Десятое солнце

Дарья Станкевич

Десятое солнце

ЧАСТЬ 1

«Душу цветущую любовью выжег»

© Маяковский В.В. 

Он был владельцем своей жизни, своих желаний и своих людей. К нему откровенно тянулся народ, околдованный харизмой и внешностью. На первый взгляд она была заурядной, не более не менее. Но стоило приподнять забрало повседневной вежливости и внимательнее заглянуть в его глаза – вы тонули. К сожалению, он это знал. Его бы критиковать за непомерное эго, но он так хорошо скрывается в утонченной простоте, что сам уверовал, что он скромный.

Мир был ему дружелюбен и открыт, все получалось легко и удачно. Тяжелые и мрачные времена оп переживал с наименьшим уроном: трагедии и печали сыпались к ногам, рассыпаясь о броню легкого и даже пустого отношения к жизни. Ему было немало лет, но глядя в его в юношеские смеющиеся глаза, это последнее, о чем думала жертва, – возраст.

Выступление с кафедры, выпуск книг, ироничные подписи на развороте, доступ в закулисье министерств и посольств, награды, призы и почтение, женские ахи-охи в окружении и даже прямо в аудитории, на лекции – все было.

И это было мучительно скучно и разрушающе, а терпимо и весело только в состоянии эстетского алкогольного опьянения.

Причина такой неудовлетворённости дарами жизни была в том, что он каждый раз оставался очень несчастен. Обладание людьми не приносило даже алчного довольства, качество и цена наслаждения падали с каждым годом. Причина была в нем же самом, он об этом знал, от этого еще больше пускался в пагубную пустоту принятия падения. В прошлом ли, или червоточина с ним с рождения… когда появилась тяга пожирать чужие эмоции, воруя у них минуты, часы, годы? Он щедро платил им своим влиянием, связями, возможностями и невероятной харизмой. Он мучился неясным призраком, видением прошлого, которое не факт было на этой земле. Черная дыра отчаялась насытиться и уже не мечтала о свете, о ярком, теплом солнце.

Поэтому вновь увидев ее, он нисколько не усомнился в своих правах и завладел ею.

Обладать Еленой было немыслимо приятно, волнительно до дрожи и необходимо.

 ***

У Лены часто болела голова. Это мешало ей радоваться жизни в полную меру девятнадцатилетнего потенциала. Вряд ли она могла быть шумной, открытой душой с прозаичными проблемами. Но об обычности мечтать ей рано. Наверняка, ребенком она предпочитала воображение играм, книги фильмам и собственное общество всей детской ораве во дворе. Но это не значит, что ей предписано не знать веселья, быть заколдованной принцессой в темной, тихой башне своего разума. Лена умела веселиться на свой разумный, задорный лад. Спокойная, широкая река, наполненная тяжелыми темными водами, порою сверкала изумрудными камнями при солнце, – вот она, Лена.

 Ей всегда было что сказать, но никогда не хватало времени. Она уже бросила переживать о несостоятельности своего амплуа главного героя. Кино круглыми сутками давали в ее голове, а девушка тихо отлучалась глянуть другие миры во время поездки в клаустрофобной маршрутке.

Лена искренне переживала, что не хороша собой, взяв эту идею с потолка. Ей не приходилось слышать ни одного плохого слова в свой адрес, семья пестовала ее, были истории с тайными влюбленностями в ее ворота, и на обывательском языке она была семеркой.

Реферат не писался, какая-то тоска владела всем телом и хотелось пить чай. Девушка щурясь рассматривала себя в зеркало, смешно дергая носом. Она обшаривала поверхность зеркала в следах красоты. Но Лена не была ценителем, а коллекционер редких товаров еще только поджидал их встречи. Девушка видела лишь отсутствие необходимых черт, для перехода на пару баллов выше в топе, да все еще детскую округлость. И не видела открытого, чистого лица, ясного взгляда, иголочки ресниц и высокий лоб с гладко зачесанными прядями.

 Лена цокнула. Зеркало было отставлено прочь и взгляд уперся в потемневший экран. Где-то там повисла незаконченная фраза о важности Реформации и критике обеих сторон реформируемых. «Согласно славянофильской схеме, католичество порождает протестантизм, протестантизм порождает идеалистическую философию и Гегеля, а гегелианство переходит в …»

– В капитализм.

