Сдать экзамен по любви

Неловко выйдет, если его к этой доске сейчас вызовут.

Пока дочь вытаскивала из рюкзачка тетрадку и пенал, Герман попытался стряхнуть с себя морок.

На училок в очках у него ещё не вставало.

Тем более – не взлетало.

– Сегодня мы продолжим разбирать ткани человека. Арина, какие типы тканей ты помнишь?..

Летов краем уха пытался фиксировать информацию, но пока больше усилий уходило на контроль шевеления в нижнем мозге.

– …Нет, нервная ткань относится к полидифференцированным, то есть состоит из разных видов клеток, – возражала Гордеева на ответ Арине.

– В смысле? – в миг «протрезвел» Герман, преисполненный негодованием. – Нервная ткань состоит из нейронов!

Это даже он помнил. Со школьной скамьи.

– Да, нейрон является важнейшей клеткой нервной ткани, – закивала училка. – Но не единственной. Ещё есть разнообразные клетки нейроглии. Одни борются с вирусами и бактериями – ведь внутрь нервов не могут просочиться клетки иммунной системы. Им мешает гематоэнцефалический барьер. Другие глиальные клетки играют роль арматуры и участвуют в обменных процессах. Самые интересные третьи, они создают миелиновую оболочку. Это как изоляция на проводах. Как ты думаешь, Арина, какой длины могут достигать самые большие клетки человека?

– Сантиметр? – смело предположила дочь.

Юлия Игоревна помотала головой и взглянула на Германа.

– Больше или меньше? – уточнил тот.

– Больше.

– Пятнадцать? – пошутил Летов. В голову лезла всякая пошлятина.

– Мало! – многозначительно ответила Гордеева, дёрнув бровями.

– Двадцать пять?

– Значительно больше, Герман Рудольфович! Метр. Аксон, длинный отросток нейрона, может тянуться целый метр, от стопы до позвоночника, например. Арина, ты представляешь, как передаётся нервный импульс?

Дочь помотала головой. Герман тоже никогда на эту тему не задумывался.

– У нейрона на наружной стороне мембраны накапливаются положительные ионы, а внутри – отрицательные. Когда клетка возбуждается, открываются встроенные в мембрану каналы, и по ним катионы движутся внутрь. Создаётся ток. Электрическим полем активируются соседние участки мембраны. – Гордеева рисовала маркером движение плюсов и минусов. – Я понятно говорю?

Герман кивнул. Непонятно, к чему, но понятно.

– У маленьких детей импульс передается медленно – по меркам организма. Скорость составляет всего один метр в секунду. – Юлия Игоревна запечатлела скорость на доске. – Кроме того, представь, в земле лежит неизолированный провод, по нему пустили ток, и ты стоишь на этой земле босиком. Что будет?

Училка смотрела на Арину, хотя на такой вопрос и Герман знал ответ. Хоть руку поднимай.

– Будет больно? – предположила Арина.

Гордеева закивала:

– У младенца нейроны изолированы очень слабо. Когда у него случаются колики, сигнал боли разливается по всему организму, как ток по земле. У него болит всё. Но потом на помощь приходят клетки нейроглии. Они обёртываются вокруг аксонов, укладываясь одна за другой. Это и есть миелиновая оболочка. Вот смотрите. Это – тело нейрона с ядром, от него отходят многочисленные короткие отростки – дендриты. От корня «дендро-» – дерево. Похоже?

Живое воображение Геры утверждало, что нейрон похож на одноглазого инопланетянина с прической Эйнштейна и единственным длинным тентаклем, который заканчивался пучком присосок.

– А это длинный отросток, аксон, – показала репетиторша в «тентакль». – Помните, я говорила, что он может достигать метра длиной? Миелиновая оболочка делает его похожей на связку сосисок.

Тут Летов был согласен со сравнением. Гордеева продолжила:

– Между соседними заизолированными отрезками находятся открытые перешейки. Нервный импульс перескакивает по ним, и скорость проведения возрастает уже до ста двадцати метров в секунду!

Юлия Игоревна со значением подняла палец.

