Игра на повышение

Вячеслав Нескоромных

Игра на повышение

ПРОЛОГ

Алмазы – бесцветные, иногда окрашенные гранулы «битого стекла», тверже и краше которого не создавала Вселенная.

Эти качества и дают невероятные очарование, востребованность и привлекательность. При взгляде на осколки добытого твердого прозрачного минерала возникает чувство, что это разбитый в невероятном гневе небожителей фужер обрушился осколками на Землю, одарив избранные уголки планеты своим сиянием.

И действительно, существует персидская легенда, которая гласит: «В начале творения Бог создал прекрасный, чистый, гармоничный мир для первых людей. Для его сохранения он поставил божественную защиту – твердь небесную. Но коварный Дух проник в этот совершенный мир, осквернил его и разрушил божественную защиту. Ее осколки упали на землю, превратившись в алмазы, которые не потеряли присущей им божественной энергии защиты и помощи. И с тех пор они служат напоминанием о совершенном мире и проводником к нему».

Теперь же человеку ничего не остается, как поднимать найденные осколки тверди небесной, как подаяние.

DIROSA – ПУТЬ КАМЕНЕВА

Станислав Каменев, исполнительный директор компании DiRosa – Diamond Russia-Sacha собрал экстренное совещание со своими помощниками на одном из последних этажей Башни Восток-Федерация.

Из окон башни можно было увидеть раскинувшийся во все пределы город, утопающий в зелени парков и скверов, опутанный артериями сверкающих в ночи транспортных потоков, Кремль и весь центр Москвы, возвышающиеся вокруг башни-громады из стекла и бетона центра Москва-Сити.

Ожидая, когда приглашенные на совещание соберутся и рассядутся по местам за обширным столом, Каменев оглядывал, вероятно, уже в тысячный раз Москву, укрытую теперь покрывалом облачного неба, и гасил в себе зреющее, как зубная боль, раздражение, возникшее еще утром по поводу известий с одной из шахт компании. Хотелось сразу собрать всех после полученных новостей и принять оперативные меры, но, следуя выстраданному правилу выждать и все изначально проанализировать, отложил совещание на вторую половину дня, с тревогой ожидая все более тяжких известий из Мирного, из шахты близ карьера «Мир».

Станислав Олегович Каменев являл образ состоявшегося руководителя, который изведал многое, пройдя основательный путь от горного мастера на горнодобывающих карьерах до руководителя горного предприятия и заместителя руководителя компании с капитализацией в триллионы рублей.

Как говорили частенько на официальных встречах разного уровня руководители и политики, сдержанно кивая головами в сторону Каменева: «Сделал себя сам».

А чего это стоило – сделать себя самому в эпоху распадающихся принципов, когда с улыбкой и пустыми глазами встречают, а, использовав, получив желаемое, вскоре провожают, цинично цедя сквозь зубы: «Ничего личного, просто бизнес».

В былые времена было меньше цинизма, но проще точно не было: жесткая партийная дисциплина и большевистские, с надрывом психики методы руководства довольно часто ломали людей. Помнил Каменев, как пришлось участвовать в похоронах генерального директора геологического объединения Боброва, застрелившегося после визита по срочному вызову в Министерство.

В беседах в полголоса на поминках проступили очертания свершившейся трагедии. Как оказалось в центральной печати появилась статья о том, как геологи объединения используют выделенные им для работы вертолеты в качестве средства браконьерской охоты, отстреливая дикую живность с винтокрылых машин. Сказывали: отхлестал министр своего подчиненного, орденоносца и лауреата, этой самой газетой по лицу. Отхлестал, грубо обматерил прилюдно и отправил назад в сибирский город исправлять безобразие, как нашкодившего мальчишку. Вышло так, что не вынес такого позора заслуженный и уважаемый коллегами человек: вернувшись из столицы свел счеты с жизнью, применив наградной пистолет по прямому назначению.

