Клуб юных самоубийц

Azio

Клуб юных самоубийц

Azio

Клуб юных самоубийц

Автор осуждает насилие какого-либо рода в отношении всех живых существ, включая людей, животных, растения, грибы и иные известные

науке и закону формы жизни.

Нанесение умышленного вреда здоровью, будь то физическому или психологическому, не является положительным или нейтральным действием.

В том числе в случае направленности этого вреда на индивида его наносящего.

Жизнь необходимо ценить и всеми силами

искать то, чему именно ты можешь

её посвятить.

Твое дело, твое тело, твоя душа и твой разум – бесценны именно для тебя. Их необходимо беречь и использовать именно так, как это позволит обрести благополучие, счастье и пользу. Тебе и твоему окружению. В разрушении жизни нет ничего нейтрального или положительного. Любите себя, близких и мир вокруг вас. Не пропади в Упадке, не заблуждайся, будь сильным и борись за то, что служит твоей причиной жить.

А не тлеть. Спасибо за внимание.

Жизнь в Упадке

Этот день едва чем-то отличался от других. Вечернее небо обыкновенно серо, затянутое ровной пеленой облаков. И сам город с высоты единственного в нем подобия небоскреба казался крайне унылым зрелищем. Серо-бурые улочки, серо-серые домики да невзрачные людишки-муравьишки. Последние – так медленны и скучны – мелкие точечки, что и вблизи не представляли особого интереса. На этих незнакомых лицах, пускай тогда их было не увидеть, уверен, не нашлось бы ничего не знакомого. Одна общая тоска… Одно лишь невыносимое гудение в голове. То, что было и в моей.

– Не зря тебя так величают, Упадок, – прикрыв глаза, я поднял ступню над низким ограждением. Забавно было бы споткнуться, но немного поспешно. – Позволишь сегодня мне тебя обнять?

Одним единственным отличием того «сегодня» от ушедшего «вчера» было то, что в этот день я не заметил ни одного человека, что спрыгнул бы с крыши. И поэтому решил стать им сам. Может прозвучать не слишком-то достойной причиной расстаться с жизнью, однако для меня это имело смысл. Каждый день бродя по улицам, встречая лишь унылые и хмурые лица, не находя иной, хоть сколько-нибудь более яркой эмоции, я не видел ничего странного в том, что люди падают с крыш. Каждый день хотя бы один самоубийца попадался мне на глаза. В этом небольшом городке не так много высоких зданий, они выделяются на фоне других. С них и падали. Поначалу это нагоняло жути – первую неделю было страшно и мерзко. Я невольно содрогался, отворачивался и убегал прочь, не желая верить в реальность увиденного. Но минула вторая, и вот уже я сам пошел по краю. Потому что, видимо, настала моя очередь. Кто-то теперь так же должен увидеть меня…

Слабый ветерок защекотал кончик носа. Сухие губы скривились в ломаной улыбке. Нога, нашедшая себе твердую опору, вжалась в стельку обуви, комкая ту в глубине. Руки распрямились, вытянувшись на уровне плеч. Не верилось, что это оно… Чувство надвигающегося конца. Ощущение было будто бы иное. Что-то не сходилось, но придавать этому какое-либо значение не имело смысла. Скоро всё должно было уйти. Я вдохнул глубже.

– А ведь тут и ветер другой… Может их всех привел сюда именно он? – широко открыв рот, я впустил в себя прохладный поток, чувствуя его морозящее движение. – Будто бы перед встречей со смертью прибавляется жизни, – бормотал я для одного себя, едва слыша своё искаженное звучание.

Уши заполнял ветер. Возможно, именно поэтому я подпустил его, пропустив шаги, оклик. И склонился вперёд будто ива. Готов был упасть… так красиво! Тело тянуло к земле, той, что за краем. И руки, разведенные в стороны – готовые к объятьям. Однако спину против воли резко одернуло назад. Точнее, одернул.

– …нам вещь, тем легче её уберечь! – горячо прозвучал над ухом незнакомый голос, пробиваясь сквозь шум ветра. – Выброшенная жвачка прилипнет к ботинку, а из её обертки получится самый летучий самолетик! Облетит целый мир, но врежется, конечно же, прямиком в твой затылок! – незнакомец сжимал в кулаке мою кофту, с силой таща на себя.

