Роyd-Myви

Роyd-Myви

Виктор Тао

© Виктор Тао, 2025

ISBN 978-5-0068-4309-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДЕМОНЫ ЭБОЛА

Антивирус

безмятежен, на последнем дыхании – легкий как смог, тонкий как сигарета – пепел тающий солнечной высью. невесомость в нимбах святых выпускниц, кофейных зёрен на уличном столике…

пожиратели кино, еды и рекламы. сточные канавы грезят сиянием – фриланс на игле у жизни, чей танец не отмыть до бела, даже за донейшн. видения, которые говорили, что мы станем ангелами

…на опен-эйре окурки и раскрошенное печенье. подруга бесится пытаясь снять с себя селфи, фрики предлагают минералку и алкоголь. последний энвой это воин обнявший ребёнка, улыбка отца и хрупкое мороженое

Поцелуй

Бриллианты сияющие от боли так похожи на наши сердца, что даже демоны пожалели, что связались с нами! Играем в прятки в случайном теле – найди меня, спаси от снайперов ослепших от счастья. От гимнов, впавших в пафос в честь павших и их убийц – копы в пролёте, а мы в ударе. Как боги под кайфом, как рыбы в немом кино.

Дух среди дежавю и витрин, ветер-брат обнимающий за колени… день ослеплён, шизофреничен и юн: вкус яблок хрустящий в костях и угнанный ветер из сердца ангела

Дешевый трюк

Пейзажи в багровых тонах —

в соитии цикад, треске бригантин

сгорающих в небесном экстазе. В фотонных

сумерках бродяги скучают при демонтаже

вселенной – агнцы в законе под волчьими

звездами, сердце Иисуса сгорающее

на Вудстоке

Вечный огонь в смуглых душах

язычников, шахидов под кайфом. Лавэ,

что потратил на умирающих шлюх. Слоняюсь

по улицам в пустыне граффити: сияют дни

беззвездностью измерений, призраки

льющиеся с дисплеев…

День-эфиоп, полный света и тьмы.

Друзей наполовину живых. И мертвых,

наполовину забытых. Поэзия умирающая

на черном снегу, в слабоумии озарений:

войти в эту реку дважды нельзя,

но вернуться можно

Выходные, пустая кредитка.

Свет лоснящийся сонным безмолвием,

техногенной свежестью…

Никотин

Понедельник с перламутровыми ногтями,

поезд увозящий нас – экспрессо, американо…

нищих всегда больше чем денег, а надежд – чем

живущих. Смертельное пшено, которым

Он кормит нас словно черных куриц.

Беспилотники на орбите,

бриз сметает память со своих страниц:

любая война это кровосмешение, вирусный

сериал в котором мы тут снимаемся —

сколько не глуши мотор, сердце

остается одиноким.

Дуновения наглаживают воротник

рубашки… патрули и маршрутки подбирают

поздних влюблённых – пахнет жасмином

в вечернем парке. Твоими снами

в середине лета…

но мне всё равно

Summer in the Sity

Конец гранжа и начало лета. Нас накрыло теплом и блаженством безделья. Ставками принятыми онлайн. Твой прикид, моя кредитка: творим любовь из духа святого. Чувство вины и снега… лето кончило в нас – ласточки поселились в коже как в пляжной глине, в речной долине – Пенсильвания это открытка из 60-х и полумёртвый зной…

Тела сливаются с небом… время невесомое словно фейк, желания черные как Гарлем: секс слаще сахара, дешевле сигарет – музыка умноженная на ноль, Джон Уик поимевший Эйнштейна…

Банка энергетика и сланцы, шиповник и свербящие цикады… ветер веет на маму-шамана, поцелуй ангела горький словно бессмертие – в жадном сердце, сиянии одиночества

Люди-кошки

гитара играла, изгибая ночь, комнаты

притихли в надире, в космических печах…

шелест лип и жидкий неон, сырость

сердец скользких от крови

одни в этом городе, в ночных терриконах —

среди бессонницы, созвездий… или просто

потеряли головы – обрели покой

в амнезии отчуждения. боли

Не самый удачный день

мир… беспилотники ищут цели, прежде

чем разложить нас на свет – идеальная форма

которая не исчезнет: купи меня, если успеешь.

