Запретный Шедевр Семьи Бутыркиных

Андрей Добрый

Запретный Шедевр Семьи Бутыркиных

«Самые великие тайны не прячутся в сейфах. Они живут рядом – в пыли старых гаражей, в отсвете собачьих глаз и в мазках на холсте, где кто-то навсегда спрятал правду.»

ПРОЛОГ

Один город. Одна осень. Одна нелепая история.

Город тонул в тумане. Не в том романтическом, что из старых книг, а в самом настоящем – холодном, влажном, насквозь пропитанном запахом угля, реки и человеческой нечистоплотности. Фонари бросали на мостовую жалкие пятна света, где копошились таинственные, но явно неприятные создания.

На набережной, прислонившись к фонарному столбу, стоял Человек в Пальто. Пальто было добротным, но порядком поношенным, а в руке он сжимал трость с набалдашником в виде головы серебряного волка. Он ждал. В его профессии ждать приходилось часто, но сегодня ожидание пахло особым провалом – таким, который ощущается кожей и воняет буквально: с реки доносилась удушливая вонь.

«Вот ведь ирония судьбы, – размышлял он, – полжизни гоняешься за пройдохами и негодяями, а теперь сам стоишь в грязном тумане, дожидаясь того, кто, похоже, и руководит всей этой шайкой». Дело, за которое он взялся, пахло не только деньгами, а ещё и большой политикой. А это, как он знал, самая отвратительная субстанция на свете.

Из мрака выплыла фигура. Высокая, худощавая, в плаще.

– Вы? – прозвучало ровно, без эмоций.

– Собственной персоной, – ответил Человек в Пальто. – И, если не ошибаюсь, вы не один. Тени слева и справа от вас портят вид набережной. Непрофессионально.

Он понял, что это ловушка. Но любопытство – его главный порок – пересилило осторожность. Хотелось узнать, кто и зачем заманил его сюда. Его пальцы ещё крепче сжали рукоять трости.

И вдруг случилось нечто странное. Не выстрел, не удар. Его спину пронзила вибрация – глухая, нарастающая, сводящая все мышцы в одно неподвижное состояние. Он рухнул на мокрый булыжник, не в силах даже вскрикнуть. Паралич. Искусно.

Перед глазами возникли двое. Не бандиты. Слишком чистые, слишком безликие.

– Объект «Мыслитель» обездвижен, – произнёс один. Голос звучал как доклад о погоде. – Когнитивные функции стабильны. Подготовьте аппаратуру для перезаписи.

«Перезапись? – промелькнула последняя ясная мысль. – Как старую пластинку? Что за чепуха?»

Второй наклонился над ним. В руках – не пистолет, а блестящий цилиндр.

– Не сопротивляйтесь, – сказал он почти вежливо. – Ваш ум слишком ценен, чтобы исчезнуть. Ему найдут новое… применение.

Человек в Пальто хотел возмутиться, заявить, что он не коллекционная монета, которую можно переплавить, но не смог. Лишь заметил маленький портсигар, выпавший из кармана одного из похитителей. На крышке – тот же символ, что и на его трости: серебряный волк. Семейный герб.

«Неужели… они?.. – мелькнуло в голове с последней вспышкой ясности. – Но зачем?..»

Сознание поплыло. Последнее, что он увидел перед погружением в небытие, – маленький блестящий волк, лежащий в грязи всего в паре дюймов от лица. Символ рода, ставший ему эпитафией.

Туман не рассеялся. Ему было всё равно.

Глава 1. Одинокий сыщик

Город Острогорск в конце сентября выглядел словно акварель, смазанная по мокрой бумаге неумелой рукой. Серое небо медленно растворяло верхушки панельных домов, дождь лениво сыпал мелкой, унылой изморосью, а яркие вывески магазинов казались припудренными пеплом. Трамваи ползли по рельсам, позвякивая на стыках, а прохожие, раскрывая зонты-грибы, спешили по тротуарам. Все куда-то торопились, погружённые в свои заботы – все, кроме Коли Скворцова.

