанку приставил – следить, чтобы никто к тебе туда не пробрался. Страшно боялся, что тебя кто-нибудь оприходует, и ты родишь сыночка, который его и укокошит. Я правильно излагаю суть дела?

– Так ему предсказал оракул, – разводит руками Даная.

– Ну да, это известно, – кивает царь. – Так что же было с этим золотым дождё м? Зевс осыпал золотом служанку, и она впустила его к тебе, верно?

– Нет, не верно, – негодует Даная. – Служанка ничего не знала. Это действительно был золотой дождь.

– Ну да, ну да, – саркастически ухмыляется Полидект. – И ты, стало быть, извини за подробность, совокуплялась с дождевыми каплями? Или, скажем точнее, с золотыми дождевыми каплями? Так, что ли? И от этих капель и понесла, да? Очень милая легенда. Мне нравится.

– Думай как хочешь, – с обидой поджимает губы Даная. – Я не собираюсь ничего объяснять.

– Ну ещё бы. Я и не ждал от тебя правдивых объяснений.

Голос царя становится совсем приглушённым.

– Честно говоря, мне всё равно, как на самом деле ты потеряла девственность, – взволнованно бормочет он. – Я жду от тебя совсем другого. Давно жду. Посмотри на меня, Даная. Тебе не хочется почувствовать, каково это – объятия живого человека из плоти и крови, а не какой – то там душ из золочёных капель?

На этих словах Полидект неожиданно переходит от слов к действию. Он проворно соскакивает с апоклинтры, хватает женщину, валит её на неё и до пояса задирает ей тунику.

Даная отбивается что было сил.

– Нет, нет, я не хочу! – кричит она. – Нет! Я не люблю тебя! На помощь!

– Тс-с-с! Полюбишь! – тяжело дыша, шепчет царь прямо ей в ухо. – Если это, конечно, так для тебя важно!

– На помощь!!! – во весь голос, отбиваясь, орёт Даная. – Помогите!!!

И тут происходит нечто непредвиденное.

Когда Даная понемногу начинает терять силы, в её покои буквально влетает Персей, комната которого находилась совсем рядом. Персей очень молод, вернее даже сказать, юн. И, надо отдать ему должное, прекрасен и силён, как молодой бог. Он мгновенно подбегает к борющимся и одним махом отшвыривает в сторону Полидекта, от чего тот еле удерживается на ногах.

– Ты что себе позволяешь, мальчишка? – злобно шипит стукнувшийся о стенку царь.

– Не смей трогать мою мать! – с вызовом отвечает Персей, помогая Данае сесть и поправить одежду.

– Какая дерзость! – восклицает Полидект и не без труда усаживается в ближайшее к нему кресло.

– Если ты ещё раз коснёшься её, я убью тебя! – тем временем гордо заявляет Персей.

– Убьё шь меня? – поражается царь. – Да это же угроза! Эй, стража! – визгливым голосом кричит он. – Ко мне!!!

Раздаётся топот, и в комнату вбегает начальник дворцовой стражи Алексис. Я опишу его коротко, большего он не заслуживает. Это огромного роста детина с всклокоченной рыжей бородой и полным отсутствием признаков интеллекта на челе.

– Ты звал меня, царь? – вопрошает он, положив ручищу на рукоятку меча.

– Да, Алексис, – несколько успокоившись, отвечает Полидект. – Представляешь, тут прозвучала угроза царю.

И он обвинительным жестом указывает на Персея.

– Это же явное нарушение нашей самодержавной конституции, не так ли, Алексис?

– Ты прав, царь, – охотно подтверждает Алексис и всем своим грузным телом разворачивается к Персею. – Царю нельзя угрожать, мальчик! – наставительно произносит он. – Это достаточный повод, чтобы бросить тебя в темницу, судить и лишить жизни, – учительским тоном поясняет Персею Полидект. – Найди мне хотя бы одну причину, которая помешает мне сделать это cейчас.

Но на Персея эти угрозы не производят никакого впечатления.

– Ты не смеешь обращаться с моей матерью как с какой – то рабыней! – гневно блестя глазами, произносит он. – Она дочь царя Аргоса Акрисия, царевна. Она ровня тебе.

– Это я в курсе, чья она дочь, – усмехается Полидект. – Я даже знаю, что папа-царь засунул её и тебя в деревянный ящик и отправил болтаться по волнам. Видимо, очень любил свою драгоценную дочку, не так ли, Алексис? Настоящий пример истинно любящего отца.