менты, холеные иномарки… мрак застающий

нас уже спящими. пора будить – добрым словом

и контрольным в голову: здравствуй Белоснежка,

путана-воровка, которую я не знаю кому спихнуть.

в бэушной «тачке», с годовой страховкой

(чего, бл., не сделаешь ради селфи). голое лето

в плавном безделье, духота и не пахнет морем…

что-то тронуло меня в твоем полу-жесте.

друга грубоватая рука, шорох ветра —

земля принадлежит солдатам, тополиному

пуху… жизнь стынет, но мгновения еще не

холодны. еще на своем месте фотоны постепенно

тускнеющие – хочу запечатлеть это,

но (уже) не могу.

сладких снов тебе, зай…

Мосты любви

холодильник, пиво, футбол:

добрый вечер начинается не с кофе…

лайфхаки из Маха напоминают жетоны

в сломанных игровых автоматах – но

те хоть реально были полезны

город – улицы заглатывают его

пустоту, выпускают кровь: бухло сегодня

пас… отныне и вовеки – свободный столик

в «Кафе Мюллер» (бодрящий кошмар

в сумасшедшем доме)

пыльный смартфон полный

жизни и спама… в тиши бульваров

ночь заблудилась потеряв дорогу: не

гнется теперь старый тис, не узнает старый

пес… временный мир с Создателем

…гарь натянута над побережьем, солнце…

миражи струятся в сонной неге, словно кто-то

сжигает мосты – мосты любви

Мишени

на палящем солнце стояли в скорости

света. твои волосы на ветру – трепет воздушных

змеев, сияющее побережье… время это прямой

угол: можно быть внутри него, или снаружи.

лодочный стук бамбука. термические

глаза сновидений… в карманах голяк: рай

авиалайнеров и кладбище неба…

перекресток. жара, алкоголь… в апатичной

уличной толпе: кто бы ещё назвал тебя леди,

если не бомж… ты отводишь волосы со лба —

в лиловой тишине, в солнечном полу-аду

Пустоши

Масличный сад, бездорожье

пакует синеву в целлофан. Порог

выстилает степь: пыль, топот, в окнах

шепот (отец бессильно опускает голову)

Вакуум зеркала. Мел. Жара. Штиль

пересчитывает песчинки: утром встану рано.

Выйду в рассвет – территория памяти намывает

сны: будущее совершенно голое

Она похожа на грозу.

На трепет вспугнутых птиц,

остывшие объятия статуй…

Стоят электрички, время.

Зеркала дают сбой

В пустой кофейне, на краю залива…

пространство прикормленное ущербностью

зноя, шорох вентилятора под потолком

золотая пыль в зрачках

Курьер

В амфетамине улочек —

горький как кофе, худой как

Лу Рид. Слоняюсь среди рахитичной

архитектуры, с мучительной роскошью

боли: это раздражает. Св. Петербург —

классические силуэты мажут дуновения

косметикой непорочности: веду себя

как проститутка – но ничего

поделать не могу

День. Улица. Смартфон. Ап… как

послушные псы возвращаются воины,

скрипят полозья в аспирине ночи: склейка

за склейкой помаргивает экран, шепчет что-то

в самое ухо… струйки пота стекающие под

футболку: я знаю, это всего лишь

фильм – но мне заходит

Дружелюбный асфальт, голуби кочующие

по тротуарам. В мазуте воздуха полно тепла

и лени – в жимолость укутывает вечер плечи —

в аромате апатии, толчее развлечений.

Изгиб канала распятый солнцем: голый

как вечность, прекрасный как ренессанс

Обнимал нежно как друга.

Целовал в мертвую морду.