Он сидел в своей комнате, поджав ноги, и наблюдал, как дождевые капли медленно сползали по стеклу. Они сливались в ручейки, расходились, снова соединялись, и Коля мысленно прокладывал для них трассы, как диспетчер в аэропорту. Занятие казалось не менее захватывающим, чем лежавший перед ним учебник по природоведению: «Миграции птиц». Но настоящие миграции происходили не на страницах – они летали у него в голове, перебираясь от одной неразгаданной тайны к другой.

Комната была одновременно крепостью и штабом. На стене висела подробная карта города, усыпанная разноцветными булавками. Красные – «места повышенной криминальной активности» (к примеру, круглосуточный магазин с разбитой витриной), синие – «зоны аномальных явлений» (старый заброшенный особняк с заколоченными окнами), зелёные – «стратегические объекты» (вроде гаражного кооператива «Факел», где можно было укрыться). Рядом висел листок с детским, но твёрдым почерком: «Наблюдай. Запоминай. Анализируй. Никому не верь на слово».

Полки ломились от книг: обязательная школьная литература соседствовала с зачитанными до дыр «Приключениями Шерлока Холмса», «Десятью негритят» Агаты Кристи, томами Кира Булычёва и братьев Стругацких. Это был его пантеон, его университет.

Из кухни доносился ровный голос деда, Николая Петровича Скворцова, полковника в отставке. Он говорил по телефону, и обрывки фраз долетали до Коли: «Да, Петрович, черенки герани подготовлены… Нет, «Москвич» пока на приколе, масло менять…». Голос деда был таким же неизменным, как стук метронома – порядок, тишина, чёткие правила. Родители Коли погибли пять лет назад – «несчастный случай во время экспедиции», – и с тех пор дед стал для мальчика и отцом, и матерью, и командующим тылом. Он снисходительно называл внука «наш оперативник» и «сыщик доморощенный», но иногда в его глазах мелькала лёгкая грусть – словно он надеялся, что Коля выберет что-то более осязаемое: футбол или модели кораблей.

Коля отодвинул учебник, приложил ладонь к холодному стеклу. Там, за пеленой дождя, была настоящая жизнь – полная загадок, ожидающих настоящего сыщика. Вчера одноклассник Вова рассказывал о мигающем огоньке в окне «дома с призраком» на Красноармейской. Коля мысленно составил список версий: сторож (маловероятно – дом заброшен), бомжи (возможно), влюблённые (скучно), ну или, на худой конец, сам призрак (интересно!). Ночную вылазку откладывать нельзя.

Самое тяжёлое было не школа и не хулиганы. Самое тяжёлое – тишина после родителей. Она не пустая, а густая, как кисель. Она скрывалась в маминой вышивке с рыжим котом, в папиных книгах по геологии, в старом фотоальбоме. Официально – «несчастный случай». Но Коля ощущал, что это не вся правда. Взрослые слишком быстро меняли тему, когда он расспрашивал. Эта тайна была его болью и двигателем. Раскрывая чужие секреты, он надеялся однажды добраться и до своей.

– Коля, ужин! – позвал дед.

На кухне пахло гречкой с тушёнкой и свежезаваренным чаем. Дед разливал суп, в неизменной толстовке.

– Ну как, сыщик, какие подвиги? – спросил он, ставя тарелку перед Колей.

– Да так… ничего, – буркнул Коля. Он не любил рассказывать о своих расследованиях. Для деда это была игра, для него – миссия. Он пробормотал что-то про «миграции птиц».

– Птицы, говоришь? – дед помешивал суп. – Летают, где теплее. Умные создания.

Коля молча кивнул. Они доели в тишине, нарушаемой только тиканьем часов – их общий язык.