Алексис морщит лоб. Сарказм, как правило, доходит до него с трудом.

– Арестовать его, царь? – подобострастно интересуется он.

Даная, услышав это, ахает и выходит из-за спины Персея.

– Не делай этого, Полидект! – молит она. – Он ни в чё м не виновен! Он защищал свою мать! Ты же говорил, что ты гуманист! Любимец богов! Они осудят тебя!

Алексис тем временем воспринимает молчание царя как указание, вынимает меч и начинает двигаться к Персею. Тот хватает ближайший к нему тяжёлый подсвечник и готовится защищаться.

– Подожди, Алексис, дай подумать, – останавливает стражника Полидект. – Она права. Я не хочу лишних разговоров. Это может бросить тень на моё царствование. Никому это не надо. Вот что я решаю…

Он делает значительную паузу, оглядывает всех присутствующих и потом продолжает:

– Ты можешь избежать суда и казни, Персей. Вот тебе альтернативный вариант. Ты, мальчик, отправишься на Запад, в края, где властвуют богиня Ночь и бог смерти Танатос.

– На Запад? – в ужасе повторяет Даная.

– Да, на Запад, – подтверждает Полидект. – А что тут такого? Там тоже люди живут. И неплохо, кстати. В общем, ты найдёшь там остров, где проживают три сестры, ужасные горгоны. И привезёшь мне голову одной из них – горгоны Медузы. Она, кстати, единственная смертная среди них. По край ней мере, так говорят. Тогда я закрою глаза на преступление, которое ты только что совершил. Просто забуду о нё м, хорошо? Ты меня понял? По-моему, это прекрасное и очень гуманное решение, – поворачивается он к Алексису.

– Прекрасное решение, царь, – с готовностью подтверждает начальник дворцовой стражи.

Персей ставит на место подсвечник и с минуту обдумывает услышанное.

– То есть я должен убить эту горгону Медузу? – растерянно уточняет он. – Но я не хочу никого убивать. Даже горгону.

Полидект смотрит на него как учитель на сморозившего глупость ученика.

– Придётся, мой милый, – ласково говорит он. – У тебя нет выхода. Впрочем, если ты знаешь другой способ отделить от тела её голову и привезти мне, то я не возражаю.

И решив, что он произнёс нечто очень остроумное, царь с удовольствием хохочет над собственной шуткой. Алексис громогласно ему вторит.

Персей и Даная ни малейшего участия в этом веселье не принимают.

– Не переживай, – отсмеявшись, продолжает Полидект. – Горгона эта ужасна, о ней ходят жуткие слухи, так что ты сделаешь благое дело, избавишь человечество от лишней гадости.

– Зачем тебе её голова? – интересуется Персей.

– Как это зачем? – удивляется Полидект. – В подтверждение того, что ты совершил этот подвиг. Нормальное доказательство, я считаю. Как ты думаешь, Алексис?

– Очень убедительное доказательство, царь, – кивает начальник стражи. – Лучше и быть не может.

– А как я найду её? – хмурится Персей.

Полидект задумчиво разглядывает юношу.

– Мой милый, кто ищет, тот всегда найдёт, – в конце концов лучезарно сообщает он. – Это было бы слишком простое поручение, если бы у меня была карта, где было бы крестиком отмечено местонахождение горгон.

Эта очередная, произнесённая им спонтанная шутка снова вызывает у Полидекта приступ смеха. Он опять приходит в превосходное расположение духа.

Алексис одобрительно хихикает, не отрывая преданного взгляда от царя.

Персей и Даная терпеливо ждут.

– Дерзай, мальчик! – успокоившись, с пафосом восклицает Полидект. – Я предлагаю тебе путь, который ведё т к славе! Я даю тебе шесть месяцев на всё про всё. За это время вполне можно управиться. Ну, что скажешь?

– А как же моя мама? – растерянно спрашивает Персей. – Я не хочу оставлять её одну. Я видел, что может произойти.

– А что твоя мама? – пожимает плечами Полидект. – Клянусь богами-олимпийцами, что эти полгода она будет в полной безопасности. Я пальцем до неё не дотронусь.

Для убедительности своих слов царь встаёт и прижимает правую руку к сердцу.

– Алексис, ты свидетель слова царя! – объявляет он. И провозглашает, глядя в пространство:

– Пусть молния поразит меня прямо в голову и выжжет мне глаза, если я его нарушу!