Радуга

Стаи птиц обживают крыши,

тихий миндальный воздух. Все еще

целишься в самолетик, ползущий по небу.

Овеянный прекрасным светом смерти…

Бог влюблен в меня. В мои

руки… молчаливый ветер

тишина примеривающаяся к падению

Цветок для Кристины

Пейзаж в окне, почти бесплотный —

нарывает май, опираясь о подоконник,

тишина усыпанная черной парчой

Созвездия распахнули ворота: сигареты

обрастали позолотой (время остановилось,

прикинулось мертвым) стена исцарапанная

признаниями – ещё недавно канаты натирали

безмолвие парусов, Гончих Псов

Комнаты полные соломенных

строчек, блестят полы скудоумием солнца —

притомился, сидел на коленях у ангела…

Вышли в поле ворота – день лежать

неохота… не болит голова, не спорят две

вечности за околицей – в поле: бог пыли

задёрнул зеркала, и смерть ещё мала,

как жизнь – не распустилась

бесплотной прялкой дремлет свет

сто комнатные дни гуляют эхом

36,6°

Сидели допоздна, молились огню —

розы в отвесной неге падения. Собираем

блаженство как пчёлы пыльцу, на нас лежат тени

Москвы и Беслана… Пушкин всемирный

как «ёб вашу мать»

Разбитые окна, тротуары. Энергетик,

чтобы не вырубиться – призрак тронутый

сладким кумаром… дроны сканируют синеву: ангелы

слизаны огнём – бездонны как боль, незабываемы

как проклятие… это точно просчитанный,

прекрасный мир – и нам даже

заплатили вперёд

Virginia Slims

Скамейка, пивные банки.

Кафедральный бриз тянущий вверх деревья…

Духота жуёт перекрестки, тенты летних

кафешек – денег нет, а время не ждёт,

просто подворачивается под руку…

Матовость пыли. Травы. Черная марлевая

повязка: это предохраняет. От слов влекущих

заразу опустошения. В наших телах черные

кости, милая. Что-то траурное в блуде

дневного зноя, пустота и теплая

но-шпа ветра

Тени выдуваются из-под легких

ног. Каре байков, медленно съезжающее

с пустыря: улицы готовы к изнасилованию.

Бензоколонки дымящие в сторону моря.

Духота сигарет, кочегарок… в пандемии зари,

одни: неоновый кот заражен бессмертием,

и мы глядим в его холодные глаза

0:0

Блюзовые полутона. Шорох вентиляторов

и купюр: магия отслаивается как старая краска

с окон. Агнцы совершенные как забвение – прицелы

сбились, нашаривая рай. Мальчик мой, скоро

ты станешь ангелом

…стрекот вертолетов срезает память —

фантомы высаживаются, захватывают воображение:

ставят к стенке. Пуля застрявшая в позвоночнике —

радуга или боль превратили этот мир в откровение…

ангелы отходят, стягивают

маски: самолетик продолжает падать —

окутанный волшебством радиостанций

пробуждение прекрасно как утренняя почта

Ложное движение

трасса сжатая одиночеством. баннеры

кончающие рекламой: в чёрных кольцах её

фантазий позы змей и провалы памяти бережно

зашиваемые солнечной асфиксией.

души зашитые в холеном прогрессе;

призраки на кислоте технологий – плавимся

в плазме неона, божественные пранкеры-

любовники: инсайд раскрывающий

восприятие. хищный взгляд как

удар током.

вечерний город, духота.

парковки – безмолвные,

зыбкие.

мех воздуха. кожа.

бессилие

Дикие сердца

От нее пахнет янтарем

и легким дуновением фиесты.

Кофе, зной салфеток на столе —

вирус заражающий одиночеством…

Ночь. Жажда превращает нас

в гибрид. Лужа во дворе блестит,

как мертвый офтальмолог… оборотни

выслеживают бессмертных в прозрачной

тьме – растворяемся в зыбкой неге,

роуминге желаний

Костры на берегу, пески жгут корабли…

Создатель забил на нас. Устроил эту западню:

радиоволны на всех широтах, сердца изнеженные

алкоголем – пока хватает модулей памяти

(памяти хватит на всех)

выходим из тел, садимся на песок…

на запах плоти стекаются призраки, убийцы —

и мне передается их возбуждение, насилие

Прогулка

голый ветер, небесная кожа.