Ноги, не рассчитывавшие когда-либо снова стоять на твердой земле, подкосились, съехав с ограждения. И оказалось, что земное тяготение столь же велико и вне края крыши. Я не упал, – незнакомец держал меня на весу – безвольно свисая над серым, холодным бетоном. Я ничего не мог поделать. Ничего не приходило в голову. Разум был пуст. Я ведь должен был умереть… Но теперь непонятные слова просачивались в мозг, сбивая с толку своей бессмысленностью.

– Что? – непроизвольно спросил я вслух. Спросил тихо, но он услышал.

Подняв на ноги, коренастый парень в красной толстовке развернул меня к себе передом, придерживая за плечи. Его лицо растянулось в недовольстве. Густые темные брови съехались к переносице, широкие ладони крепче сжали мои руки. Черные глаза пристально смотрели на меня, налитые раскаленной злобой. К моим ногам прилила кровь, давая сил стоять самому. Она же застучала в висках. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем выражение лица незнакомца смягчилось – губы изогнулись в ухмылку.

– Парадокс! Я говорю: «Па-ра-докс!» – кричал тот, заглушая всё. И шум ветра, и зарождающиеся в голове мысли. – Чем ненужней нам вещь, тем легче её уберечь. Это я к твоим словам.

Он звучал и выглядел так живо. Красные от холода уши приковали к себе мой взгляд. На фоне серой пелены облаков, вопреки дневной тусклоте, его налившиеся кровью уши выглядели красными. Даже его кофта не казалась мне настолько красной… Из-за этого вида мне самому стало холодно, и я прижал руки к телу. Чужая хватка ослабла, а после правая рука незнакомца вовсе отстранилась от меня, ложась на затылок своего владельца. Ухмылка переросла в улыбку. Но больше слов от него не последовало. Мы стояли на крыше, молча глядя друг на друга, пока я не решился освободиться из его захвата. Всё же, у меня оставалось неоконченное дело. А тот уже почти и не держал меня. Вышагнув из обхвата плеча, я без колебаний двинулся обратно к краю. Несмотря на смятение чувств, отголосок разума напомнил обдуманный план.

– Что это ты делаешь? – прозвенел за спиной его голос. Я остановился, так как не мог идти дальше – он схватил меня за запястье, не давая сделать шага.

Вопрос показался мне глупым. Что я мог делать? Разве тут оставалось место двузначности? Холодный разум уступил право дать ответ подсознанию. Я невольно недовольно оскалился, прежде чем прийти к словесно выраженному ответу:

– Расстаюсь с жизнью, – бросил я, решительно вырываясь. – Не мешай.

Простой разговор со случайным свидетелем не должен был послужить серьёзным поводом передумать. Уже одно то, как долго и тяжело было туда забираться, достаточно отворачивало от затеи двинуться в обратный путь. Возросшая крепость чужого хвата напомнила о боли в руках, перебравших сотни перекладин пожарной лестницы. Неизменные доводы вели меня на прежнюю позицию. Незнакомец же недоуменно свел брови, смотря на меня как на дурака.

– Как это? – с искренним непониманием спросил тот. Склонив голову набок, парень тупо захихикал. – Поздновато, я её уже забрал, – его слова прозвучали в слегка извиняющемся тоне. Свободная рука легла на макушку, прижав торчавшие волосы.

Настал мой черед недоумевать. Однако если его удивление было легким и даже дураческим, исходя из наивности или глупости, что суть одно и то же, то я ощущал такое давление, будто на мои плечи свалился громадный булыжник. А ведь ещё недавно я имел шанс стать единым с ветром, может даже превзойдя его в скорости на краткий миг. Теперь же меня замедлял поиск логики в его словах. Но не найдя не только подходящих, но вовсе никаких слов, что могли бы передать моё нежелание слушать и понимать этого идиота, я вновь попытался вырвать руку из его хвата, шумно выдохнув носом.

– Хочешь ты того или нет сейчас, всё уже решено. Я забрал твою жизнь, – продолжал он, звуча вполне уверенным в своих словах. – Она не была никому нужна, так что я забрал её себе. Ведь ты собирался расстаться с ней, сам так сказал! – отвернувшись, незнакомец в красном поволок меня вдоль края крыши, не прекращая говорить. – Но вот только я опередил тебя, отняв её раньше. Ты лишился жизни, и теперь не в праве ей распоряжаться. Такие дела!

Подойдя к огороженному вертикальному спуску, парень встал на вторую сверху металлическую перекладину. Не занятая моим удержанием ладонь также включилась в работу, пока другая тянула меня вниз, за спускающимся незнакомцем. С его лица не сходила глупая, самоуверенная ухмылка. Смотря на неё во время этого обреченного на провал действия, я не сумел сдержать смеха.