При Сталине порой шутили руководители высокого уровня: «Получил в награду именной пистолет, знать придет и твой черед делать выбор». Но это при Сталине, в период «железных» методов управления, но теперь, в период конвульсий империи под лозунгом «Социализм с человеческим лицом» выглядело самоубийство и все, что ему предшествовало, действом из залежалого на полке истории сценария прошлой эпохи. Но человека, – Дмитрия Боброва, − замечательного умного человека, стоящего специалиста, первооткрывателя и наставника было жаль до жутких спазмов в горле, до леденящего душу чувства огромной несправедливости.

Каменев также помнил эпизод из своей жизни в период работы в золотодобывающей компании, когда пришлось возвращаться с рудника на подвернувшемся вертолете геологической партии. МИ-4, − старенький, с закопченными выхлопом бортами, подобрал его, плюхнувшись нежданно на площадку у городка горняков. Каменев вторые сутки не мог отбыть с рудника, а тут сразу вертолет вне расписания и именно в нужный ему пункт назначения. В вертолете шумно отмечали что-то несколько добротно одетых упитанных мужчин. Стараясь перекричать шум винтов, отовравшиеся от кабинетов руководители произносили простые и емкие мужские тосты, весело закусывали московскими деликатесами. Когда натужно прошли перевал и вертолет пошел над тайгой, вертолет снизился над кронами лиственниц. Двое из компании стали высматривать в открытую дверь мечущееся по редколесью зверье, балагуря и то и дело возвращаясь к ящику с выпивкой и закуской. В салоне стало холодно, и Каменев наблюдал, прикрыв лицо воротником шубы, как выцеливают стрелки беззащитную на снегу живность и бьют раз за разом в азарте погони, шумно празднуя каждый прицельный выстрел. Каменев не видел цели стрелков, а когда, подобравшись к проему двери глянул вниз, то смог разглядеть в круговерти снежной пыли последнего из выводка крупного волка, − вероятно вожака. Тот в снежной круговерти от винтов вертолета падал, кувыркался, но снова упорно вставал на лапы и смотрел вверх на недосягаемого врага, изрыгающего смерть, и сверкая глазами скалился, пытался снова и снова кидаться на огромную страшную стрекозу, но вновь беспомощно валился в снег опрокинутый воздушным вихрем. В отдалении Каменев увидел тела убитых ранее и припорошенных снежной вьюгой волков. Но вожак был еще жив и отчаянно скалясь кидался на врага, пытаясь мстить за убитых и спасая себя.

− Оставь его! – прокричал Каменев и отвел дуло ружья в руках у мужика в мохнатой шапке и белом армейском полушубке.

Выстрел грянул, но был не точным, и волк остался цел.

− Ты, че, мать твою, − выругался мужик и зло глянул на Каменева красными от выпитого, утонувшими в складках припухшего лица, глазами.

− Зачем вы так? Ведь ради забавы гробите живность! Так у нас не делают! − Каменев смотрел прямо в глаза мужика, бросая вызов, уже понимая, что компания горе-охотников никакого отношения к геологам здешней экспедиции не имеет.

Оппонент Каменева усмехнулся и велел закрыть дверь вертолета. Вертолет стал набирать высоту, а охотники продолжили пировать, живо обсуждая поведение зверей, настигнутых вертолетом, то и дело поглядывали на Каменева.

И вот теперь, когда хоронили отличного мужика, профессионала, геолога от бога, уверенного всегда в себе и своих коллегах Дмитрия Боброва, вспомнил Каменев и того отчаянного волка и пристальный взгляд пьяного охотника.

Уже позднее узнал Каменев, что не геологи так безобразно охотились на волков, а приезжие члены комиссии из того самого министерства.

Каменев, выросший на таких вот примерах чести и ответственного отношения к делу, которые были частью профессионального кодекса, чувствовал себя чужим в компании «отцов и дедов», ухвативших государственный бизнес в момент распада империи. Теперь подтянув к делу сыновей, наследующих систему приватизированного госзаказа, от которого порой оставался лишь унылый след в слабо обеспеченных государственных проектах, обустраивали заморские хоромы и смотрели на мир через тонированные стекла элитных авто.

Оставаясь чужим для складывающейся среды элиты бизнеса, Каменев держался на своем авторитете крепкого профессионала, инженера земных недр от бога, человека, способного совершать энергичные, выверенные поступки в любой экстремальной ситуации.

Девизом Каменева был выработанный им призыв: «То сделано верно, что сделано вовремя».