вкус морей и соленых губ… мой

город – сладкий как крем, лёгкий

как макияж. жажда стекающая струйками

пота… скучаю по тебе – будешь вечером

в четвертом измерении! раскрытым

бризом, бестелесным селфи…

жизнь механична, почти идеальна:

цветы полуголым дикарством, волны

истекающие нежно и вскользь. заласкан

тосканским золотом лени – в сердце

Бога, в шёлке сандала…

разбитые парки, дороги. ночные

поля без рекламы – хакнули эту систему

голодными от счастья сердцами: вечность

свербящая в сотовой связи

в бездне

Демоны Эбола

Лине

поюзанные страницы лета

перелистываю пальцами августа.

в сети забегаловок спускаем последнее

время – улицы окружает вечер, сохраняя

безмолвие. рекламы нежатся предчувствуя

божественную ломку…

кофе увлекает восток наших чувств.

ночь длинных ножей, кротких бомжей —

только в меня не влюбляйся, эльфийская

роза, ностальгия завернутая в шелест листвы

…колымаги жарятся на пыльных обочинах,

разлитая по вывескам кока-кола – стопим тачки

до Вифлеема, падают звезды за горизонт —

одна за другой. радиостанции распятые в

музыке, нас накрыли новости с последних

небес! лето голое как совершенство —

выбрасываем его на помойку каждый

день – а его не становится меньше!

ночь потеряла голову, расцветают

созвездия вытесняя будущее

хризантемы покачиваются на грани ума

На обочине

град небесный впадающий

в бездну, надежды кончающие

в момент просветления – опизденевшие

как Егор, бархатные как революция

(на кокосовом молоке с пеканом)

голая отмель в беспамятстве…

на турникетах моллов ржавеет

соль и солнце нежит имя «Изабель».

смеётся в зеркалах как Лора Палмер, как

тачки разлетающиеся в хлам: когда музыка

смолкнет и Бог познает всё – достаточно

простых слов, взгляда…

но можно и не ждать

Пыль дьявола

Вечер в жарких лапах бульваров, Россия на спидах, в наших следах – накрывает ленью и пустотой, сколько не подкатывай к банкоматам: антидепрессанты и солнце, нимфетки выносят мозги ментам…

Теплое равнодушие вечера. Темная материя окон. Свет изогнувшийся с потолка бесит монотонным сиянием: вечное приграничье вторгающееся в сумерки. Арктур напрашивающийся на поцелуи… даже Питер кончает Невой, даже Лиза не брезгует Моной.

Фудкорт забитый мясом. Невинностью, негой… веб-камеры в сознании живущего – от акул не услышишь лая, только лайки в чате, да клыки в реале. Поэт 100%-й изнеженной блядью, св. дух на игле откровений. Палатки торгуют ветром, чёрными очками от паранойи… психомагия и Дэвид Линч, Red Bull и красотки: лицо твое, девица, знакомо, пока я голодный. К сожалению, слишком отзывчива… душа у меня только для себя. Для ближнего – черная пустота (вход рубль – выхода нет): раздай же нам интернет, нищим духом (и телом): мы-ж, не ведаем…

Сат Нам. С экранов смотрит Бог:

я проскользну

У реки

призраки разбрелись по полям…

стоят, сигналят поезда, задыхаясь в степи —

не взять на руки этих детей, голодных как звезды.