– Да! – громогласно подтверждает Алексис.

– Что да? – гневно смотрит на него Полидект.

– Да, мой царь, – стушевавшись, отвечает начальник стражи. – Я свидетель этой страшной клятвы.

Полидект удовлетворённо кивает.

– Ну что, доволен? – обращается он к Персею.

Тот отчаянно смотрит на мать, понимает, что деваться ему некуда.

– Когда мне отправляться? – покорно спрашивает юноша.

– А чего ждать? – широко улыбается довольный собой Полидект. – Прямо сей час и отчаливай. Лодку тебе дадут, я распоряжусь. Иди! И ты иди, Даная, собери его в дорогу, попрощайтесь, я не хочу быть свидетелем этой сентиментальной сцены. И без того много грустного на свете. Идите!

Даная и Персей кланяются и начинают движение в сторону двери.

– Стойте! – неожиданно восклицает Полидект.

Они останавливаются, вопросительно смотрят на него.

– И не надо меня благодарить! – прежним медовым голосом произносит царь.

Даная и Персей мгновение смотрят на него, недоумённо переглядываются, снова молча кланяются и уходят.

Полидект с удовольствием смотрит им вслед.

– По-моему, я неплохо придумал, как считаешь? – обращается он к своему начальнику стражи.

Алексис старательно морщит лоб, прежде чем ответить.

– Но я слышал, что ещё никто не выжил при встрече с этой ужасной горгоной, – наконец произносит он с долей некоторой робости. – Взгляд её смертелен. На кого она ни посмотрит, тот мгновенно превращается в камень.

– Ну да, – соглашается Полидект, – я тоже слыхал, что все как один каменеют при её взгляде. Хотя вообще-то мало ли чего говорят. Я ещё слышал, что у неё ядовитые змеи на голове вместо волос. Ну и что с того? Как, кстати, она причёсывается, интересно? И чем их кормит? Как ты думаешь?

– Даже не представляю себе, – пожимает могучими плечами Алексис.

– А я и представлять не хочу, – усмехается царь. – Мне есть о чё м думать. Я тебе так скажу, Алексис, если эта история про смертельный взгляд правдива, значит, будет на земле ещё одна небольшая окаменелость по имени Персей. Невелика потеря. В некотором смысле это даже хорошо. А если это не так и парень в самом деле принесёт её голову, значит, одной мерзкой горгоной на свете будет меньше. В любом случае мы в выигрыше, не так ли?

– Ты очень мудр, царь, – подобострастно произносит начальник стражи.

– Я знаю, – расплывается в довольной улыбке Полидект. – Конечно мудр. Поэтому у нас так всё хорошо. А полгодика я подожду. Без проблем. Куда мне спешить? У нас ведь тут прекрасные гетеры на Серифе, верно?

– Чистая правда! – оживляется Алексис.

– Ну вот и пой дё м к ним. Надо немного отдохнуть от всех этих переживаний. Жизнь должна прежде всего приносить удовольствие, в этом смысл гуманистического правления, понимаешь меня?

– Ещё бы! – радостно кивает начальник стражи и уходит вслед за царём.

Так вот началась эта эпопея, то бишь история Персея и Медузы. Может, какие-то нюансы я и упустил, но это, право, не принципиально. В целом всё именно так и было. Надеюсь, вам ясно, что похотливый Полидект отправил Персея как можно дальше, чтобы тот не мешал его сладострастным планам в отношении Данаи. Потому я и говорю, что всё дело в этой превалирующей черте его характера.

А теперь, чтобы вникнуть, как и что происходило дальше, нам с вами надо перенестись в Атлантику, на острова Горгады, или, иначе говоря, острова Зелёного Мыса, туда, где проживают сёстры горгоны. Горгона, к слову говоря, по-гречески значит грозная или ужасная. В общем, прямо скажем, путь Персею предстоял не близкий. Ксенофонт из Лампсака, которому лично я вполне доверяю, пишет, что это примерно два дня плавания от материка, то бишь от полуострова Зелёный Мыс, самой западной точки Африканского континента. Это подтверждают и Помпоний Мела, и Плиний Старший в своей «Естественной истории». Если хотите, можете сами почитать и убедиться, они врать не будут. Короче, Персею, чтобы обычным образом добраться до острова горгон, пришлось бы плыть не менее сорока дней, а может, и ещё того дольше. И ещё неизвестно, доплыл бы он, там ведь дядя Посейдон бури устраивает постоянно, в этом районе, уж зачем он это делает, право, не знаю. Так что папа мой, Зевс Всемогущий, не зря велел мне Персею помочь. Впрочем, давайте всё по порядку.

