Джеймс

Персиваль Эверетт

Джеймс

Посвящается Дэнзи

Percival Everett

James

Перевод с английского

Юлии Полещук

Russian translation rights arranged with Melanie Jackson Agency, LLC,

through AJA Anna Jarota Agency

© Percival Everett, 2024

© Michael Avedon, фото автора на обложке

© Ю. Полещук, перевод на русский язык, 2026

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2026

© ООО “Издательство Аст”, 2026

Издательство CORPUS ®

Записная книжка Дэниела Декейтера Эммета

Я в город приехал позавчерась,А тама шумят, тама просто ужасть,Сторожа ночные так и снуютОрут, дескать, старый Дэн Такер тутПрочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,Ты уже опоздал на ужин.Овца и барашек паслися середь полейБарашек, сказала овца, ты могешь бежать шибчейТише, что ты, овечка, чу, слышишь, волк рычит,Ой-ой, божечки, овечка, никак это бульдог рычит,Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,Ты уже опоздал на ужин.Бритва моя остра, прямо-таки загляденье,Да еще с собою бутыль – славное угощенье,Дэн Такер жует кукурузу, овечка жует овес,Я сразу тебя обрею, как вода прогреется скрозь.Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,Ты уже опоздал на ужин.Навроде как сойка в ласточкином гнезде,Ради спасенья души шастает он везде,Старый Такер в нору забрался,А там девять аль десять лисят.Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,Ты уже опоздал на ужин.Намедни пошел я в добрые людиПослухать, как Такер молиться будет.Все перепилися акромя меняИ старый Дэн Такер взял челюсть коня.Прочь, ты не нужен, прочь, ты не нужен,Прочь, Дэн Такер, ты нам не нужен,Ты уже опоздал на ужин.

Старый Зип Кун

Я в Сэнди-Хук заявился под вечер,Я в Сэнди-Хук заявился под вечер,Я в Сэнди-Хук заявился под вечер,Глядь – старый Зип Кун: ба, вот так встреча!Старый Зип Кун самый ученый на всей земле,Старый Зип Кун самый ученый на всей земле,Он на банджо поет про енота в дупле.Видели, как в океане плавает дикий гусь?Видели, как в океане плавает дикий гусь?Видели, как в океане плавает дикий гусь?Никого красивее гуся я вам сыскать не берусь.Когда дикий гусь подмигнет, так и манит за ним нырнуть,А когда дикий гусь взгогочет, всякий готов утонуть.Кабы я был президент Соединенных ШтатовКабы я был президент Соединенных ШтатовКабы я был президент Соединенных ШтатовЯ бы сосал леденец и ворота распахивал настежь,А тех, кто мне не по нраву, я на порог не пущал бы,И так я их не пущал бы, что Крокет сам осерчал бы.

Индюк в соломе

Когда наш отряд по дороге катил,С тяжелой поклажей и вовсе без сил,Я щелкнул кнутом, пристяжная прыг-скок,Оглобля ушла за малым не вбок.Припев:Индюк на соломенной крыше, индюк на стоге с травой,Ночь напролет пляши, вкалывай день-деньской,Заверни их, покрути да закинь повыше,И песню спой про индюка на соломенной крыше.Как доют коров, не видал я в глаза,Доил я, доил – оказалась коза.На скирде соломы мартышка сидит,На тёщу свою этак хитро глядит.(Припев)Индюк на соломенной крыше, индюк на стоге с травой,Старая сивка ни тпру ни ну – что поделать с такой?Заверни их, покрути да закинь повыше,И песню спой про индюка на соломенной крыше.

Синекрылая муха

Когда молод я был, я массе служилЗа столом тарелки ему подносилИ бутыли, чтобы горло смочить, подавал,И еще синекрылых мух отгонял.Припев:Хрусти кукурузой, Джимми, мне на всё наплевать,Хрусти кукурузой, Джимми, мне на всё наплевать,Хрусти кукурузой, Джимми, мне на всё наплевать,Моего массы нет.Днем хозяин мой ездит верхом,Я за ним с метелкой бегом,Коли муха укусит лошадь,Та живо хозяина сбросит.(Припев)Ферму он объезжал как-то раз,Мух слетелося – просто страсть,Одна тяпнула его в ляжку,Черт бы побрал канашку.(Припев)Лошадь вздыбилася, понесла,В ров хозяина из седла.Он помер – по чьей прорухе?Суд решил: синекрылой мухи.(Припев)Под хурмой его схоронили,А на камне ему сочинили:“Здесь лежу я, любезные други,По вине синекрылой мухи”.