После ужина Коля накинул куртку, сказал, что идёт подышать. Дед кивнул:

– Только недалеко. Куртку застегни. Простудишься.

Двор был пуст – разве что у выхода из подъезда стояла троица: Стас, старшеклассник с усиками и вечной сигаретой, и два его прихвостня. Стас ухмыльнулся:

– Опа! Наш местный Шерлок Холмс! Куда путь держишь? Расследуешь?

Коля попытался пройти мимо.

– Эй! – Стас шагнул вперёд. – Раскрой преступление! Кто вчера у третьего подъезда мусорный контейнер опрокинул? Или ты всю карту Острогорска уже проштудировал?

Витька и Славка захихикали. Коля чувствовал, как по щекам растёкся жар. Он не трусил, но против троих шансов нет.

– Я пошёл, – сказал он, пытаясь обойти Стаса. Тот снова преградил путь:

– Куда это ты? Сначала расскажи про огонёк в доме на Красноармейской. Призрака завёл?

Коля рванул вперёд, задел плечом Стаса. Ошибка была в стороне Стаса: адреналин ударил в голову, куртка осталась в руках у старшеклассника, а сам он бросился бежать. Хохот и крики преследующих доносились сзади: «Держи его! Куда ты, сыщик недоделанный? За курткой вернётся!»

Он мчался не думая, ноги сами несли его к гаражному кооперативу «Факел». Там он перепрыгнул через низкий забор, вдохнул запах ржавого железа, бензина и влажного дерева, скрывшись среди кирпичных боксов и гор старого хлама. Сердце колотилось, в висках стучало. Он прислонился к холодной стене, отдышался. Стас и компания прошли мимо, не решившись заходить глубже.

Коля остался один. Унижение сменилось привычной пустотой. Великий сыщик, неспособный постоять за себя. Призраки? Тайны? Пустяки.

Он пошёл к дальнему краю кооператива, где начиналась свалка. Для других – помойка, для него – место силы. Разбитые унитазы, покорёженные велосипеды, покрышки и детали старых машин в сумерках выглядели фантастично. Он нашёл свой «штаб» – сухое место под навесом, присел на перевёрнутое ржавое корыто. Достал компас – подарок деда. Стрелка указывала на север, надёжно, в отличие от людей.

Последние капли дождя падали с шифера. Куртка у Стаса. Придётся придумать историю для деда. Он медленно поднял взгляд на кучу мусора – там что-то шевельнулось. Тихий, прерывистый стон. Любопытство пересилило осторожность.

Коля приблизился. Из-под обломков торчал тёмный комок шерсти. Собака. Большая, грязная, с рваной раной на боку. Один глаз стоял торчком, другой повис. Она лежала без движения. И вдруг открыла глаза – почти человеческие, карие, полные боли и достоинства. В них не было страха, лишь спокойное принятие судьбы.

Коля замер. Все теории и карты мгновенно испарились. Он забыл про холод, хулиганов, куртку. Всё на свете исчезло.

– Держись, дружище, – прошептал он, опускаясь на колени. – Сейчас помогу.

Он разгребал мусор, освобождая собаку, сдирая кожу на пальцах об острые края. Боли не ощущал – только ужас, что пёс умрёт у него на глазах. Клетка была разбита, буквы и цифры на ней – «…ъект П-1…» – Коля запомнил, но это было вторично.

Собака была освобождена, огромная для дворняги. Коля снял свитер, подложил под живот – импровизированные носилки. Тащить было тяжело, пес без сознания, тело обвисло. Пятясь, он волок его к гаражу, цепляясь за камни. Каждый шаг давался с трудом, спина заныла, по телу струился пот, несмотря на холод.

Знакомые зелёные ворота. Коля вставил ключ, скрип двели оглушил. Он втащил пса внутрь, рухнул рядом. Гараж пах бензином, маслом и старым деревом. Здесь был особенный мир: «Москвич-412», ящики с инструментами, на дальней полке – коробка с его игрушками.