Елена вздохнула. Кстати, о нем. В шкафу висело еще школьное пальтишко, радостно маякуя уродливым зеленым пятном. Ей совсем не хватало на новое, строгое, богемное, возносившее ее на небеса и уровень аспирантуры. Летом она немного выдержала статуса курьера и теперь у нее были сбережения, но их всегда недостаточно. К черту, она может обратиться за помощью к родителям, как бы ее это не коробило. Кто-то из них даст, не спросив. Девушка даже иронично расстроилась, что деньги она просит на пустячное дело, имея такие безразличные ресурсы.

Следующей остановкой ее взгляда был вид на черно-золотое московское небо. Угольные тучи плотно держали оборону, но резкие лучи солнца изредка пробивались. Близился закат. На еще голых ветках притаились черные, подрагивающие пятна, невидно каких птиц.

А все же, несколько страниц реферата у нее есть. Она догадывалась что это на несколько страниц больше чем у остального потока, поэтому ей пора.

Ее ждал где-то в центре города Тоня, товарищ по школьной парте, со своими друзьями из МГИМО. Последний пункт якобы придавал значимости этому мероприятию, но Лена с огорчением догадывалась, что снова все будет донельзя уныло. Это стойкое, раннее понимание того, что вечеринка и веселье пройдет стороной твою компанию появляется еще утром. Лене было не так уж мало лет, чтобы приходить в восторг от любого намека на алкоголь и «мгимошника». Оттого собираться и ехать было еще тяжелее.

Девушка поскреблась в дверь к маме и мягко сообщила о своем уходе, не скрывая нежелания. Отпрашиваться не было нужды, но Лена все еще испытывала детскую тоску и вину, предпочитая компанию кого-либо родителям.

Она снова очертила пробор в прическе, высоко собрала волосы и шмыгая носом, застегнула крупные пуговицы на ненавистном пальто.

Февраль, достать чернил и плакать, писать очередной реферат и впопыхах, бежать на душную маршрутку, чтобы добраться до метро. На скорости проехала машина, чуть ли не окатив девушку грохочущей слякотью. С деревьев молча сорвались вороны, без единого крика перенеслись куда-то прочь.

– Господи, – вздохнула Лена.

Скорее бы в центр. Там, любой месяц выглядит наряднее и приличнее. Даже февраль.

***

Это был хороший бар. Один из тысячи тех московских баров, который являл собой идеальную сцену для постановки лучших вечеров жизни, создания волшебных воспоминаний и воплощения своих мечт. Каждый их этих камерных залов предлагал декорации, в которых люди воссоздавали лучшие сцены жизни. Московские бары приглашали, угощали и светили золотым светом на темные, холодные улицы. Народ бежал на рандеву в эти места, не важно сколь люди были уставшими, помятыми или без средств. Главное – соответствовать единодушному желанию радоваться, шуметь, греться и иметь при себе хотя тысячу рублей.

Лена не поднимала глаз от своего бокала, боялась, что все увидят ее острое разочарование. Место было сказочным, настоящим ирландским пабом, хотя подобие оригинала Лена видела только в кино. Но весь этот вечер и эти люди так не соответствовали месту и слишком подтверждали утренние догадки. Ребята из МГИМО орали и не обращали на нее никого внимания, что в принципе, ее устраивало. Тоня чувствовал свою вину, а Лена свою – она не находила в себе силы примириться и отпустить ситуацию.

– Как у тебя дела? – Тоня прокричал ей в ухо.

– Хорошее вино, хорошее место. И мне уже уходить скоро. Так что все отлично.

Тоня глянул исподлобья. Лена сделал крошечный глоток: во-первых, пока у нее есть вино, она может делать вид что занята, а во-вторых, она не любила вино. Ее стакан с пивом до нее даже не дошел и был распит чужими ртами.

– Как твой реферат?

– Капитализм – зло.

Антон экзальтированно загорелся и в ответ выпалил, что знает, как «двигаться, майнить», в МГИМО есть пара ребят и вообще, все «это» было давно запланировано. Может, и не это он говорил, но в пабе стало слишком шумно. Один из будущих дипломатов вспомнил о Ленином существовании (какова твоя альма-матер?) и ждать больше было нельзя. Девушка соскользнула с барного стула и сбежала на улицу. Там было холодно и мокро, сигаретный дым сразу заполонил собой обзор. Почему бы и нет? Лена начала оглядываться в поисках подходящего персонажа у которого еще можно было бы стрельнуть. Пара затяжек, да на томное вино в ее организме – это может поднять настроение.