Часть I

Глава 1

Эти маленькие негодники притаились в высокой траве. Луна, пусть еще и не полная, светила ярко и стояла как раз за ними, так что я видел их яснее ясного, хотя и было уже очень поздно. Возле черной холстины вились светляки. Я дожидался у кухонной двери мисс Уотсон, покачивая ногой расшатавшуюся ступеньку: завтра хозяйка наверняка велит ее починить. Я ждал, пока мисс Уотсон вынесет мне сковороду с кукурузным хлебом, который она испекла по рецепту моей Сэди. Вся жизнь для раба – сплошь ожидание: ждешь-пождешь и снова ждешь. Ждешь указаний. Ждешь кормежки. Ждешь скончания дней. И в довершение всего ждешь заслуженного и справедливого христианского воздаяния.

Эти белые пострелята, Том с Геком, наблюдали за мной. Они вечно выдумывали забавы, в которых я был то злодеем, то жертвой, но непременно игрушкой для них. Носились в бурьяне среди клещей, комаров и прочих кусачих мошек, но мне все-таки не докучали. Однако белым надобно потакать, так что я спустился во двор и выкрикнул в темноту:

– Енто кто еще там впотьмах?

Они захихикали, неуклюже закопошились. Эти мальчишки не сумеют подкрасться и к слепоглухому, даже если будет играть оркестр. Чем с ними возиться, лучше уж тратить время на пересчет светляков.

– Нешто сесть на крыльцо да пождать, вдруг опять чего и услышу. Не ровен час, там ведьма али нечистый. Побуду уж лучше тут, где меня, старика, не достанут.

Я уселся на верхней ступеньке, прислонился к столбу. И прикрыл глаза от усталости.

Мальчишки перешептывались увлеченно, я слышал их так же ясно, как церковный колокол.

– Никак уснул? – спросил Гек.

– Вроде да. Говорят, негры засыпают вот так. – Том щелкнул пальцами.

– Тс-с, – шикнул на него Гек.

– А давай его свяжем, – предложил Том. – Привяжем его к столбу, у которого он сидит.

– Нет, – возразил Гек. – Вдруг он проснется и поднимет шум? И тогда в доме узнают, что я на улице, когда мне положено быть в постели.

– Ну и ладно, – сказал Том. – Знаешь что, мне нужны свечки. Я проберусь на кухню мисс Уотсон и прихвачу свечек.

– А ну как разбудишь Джима?

– Никого я не разбужу. Спящего негра даже гром не разбудит. Неужели ты совсем ничего не знаешь? Ни гром, ни молния, ни львиный рык. Мне рассказывали об одном, он проспал даже землетрясение.

– Интересно, каково это, когда землетрясение? – спросил Гек.

– Это как твой папаша будит тебя среди ночи.

Мальчишки неловко двинулись в дом, по скрипящим жалобно половицам, и не то чтобы осторожно поползли на карачках на кухню сквозь голландскую дверь мисс Уотсон. Я слышал, как они шарят по ящикам и шкафам. Но глаза так и не открыл и не обращал внимания на севшего мне на руку комара.

– Нашел, – сказал Том. – Я возьму три.

– Нельзя просто так забрать у старухи свечки, – возразил Гек. – Это же воровство. А если подумают на Джима?

– Я ей оставлю пять центов. Этого более чем достаточно. И на раба никто не подумает. Где ему взять пять центов? Пошли уже, пока она не явилась.

Мальчики вышли на крыльцо. Вряд ли они отдавали себе отчет, сколько наделали шуму.

– Ты лучше оставь ей записку, – посоветовал Гек.

– Ни к чему, – возразил Том. – Пяти центов за глаза хватит.

Я почувствовал, что мальчики повернулись ко мне. Я не пошевелился.

– Чего ты? – спросил Гек.

– Да вот хочу подшутить над стариной Джимом.

– Ты разбудишь его, и все.

– Тише ты.

Том шагнул мне за спину и ухватился за поля моей шляпы.

– Том, – жалобно произнес Гек.

– Тс-с-с, – шикнул на него Том и снял с меня шляпу. – Я просто повешу шляпу на этот гвоздь.

– Чего ради? – спросил Гек.

– Он проснется и решит, что это проделки ведьм. Дорого бы я дал, чтобы это увидеть.