прекрасный хайвэй, текущий сквозь сердце —

спешим на стрелку со смертью, а она уже

здесь, в машине: я тебя люблю. я тебя

тоже нет

бриз в тиши пляжей, пепел объятий

и желтая улица одиночества – все тебе

звезды мерещатся, милая – в смерти, в свободе,

в обнаженности – время взятое на прокат – этот

дом, где ты жила, лица солдат в окнах…

что-то случилось со временем:

оно перестало течь. свет разгибает одиночество,

выбалтывает мою жизнь: ветер устал терять

память – ветер никогда не устанет

смерть разденет нас

и мы займемся любовью

Город с утра до полуночи

ангелы с моря – демоны с гор…

это невозможно назвать совершенством.

завис как солнце над безумным штилем:

жара знает толк в пляжном песке…

полупустые хостелы, чашки и вянущие

фиалки. «бич бойз» меланхоличны, виниловое

электричество текущее сквозь стерео-капли:

роуминг для влюблённых. буду держать

кулаки за тебя…

бессилие сумерек охуительно спускающихся

на город. бездомные, телки. пустые такси… связь

глючит в духоте электрички, лёгкий бриз на

платформах – наконец-то свободен: цветок

распускается, Создатель растет…

есть время, но нет ума, что бы им воспользоваться;

есть вечность, но нет времени, что бы её отыметь

Алиса здесь больше не живёт

Ее мобильный заменяет ей

сердце. Счастливый номер у этой

малышки, почти золотой. А мне золотые

зубы теперь заменяют счастье.

Легалайз

мадригалы сновидений и дорожных

развязок, ностальгия сиянием в нескольких

комнатах – купались в сальсе в Провансе!

в счастье по плечи на волоске от бессмертия!

ода смартфону в количественном

бесчувствии лайков: за оградой – парки,

беременные синевой. уходим в минус. в ничто

с заждавшимися тенями – тишина такова,

что космические корабли сходят с орбиты…

ты похожа на Азию – голова в Средиземном

море, сердце – в Мертвом… лишь

забвение держит нас в памяти

дуновение легкое как дитя

Crossroads

пыльный пригород, смог…

покрышки хрустящие мелким гравием.

без денег, планов. здесь и сейчас…

лучшее место для нашей рекламы

бессонница и сушняк…

свихнувшийся от алкоголя и жары

красными раскаленными вечерами,

никаких привязанностей – не разрулить

ситуацию, подруга – убей своих

демонов или заткнись…

город пробок, ментов и шалав.

трафик встал в карантине зноя…

сандаловая палочка дымит в салоне —

море сгорает в мечтах моей плоти

кровь…

Прохладный день в парке

День истекающий гущей

инжира похож на стихи Леонарда

Коэна. Души полустёртые как память,

образы в сетях опустошающих миры:

улыбки и одиночество, счастье

и алкоголь

Несвежий ветер изогнулся

грустью, милашкой на отъёбанном

пилоне. Сэлинджер и У. К. Уильямс обходят

стороной такие места. Под брусчаткой —

околевшие созвездия. Сердца

и кости

магнитный шум полей

Положение вещей

совращённое лето, обочины изнасилованы ракурсами видеокамер: трава ещё не выросла, вода не утекла. поэзия завершающая прекрасную эпоху это вообще штука не идеальная. идеальны лишь старые билборды, дата творения и чат-боты на русском языке.

вселенная пьяная вхлам. кошельки опустошаемые рекламой, сеансами связи с потусторонним. как космос. как крылья медленно падающие с обнажённых плеч – модерн вознесённый в черный квадрат, в зал славы и безразличия. противоядие от жизни с ее корсиканской вендеттой. сицилийской жарой.

тихие вина, красные разговоры (по вечерам). дофаминовый дождь не приносящий облегчения. двери заколочены в будущее. наглухо. мы тут как селькупы в африканских песках: много пафоса и мало деталей, во времени полу-убитом адской жарой – кажется, что сам Аш обнюхивает наши нейроны

полдень в кухонной полутьме. голоса за окном переговариваются в пустоте… всё ещё прячусь от самого себя. от неба завораживающего квантовой меланхолией – вселенная это теракт совершённый истиной, что бы мы не могли её изнасиловать.