Свой дерзновенный путь Каменев начал еще в пору начала трудового пути, когда беспечным, необремененным тяготами жизни юнцом он осваивал работу горного мастера на золоторудном руднике в верховьях Алдана среди людей с тяжелыми кулаками и мало уживчивыми характерами. Случилось так, что везли наспех пробитой среди скал дорогой с рудника десяток вахтовиков и добытое артелью золото. Каменев, отбыв безвылазно на руднике три месяца активного летнего сезона, выбрался в Алдан передохнуть. Вахтовиков сопровождал главный геолог треста золотодобычи Устюгов, под началом которого и везли золото для отправки на аффинажную фабрику.

Груженая вахтовка тяжело, но уверенно преодолевала уклоны, неспешно обруливала, ворча, валуны на дороге, таранила бампером броды шумных рек и ползла медленно, но, верно, по склонам алданских гор к цели среди редколесного высокогорья. Устюгов сидел в кабине с водителем, по праву начальства, а остальные тряслись в будке вахтовки: кто-то живо обсуждал предстоящие выходные, другие дремали. Два ВОХРовца сидели впереди, рядом с увесистым железным ящиком и держались особняком, исправно несли службу, охраняя добытое за лето золото.

Каменев подремывал у окна, из-под опущенных век присматривал за рабочими, которым вольница уже раздувала душевные «меха» и вела помыслы в том направлении, чтобы непременно отметить шумно и с выдумкой грядущие выходные.

Водитель вахтовки, добродушный Семен Игнатьевич, опытнейший шофер с сорокалетним стажем езды по проселкам, перевалам и буеракам, уверенно тянул свой натруженный агрегат в подъем и умело спускался с кручи, сдерживая многотонную машину от порыва сорваться с уклона. Игнатич привычно держал баранку и перекидывался с начальством фразами за жизнь, и тоже строил планы на время пребывания на базе. И все бы ничего, но с утра ныло сердечко у Семена Игнатовича, и если ранее, после таблетки под язык, сердце успокаивалось, боль неспешно уходила и пряталась где-то далеко внутри, как затаившийся на время в норке зверь, то нынче даже вторая и третья таблетка нитроглицерина не дали должного эффекта. Семен Игнатович терпел, ждал, и, когда, казалось, боль стала гаснуть, вдруг побледнел белым полотном и ткнулся головой в тяжелый руль грузовика. Машина, более не управляемая умелой рукой, пошла по дороге вниз, набирая ход, и вот-вот должна была сорваться со скалы, под которой далеко внизу гремела говорливая горная река. Устюгов только и успел рвануть руль в сторону от обрыва, и тяжелая вахтовка, ударившись бампером в камень, вывороченный при сооружении дороги, потеряла ход и повисла над обрывом. Сила гравитации упорно тянула тяжелый передок грузовика вниз, и, качнувшись, вахтовка теперь балансировала, выбирая для себя или короткий путь в реку со скалы, или нелепое висение на краю дороги со свесившимися над пропастью колесами.

В будке вахтовки началась паника: горняки, расслабленно дремавшие, ошалев рванулись в сторону кабины, чтобы через боковую дверь выскочить наружу. Активное перемещение сместило центр тяготения, и машина стала решительно крениться в сторону обрыва. Два остолбеневших от ужаса ВОХРовца сидели у кабины в полном оцепенении, и только Каменев, вдруг мгновенно осознав всю гибельность ситуации, не громко, но четко и с угрозой в голосе произнес, глядя в упор на запаниковавших пассажиров:

− Всем назад, мать вашу, в самый конец кузова, быстро! Сидите тихонько, а иначе свалимся со скалы! И вы пошевеливайтесь! − уже повышая голос до звона, накинулся Каменев на ВОХРовцев, которые беспокойно оглядывались, не решаясь покинуть насиженный пост у ящика с золотом.