– Ладно, шляпа висит на гвозде, а теперь пошли, – сказал Гек.

Из дома донесся шум, мальчишки бросились наутек и, поднимая пыль, вприпрыжку умчались за угол. Я слышал, как их топот стихает вдали.

В дверях кухни кто-то стоял.

– Джим?

Мисс Уотсон.

– Да, мэм?

– Спал ты, что ли?

– Нет, мэм. Я умаялси, но не спал.

– Ты заходил ко мне в кухню?

– Нет, мэм.

– Кто-то еще заходил ко мне в кухню?

– Да я вроде как и не видел, мэм. – Что, кстати, была правда, поскольку я все это время просидел с закрытыми глазами. – Не видел я, чтобы кто заходил в вашу кухню.

– Вот твой хлеб. Скажешь Сэди, что мне понравился ее рецепт. Только я кое-что добавила от себя. Чтобы его улучшить.

– Да, мэм, всенепременно скажу.

– Гека не видел? – спросила она.

– Видел раньше.

– Давно?

– Порядочно, – ответил я.

– Джим, ответь мне на вопрос. Ты заходил в библиотеку к судье Тэтчеру?

– Куда к судье Тэтчеру?

– В библиотеку.

– Это комната с книжицами?

– Да.

– Нет, мэм. Книжицы-то я видел, а в комнате не бывал. А для чего вы спрашиваете?

– Да просто он обнаружил, что кое-какие книги стоят не на своих местах.

Я засмеялся.

– Чего бы мне делать с книгой?

Она тоже засмеялась.

Кукурузный хлеб был завернут в тонкое полотенце, и я перекладывал его из руки в руку, потому что он был горячий. Думал было откусить кусочек, поскольку проголодался, но мне хотелось, чтобы Сэди с Элизабет попробовали его первыми. Когда я вошел в дом, Лиззи подбежала ко мне, принюхиваясь, как гончая.

– Чем это пахнет? – спросила она.

– Думаю, этим вот кукурузным хлебом, – сказал я. – Мисс Уотсон испекла его по рецепту твоей мамы, и пахнет, конечно, славно. Правда, она сообщила мне, что кое-что изменила.

Сэди подошла и поцеловала меня в губы. Погладила по щеке. Сама нежная, губы нежные, а руки, как у меня, огрубели от работы в поле, хотя не утратили ласки.

– А полотенце я непременно ей завтра отдам. Белые о таких вещах не забывают. Сдается мне, они каждый день выкраивают время пересчитать чашки, ложки, полотенце и прочую утварь.

– Чистая правда. Помнишь, как я в тот раз забыл вернуть грабли в сарай?

Сэди положила хлеб на колоду – точнее сказать, на пенек, служивший нам столом. Разрезала. Дала нам с Лиззи по ломтю. Мы откусили. И переглянулись.

– А ведь так хорошо пахнет, – сказала малышка.

Сэди отщипнула кусочек, отправила в рот.

– Честное слово, у этой женщины талант плохо готовить.

– Мне обязательно доедать? – спросила Лиззи.

– Необязательно, – ответила Сэди.

– Но что ты ей скажешь, когда она спросит тебя про хлеб? – поинтересовался я.

Лиззи откашлялась.

– Мисс Уотсон, я отродясь не едала такого вкусного хлеба.

– Лучше скажи “не едывала”, это будет правильная неправильная грамматика.

– Я отродясь не едывала такого вкусного хлеба, – повторила она.

– Отлично, – сказал я.

На пороге нашей хижины показался Альберт.

– Джеймс, ты идешь?

– Я сейчас. Сэди, ты не возражаешь?

– Иди, – разрешила она.

Я вышел из дома и направился к большому костру, возле которого сидели мужчины. Меня поприветствовали, и я сел. Мы обсудили, что стало с беглецом с соседней фермы.

– На нем живого места не оставили, – сказал Дорис.

Дорис – мужчина, но работорговцев, которые дали ему такое имя, это ничуть не смутило.

– Всем им место в аду, – сказал Старина Люк.

– А с тобою сегодня что приключилось? – спросил меня Дорис.

– Ничего.

– Наверняка ведь что-нибудь да приключилось, – заметил Альберт.

Они ждали, что я расскажу им историю. У меня это явно получалось неплохо – рассказывать истории.

– Ничего, разве что меня сегодня унесло в Новый Орлеан. А кроме этого ничего и не приключилось.

– Куда унесло? – удивился Альберт.