– Миелиновая оболочка позволяет передавать сигнал не только быстро, но точно и без потерь. Это особенно важно для работы головного мозга. Его миелинизация большей частью завершается в пубертате, и подростки внезапно осознают, что делать уроки стало легче. В коре мозга процесс идёт от затылочных долей к лобным. – Репетиторша показала на себе направление для пущей наглядности и ткнула пальцем себе в пресловутый третий глаз. – Здесь располагается центр аналитической деятельности. Так вот, миелинизация в нём заканчивается только к двадцати – двадцати семи годам. Именно тогда человек наконец обретает способность принимать взрослые взвешенные решения. Требовать этого от подростков бессмысленно – их мозг ещё не созрел.

Училка выразительно посмотрела на Летова, видимо, намекая, что у некоторых оное созревание не завершилось и к сорока.

– Сигнал с нейрона на нейрон переходит не как в электрической цепи, – Юлия Игоревна вернула взгляд к ученице, – …а с помощью особых структур – синапсов. – Она ткнула ручкой в присоски на конце «тентакля». – Ими аксон прикрепляется к мембране другого нейрона. – Гордеева несколько раз клацнула по «вводу», пролистывая слайды, пока не добиралась до искомого. – Вот.

В увеличенном варианте «присоска» больше напоминала широкую колбу, внутри которой бултыхались какие-то кружочки и не кружочки сложной формы. Вверху горлышко «колбы» переходило в «сосиску». Основанием она стояла на неровной поверхности, видимо, той самой мембране.

– Здесь находятся пузырьки с нейромедиатором. – Ручка репетиторши указывала на кружок в крапинку внутри «колбы». – Его молекулы поступают в синаптическую щель… – Она провела по узкой полосе между «колбой» и «мембраной», – …и связываются с белками-рецепторами второй клетки, чтобы вызвать в ней электрический импульс. Но тут всё непросто. Медиатора выделяется тем больше, чем выше уровень возбуждения. Если оно слабенькое, сигнал не пройдёт. Лишь когда количество молекул в щели достигнет определённого порогового значения, между клетками, фигурально выражаясь, проскочит искра. Таким образом организм отфильтровывает всё неважное и экономит силы, сохраняет за собой право семь раз подумать и только потом – сделать.

Тут Гордеева снова стрельнула в Германа взглядом, как из магнума сорок четыре. Да хватит, хватит уже намекать! Все всё уже поняли.

– А что, если здесь… – Он покрутил пальцем в сторону слайда, – возбуждение сильное, а этого вашего…

Он попытался припомнить название, и училка подсказала:

– Медиатора.

– …медиатора не хватит?

– Очень хороший вопрос! – похвалила она, и Летов даже как-то проникся. – Ресурс любого синапса конечен. Нейрон провёл один сигнал, другой, третий… А на четвёртый уже запасов не хватило. Ведь новые молекулы медиатора синтезируются в теле нейрона. Оттуда пузырёк тащит транспортный белок: топ-топ, топ-топ. – Она прошлась по столу указательным и средним пальцами.

– Пап, он прямо так и движется, как на ножках, – оживилась Арина, оборачиваясь к отцу.

– Да, вот этот самый метр аксона нанометровыми шажочками, – одобрительно кивнула Юлия Игоревна. – А пока он не дошёл и не донёс, в синапсе наступает утомление. Это одна из причин, почему мы не можем выполнять физические упражнения бесконечно: ресурсы нейронов, которые заставляют мышцы сокращаться, иссякают, – объясняла она ученице. – Но самое интересное то, что синапсы способны не только возбуждать или не возбуждать импульс в соседнем нейроне, но и затормозить сигнал, который пришёл с третьего. Этот процесс так и называется: торможение.

– То есть, чтобы остановиться, в нервах можно не только отпустить газ, но и нажать на тормоз? – перевёл Герман на понятный ему язык.

– Если в таких аналогиях, то утомление – это когда бензин кончился, да. Можно перестать «жать на газ», затухание импульса будет медленным, и какое-то время он поддерживается в нервном волокне. Если необходимо остановить процесс быстро, включается режим экстренного торможения. Всё верно, – благодарно, кажется, кивнула Юлия Игоревна.

Летов ощутил, как растёт его биологическая эрудиция.

Самомнение вообще пёрло как на дрожжах.

– Это один и тот же синапс может? – уточнила Арина.