Спокойно сказанное Каменевым возымело действие. Рабочие отошли к задней стенке будки вахтовки и расселись у заднего борта. Охранники, оглядываясь испуганно на Каменева, также последовали за ними. Машина перестала клониться вниз в сторону обрыва, и Каменев, вспомнив о тех, кто был в кабине, глянул через стекло, пытаясь разобраться, что же там стряслось. Устюгов был в более сложном положении. Ему выбраться из кабины было непросто − передняя часть вахтовки нависала над обрывом. Но, все же открыв дверцу и перебравшись через кабину на крышу вахтовки, Устюгов спустился на дорогу позади машины.

− Тросом нужно машину привязать к дереву! – вдруг сообразил кто-то из рабочих и показал на трос, что лежал свернутый кольцом на полу вахтовки.

− Сейчас подам, − ответил ему Каменев и выбросил трос из вахтовки через заднее, наспех разбитое окно.

Устюгов тут же закрепил трос за крюк вахтовки и потянул другой конец к высокому золотистому стволу высоченной сосны, что росла над дорогой на косогоре. Троса хватило, чтобы обвить ствол и закрепить петлей. Теперь нужно было лучше натянуть трос, чтобы вахтовка не сорвалась, и Устюгов позвал бригадира горняков помочь ему. Тот выбрался, покосившись на Каменева, − мол, начальник зовет, идти надо. Каменев кивнул ему, давая добро. Выходило, что Каменева, несмотря на молодость, опытные, тертые жизнью мужики выдвинули негласно во главу попавших в сложнейшую ситуацию людей.

Устюгов с бригадиром надежно закрепили трос, вытянув его до предела, и только тогда дали отмашку горнякам аккуратно, без спешки вылезать из машины. Когда все уже были на дороге, вдруг вспомнили про золото. Устюгов, глядя глазами, полными отчаяния, обратился к Каменеву:

– Станислав Олегович, нужно как-то ящик с золотом достать, а вдруг машина сорвется со скалы.

− Теперь уже не сорвется, коли закрепили, − спокойно ему ответил Каменев, − и, строго оглядев горняков, продолжил:

− Надо бы Игнатичу помочь. Ему самому не выбраться. Давайте так: чтобы вахтовка не рванула вниз, нужно на «корму» этого «корабля» навалить камней через окно. Потом сможем пробраться и достать водителя уже без проблем.

Горняки, получив четкие указания, закивали, соглашаясь, и дружно взялись таскать камни с обочины дороги, вывороченные бульдозером. Под весом камней вахтовка увесисто присела на заднюю ось, и теперь уже двое – Каменев и крепкий молодой парень перебрались к кабине, и Каменев забрался внутрь. Очень скоро стало понятно, что Семен Игнатьевич уже умер. Уткнувшись лицом в руль, который он держал более сорока лет в своих натруженных крепких руках, старый шофер уснул вечным сном: не вынесло сердце тягот беспокойной жизни, ночевок у костра в стужу, тяжких ремонтов в любую погоду, долгих маршрутов по лесным, полных неопределенности, таежным дорогам Сибири и Якутии.

Из той страшной ситуации, что случилась на дороге, выбрались без потерь, если не считать умершего водителя вахтовки, чья смерть и стала причиной происшествия. Для Каменева это событие стало определяющим: Устюгов, вернувшийся в контору треста, честно и в красках рассказал о происшествии и роли Каменева в спасении людей и добытого золота. Молодого горного мастера заметили, наградили премией и продвинули, а когда генеральный директор засобирался по приглашению в алмазодобывающую компанию, взял с собой пару своих людей и приглянувшегося ему Каменева, помня о его крепком характере и высоко оценивая увлеченность делом и высокий профессионализм.

Теперь в свои неполные сорок пять Каменев был знающим и умелым организатором и управленцем, прекрасно владел ситуацией на рынке алмазного сырья и разбирался в хитросплетениях биржевых махинаций. При этом за два последних года капитализация DiRosa выросла на треть. Наблюдательный совет компании во главе с Глебом Платовым, ставленником самого Президента, отметил, что рост капитализации во многом заслуга исполнительной власти компании во главе с Каменевым. Рост капиталов стал возможен после череды смелых решений, позволивших открыть разработку ряда новых месторождений в стылой земле Якутии, на побережье Белого моря, заполучить лицензии, оттеснив монополиста De Beers, на отработку россыпей в Африке и активно развернуть производство по сложнейшей высококлассной огранке алмазов. Последнее в череде свершений было многотрудным и совершенно неведомым для компании делом. Но Каменев нашел подходы и таясь, используя связи тайной дипломатии, умело расставив сети, увлек-таки, поначалу непреклонных индусов, поделиться секретами мастерства, предложив подготовку и стажировку для десятка специалистов из DiRosa за достойное финансовое вознаграждение.