– Ты понимаешь, что ты так либо руку мне оторвешь, либо я буду на голову тебе наступать? – присев в пределах пожарной лестницы и свесив ноги с края, я действительно ненамеренно пнул его по затылку.

– А я отпущу твою руку, раз ты уже всё равно решил идти за мной, – непринужденно ответил он, вовсе не кривя душой.

Сказано – сделано. Парень продолжил спуск, отпустив меня. Слабый импульс тока в голове не сформировал достаточно ясного словесного отголоска в мыслях. Прежние доводы оказались тише слившихся в единую силу постоянного гула Упадка, эха его непринужденных слов… и скрипа колеблющихся весов моего решения. Но они стихли, когда я, выждав дистанцию в несколько метров, начал спускаться следом. Молча, без спешки. Не столько даже из-за отсутствия желания – иного силы не позволяли. Точнее сказать, бессилие. Но, очевидно, с незнакомцем дело обстояло иначе.

– Не будешь спорить? Ну, насчет жизни, – суетливо добавил тот к вопросу. Мне подумалось, что его так распирала бодрость, что долгое молчание причиняло ему физическую боль. Весомых оснований так думать, естественно, не имелось. – Конечно не будешь, я ведь прав! Такие как я не ошибаются.

Эта ремарка привлекла моё внимание. А новоизбранный путь вниз не являлся быстрым. С тем по прошествии нескольких минут доводы сошлись в пользу уточнения:

– Такие как ты?

– Герои, – мгновенно откликнулся парень. – Они всегда правы!

***

Тень Упадка

Герой, широко шагая, шёл впереди меня. В приевшейся серости бытия он красным знаменем указывал мне путь. С каждым шагом крепчало ощущение, будто кроме него в поле моего зрения и вовсе ничего нет. А может и за пределами. Да, казалось, отверни бы я тогда взгляд – потерялся. Утонул бы в безграничном сером болоте, носящем прилипшее к нему название Упадок. Всё – будь то люди, проходящие мимо меня, или те, мимо которых проходил я, жилые дома, магазины, бар, стрипклуб – сливалось в однородный фон, в котором невозможно было различить ничего конкретного. И я шёл за Героем, стараясь не моргать. Ведь стоило мне закрыть глаза, потерять его из виду, гудение в голове тут же с новой силой напоминало о себе. Заглушая разумные мысли об абсурдности этих ощущений.

– Знаешь, а ведь не должны ставить такие лестницы на высотки, – вновь подал голос Герой. – Не по нормам!

Его руки, согнутые в локтях, сцеплялись замком ладоней на затылке. Этот «замок» имел десяток дужек – выбивающихся вперёд костяшек пальцев. Разбитых, красных. Да, красных… Не таких красных, как его кофта или уши. По-другому красных. Прежде я не видел столько оттенков красного, не в этом городе. Или же просто не мог различить их. Но ведь тогда…

***

___________________________________

15. В последнее время я вижу все в более блеклых тонах

о Да

о Скорее да, чем нет

о Скорее нет, чем да

о Нет

___________________________________

(Разные люди видят цвета разными? Невозможно ответить. Человек может видеть один и тот же цвет по-разному? Ответ положительный. Восприятие цвета может зависеть от освещения, погодных условий и специфических явлений окружающей среды, характеристик предшествующих объектов восприятия органами зрения…

Неверная интерпретация сути вопроса? Требуется корректировка с учетом контекста. Психологическое тестирование… Анализ ситуации. Иррациональность предложения – возможность видеть окружение в цветах, отличных от их фактической характеристики. Исключение внешних факторов. Ответ… отрицательный. Проекция ситуации не поддается осмыслению)

***

Верно… Ведь невозможно представить, чтобы синий перестал быть синим, а желтый – желтым. Было невозможно. Но вот уже и вечное небо, и негреющее, едва выглядывающее из-за облака солнце одинаково серы для меня. Серо было и облако, что, сливаясь с ними в вязкую серую массу, вяло текло в темно-серую даль. Не с какой-либо целью, а лишь потому, что так сложилось. Привычка не отцепляется. Так это ощущалось мной, вопреки эхом отдающимся в голове объяснениям. Слишком тихим и незначительным в моем положении. К чему мне знать, отчего движутся по небу-

– Эй! Да ты вообще меня слушаешь! – резко оборачиваясь, с недовольством выдал Герой, встав на месте.