– Нет. Нейрон может быть или возбуждающим, или тормозящим. У них разные медиаторы. И, кстати о психологии, для которой не нужна биология, – не преминула уесть Гордеева: – То, что мы называем темпераментом, зависит как раз от ресурсов возбуждающей и тормозящей систем человека. Если и та, и другая быстро утомляются, мы говорим, что человек – меланхолик. Он легко устаёт, подвержен неврозам, плохо адаптируется к новым условиям. Это называют слабым типом высшей нервной деятельности. Маленькие дети, кстати, меланхолики в этом смысле. Если они устали и перевозбудились, их очень сложно затормозить.

– А кто сильный? – поинтересовался Герман.

Это определённо он! Он очень сильный!

– Все остальные сильные, – со смешком заверила Гордеева. – Но у холерика, например, возбуждение преобладает над торможением.

– Поэтому он очень вспыльчивый! – Арина покосилась в сторону отца.

– Да. Обычно холериков такими и рисуют. А ещё они нередко «застревают» на какой-то идее. Многие гении были холериками. Они бы и рады не делать открытия, но не могли перестать думать о проблеме. Холерики нередко испытывают сложности с засыпанием, потому что мозг не может остановиться: всё работает и работает.

– А остальные? – зажглась дочь. Понятно: о темпераментах интереснее, чем о синапсах, медиаторах, аксонах и прочей непонятной пурге.

– У сангвиников и флегматиков возбуждение и торможение развито в равной степени. Но у флегматиков переключение с одного процесса на другой происходит медленно. Они медленно усваивают новый материал, зато дольше его помнят, потому что забывание – это тоже процесс торможения. А сангвиники легко переключаются с одного занятия на другое или даже могут выполнять одновременно несколько. Они легко учат и легко забывают. Но мы к этому ещё вернёмся, если, – тут Юлия Игоревна бросила взгляд на Летова, – мы дойдём до темы высшей нервной деятельности.

– Я думаю, дойдём, – оптимистично заявил Герман.

Ему вообще было о чём подумать. О своём темпераменте, например.

И о непонятных сигналах своего тела.

Вот подумает, и до него дойдёт.

Глава 11. Яблоко от яблоньки…

Герман

Дальше всё было совсем не так интересно. Герман не сказал бы, что материал показался ему сложным. Но его было много. Много новых слов, новой информации, картинок незнакомых… Всего было слишком. К концу часа биология лезла из ушей, глаз, носа… Отовсюду.

Правда, от потока знаний была несомненная польза – Летов теперь мог без смущения убрать с коленей пиджак.

– Юлия Игоревна, а вот это всё будет на экзамене?

Герману не верилось, что вот это всё, с чем ему удалось благополучно не встретиться в школе, могут спрашивать у одиннадцатиклассников.

– Кто же знает, Герман Рудольфович, что будет на экзамене? – огорошила Гордеева, сложив руки под грудью, отчего её грудь приобрела более вызывающие формы. – Никто не может заранее предсказать, в какой именно нюанс широкого спектра биологических сведений пожелают копнуть составители ЕГЭ в экзаменационном варианте, – закончила она с пластиковой улыбкой «очень рада видеть, дорогие гости, выход позади вас».

– И это всё нужно запомнить?

– Это ещё не всё, – усмехнулась биологичка. Тугой пучок слегка ослаб за время занятий, и несколько прядей высыпались из него, обрамляя лицо, отчего она казалась уютнее и милее. – Это первый уровень информации. Потом мы будем это всё полировать и дополнять деталями.

– Боже, куда? – Герман не мог определиться, попрыгать на ноге, чтобы вытряхнуть лишние термины из уха, или пальцем затолкать их обратно.

– Вглубь. И вширь. Герман Рудольфович, это был ваш последний шанс, – растеряла веселье Гордеева. – Я, как обычно, отправлю презентацию и задание Арине. Если она снова не справится, извините – значит, медицина тут бессильна.

Она развела руками и посмотрела на ученицу. Та виновато потупилась.

– Большое спасибо за мастер-класс, было очень познавательно, – расшаркался Летов. – До свидания, Юлия Игоревна.

– До свидания! – пискнула Арина, и дверь закрылась за ними.

Арина спускалась задумавшись и налетела на руль пристёгнутого к батарее велика. Она зашипела и пнула его в колесо.

– Расставили тут, ни пройти ни проехать, – сварливо прошипела она, в точности копируя интонации матери.

– Под ноги нужно смотреть, – возразил Герман чисто из вредности, как рефлекс на дорогую супружницу.

– Это общее место, нечего его захламлять! – продолжала возмущаться дочь.