Он зажёг лампочку. Пёс был грязный, с глубокою раной, но с аристократичной мордой. Коля вспомнил ОБЖ: остановить кровь, обработать рану. С чистой ветошью и перекисью действовал как хирург. Пёс стонал, Коля дрожал, но продолжал.

Принёс миску с едой и воду. Сел напротив, завернувшись в дедов халат. Холодно, голодно, страшно. Говорил тихо, почти шёпотом, борясь с одиночеством:

– Ничего, дружище… Выживешь. Я один почти. Дед классный, но… Он не поймёт про Шерлока Холмса и карту. А ты… поймёшь? Выручишь – будем вместе улики искать.

Он гладил шерсть. Пёс словно отвечал лёгким облегчением.

– Меня сегодня достали… Стас. Куртку отобрал. Дед вздохнёт… Знаешь, как взрослые вздыхают, разочарованные? Вот это противно.

Коля прислушался к ночным звукам. Где-то машина, хлопок двери. Обычная жизнь шла, а здесь, в гараже, другая – таинственная и тревожная.

Он уже дремал, когда услышал движение. Пёс шевелился, пытался приподнять голову. И вдруг, в голове Коли прозвучал голос: усталый, вежливый, человеческий:

«Где я? Кто вы, молодой человек? И что с голосом? Он звучит… странно. Глухо».

Коля ахнул, отпрянул. Стул скрипнул. Пёс моргнул. В его карих глазах – гамма эмоций: растерянность, боль, попытка анализа. Новый мысленный голос, с паникой:

«Вы… слышите? Но это невозможно. Лапы… Боже, что за тело?»

Коля сидел, не двигаясь. Страх сменялся любопытством. Он протянул руку к шерсти пса.

– Я… я тебя слышу, – прошептал. – Но не ртом. У меня в голове.

Пёс замер, взгляд был пронизывающим, проникал прямо в душу. Прошла минута.

«Феноменально, – прозвучало в голове. – Телепатическая связь. Односторонняя? Нет… Я понимаю ваши слова без звука. Помогите сесть. И скажите, где мы и какой сейчас год?»

Коля осторожно подложил под бок тряпку. Они сидели друг напротив друга – мальчик в замасленном халате и пес с благородной мордой и перевязанным боком. Один – с трепетом первооткрывателя, другой – с достоинством попавшего в беду джентльмена.

– Меня зовут Коля, – сказал мальчик. – А тебя?

Пёс наклонил голову. В глазах мелькнула горькая ирония:

«Меня зовут сэр Арчибальд фон Хундерквинтель. По крайней мере, так было. Сейчас, похоже, я – четвероногое существо, в чью шкуру неудачно вселился. Нам есть что обсудить».

За стенами гаража шумел город: школа, хулиганы, скучные уроки. А здесь, в мире бензина и тайны, начиналась совсем другая история.

Глава 2. Сэр Арчибальд фон Хундерквинтель

Тишину в гараже нарушало лишь тяжёлое, хрипловатое дыхание пса. Свет лампочки отбрасывал длинные, дрожащие тени, в которых плясали очертания старых ящиков и дедового «Москвича». Коля, не мигая, смотрел на говорящего – или, точнее, мыслящего – пса, и его мозг отчаянно пытался найти логическое объяснение.

Шизофрения? Переутомление? Галлюцинации от голода и стресса? Но нет. Взгляд карих глаз был умным, осмысленным, оценивающим: по нему скользнуло мгновенное считывание обстановки, его лица, беспорядка вокруг. Это не было галлюцинацией. Это было чудо. И Коля, как любой уважающий себя исследователь, решил разобраться.

– Сейчас… двадцать первый век, – наконец выдавил он, сглотнув ком в горле. – Две тысячи двадцать четвёртый. А это гараж моего деда. В Острогорске.