Все эти решительные и умелые решения и действия позволили догнать и в конце концов обойти по уровню добычи алмазов давнего конкурента в лице южноафриканского монополиста De Beers и потеснить игроков на рынке бриллиантов.

Это была победа, о которой трубили около полугода массмедиа, а руководство компании в полном составе принял Президент, спешно подписавший ряд указов о наградах. Не обошла оная и самого Каменева, представленного к ордену «За заслуги перед Отечеством».

Каменев вырос в далеком поселке при горно-геологическом комбинате среди тайги и, выбрав для себя понятный с детства путь в жизни, стал горным инженером. Каменева в годы поиска самого себя в жизни привлекло то, что горный инженер для России в период промышленного развития прошлых веков был деятелем системного плана. На плечах горных инженеров лежали заботы по освоению огромных сибирских просторов, богатых не только зверьем, но и несчитанными богатствами недр.

За достаточно короткий срок молодой горный инженер за активную новаторскую деятельность и умелое решительное руководство был замечен директоратом компании и превратился в незаурядного руководителя. Каменев умело и осознанно делегировал разнообразные полномочия узким специалистам, которых тщательно подбирал, и следил за их работой, не спуская глаз, задавал помощникам новые амбициозные высоты, стимулировал творческую активность молодых спецов, планируя только ему понятную траекторию их личного развития. Так, выстраивая работу, подобно муравьиному царю, по крупинке подбирал Каменев тщательно кадры и за два года в должности исполнительного директора собрал активный, задорный и очень амбициозный коллектив помощников, деятельность которых напоминала восхождение к заоблачной и едва видимой вершине в единой альпинисткой связке.

Вся жизнь Станислава Каменева прошла в бесконечной гонке за достижениями и возможностью развиваться, в стремлении не отстать и быть нужным и востребованным. Каменев был подтянут, увлекался спортом, горными хребтами и каньонами сплавных рек, практикуя фрирайд со склонов камчатских вулканов, гор Кавказа или Альп и сплавы по горным рекам, зажатых тесниной скалистых отрогов. В рабочие будни походы в тренажерку игнорировал, все более в выходные дни, отправляясь за город, бегал по лесным тропам, любил погонять мяч в команде любителей, в работе в кабинете не засиживался, выискивая повод поехать на объект, поговорить с людьми, творящими дело без перекуров и пустой трескотни.

Внешность Каменева не подвела: русые волосы с мальчишеской челкой и вихрами над симпатичным, казалось простым лицом, на котором уже проявились следы сильного характера. Светлые, как вода горной реки, глаза смотрели уверенно и прямо на любого собеседника, но легкая улыбка, всегда делала лицо открытым для общения.

Увлечение экстримом проявлялось и в работе: Станислав любил рисковать и порой принимал острые, не всегда в деталях продуманные, но подкрепленные интуицией и ориентированные на прорыв решения. И ему практически всегда везло, и росла уверенность, помноженная на растущий с годами опыт.

− Везет тому, кто везет, − любил повторять Каменев и после очередной производственной встряски еще более решительно и смело отдавался делу, внедряя новые решения и ломая сложившиеся, не способствующие развитию традиции. При этом, все более детально осваивая производство, Каменев ощущал возрастающий диссонанс: струны его души звучали порой вразнобой. С одной стороны, бизнес рос и кормил достаточно обильно, под рукой всегда были огромные средства и растущие возможности. С другой стороны, сам бизнес выглядел все более архаичным и, по существу, несколько бестолковым занятием на потеху избалованных жизнью сильных этого, так нерационально устроенного мира. Убеждение это укрепилось после экскурсии в лабораторию искусственных алмазов, в которой щуплые смешливые девчонки в белых халатиках, тщательно пригнанных по фигуре, неспешно ковали столь нужные производству алмазные порошки и алмазные зерна, изготавливали изделия из неведомых до селя поликристаллических алмазов.