– Это не твой подъезд, Ариш. Не нужно диктовать здесь свои законы.

– Просто ни у кого руки не доходят пожаловаться! Быстро бы всё убрали!

Герман встал на ступеньке. Арина сделала ещё несколько шагов, но всё же остановилась и недовольно оглянулась на отца.

– Дорогая моя, – вкрадчиво начал он. – Ты понимаешь, что сейчас сама была виновата в том, что ударилась? Но вместо того чтобы сделать вывод и в следующий раз быть внимательней, ты готова писать жалобы, дабы заставить и наказать.

– Сделать мир лучше! – Арина с вызовом задрала подборок.

– Для кого?

– Для всех!

– Человек, который поставил сюда велосипед, не будет счастлив от твоих реформ.

– А почему из-за него должны страдать остальные?

– Остальные – это ты?

– Ты просто ненавидишь меня, как маму! – психанула дочь и помчалась по лестнице. Если бы не доводчик, наверняка бы хлопнула дверью.

Герман закатил глаза к потолку и не торопясь продолжил спуск.

Дочери во дворе не оказалось. Время, конечно, было позднее, но телефон у неё есть, такси вызвать в состоянии, поэтому он не слишком паниковал. Просто демонстрация и прогнозируемый скандал на тему «Почему Принцесса приехала без тебя, как ты мог так себя вести!». О, этот легко узнаваемый паттерн стремления сделать мир лучше!

Герман пристегнулся и тронул машину. При выезде на трассу он обнаружил дочь, притоптывающую на морозце. Притормозил. Опустил стекло.

– Поехали.

– Я уже такси вызвала!

– А ты на него заработала?

– Могу и заработать! – с нескрываемым подтекстом выдала Арина.

– Ну давай, на панель ещё пойди назло кондуктору, ага! – Герман потянулся к дверце и отжал рычаг, открывая дверь. – Садись, Арин. Отменяй заказ и садись. Завязывай со своими психами. Если бы я, как ты говоришь, тебя ненавидел, я бы сегодня не сидел у твоей репетиторши.

– А зачем ты вообще поехал? – Любопытство перевесило обиду, хотя наезда дочери всё же удалось вложить в вопрос больше.

– Садись – расскажу.

Она с демонстративным одолжением села на переднее сидение. Летову в очередной раз захотелось врезать ей подзатыльник. Но с русскими народными способами воспитания он припозднился.

Арина пристегнулась и полезла в приложение делать отмену – действительно уже успела заказать машину. Потом, слегка отогревшись от печки, вернулась к теме:

– Так зачем ты поехал?

Теперь она успокоилась, и в вопросе не слышалось надрыва.

– Хотел посмотреть, как на самом деле тебя учат.

– И что? – Бэкграундом в голосе вновь зазвенела претензия.

– Что «и что?»? Хорошо учат.

– Значит, просто я тупая, да?

– Не знаю. Предлагаю соревнование: кто лучше напишет тест. Без подглядывания.

Арина надулась.

– Завтра, – добавил Герман.

– Завтра у меня математика, я буду совсем никакой, – пожаловалась Арина, и неожиданно для себя Летов ей поверил. Если математика – как биология, то ой-ой-ой.

– У меня тоже «математика», – пошутил он о своей работе. – Хорошо, в пятницу.

– Обществознание.

– Суббота?

– Ладно, давай в субботу, – сделала одолжение дочь.

* * *

Разумеется, к субботе Герман благополучно забыл о своих наполеоновских планах, поскольку по уши погрузился в годовые отчёты. Только лёгкое напряжение, сквозящее в позе и движениях дочери, с которой Летов столкнулся, понятно, на кухне, пробудило спящие нейроны.

– Так! Что у нас с проверочной? – в последний момент остановил он бегство Арины в комнату.

– Какой проверочной? – вроде как беспечно уточнила она.

– По биологии.

– Па-а-ап, ну давай завтра, времени уже сколько!

Время действительно уже было после десяти вечера, но Герман прекрасно знал, во сколько ложится Ариша и до скольких делает уроки. Сейчас для неё определённо было детское время. А на воскресенье у Летова был запланирован (и даже оплачен) выезд в загородный спортивный клуб. То мероприятие, с которым соревнование в решении теста по биологии и рядом не стояло. И даже неожиданный интерес, который либидо Летова испытало к биологичке, не мог конкурировать с хорошей мужской компанией. Без шансов.