«Две тысячи… двадцать четвёртый?» – мысленный голос Арчибальда прозвучал с такой интонацией, будто ему сообщили, что Земля плоская и держится на трёх китах. – «Поразительно. Значит, я отсутствовал весьма продолжительное время. Острогорск? Не слышал. И где же, если не секрет, находятся Бейкер-стрит и Скотленд-Ярд? В относительной доступности, разумеется».

– Бейкер-стрит? – Коля на мгновение опешил. – Это… это в Лондоне. В Англии. До него самолётом часа четыре.

В глазах Арчибальда мелькнуло что-то похожее на панику, которую он тут же подавил усилием воли. Он попытался привстать, но слабость и боль в боку заставили снова лечь.

«Лондон… Так и есть. Значит, меня не просто убили. Меня… переместили. В пространстве и, что куда более ошеломляюще, во времени. И в теле, – он с горьким отвращением посмотрел на свою лохматую лапу, – этого существа. Прекрасный набор для начала дня, не правда ли?»

– Вас… убили? – Коля присел на корточки, забыв о страхе. Его детективное сердце забилось быстрее. Это было не просто тайна, это было настоящее дело.

«Последнее, что я помню отчётливо, – туманный вечер на набережной Темзы. Я шёл на встречу с информатором. Дело о пропавших чертежах… неважно. Удар в спину. Не нож. Электрический разряд. А потом… пробуждение здесь. С этим телом. И этим… голосом в голове, которым оказались вы, молодой человек».

Он замолчал. Коля почувствовал, как по спине снова пробежали мурашки. Это было не просто убийство. Это было похищение. Похищение души.

– А как вас звали? То есть… до этого? – робко спросил Коля.

«Сэр Арчибальд фон Хундерквинтель, – мысленный голос произнёс с неизменным достоинством, словно представлялся в салоне английской королевы. – Сыщик-консультант. Специализация – запутанные дела, где не столько важна грубая сила, сколько извилины мозга. А вы, судя по всему, тоже неравнодушны к сыскному ремеслу?» – Его взгляд упал на торчащий из рюкзака Коли уголок блокнота с надписью «Досье».

Коля покраснел и кивнул.

– Я… люблю детективы. Веду наблюдения. Вот, – он достал блокнот. – Это досье на всех во дворе. А это – карта подозрительных мест.

Арчибальд с интересом уставился на блокнот, словно мысленно листал страницы.

«Любопытно. Методика, в целом, верная, хотя и страдает юношеской бессистемностью. Например, вы зафиксировали, что соседка, баба Катя, выносит мусор в семь утра, но не отметили, меняется ли расписание в выходные. А это важно: в моё время один преступник выдавал себя тем, что в воскресенье молился в церкви вместо привычного завтрака. Но я отвлёкся. Благодарю вас. Вы спасли мне жизнь. Пусть и в этом… не самом презентабельном обличье».

– Не за что, – смущённо пробормотал Коля. Потом его осенило. – А что это за слово вы сказали? «Палимпсест»? Когда у вас был жар.

Арчибальд нахмурился. Его брови сдвинулись на лохматом лбу, создавая комично-серьёзное выражение.

«Палимпсест… Да, смутно помню. Это слово вертелось в сознании, когда я приходил в себя. Связано с тем местом, откуда сбежал. С лабораторией. Люди в белых халатах… писали поверх. Как на старом пергаменте: стерли прежний текст, написали новый».

Он замолчал. Коля почувствовал исходящий от него ужас. Не животный страх, а глубокое, человеческое отвращение. Стерли его личность, как старую рукопись, и записали в тело собаки.

– Лаборатория? – прошептал Коля. – А вы помните, где она? Как выглядели эти люди?

«Очень смутно. Вспышки света. Холод. Металл. И чувство, что я должен был кого-то найти… спасти… но не успел. И ещё… – он посмотрел на рану, – я бежал. Сквозь лес, по грязи. Меня догнали. Но я вырвался. Вот почему я здесь».