– Лен!

Девушка замерла воришкой в момент затяжки.

–Лена! – Тоня хотел принять возмущенный вид.

– Да-да? – Лена богемно выдохнула дым в сторону и игриво изогнула бровь.

– Наш Лавров сегодня договорился.

– Не богохульствуй. И какие планы?

– Кажется, нас попросили.

Роскошные, тяжелые двери бара гулко распахнулись и вывалилась толпа персон нон грата. Один из них знатно шлепнулся на асфальт, Лена прыснула и быстро спохватилась, хмурясь представляя, как это больно во всех смыслах. В какой-то момент появился новый знакомый с машиной, и они все поехали в другое место, куда им тоже был путь заказан. Лена, уже с более ровным и расслабленным настроением, наблюдала за попытками вчерашних школьников быть «на уровне». Сама она получала удовольствие юмористическое от их потуг, и удовольствие сардоническое, не забывая о том, в каком пальто она стоит.

– Тонь, я пойду. Вас не пускают явно из-за меня.

– Завязывай. Тем более, ты уже опоздала на метро, а на свою маршрутку и подавно.

Лене нравилось быть беспризорной на московских, ночных улицах. Девушка разглядывала себя в сияющем неоне витрин как призрака, как видение прошлого, которое не факт что было на этой земле. Она заходила в кафе, грела руки об очередную чашку горячего, подумывала выкурить еще одну сигарету, а «знакомый с машиной» был достаточно приятным парнем, со спокойными манерами, но задорным лицом и смеющимися глазами. Он был старшим братом одного из гулявших и испытывал небольшое превосходство.

– Но я бы выпил. – честно выпалил парень, греясь напротив Лены в «Магазине 24» где-то уже за Садовым кольцом.

– Так выпей.

–Тачку куда. Эй, водку ему куда! – это уже было сказано братьям меньшим.

Чуть позже, на Новокузнецкой она мило поболтала с девушками постарше. Они постояли на ступеньках крошечного заведения прямо на первом этаже жилого дома. С ней поделились шаурмой в липком пакете и Лена была настолько уставшей, что не стала отказываться, а позже, даже накормила бедолагу на холодной лавочке. Бедолагой оказался интеллигентный молодой мужчина лет тридцати. Уже протрезвевшая компания дипломатов смогла заказать такси потерявшемуся и почувствовав прилив сил, даже нацелилась на новый приступ клуба. Но хоть и была зима и темень, но по-черному, индевевшему небу уже можно было сказать, что наступило утро. Все забились в холодный салон и поехали в роскошную квартиру «Лаврова», в центре города, не проехав и одну станцию метро. Алексей, их водитель, мило предложил девушке все что угодно в квартире, помимо спальни родителей, хоть их и не было дома. Парень и девушка успели разговориться за ночь об азиатских мифах, сложностях фольклора и почему Восток дело тонкое. Если бы не холод, реальный и сковавший Лену, она заметила бы их ночную дружбу.

Алексей провел девушку в последнюю комнату в длинном коридоре, где оказался кабинет. Казалось, что вместо стен потолок держат могучие стеллажи с книгами. Везде мерцали перелеты дорогих книг, а на единственном участке голой стены, чернела гравюра огромной черной птицы с тремя лапами. На застекленной поверхности картины краснела широкая роспись-иероглиф. Юноша начал рассказывать об истории картины, но Лене хотелось скорее выйти из этой слишком личной для кого-то комнаты.

Лена выпила последнюю чашку чая за эту ночь в тишине замершего утра, на чужой, темной кухне. Она неплохо провела время: смеялась над мальчишками, они этого и не замечали, гуляла по ночной столице, видела много персонажей, слышала странные, чужие истории и оставалась уважительным зрителем. Наверно, надо любить себя, чтобы стать доступной миру. Как эти все люди не стесняются, не чувствуют неловкость за внешний вид, за свою компанию, за свои глупые слова, за желание курить, за желание вернуться домой к маме, как они имеют смелость бросаться в пучину города и становиться героями, участниками этого фестиваля жизни?