– Туда. А дело было вот как: задремал я около полудня, да так сладко, опомнился – глядь, а я уж на людной улице, вокруг меня экипажи, запряженные мулами, и чего только нет.

– С ума ты сошел, – сказал кто-то.

Тут Альберт подал мне предостерегающий знак, что рядом белые. Я услышал, как в кустах кто-то возится неуклюже, и догадался, что это мальчишки.

– Дак я ж и говорю: сперва гляжу, шапка моя на гвозде. Эва, сказал я себе, а ить я ее туда не вешивал. Как она там очутилася? Я и смекнул, что енто проделки ведьм. Я-то их сам не видал, но как пить дать они. И одна из ентих, как их, ведьм, которая сцапала мою шапку, отправила меня в самый Норлеан. Хочете, верьте, хочете, нет.

Мое деланое просторечие предупредило остальных о близости белых. Вот так мой спектакль для мальчишек заложил основу истории. А история стала не столько выдумкой, сколько уловкой, чтобы отвести глаза мальчишкам.

– И не говори, – сказал Дорис. – С ведьмами шутки плохи.

– Вот уж в точку, – согласился другой.

Мы слышали, как мальчишки хихикают.

– Стою я, значица, в Норлеане, и догадайте что? – продолжал я. – Вдруг подходит ко мне ентот травник. Говорит: “Ты какого тут делашь?” Я ему, мол, понятия не имею, как я тут оказался. И знаете, что он мне сказал? Знаете, что он сказал?

– Что он сказал, Джим? – спросил Альберт.

– Он сказал, что мне, Джиму, будет волюшка. Сказал, мол, никто больше не назовет меня черномазым.

– Божечки, – крикнул кузнец Скинни.

– Нечистый сказал, я-де могу скупить все, чего душа моя пожелает. Даже и виски, коли приспеет охота. Что вы на это скажете?

– Виски – дьявольское пойло, – сказал Дорис.

– Начхать, – сказал я. – Начхать, и все тут. Он сказал, коли хочу, дак и получу. И все остальное. Ну да начхать.

– Это еще почему? – спросил кто-то.

– Да потому что я же не сам там очутился – нечистый меня зашвырнул. Не всамделе, а показалося. Да и монет у меня не было. Чего проще. И тогда ентот черт щелкнул своими нечистыми пальцами и отправил меня обратно.

– Зачем же бы это? – удивился Альберт.

– Экий ты бестолковый! Да потому что в Норлеане хучь во сне, хучь в яви, а без монет с тобою даже нечистый знаться не станет, – сказал я.

Слушатели рассмеялись.

– Вот и мне говорили, – сказал один.

– Обождите, – сказал я, – я вроде как слышу, что в кустах шебаршит нечистый. Дайте-ка мне огня, я подпалю кусты. Чертям да ведьмам к полымю не привыкать. Тают, что тоё масло на сковородке.

Мальчишки бросились прочь, а мы расхохотались.

Наступив вчера вечером на скрипучие половицы, я сразу понял, что мисс Уотсон велит мне приколотить их и починить расшатавшуюся ступеньку. Я выждал почти до полудня, чтобы не разбудить белых. Спать они все горазды и, в котором часу их ни разбуди, вечно жалуются, что их подняли в такую рань.

Гек вышел из дома и стал наблюдать за мною. Топтался поодаль, как всегда, когда что-то задумал.

– А вы чего не бегаете с вашим другом? – спросил я.

– С Томом Сойером, что ли?

– С ним самым.

– Он, наверное, еще спит. Наверное, всю ночь грабил банки и поезда.

– А он нешто грабит когось?

– Да вроде как. Деньжата у него водятся, вот он и покупает книги, все время читает про приключения. Иногда я не знаю, что и подумать.

– О чем вы?

– Ну вот нашел он эту пещеру, мы туда лазием, собираемся с другими мальчишками, но когда мы туда залазием, он хочет быть за главного.

– Да ну?

– А все потому, что начитался книжек.

– И вам это вроде как против шерсти?

– Почему так говорят? “Против шерсти”? – спросил Гек.

– Сдается мне, Гек, ежли погладить кого по шерсти, собаку там али кота, то он и не разъерепенится, а вот ежли против…

– Понял.

– А с друзьями надоть помягше. Уж какие есть, такие есть.

– Джим, ты ходишь за мулами, чинишь колеса повозки и теперь вот чинишь крыльцо. Кто тебя всему этому выучил?