Коля сжал кулаки. Его собственное одиночество вдруг показалось мелким рядом с трагедией Арчибальда. Он был не просто говорящим псом. Он был жертвой. Настоящим делом.

– Мы их найдём, – твёрдо сказал Коля. – Раскроем это дело. Я помогу.

Арчибальд смотрел с удивлением: борьба снобизма аристократа и искренней благодарности читалась в глазах.

«Вы отважны, Коля. И благородны. В моё время ценили такие качества. – Он тяжело вздохнул. – Похоже, у меня мало вариантов. Я принимаю ваше предложение. Но учтите: сыскное ремесло не терпит небрежности».

Снаружи послышались шаги и скрип ключа. Оба замерли. Арчибальд мгновенно прикрыл глаза, изображая сонное, безразличное животное.

– Ни слова деду, – шепотом сказал Коля. – Пока что. Я всё объясню потом.

«Секретность – основа любого расследования», – мысленно согласился Арчибальд.

Шаги удалились. Коля выдохнул. Он посмотрел на пса, который снова открыл глаза, оценивающе.

– Вам нужно есть, – вспомнил Коля. – И пить. И рану обработать.

«Пить – да. Есть… – Арчибальд с сомнением посмотрел на миску с остывшим рагу. – Придётся отказаться от гастрономических предпочтений. Но, молодой человек, без лука в следующий раз. И картофель отдельно, не как монолит».

Коля фыркнул. Смех прорвался сквозь напряжение. Он поднёс воду к морде пса, и тот с достоинством припал к горлышку, мысленно: «Уф… Однако, освежает».

Пока Арчибальд пил и, с явным отвращением, ел, Коля думал: о лабораториях, похищенных душах, таинственном «Палимпсесте». Его серая жизнь превратилась в страницу из книги любимых авторов. Перед ним был не просто пёс. Перед ним – величайшая загадка.

– Значит, вы сыщик, – снова заговорил Коля.

«Был сыщиком, – поправил Арчибальд. – А сейчас я живая улика в своём деле. И не знаю, с какой стороны подступиться. Разве что…»

– Что? – спросил Коля.

«Начать с малого. Освоиться в этом времени. Вы, Коля, будете моими глазами и ушами. Моим единственным связным с миром 2024-го. Договорились?»

Коля кивнул, уверенно. В груди горел огонёк авантюры, тайны и настоящей дружбы.

– Договорились, сэр Арчибальд.

Пёс слабо вильнул хвостом, неуместно для аристократичной осанки, и закрыл глаза. Он снова засыпал, но теперь спокойно. Он был не один.

Коля сидел рядом и строил планы. Нужно скрывать огромную собаку от деда. Нужно достать еду. И главное – расследовать. На первой странице блокнота теперь красовалось новое дело: «Дело №0. Палимпсест».

Глава 3. Новая реальность и первый союзник

Коля проснулся от того, что ему было холодно и неудобно. Спина ныла, под щекой кололась какая-то тряпка, пахнущая пылью и машинным маслом. Несколько секунд он тупо смотрел в закопчённый потолок гаража, пока в памяти не вспыхнули события вчерашнего дня. Побег от Стаса. Свалка. Кровь. Голос в голове. Пёс.

Арчибальд.

Он резко сел, сердце забилось так, будто пыталось пробить себе дорогу наружу. Всё было на месте. Гараж, ящики, дедов «Москвич». И пёс – сидел, поджав лапы, с выпрямленной спиной и видом такого достоинства, будто спал на шелковом диване, а не на старом ковре.

«Доброе утро, юный друг, – раздался в голове бархатный баритон. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули на этом аскетичном ложе. Впрочем, должен признать, кровать в „Савойе“ имела определённые преимущества».

Коля хрипло засмеялся и тут же спохватился – ведь дома! Дед!

Он схватился за рюкзак, посмотрел на часы – без десяти семь – и побледнел.