Уловив, что папа неумолим, Арина сдалась. Сели оба в детской, развернув ноутбуки так, чтобы краем глаза можно было видеть, что на экране, но без возможности рассмотреть ответы. Дочь вооружилась листочком в качестве черновика. Герман ничем не вооружался и не озадачивался, поскольку был твёрдо намерен проиграть.

* * *

– …Так нечестно! – взвилась Арина, когда тесты были пройдены и сайт позволил посмотреть результаты.

А результаты показывали, что со стороны Германа одного намерения проиграть было недостаточно.

Нужно было приложить старание.

Хотя бы одному из «соревнователей».

– Что именно?

Арина сидела нахохлившись, как курица на насесте.

– Ты же больше знаешь! – заявила она.

– В целом – да. Но мы же сейчас с тобой говорим не об экономике или политике. В биологии я не разбираюсь. Всё, что рассказывала Юлия Игоревна, было для меня новым. Я даже ничего не повторял! Кто тебе мешал подготовиться?

– Я готовилась!

Хотелось ответить: «Плохо готовилась», но Летову удалось сдержаться.

– Хорошо, я спрошу у Юлии Игоревны, можно ли переписать, – пообещал Герман. Неужели дочь настолько… дура? Не хотелось произносить это слово, но иначе не получалось. – Думаю, она пойдёт навстречу.

Летов глянул на часы. Время было действительно позднее, в такое время приличные люди не звонят. Но, с другой стороны, от чего он отвлечёт госпожу Валькирию? Понятно, что у неё никого нет.

По крайней мере, в квартире не было следов постоянного пребывания мужчины.

Но «не было» – не равно «не бывает». В общем-то, это знание и не нужно было Герману. Но любопытство прямо жгло.

И вопрос нужно решить. Завтра с утра не до того будет.

И Летов написал в мессенджер: «Добрый вечер! Прошу прощения, что так поздно. Вы не очень заняты?». Если она уже спит, то ничего страшного не случится. А вот если ответит… Ну правда, не будет же девушка переписываться с чужим мужчиной в компании своего? Пусть этот «чужой» – и отец ученицы?

И вообще, Летов не для того писал!..

«Добрый вечер! Что вы хотели?» – появилось от Гордеевой.

«Я могу вам позвонить? Это будет прилично?»

«Нет, это будет неприлично, но всё равно звоните».

Герман хмыкнул, подмигнул телефону и нажал вызов.

– Да? – Абонент ответил почти сразу.

– Добрый вечер, Юлия Игоревна. – Летов добавил в голос бархатистой сексуальности. В конце концов, должен же он как-то компенсировать причинённые неудобства.

– Здравствуйте, Герман Рудольфович. Что вы хотели? – отрезала репетиторша ледяным тоном.

– Хотел спросить, может ли Арина переписать тест? Понимаете, она готовилась, старалась, но всё равно не справилась. Ничего не понимаю… – Летов усилил в голосе эту растерянность.

Может, ей нравятся ведомые мужчина?

Не то чтобы Летов таким был, но отчего не сделать девушке приятное?

По ту сторону послышался вздох.

– Конечно, тест можно переписать. Это же не годовая контрольная. Цель домашних работ – дать детям возможность потренироваться. О, вижу результаты. Ну со второго аккаунта она нормально написала, – похвалила училка.

– Со второго аккаунта писал я, Юлия Игоревна, – повинился Летов.

– У вас есть потенциал. Если напряжётесь, то с ЕГЭ справитесь! – в голосе репетиторши слышалась задиристая насмешка. Как приглашение к флирту.

– К сожалению, сдавать его не мне. А у Арины совсем без шансов?

– Герман Рудольфович, – теперь сексапильности в голос добавила биологичка, и Летов вновь поймал себя на том, что его повело. – Они сейчас практически все такие. Понимаете, в большинстве своём, если они не знают правильного ответа, то даже не пытаются думать. Там на уровне рефлекса вбито – ответ нужно дать быстро. Хоть какой. Первый попавшийся. В классе народа много, кто-нибудь да угадает. Поэтому первое, что нужно сделать – это научить останавливаться и думать. Включать мозг. Учить рассуждать. Методом исключения. Методом наиболее вероятных и наименее вероятных ответов. Обычно первое время я трачу именно на это.