Запомнился Каменеву легкомысленный, из уст манкой Мерилин, призыв к мужчинам раскошелиться: «Diamonds are a girl's best friend…». И если когда-то это звучало, как легкая шалость красавицы, теперь он раздражался, когда пришло истинное понимание, какой ценой достаются прекрасные камни, годные только для того, чтобы тешить людское самолюбие.

В личной жизни отношения с женой были поставлены на паузу.

«Первая любовь была слепа, первая любовь была как зверь...» − студенческий брак был мало осознанным, страстным, чрезвычайно чувственным, свалился на голову как ливень посреди ясного солнечного неба. Но настоящая семья не сложилась, ведь, как известно, браки совершаются на небесах. Как только «угар» страсти поутих и от прикосновений уже перестало трясти плоть, оказалось, что молодые люди далеки друг от друга по ментальности. Но терпели друг друга, до поры пока растили сына, а длительные командировки не давали вызреть усталости до критических размеров.

После окончания института, когда Каменев окунулся в бесконечные мало устроенные в быту командировки, жена предпочла осесть в городе у родителей, и каждый приезд и отъезд Каменева были наполнены неловкостью, ощущением бесконечной вины и грядущего несчастья.

После назначения Каменева на высокую должность все поначалу переменилось, но багаж отрицательных эмоций и взявшаяся ниоткуда обида душила свободное проявление чувств, и только сын сдерживал семью от окончательного распада. Супруги отдалились, отметив нежелание проводить свободное время вместе после двадцати лет брака, и, как только сын закончил лицей и отправился учиться в крупный столичный университет, тихонько разъехались. Каменев остался в городской квартире в центре Москвы, а жена перебралась с его согласия в загородный дом, окружив себя подружками и сворой декоративных причудливо стриженных собачек. Теперь, сторонясь лишний раз пересекаться, вспоминали друг о друге в дни рождения – своих и сына. Встретившись в узком кругу, критически оглядывали друг друга, отмечая накопившиеся изменения во внешности покачиваниями головы и поджатыми губами.

Каких-либо волнений и чувств относительно их былого супружества уже не ощущалось. Внутренний нерв близких и волнующих когда-то отношений не пульсировал, не давал повода для тревоги и беспокойства.

− Вот как бывает, − размышлял Каменев, − время не сближает людей, находящихся рядом, а разделяет, если сразу не сложилось ровно, без зазора. Вот была маленькая трещина непонимания, а с годами выросла до размеров пропасти, словно время – неспокойная вода, разъела брешь до размеров прорехи. И чудно это – когда-то близкий человек воспринимается еще более чужим, чем до брака.

Жена никак не воспринимала увлечения Стаса и отчего-то в последние годы совместной жизни, получив реальный достаток, ревновала мужа к карьере, бесконечным поездкам, сама не предпринимая, собственно, никаких попыток как-то себя реализовать, стать ближе. При этом супруга нещадно ревновала Стаса к его окружению, в котором всегда были молодые и красивые женщины. И, в общем-то, она была права. Находясь порой сутками в офисе, мотаясь по подразделениям компании, Стас позволял себе вольности, стремясь вернуть остроту ощущений полноты жизни, когда рядом оказывалась молодая и податливая особа. Было время, он не особо разбирался, кто рядом с ним встречает новый день и лежит ли к ней душа: решало наличие подтянутой фигуры, красивого ухоженного личика и некой задорности в поведении, за которым читалось заочное разрешение на тесный контакт. Было в этом что-то экстремальное, как решительная гонка по извилистой горной дороге, когда не знаешь, что же ждет тебя за новым поворотом и крутым подъемом.

Добившись развития огромной компании с ее «грязным» хлопотливым и опасным производством, Каменев мечтал изменить облик фирмы, придав ей современный хайтековский блеск, опрятность IT-технологий, надежность и безопасность. Как можно было преобразовать ткань сложившегося веками дела с громадами многотонных, лязгающих день и ночь машинами, разрушительной энергией взрывных работ и тысячами простых работяг, оставляющих за скромные зарплаты свое здоровье в шахтах и карьерах, представить было сложно.