– Мне… мне надо бежать! – выдохнул он. – Дед! Он…

«Понимаю, – спокойно отозвался Арчибальд. – Ваш опекун, вероятно, не был извещён о вашем ночлегe на промасленной простыне. Советую продумать правдоподобную легенду. И если можно… э-э… это тело требует некоторых, скажем так, физиологических мероприятий. Я пытался медитировать, но, увы, у собачьей анатомии есть свои непобедимые аргументы».

Он сказал это с тем тоном, каким обычно заказывают чай в «Ритце». Коля сглотнул и кивнул.

– Э-э… да, конечно. Только тихо, ладно?

Он осторожно приоткрыл ворота и выглянул. Утро было серое, мокрое, чужое. В воздухе висел запах сырости и бензина. Пёс выбрался наружу, морщась от каждой лужи, как герцог, ступивший на неровную мостовую. В голове у Коли мелькали отрывки мысленного ворчания:

«О, сыщики прошлого – Дюпен, Лекок… до чего же низко пал их наследник. „Выгул“. Какое унизительное слово».

Вернувшись в гараж, Арчибальд первым делом начал тщательно вылизывать лапы.

«Прошу вас, Коля, добудьте воду и мыло. Или хотя бы влажное полотенце. Без соблюдения элементарной гигиены я не способен концентрироваться. Мозг требует чистоты не меньше, чем тело».

– Хорошо, – буркнул Коля. – Я принесу. Только сиди тихо. И не… ну, не гавкай.

«Лай? – мысленно возмутился пёс. – Сударь, я не гавкаю. Я издаю предупреждающие сигналы. Иногда – угрожающее рычание. Но лаять, как какой-то дворовый простолюдин… увольте».

Коля усмехнулся, натянул рюкзак и выскользнул наружу.

Пять минут пути домой показались вечностью. В груди жило ощущение неминуемого суда. Он представлял деда – сурового, молчаливого, с этим взглядом, от которого внутри всё становится меньше.

Когда он открыл дверь, запах кофе и свежего хлеба ударил в нос. Всё было как обычно. Даже слишком. На кухне – стук ложки, шелест газеты. Николай Петрович сидел за столом и пил кофе. Поднял глаза. Спокойно. Чересчур спокойно.

– Ну, – сказал он. – Рассказывай.

Коля застыл у порога.

– Я… был в гараже. Модельку клеил. Заснул.

– В гараже. Ночью. Без предупреждения. В куртке, которая, по словам дворника, болтается на дереве у подъезда. Это как понимать?

Коля опустил голову. Лгать дальше было бессмысленно.

– Стас… с ребятами… Они отобрали куртку. Я просто… сел в гараже, отдохнул. Заснул.

Он ждал бурю. Но дед долго молчал, потом тихо сказал:

– Коль, я тебя воспитываю не для того, чтобы ты по гаражам от хулиганов прятался. Ты мог позвонить. Я бы вышел.

– Не хотел подводить, – пробормотал Коля. – Ты же говорил – мужчина должен сам уметь постоять за себя.

– Постоять – да. Но не в одиночку зарываться.

– Дед вздохнул. – Я не буду тебя ругать. Думаю, ночь на досках – наказание само по себе. Но чтобы в последний раз, понял? Появились проблемы – говори. Это не слабость. Это здравый смысл. Садись, ешь.

Коля опустился за стол, чувствуя, как ком в горле мешает дышать. Дед налил ему чаю, поставил кружку с надписью «Самый лучший внук». Как всегда.

– Спасибо, – выдавил Коля.

– После завтрака пойдём куртку снимем. И с моделькой разберёмся, – добавил дед.

Коля понял, что «моделька» теперь должна существовать на самом деле. И быстро.

В школе он плыл по течению. Учителя говорили, формулы мелькали, но сознание было далеко – в гараже. У пса. У сэра Арчибальда фон Хундерквинтеля, жертвы проекта «Палимпсест».