В окне вместо восхода, бледнела ночь. Лена вздохнула и поморщилась – ей предстояло возвращаться домой февральским утром. Нужно уйти до того, как милый Алексей предложит довезти девушку до порога ее кукуево. У нее нет сил разбираться в его намерениях.

Зимние каникулы между семестрами закончились и уже сегодня вечером у нее будут занятия.

***

Лена пропустила сон и теперь ощущала себя оголенным проводом, валяющимся в опасной близости луж. Все было слишком громким и очень медленным. Более того, она задумалась о вселенском заговоре – времени не существует. Без рубежа в виде сна, вчера и завтра не существовало, а календарю зачем ей верить. Цифры на дисплеях всего мира лишь совершили простое арифметическое вычисление. Дневного света не было еще с октября месяца, так что темень ночная не сильно отличалась от темени дневной в это время года, поэтому Лена решила, что навсегда потеряла сегодняшнюю дату. Лишь заснув, она запустит процесс программирования и обновления данных в ее голове.

Девочки рядом шушукались о новом преподавателе. Тоня все же решил устроить себе сон после ночного загула и поэтому его не было. Лена доверительно втиснулась в группу однокурсниц и в тяжелой дреме, ожидала начала лекции.

 «Как хочется кофе».

Лена бросила взгляд на время и стремительно высчитывала возможность добыть кофеина из автомата прямо у дверей лекториума. Это не должно было занять больше пяти минут.

Лена быстро оказалась в темном коридоре, у автомата, проворно нажимая по стертым кнопкам. На экране засиял долгожданный капучино, осталось только оплатить. Лена охнула и громко цокнула; телефон, карты, мелочь – все было в пальто, на ее месте в зале.

– Помочь?

Лена обернулась.

Девушка моргнула и забыла вдохнуть.

– Ох. Я просто забыла деньги.

Лена виновато улыбнулась и быстро уступила очередь мужчине. Он был высоким, его лица она не разглядела, но было очевидно – это преподаватель.

– А что делать с этим? – широкая ладонь указала на недосягаемый напиток.

– А это я вам заказала, – Лена широко улыбнулась и склонила голову вбок, как бы прося сильно не придираться к ее шуткам. Она быстро шмыгнула обратно в аудиторию.

Она заняла свое место, успела переброситься парой слов с девочками, раздала свои запасные ручки и забыла думать о своем желании. В аудиторию вошел высокий мужчина в костюме и гул голосов превратился в шёпот. Лена тут же обратилась в слух и внимание. Девушка раскрыла свою тетрадь и не успела записать дату пропащего дня, как ей у нее на столе оказался картонный стакан с пряным, терпким ароматом. Она вскинула голову.

– А это я вам заказал.

Они смотрели друг на друга меньше секунды, но это был очередной раз, когда Лена убедилась в том, что времени не существует.

***

Качество лекции можно было оценить по качеству тишины. Эта была тотальной, внимательной, реагирующей. Она дружно прерывалась смехом, удивленными вздохами и закончилась бурным обсуждением. К кафедре выстроился короткий ручеек с вопросами. Лена хотела сказать еще раз спасибо за кофе, к которому она еле притронулась, но решила больше не акцентировать внимание на себе и своей несостоятельности в оплате еды.

 После пар они зашли в ближайший стритфуд, обсудили потрясающую лекцию, не забыли упомянуть приятный голос рассказчика и пожелали, чтобы все пары были таковыми. После девочки долго обсуждали, зайти ли им в кино и Лена настаивала на том, что зайти обязательно надо. Усталость и сонливость сняло как рукой, и девушка испытывала возбуждение и острое нежелание ехать домой. С самого вчерашнего дня она испытывала ощущение, что ее кто-то ведет за руку и ловко подводит к моментам жизни, где она могла быть главным героем. Момент с кофе был объяснен приятельницам и себе самой с максимальной прозаичностью. Объяснения не находилось только на четкое и ясное слово, которое вспыхнуло в ее голове в ту вечную секунду.

Он.

***

– Типичная ситуация, стоит мне не прийти на учебу. Так и в школе было.

Тоня в десятый раз расстроено хлопнул ладонями по коленям и драматично убрал, не дотягивающую для этого, челку со лба.

– Ты можешь взять мою лекцию.

Лена и Тоня сидели в университетской столовой на следующий день в небольшом перерыве между парами.