«Что ж вы на мою дочь это его не тратите?» – очень хотелось спросить. Но Летов и сам предполагал, каким будет ответ: потому что времени не осталось.

– Юлия Игоревна, а вы не могли бы позаниматься с Ариной три раза в неделю? Хотя бы пока она не начнёт понимать, что от неё требуется? – Эту фразу Герман произнёс с самой харизматичной улыбкой из возможных.

– И почему я должна так себя наказывать?

– Всё дело в гуманизме, – уверил он.

Глава 12. Гуманизм и другие глупости

Юля

Природа, клепая Германа Рудольфовича Летова, не пожалела на него интеллекта, харизмы и наглости. И всем этим он бессовестно пользовался.

Если ему давали.

А ему, безусловно, давали. Сложно устоять перед таким напором.

Но Юля была намерена продержаться как можно дольше. Если бы господин Летов этим тоном её клеил – одно. Тут бы Гордеева подумала. В конце концов, он – свободный мужчина. Она – свободная женщина. Чего, как говорится, время терять?

Но нет. Герман Рудольфович намеревался её не трахнуть, а поиметь. Это совершенно другое дело.

Это, господин Летов, не дело!

– Что-то мне подсказывает, Герман Рудольфович, для вас «гуманист» – синоним к словам «мямля» и «рохля». – Юля была категорически не согласна с такой формулировкой, особенно в отношении себя. – Как у вас всё просто: махнули левым рукавом – вдруг сделалось озеро…

– К чему усложнять жизнь? – из телефона лился убаюкивающий голос Летова.

Убаюкивал он исключительно волю к сопротивлению.

А либидо, напротив, будил.

Всё-таки несправедливо, что инквизиция в своё время красивых женщин сжигала, а красивых мужиков – нет.

– Так упрощаете-то жизнь вы только себе. Посидите с Ариной, поразбирайте задания.

– Я бы рад, но не обладаю вашими педагогическими талантами, – капал мёдом голос из мобильного.

– Вроде буквально на этой неделе вы упрекали меня в их полном отсутствии! – Вот кто переобувается в воздухе.

– Был не прав. Не проникся. Но обучаем.

Гордеевой очень хотелось ответить: «А ваша дочь – нет». Но это было неправдой. Арина была не хуже и не лучше средней температуры по больнице. И даже по уровню мотивации не слишком отличалась от большинства. Герман Рудольфович был прав: три занятия в неделю для Арины были оптимальным решением. И в целом – не самым обременительным вариантом для Гордеевой. К слову, финансово усилия окупались даже без обещанной «премии» за моральный ущерб.

Поэтому, если честно, Юля сейчас просто кочевряжилась.

Ну а почему бы благородной донне не покочевряжиться? Юля же устраивала шоу для господина Летова? Теперь его очередь выступать в стендапе.

– Вы же отдаёте себе отчёт в том, что в лучшем случае я могу объяснить и научить? Но будет ли ваша дочь эти навыки применять, зависит не от меня.

– Юлия Игоревна, ну дайте ей шанс!

– Опять?!

– Вы не понимаете, это другое!

Герман Рудольфович определённо флиртовал. Откровенно. Даже вызывающе.

Пора разговор кончать, пока Юля не расплылась перед ним лужицей.

– Герман Рудольфович, я посмотрю, сумею ли найти где-то дополнительное время. Возможно, на каникулах. Но не обещаю. На следующем занятии разберу с Ариной задания, которые вызвали у неё сложности. Однако ещё раз хочу вам напомнить: я могу хоть на мостик перед вашей дочерью встать, но при таком подходе к учёбе это ничего не даст. Впустую потраченное время и деньги, – закончила она тоном «деловой колбасы».

– Буду надеяться, что у вас получится. До свидания, – проникновенно проворковал голубь сизокрылый. Так-то по всем признакам павлин, но павлины ужасно орут. Природа не терпит совершенства.

Причём на что именно он надеялся: что Гордеева сумеет найти свободное время, встать на мостик или научить Арину выполнять задания, осталось для Юли загадкой.

Вот что умел господин Летов, это заполнять собой мозги.

Разговор давно завершился, а Юля всё прокручивала его в голове и вспоминала последнее занятие, где тот изволил присутствовать собственной персоной. Гордееву его присутствие так неслабо взбодрило. Благо опыт открытых уроков за спиной был нехилый. После бронебойных школьных завучей Летов был просто плюшевым мишкой в шоколаде.