Из-за этого я чуть не столкнулся с ним. Красная толстовка заняла большую часть моего обзора, прервав мои внутренние распри – не словить уже ускользнувшей нити. А ведь тянуть нить мысли, думать – единственное увлечение, доступное независимо от времени, места, рода деятельности, возраста и, кроме того, за приемлемую плату. Без сытости, удовлетворительного сна и тепла – думать не увлекательно. То ещё развлечение с гудящим от недостатка сна сознанием бродить на обессиленных ногах в поисках не слишком гнилой еды, достаточно сухого и в меру прохладного угла, чтобы поутру не обнаружить необходимость ампутации конечности. Вынужденное мышление утруждает и по достижению цели отталкивает человека от себя.

А уж когда тело имеет все для своей сохранности – едва ли отыщется что-то более простое и приятное, чем глубокое погружение в пространные, отвлеченные, занимательные мысли. Однако всему свое время, и даже подумать не в ту минуту – может оказаться большим упущением. Прямо как тогда:

– Да, – честно ответил я, не испытывая вины. Но слабое сожаление в моем голосе, вызванное мыслью о том, что я мог упустить что-то действительно интересное, должно быть, обмануло его. – Я задумался.

– Вот как… – запрокинув голову, я проследил за тем, как его красные губы растянулись в улыбке. Вслед за долгим взглядом на мое лицо упало и дыхание, заставившее зажмуриться. Герой рассмеялся, а я отступил на шаг назад. – Да, никому нет дела до лестниц! Вот и инспекция не следит, тоже, выходит, задумалась над чем-то. А теперь и я думать должен, кого винить? Кого винить? – вытянув руки на всю длину в стороны, расставив пальцы, Герой состроил будто бы шутливо задумчивое лицо. Но я не почувствовал в его вопросе никакой шутки.

– Кого винить? – спросил и я, мельком оглянувшись через уголки глаз на одну из его вытянутых рук. Сутулый прохожий уперся в неё грудью на краткий миг, беззлобно отмахиваясь от Героя и продолжая идти дальше, вновь сливаясь с серой массой.

– Чтоб я знал! Немедленно бы пошел с ним разбираться. Столько уже жизней загубили эти неправильные лестницы, – эксцентричный незнакомец резко притянул ладони к груди и сжал их, оскалившись. Кулаки задрожали перед моим лицом, будто грозясь ударить, но тут же пропали из виду. – Хотя, конечно, приставные лестницы выглядят значительнее. Даже самому несерьезному человеку они прибавляют статуса. Человек, поднимающийся по приставной лестнице, явно делает это не просто так! – развернувшись, Герой продолжил идти, впервые свернув куда-то. Не прерывая речи, тот повысил голос, что заставило меня быть внимательнее. Громкость голоса словно делала его ещё больше и краснее. – Ему не стоит в этом мешать. У него есть цель, вернее всего благородная… Да, приставные лестницы – один из атрибутов героизма, это наверняка!

Я бы соврал, если бы сказал, что мне были интересны размышления о лестницах, их видах и о том, что они «прибавляют» людям, использующим их. Однако то, от кого эти размышления шли, как они высказывались и к чему должны были привести – начинало если не интриговать, то приманивать. Как пчелу приманивает полный пыльцы цветок, чей аромат принес ветер, бывший встречным… Став попутным, он не только указал путь, но и помогал достичь цель. Пускай цель в моём случае оставалась сокрытой. Точно так же, как конкретный вид, семейство и состояние цветка, к которому могла бы лететь пчела. Я не знал, зачем и за чем я шел. Но шел. Вопреки доводам разума.

– Я ведь тоже поднимался по ней, чтобы забраться на крышу. Выходит, что и я – герой? – закономерный вопрос, выдернутый из общего потока мысли порывом желания поучаствовать в диалоге.

– Что? Нет! – Герой фыркнул, помотав головой. Красный капюшон замотался передо мной, словно дразнящая быка тряпка. – Ты на ней выглядел невзрачно, я в этом уверен. Блекло. Прямо как сейчас, – его голос звучал просто, но безапелляционно. Искренне, а потому сильно.

– Спасибо? – я не чувствовал себя обиженным, но и не знал, как ответить иначе. Молчать больше не хотелось.

– Пожалуйста, – он махнул рукой за спину, бросая звонкий смешок. – Ты только не расстраивайся. Просто не дорос ты ещё быть героем. Вот сколько тебе? – замедлив шаг, Герой задал первый значимый вопрос. Тот, на который я, по его представлению, вероятно, должен был ответить.