Глава третья

Остров Горгон

Погода на этом далёком острове, как вы уже, вероятно, поняли, из-за постоянных этих Посейдоновых бурь стояла, как правило, отвратительная. Небо хмурое, серое, и если уж не шёл сильный дождь, то дул холодный, пронизывающий до костей ветер. Солнце редко когда заглядывало в эти края. Но вообще-то, при всём при том, климат там был непредсказуемый, всё могло поменяться в одночасье. И вот что удивительно, именно в те дни, о которых я вам рассказываю, погода неожиданно установилась тёплая и солнечная.

Воспользовавшись этим, две сестры-горгоны решили понежиться на солнышке на берегу. Не скажу на пляже, поскольку пляжей как таковых на острове не было, одни скалистые берега. Но они удобно устроились на вершине плоской скалы, где горгона Сфено по просьбе своей сестры Эвриалы делает ей массаж. Это, кстати, совсем не простое занятие, так как тела горгон покрывает блестящая чешуя. Но Сфено справляется, с нескрываемым удовольствием мнёт тело сестры своими сильными, покрытыми медью руками с острыми стальными когтями.

– Вот так! Хорошо! – удовлетворённо восклицает она. – А теперь вот так! А теперь вот здесь! Ну-ка, потянем!

– Э-э! Поосторожней, Сфено! – не выдерживает Эвриала. – Мне больно, в конце концов! Ты не соизмеряешь свои силы!

– Ты же знаешь, что Сфено означает могучая, – виновато произносит Сфено, – так что уж прости меня. Потерпи, это полезно.

– Я не собираюсь ничего терпеть, – возмущается сестрица. – Эвриала, напомню, вовсе не означает терпеливая, Эвриала – это далеко прыгающая.

– Я это знаю, Эвриала, – успокаивающе говорит Сфено, продолжая всё тот же активный массаж, – я ведь твоя сестра. Я всё про тебя знаю.

– И что с того? – постанывает Эвриала. – Тебе не кажется, что есть некая разница в этих понятиях: терпеливая и далеко прыгающая?

– Ну чего ты завелась? – удивляется Сфено. – Просто расслабься и получи удовольствие.

Эвриала, однако, не успокаивается.

– На что ты намекаешь? – вопрошает она. – Какое удовольствие, сестрица? Мы же не на острове Лесбос, в конце-то концов. К тому же ты знаешь, я горячая противница всех этих однополых отношений. И уж тем более внутри семьи. После того как наш папенька Форкий решил заняться инцестом и стал сожительствовать со своей сестрой Кето, мы родились горгонами.

– Ну и что такого? – энергично реагирует Сфено. – Да, мы горгоны! Что тебя не устраивает? По край ней мере, мы бессмертны, а это уже чего-то да стоит, разве нет? И вообще, кто может противостоять нам? Посмотри, какие у нас крепкие руки, какие когти! К тому же у нас не кожа, как у людей, а настоящая, крепкая, как сталь, чешуя. Это, по сути, броня, она непробиваема!

И Сфено с силой нажимает на какую-то точку на теле Эвриалы.

– А-а! Хватит! – не выдерживает горгона. – Ложись сейчас ты!

– Как хочешь, – пожимает плечами Сфено. – Я старалась как лучше.

Они меняются местами.

Сфено укладывается на живот, и теперь Эвриала делает массаж Сфено.

– Ну и что хорошего в этом твоё м бессмертии, хотелось бы знать? – рассуждает она. – Мы обречены на жизнь, как бы она ни наскучила, как бы ни была отвратительна. Времена года будут сменяться, время будет тянуться бесконечно, а мы так и будем пить горячую людскую кровь, разрывая на части их бренные тела. Целую вечность! Мне, честно говоря, это уже несколько приелось. А что делать? Всё будет повторяться и повторяться, и никогда не придёт конец этому скучному однообразию. Тебе не кажется, что это не благо, а наказание? Только не понимаю, за что? За родительский грех? Если уж на то пошло, я завидую людям, в жизнях которых есть начало, развитие и конец. Я завидую нашей сестре Медузе, которая не обладает этим даром!