Я остановился, посмотрел на молоток в моей руке, перевернул его.

– Хороший вопрос, Гек.

– Так все-таки кто?

– Потребность.

– Что?

– Потреба, – поправился я. – Потреба – это когда надобно что-то сделать, иначе…

– Иначе что?

– Иначе привяжут к столбу да вздуют аль сволокут к реке и запродадут. Ну да вам об том волноваться нечего.

Гек посмотрел на небо. Задумался над услышанным.

– Красиво – глядишь в небо, а там ничего, синее. Говорят, разное синее по-разному называется. И красное и прочее. Интересно, как можно назвать синее?

– Цвета яиц дрозда, – подсказал я. – Видели яйца дрозда?

– Твоя правда, Джим. Оно как яйцо дрозда, только не в крапушку.

Я кивнул.

– Потому и не стоит обращать внимания на крапушки.

– Синее, как яйца дрозда, – повторил Гек.

Некоторое время мы сидели молча.

– Вас еще что-то глодает? – спросил я.

– По-моему, мисс Уотсон сошла с ума.

Я промолчал.

– Только и разговору, что об Иисусе, молитвах и прочем. Один Иисус Христос на уме. Сказала мне, что молитвы помогут мне поступать бескорыстно. Что это за чертовня?

– Не чертыхайтеся.

– И ты туда же. Что проку просить и не получить, чтобы что-то усвоить “о том, что значит не получить” того, о чем я ее попросил? Что это за галиматья? Все равно что молиться этой вот половице.

Я кивнул.

– Ты кивнул, потому что это галиматья или не галиматья?

– Кивнул, и все.

– Кругом одни сумасшедшие. Знаешь, что отчебучил Том Сойер?

– Расскажите.

– Заставил нас поклясться на крови, что если кто-то из нас выболтает секреты шайки, то мы убьем всю его семью. Ну разве не сумасшедший?

– А как вы клялися на крови? – полюбопытствовал я.

– Вроде как надо полоснуть по ладони ножом и пожать руку всем, которые сделали то же. Ну, чтобы кровь соединилась и перемешалась. И тогда вы братья по крови.

Я посмотрел на его ладони.

– Но мы вместо крови взяли слюну. Том Сойер сказал, что это без разницы, и как нам потом грабить банк, если у нас все руки в порезах? Один мальчишка заныл, сказал, что все разболтает, и Том Сойер заткнул его пятачком.

– А вы сейчас разве не разболтали мне ваши секреты? – спросил я.

Гек примолк.

– Ты – другое дело.

– Потому что я раб?

– Нет, не поэтому.

– А почему тогда?

– Потому что ты мой друг.

– Эва как, спасибо, Гек.

– Но ведь ты никому не расскажешь? – он с тревогой уставился на меня. – Даже если мы пойдем и ограбим банк. Ты же не расскажешь?

– Я умею хранить секреты. И ваш секрет сохраню.

Тут к задней двери подошла мисс Уотсон и прошипела:

– Неужели ты до сих пор не починил ступеньку, Джим?

– Как не починить, мисс Уотсон, – ответил я.

– Не иначе как чудо, ведь этот мальчишка совсем тебя заболтал. Гекльберри, ступай в дом и заправь кровать.

– Все равно вечером расправлять, – сказал Гек, сунул руки в штаны и покачнулся, будто и сам догадался, что хватил через край.

– Не заставляй меня выходить, – пригрозила мисс Уотсон.

– Увидимся, Джим. – Гек убежал в дом, обогнув мисс Уотсон, словно опасался удара.

Мисс Уотсон проводила его взглядом.

– Джим!

– Мэм?

– Говорят, Геков папенька снова в городе. – Она шагнула на крыльцо и уставилась на дорогу.

Я кивнул.

– Да, мэм.

– Ты пригляди за Геком, – попросила она.

Я не понял, что именно она от меня хочет.

– Да, мэм. – Я убрал молоток в ящик. – Мэм, а почему за ним нужен пригляд?

– Да смотри, чтобы этот сорванец, Сойер, к нему близко не подходил.

– Для чего вы мне все это говорите, миссум?

Старуха посмотрела на меня, потом на дорогу, потом на небо.

– Сама не знаю, Джим.

Я задумался над словами мисс Уотсон. Том Сойер этот Геку не угроза – так, человечек, который сидит у него на плече и нашептывает ему всякий вздор. А вот то, что вернулся его отец, уже другое дело. Трезвый ли, пьяный, этот человек в любом состоянии избивал бедолагу Гека.