– Не знаю, – немедля произнес я.

– Вот как? – оступаясь, сбивчиво бросил он. – Посмотрим! – неожиданно и глубоко выгнувшись назад, он широко улыбнулся с распахнутыми глазами, склоняясь до жути близко своим перевернутым лицом.

Я отшатнулся, нервно сжав кулаки. Несуразный выпад Героя почти заставил его упасть. Но тот вывернулся, неописуемым образом извернувшись на судорожно шлепавших о тротуар ногах. Твердо вставая на месте, становясь ко мне передом, Герой комично высоко бедро. Точно сумоист он обрушил ногу на землю с несоответственно тихим откликом – глухой звук удара стопы потонул в вязком гуле города. Зато на самого Героя удар оказал значительное воздействие – гримаса боли, прорезающаяся через растянутую улыбку, сливалась с ней в безумный оскал. Это выражение отталкивало – я сделал ещё один шаг назад. Но в то же время не мог оторвать взгляда. Герой нечеловечески рассмеялся, гаркая и хрипя, вместе с тем неотрывно смотря на меня в ответ. А затем не только смотря:

– Где-то от шестнадцати до двадцати, – стихающий смех вмиг сменился бодро тараторящим голосом, когда его пальцы жестко вжались в мой подбородок – Бородка уже намечается, но пока не растет! И мимических морщин почти не проглядывается… Хотя лоб хмуришь изрядно, скептик, поди! А уж эти круги под глазами, умные книжки, кажись, читаешь… – пристально вглядываясь в моё лицо, он силой наклонял его куда вздумается, то выгибая шею назад, то выкручивая до упора влево. Нажал даже пальцами на щеки, открывая мне рот. – Ну, зануда, а зовут как?

– Я… не знаю, – сдержанно ответил я, пытаясь выпрямится, расслабляя ладони.

Я не мог отступить даже на шаг, пускай и хотелось, и сознавалась логичность этого действия. Что-то меня удерживало. Не только его рука, внезапно выпускающая на свободу мою челюсть. Обжигающий красный, окружающий его лицо капюшоном, заставил сощуриться, но не отвести взгляда. Он с любопытством наклонился ещё ближе, носом к носу.

– Как так? – Героя абсолютно не стесняло его положение. Темный блеск в глазах точно создавал солнечных зайчиков своим затейливым бегом.

– Не помню ничего, кроме двух последних недель, – ровным тоном пояснил я.

– Угу… – вдумчиво подперев подбородок ладонью, упираясь локтем мне в грудь, Герой шумно вздохнул. – Возраст не знаешь, имя не знаешь. А что тогда знаешь?

Что я знаю? Что я знал… В бесплодной пустыне моего сознания едва ли нашлось бы что-то, чем можно было напоить жаждущего знаний. Ни интересной истории, ни вдохновляющих мыслей. И если бы я был вынужден рассказывать о чем-то более минуты, то связать пару слов я смог бы только о нем.

– Этот город.

– Город, значит? – кивнул он, не задумываясь. – Наш Упадок?

– Да.

– Это интересно! – убрав руку от лица, Герой хлопнул по ней другой, слегка отстраняясь, склонив голову набок. – И что же ты можешь сказать о нем?

– Могу сказать… – этот вопрос стал первым, заставившим меня сознательно задуматься. Составить предложение. Прежде я отвечал так, как чувствовал, не желая тратить сил ни на выдуманную ложь, ни на сложно составленную правду. – Могу сказать, что в нем нет счастливых людей.

Это было очевидно. За две недели я обошел его бессчётное количество раз. Не то, чтобы я собирался их считать. Я побывал в единственном в городе баре. Скучающий бармен наполнял стаканы скучающим посетителям. И эти скучающие посетители пили скучающие жидкости, будто забывшие, как жечь при вливании и разжижать (тело, сознание и душу) впоследствии. Был я и в стрипклубе. Скучающий охранник, зевая, не заметил, как я прошел в залитый тусклым, скучающим светом зал, полный скучающих, тяжело вздыхающих тел. Как те, что неподвижно наблюдали, смотря, по существу, в пустоту, так и те, что извивались, двигаясь лишь потому, что такова их работа – всей своей сущностью выражали отсутствие как желания, так и нежелания там быть. Что уж говорить об улице, где из точки А в точку Б перемещались скучающие люди, лишь чтобы переместиться, остановиться и продолжить скучать – на учебе, работе или дома. Никто и ничего не выражало того, что ощущалось или осмыслялось бы мной как счастье.