– Ты это серьёзно? – поворачивается к ней Сфено. – Ты ей завидуешь? Чему?

– Лежи смирно! – приказывает Эвриала. – Да, завидую! Страшно завидую! Даже при том, что она чудовищно выглядит с этими её змеями на голове. Лучше быть уродливым, но смертным монстром, чем бессмертной, неуязвимой, но никому не нужной… Иногда мне хочется просто растерзать её от зависти! Я ненавижу Медузу!

Сфено снова поворачивается и поражённо смотрит на неё:

– Что ты говоришь, Эвриала! Она же наша родная сестра! И к тому же она очень хорошая. Её же не зря назвали Медуза – то есть защитница.

– И что с того, что сестра? – пожимает плечами Эвриала. – Кто тут считается с родственными связями? Мало ли какие у нас сё стры! Змеедева Ехидна тоже вроде как наша сестра, и страшные старые грайи с этим их одним глазом и одним зубом на троих – наши старшие сё стры, ну и кого это волнует? Говорят, что и дракон Ладон, охраняющий сад с яблоками гесперид, – тоже наш братец! Мало ли кого ещё наплодила эта безумная похотливая парочка – бог бурного моря Форкий и злобная богиня пучины Кето! Плевать я хотела на всех этих уродливых жутких сестё р и на нашу Медузу в частности!

– Медуза вовсе не уродлива, – с обидой поправляет её Сфено, которая не терпит искажения истины. – Она всегда была самой красивой из нас!

– Тем более у меня есть причины её ненавидеть, – невозмутимо парирует Эвриала.

– Она-то в чём виновата? – удивляется Сфено. – Сестра стала смертной, да ещё с этими змеями на голове, потому что на неё прогневалась Афина!

– Ясное дело – прогневалась! Она же трахалась с Посейдоном в её храме! Тут любая разгневается! Лежи давай смирно!

– Не буду!

Сфено резко поворачивается и садится.

– Она с ним вовсе не трахалась. Он её из-на-си-ло-вал!

– Ага, как же! – усмехается Эвриала. – Может, и наш отец изнасиловал нашу мать? Мало ли чего она теперь рассказывает, эта Медуза. Она же у нас гордая. Разве она когда-нибудь признается, что сама умирала по Посей дону и всё сделала, чтобы завлечь его в этот храм. Чтоб остаться с ним там наедине!

– Ты врё шь! – кричит Сфено. – Не было такого!

– Конечно, не было, как же! – злобно смеётся Эвриала. – Открой глаза, сестрица! У нашей красавицы всегда были заоблачные запросы. Ей нужен был не кто-нибудь, а сам Посей дон. Не просто бог, а олимпиец! И она всё рассчитала, кроме одного – что их застукает Афина Паллада, которой совсем не понравилось, что её храм используется в качестве борделя. Заметь, кстати, что к Посей дону никаких претензий у Афины не было.

– Ну, ещё бы! – возражает Сфено. – Он же бог, брат самого Зевса.

– Да не в этом дело, – брызгая ядовитой слюной, шипит Эвриала. – Просто Афина быстро разобралась, что там происходило. Она, в отличие от Афродиты, терпеть не может шлюх!

Сфено от возмущения вскакивает на ноги.

– Замолчи!

– И не подумаю! – отвечает Эвриала и в свою очередь выпрямляется.

– Я не позволю в таком тоне говорить о Медузе! – угрожающе произносит Сфено.

– Да ну? – с вызовом отвечает ей сестра. – И что ж ты сделаешь, интересно?

– Возьму и заткну тебе рот! – гневно цедит Сфено.

Лицо её искажается от ярости.

– Ну попробуй! – Эвриала поднимает руки с острыми когтями. – Ещё, кстати, неизвестно, когда и какие плоды даст семя, которое оставил Посей дон в лоне этой шлюхи!

– Я сказала, заткнись!!! – кричит Сфено.

Сё стры ходят по кругу с горящими от ненависти глазами, готовые броситься друг на друга.

Именно в этот стрёмный момент на скале появляется Медуза. Замечу, что на голове у неё надет петус, или, по-латыни, пелеус – войлочная шляпа. Такие шляпы были писком моды в нашей Древней Греции. Я и сам частенько носил такую. Но у Медузы пету с особенный – с большими широкими полями.

Короче говоря, Медуза подходит и с удивлением смотрит на разгневанных сестёр.