– Не, говорят, этого препода стоит слушать в живую. Я и не знал, что он будет вести у нас! Ну как так-то!

Повторив свой ритуал и не услышав закономерное утешение, Тоня решил сменить тему.

– Как тебе наш загул?

–Неплохо. Мне понравилось то местечко, куда мы заглянули в третьем часу ночи. Пространство с барами в бывшем заводе. И по ночной Москве приятно кататься.

– Значит, и Алексей тоже ничего?

– М, – Лена оторвалась от булочки с корицей, – да, он тоже ничего.

– Потому что катал по ночной Москве

– Потому что разговаривал со мной и поил чаем. Будь он таким же пьяным как вы, он все равно остался для меня «ничего».

Тоня цокнул, но продолжать не стал. Вторую половину ночи он досыпал в машине того самого Алексея.

Незаметно для Лены, но недели теперь состояли из двух сдвоенных лекций у того самого преподавателя и оставшегося времени, длинной в семь дней. Месяца складывались из постоянной учебы всех остальных дисциплин и посвящения изучению самого важного предмета. Девушка чувствовала прилив сил и нездоровой бодрости; поздним вечером она не могла заснуть, слонялась по квартире и в неосознанном поиске защиты подсаживалась к маме на диван. Голова гудела от учебы и недосыпа, сны только разгоняли ее обостренный поток энергии. Лене снились долгие коридоры университета, мерцающие кофейные автоматы и красное, как клубок ниток, солнце, которое не светило и не грело, лишь угрожающе лезло в здание. Снились девочки и Тоня, которые швырялись ее ручками в окно и норовили выбросить туда же ее конспекты. Проснувшись, девушка садилась за рабочий стол и думала – у нее и правда очень много ручек.

Она поехала в неизведанный район Москвы чтобы в узкоспециализированном книжном найти вскользь рекомендованный учебник. Лена долго плутала по улицам, кружила по перекрестку и потерялась на ровном месте. Ей даже стало смешно, такая глупость – может быть, этого здания правда нет? Словно в какой-то момент участок, отвечающий за ориентирование в пространстве в ее мозгу, потух. Лена слышала, что при очень сильных мигренях люди на самом деле теряют несколько десятков айкью. и становятся полностью дезориентированными. Но разве, ее голова сегодня болит больше чем обычно? Доведенная до отчаяния и переохлаждения, она свернула во дворы и узнала у местных бабушек нужное ей место. Это было самое высокое здание в округе, до которого она несколько раз уже почти что доходила, но почему-то в последний момент в растерянности разворачивалась обратно.

Наконец-то, заветная книга была в ее дрожащих от холода руках.

– Он кстати был здесь пять минут назад.

Лена непонимающе смотрела на женщину, завернутую в шаль. Та постучала пальцем по обложке, аккурат где было имя автора. Девушка искренне удивилась и не сумев принять в своей картине мира такое совпадение, забыла о нем.

Лена долгое время сопротивлялась желанию пригладить пряди, вернуть свежесть ее учебного макияжа накануне тех самых занятий. Единственное, что она не могла себе запретить – садиться за первый ряд в зале. Желающих было много на эти места, поэтому имелось позволительное объяснение этой прихоти. Тоня скоро сменил восхищение «коллеги», на раздражение – девчонки слишком копошились вокруг преподавателя, а ведь «он уже старый».

Будучи очень понимающим человеком с тягой к рационализации, Лена сначала с непониманием и смущением относилась к своему состоянию. В дни, когда у них были семинары или лекции, сердце у девушки заходилось в приступе восторга, близком к тахикардии. Объяснять это ученическим удовольствием от любимой дисциплины получалось плохо, а состояние ухудшалось. Она просыпалась слишком рано и приезжала в университет за часы до начала занятий. Лишь в относительной близости к этому зданию, она успокаивалась и сосредотачивалась.