– Ага… Нет счастливых, – вторя моим словам, Герой качал головой, нарочито серьезно сжав губы. – Значится, все несчастны?

– Нет. Здесь нет и несчастных, – рассудил я. – Нет безработных, голодающих, бездомных. Помимо меня. Я не видел никого, кто бы без дела шатался по улицам, просил бы денег или еды. Днем все чем-то заняты, а ночуют преимущественно в квартирах.

– Нет и несчастных… – опять повторил, растягивая слова раза в два. – Ого, как же глубоко ты смотришь на это.

– Глубоко?

– Да. Твоё представление об Упадке глубоко… – Герой выпрямился, раскинув руки в сторону и… падая спиной на асфальт. – Как лежащая на поверхности тень, – губы Героя разошлись в дурашливой улыбке, когда тот уже валялся у меня под ногами, извергая тихий насмешливый гогот.

Смотря на него сверху-вниз, наблюдая за его странными реакциями, я не понимал ничего: ни того, о чем он говорит, ни того, почему я не ухожу. Его причуды отталкивали – Герой был самым противным и неприятным, что только встретилось мне в Упадке на тот момент. Валяясь на грязной земле, смеясь и неся околесицу, он вызывал больше отторжения, нежели ставший привычным труп на асфальте. Но в то же время… я не мог заставить себя уйти.

– Тени плоские, – проглотив ком, скопившийся в горле, сказал я. – Не глубокие.

– Вот именно! Не то, что не глубокие, они отрицательно глубоки! И притом поверхностны! – звонко тараторил Герой, с большим энтузиазмом забив руками по тротуару. – «Ложащиеся» там, где нет чего-то, указывающие на отсутствие! И ты весь такой. За две недели в Упадке, не зная ничего кроме него, ты стал его «отражением». Но совсем не зеркальным. Повторяющим форму, да не так! Плоское художество на блеклом, бесцветном холсте, как сказал бы Ромео, – сильно оттолкнувшись руками и ногами, Герой взлетел во весь рост, возвышаясь надо мной. – Тень города, над которым не светит солнце. Тень Упадка. Вот, кто ты.

Дыхание сперло. Опущенный взгляд поднялся за чужим лицом, с ужасом прослеживая его перемены. Несерьезная, глупая улыбка обернулась оскалом. Мои плечи задрожали и тут же окаменели – ладонь Героя с хлопком опустилась на правое плечо. Его черные глаза показались красными, точно все остальное в нем. Он весь представал красным, не пятном, но пламенем, горящим передо мной и на мне. Мое плечо жгло до боли, и я стиснул зубы, не способный ответить.

– Скажи мне, кто ты. – приказным тоном сошло с его уст.

Меня парализовало. Все живое во мне точно сжалось в одну точку, многотонным шаром падая от сердца к ногам. Жизнь трепетала, панически пульсируя взамен вставшего сердца. Краснота заполнила горизонт чувств. Раскаляющееся тело застыло, покуда остатки разума сопротивлялись чудовищному давлению. Но тщетно. Бой проигран заранее. И принимая чужую волю, поддавшись ведущему потоку силы, жизнь воспрянула, гейзером возвращаясь в конечности, голову. И из головы, с губ слетает её ведомая частичка, отвечающая зову:

– Тень.

***

Клуб

Герой пропал из виду в конце темного узкого закутка между жилыми домами. Густая тьма поглотила его, заставив меня вздрогнуть. После всего того пути, что мы проделали, он оставил меня! Растворился в черноте, какой я ещё никогда не видел в Упадке. Этот вечер был темнее любого другого. Темнее всякой ночи. А ведь обычно в этом городке с трудом отличишь день от ночи – оттенки серого со временем приедаются глазам. Но теперь, когда единственный яркий цвет исчез, многократно углубились тени. В ушах застучала кровь. Тишина сдавила виски.

– Чего ты застыл? – взрывом раздался недовольный голос, разнося в дребезги наросшее напряжение. – Убежать надумал? Так тени думать ни к чему. Просто следуй за мной, как это вам полагается, – поток слов, что фейерверк, взлетал с незримого низа ко мне, едва ли донося своим ярким взрывом смысл. – Конкретно сейчас ничего сверхъестественного я от тебя не требую. Это ты умеешь. Не приставная, конечно, да и не подниматься, а спускаться надо, но разницы никакой, ведь задача одна и та же.