Глава 2

Тем вечером в нашей хижине я давал Лиззи и еще шестерым детям урок языка. Без этого не обойтись. Чтобы идти по жизни, не зная опасностей, нужно владеть языком, и свободно. Младшие уселись на утрамбованный земляной пол, я на один из двух наших самодельных табуретов. Дым от горевшего посередине хижины очага уходил в отверстие в крыше.

– Пап, зачем нам это учить?

– Белые привыкли, что мы разговариваем так, а не иначе, и лучше нам не обманывать их ожиданий, – пояснил я. – Если мы дадим им почувствовать их неполноценность, хуже будет лишь нам. Точнее, если мы не дадим им почувствовать их превосходство. Ну да хватит об этом, повторим-ка лучше основы.

– Не смотреть в глаза, – сказал мальчик.

– Верно, Верджил.

– Никогда не заговаривать первыми, – сказала девочка.

– Правильно, Фебруари, – подтвердил я.

Лиззи посмотрела на детей, потом на меня.

– В разговорах с другими рабами никогда не упоминать о чем бы то ни было прямо, – сказала она.

– Как мы это зовем? – спросил я.

– Намеки, – ответили дети хором.

– Отлично. – Они были довольны собой, и мне не хотелось их огорошивать. – Давайте поупражняемся в переводе на примере различных ситуаций. Для начала – крайние случаи. Вы идете по улице и вдруг замечаете, что на кухне у миссис Холидей пожар. Она стоит во дворе, спиной к дому, и ничего не видит. Как вы ей сообщите?

– Пожар, пожар, – ответила Дженьюари.

– Это прямо. Но почти правильно, – сказал я.

Самая младшая, тоненькая и высокая пятилетняя Рейчел, предположила:

– Божечки, миссум, вы ж поглядите!

– Великолепно, – сказал я. – Почему это правильно?

Лиззи подняла руку.

– Потому что мы должны оставлять за белыми право первыми замечать неприятности.

– И почему? – уточнил я.

– Потому что им нужно все знать лучше нас, – ответила Фебруари. – Потому что им нужно самим все замечать.

– Хорошо, хорошо. Вы сегодня отлично соображаете. Ладно, а теперь представим, что загорелся жир. Она забыла бекон на плите. Миссис Холидей собралась заливать его водой. Что вы скажете? Рейчел?

– Миссум, от воды бундет только хужей, – подумав, ответила та.

– Разумеется, так и есть, но в чем недостаток этой фразы?

– Ты указала ей на ошибку, – вставил Верджил.

Я кивнул.

– И как лучше сказать?

Лиззи уставилась в потолок и задумчиво проговорила:

– Не угодно ли вам, чтобы я принесла песку?

– Верный подход, но ты забыла перевести.

Она кивнула.

– Ой, Божечки, миссум, мэм, али принесть толику песочку?

– Хорошо.

– “Принесть толику” трудно произнести, – подала голос Глори, старшая из детей. – “-сть – т”.

– Так и есть, – согласился я. – Но тут можно и запнуться. Это даже лучше. Аль п-п-принесть то-то-толику пе-пе-песочку, миссум Холидей?

– А если они не поймут? – спросила Лиззи.

– Ничего страшного. Пусть поскрипят мозгами, чтобы понять вас. Иногда нужно мямлить – не отказывайте им в удовольствии произнести: “Не надо мямлить”. Они обожают нас поправлять и считать дураками. И помните: чем меньше им хочется прислушиваться к нашим беседам, тем больше мы можем при них сообщить друг другу.

– Почему Бог так устроил? – спросила Рейчел. – Что они хозяева, а мы рабы?

– Детонька, Бога нет. Религия существует, а этого их Бога – нет. Их религия учит, что в конце мы получим награду. А вот про их наказание не говорит ничего. Но в их присутствии мы верим в Бога. Ой, божечки-божечки, верим-поверим. Религия – это лишь средство контроля, которое они применяют и пускают в ход, когда им удобно.

– Но что-то же наверняка есть, – заметил Верджил.

– Прости, Верджил. Пожалуй, ты прав. Пожалуй, дети, и впрямь существует некая высшая сила, но это не их белый Бог. Однако чем больше вы разглагольствуете о Боге, Христе, рае и аде, тем им приятнее.

И дети сказали хором:

– А чем им приятнее, тем нам спокойнее.

– Фебруари, переведи.