Девушка прислушивалась к многочисленным сплетням и ее сердце обрывалось, когда она слышала что-то компрометирующее или слишком далекое от ее представления об обычной жизни. Старшие курсы пугали историями с сессий, добавляя невероятно-забавные случаи с коньяком, наушниками и искрометными шутками самого преподавателя на эти ухищрения. Лена только дивилась смелости и простоте студентов, которые не замирали в уважительном ужасе. Потому что, по большей части, Лене было неловко даже смотреть на него. Девушка занимала удобный угол обзора, позволяющий одновременно записывать лекцию и смотреть на острый профиль мужчины, кривую ухмылку, возникающую на его же сокрытые мысли, явно несовпадающие с тем что он говорил. Несмотря на вкрапления шуток, непедагогических подтекстов, неожиданных обращений к залу, общая манера повествования была мягкой и убаюкивающей, эта уважительная ирония над собой и всеми, шедшая одновременно с высококачественной лекцией, без опоры на подготовку, делала занятия такими притягательными. Помимо тонких, вышеперечисленных материй, присутствовала эстетическая составляющая – мужчина был высоким, с широким разворотом плеч, мягкой жестикуляцией и чувствующий себя совершенно свободно в строгом костюме. Лена убеждала себя, что ей правда нужно всего лишь слушать и смотреть.

– Есть ли вопросы? – он окинул взглядом зал и тут же гостеприимно пригласил желающих к кафедре. Лена проглотила сгусток обиды на время – опять неделя. Девушка рассеяно отвечала на вопросы Тони, который в эти минуты раздражал невероятно – ее тоска из-за окончания лекции была настолько тяжелой, что ей было необходимо побыть одной. Она протискивалась мимо очереди на выход, за ней каланчой плелся Тоня.

– У вас нет вопросов?

Лена остановилась. Наверное, это был первый раз, когда она наконец-то посмотрела на него прямо, без замутненного состояния, видя человека. Мужчина смотрел ясным взглядом и тепло улыбался. В темных волосах прямо над широким лбом, затаилась белая прядь, слишком четкая и контрастная. У него были большие, светлые глаза, густые брови и как выяснилось вблизи, преступно приятная улыбка. Лена считала ее как педагогическую усмешку над спешащими, скучающими студентами.

– Все понятно, – девушка вытянулась солдатиком, кивнула и улыбнулась. Тоня сзади ткнул пальцем в поясницу.

– Ну хорошо, – покладисто кивнул преподаватель и вернулся к рою вопросов. Лена замедлила шаг уже откровенно тормозя в проходе, но он больше не обернулся. Она чувствовала себя такой несчастной, что позволила себе огрызнуться на нудящего сзади друга детства. Если бы не он! То ничего бы не произошло.

Еще несколько недель, Лена представляла каким мог бы оказаться их разговор.

 ***

В тот день солнце вступило в свои права. Из-за долгих холодов, сирень задержалась с цветением, но день был по-майски ясным, словно кто-то поднял микшер яркости на объективе дня. Лене было даже немного жарко в строгом, узком костюме, а шею неприятно щекотал шнурок от бейджика; «Елена С.О. организатор». Должность была невероятно завышена, таких организаторов как она на университетском мероприятии было еще два десятка. Весь день она будет помогать на трех языках мира найти место в зале, дамскую комнату и буфет. За это ей обещали закрыть практику и возможность не приходить на пары, на следующий день.

Лена изредка проверяла насколько туго держится узел волос на ее затылке, вертела бейджик в пальцах и устало хихикала со своими напарницами по практике. Мимо них проходили гости из других университетов города и стран. Лене даже казалось, что она мимоходом столкнулась со старыми знакомыми из МГИМО. Пару раз глаза застелила вспышка фотоаппаратов. Девушки обеспокоено думали о том, что попадут на фотоотчет в таких унылых костюмах.

Мероприятие шло уже несколько часов, но по ощущениям, что только набирало обороты. Толпа переместилась в главный зал университета и Лену просили о помощи каждую минуту. Девушка радостно отвечала на требующемся языке, получала комплименты и сопровождала гостей до места. Несколько раз она делилась содержимым своих карманов – жвачка, салфетка, таблетка от головы – и снова возвращалась к стене. Ощутив причастность и небольшой профессионализм, она оттаяла и теперь весело переговаривалась со всеми, кто этого хотел. Лена как раз стояла в центре небольшой компании, не желавшей расходиться по местам, когда ощутила, как в сплетении в груди, сжалось ее солнце. Она начала медленно оглядывать зал, чувствуя все еще нервный спазм. Это состояние продержалось пару минут и резко оборвалось с началом официальной части, когда на сцену начали выходить спикеры. Спустя время, на сцену поднялся и он.