Воин Света – Перерождение

– Ты уверена, что хочешь ехать? – тихо спросила Анника, делая вид, что проверяет крепление в багажнике. – Никто не осудит, если передумаешь. Но, ты, и правда, выглядишь… уставшей.

В ее голосе сквозила не забота, а осторожность. Как будто она спрашивала: «Ты уверена, что готова остаться наедине с самой собой?»

Оливия вздохнула, и ее дыхание превратилось в маленькое облачко на холодном воздухе.

– Нет, не уверена. Но сидеть в четырех стенах и чувствовать, как по мне ползают мурашки от чего-то, чего я не помню… это еще хуже. Может, ты права, Анни. Смена обстановки поможет. По крайней мере, физическая усталость выгонит из головы всякую… ерунду.

Она сама не заметила, как сказала это. «Ерунду». Так ее мозг называл обрывки чувств к человеку, имени которого она не знала.

– Вот и умница! – Ивви, не уловив подтекста, радостно хлопнула ее по плечу. Ей все же удалось справиться с дверцей. – Садись на пассажирское, будешь моим штурманом! Анника, ты с картами сзади, наш бесстрашный навигатор!

Анника молча кивнула, бросая последний взгляд на уютный, погруженный в утреннюю дремоту домик Оливии. Ей показалось, что он смотрит им вслед с немым укором. Она отогнала это ощущение и решительно захлопнув дверцу багажника, села на заднее сиденье, крепко сжимая в руках папку с картами. До Химмельских гор путь был не близкий. Но она все продумала еще до того, как предложила Ивви эту идею.  Пока Ив возилась с навигатором, а Оливия смотрела в окно, отрешенно крутя в руках свой термос, Анника мысленно прокручивала маршрут. Для нее дорога никогда не была просто перемещением из точки А в точку Б. Это была последовательность рисков, переменных и намеченных контрольных точек.

“Первый день, – мысли текли четким, отработанным потоком. Сначала – скучная трасса Е6. Час скуки, но это обманчиво. Именно на таких участках Ивви теряет бдительность. Нужно будет следить, чтобы она не превышала. Потом поворот на 82-ю, вдоль Тронхеймс-фьорда. Здесь опасно: извилистая дорога, частый мокрый асфальт, съезды прямо к воде. Плюс Ивви будет отвлекаться на виды. Лучше предложить ей остановку у смотровой площадки «Хеллан» – заранее выпустить пар и сделать вид, что это запланировано. Ночлег в Ондалснесе. Я забронировала домик в двух километрах от поселка. Подальше от людей, на случай, если у Оли… на случай, если будет шумно”

Она украдкой взглянула на затылок Оливии. Та все так же молча смотрела в окно, и в ее позе читалась такая хрупкость, что у Анники сжалось сердце. Но следом за жалостью пришла холодная волна страха.

“Второй день – самый сложный. – продолжила внутренний монолог Анника. – Дорога вглубь страны, к подножию Химмельских гор. Дорога № 63, она же «Тролльстиген». Серпантин, тоннели, узкие проезды. Погода здесь меняется по прихоти великанов. В долине может быть +10 и солнце, а на перевале – метель и нулевая видимость. Нужно будет проверить шипы и уровень омывайки. И самое главное…”

Ее пальцы непроизвольно сжали край папки. Самое главное – это не дорога, а то, что будет в машине. Два дня в замкнутом пространстве. Сорок восемь часов, в течение которых Оливия, оторванная от привычной рутины, останется наедине со своей тоской. Что, если ее начнут мучить головные боли? Что, если она во сне начнет говорить на том, гортанном языке? Что, если она в сотый раз спросит про Бьерна, и на этот раз ее вопрос будет не растерянным, а требовательным?

“Еще и Ивви своим позитивом только подливает масла в огонь. Она ведет себя так, будто мы едем на пикник, а не на… фронт. А Оливия… Она как бомба с часовым механизмом, у которой мы похитили инструкцию по обезвреживанию. И везем ее туда, где при первом же взрыве не будет никого, кто мог бы помочь”

Анники  напряженно сдвинула брови, отрываясь от мрачных мыслей, однако постаралась не выдать растущего напряжения.

– Все уселись? Ремни пристегнули? – весело выкрикнула Ивви, заводя мотор. – Поехали навстречу приключениям!

Анника молча кивнула, глядя, как по лобовому стеклу поползли первые капли норвежского дождя. Она откинулась на сиденье, закрыв глаза, но не для того, чтобы отдыхать, а чтобы окончательно выверить каждый поворот, каждую возможную точку сбоя в своем плане. Для нее путешествие уже началось. И это было путешествие по минному полю.

Машина тихо тронулась, оставляя за собой след на инее. Ивви болтала без умолку, строя планы на восхождения. Оливия смотрела в окно на уплывающие назад дома, пытаясь заглушить смутную тревогу нарастающим в ушах шумом ожидающей их пустоты гор.

А Анника смотрела вперед, на убегающую вдаль дорогу, и мысленно повторяла про себя все известные ей заклинания защиты. Не от диких зверей или непогоды. А от призраков, которые они везли с собой в этом переполненном автомобиле.

Глава 3

Машина покинула знакомые окрестности Намсуса и Цвиртаго, унося их вглубь более диких, менее обжитых ландшафтов. Прямая, как стрела, трасса Е6 убаюкивала монотонностью. За окном мелькали темные еловые леса, у подножия покрытые бледно-зеленым ковром мха, и бесчисленные зеркала озер, в которых отражалось низкое свинцовое небо.

Ивви, наконец, расслабившись за рулем, нарушила тишину, которая становилась все более тягостной.

– Кстати, наш новый заведующий библиотекой чуть не плакал, когда я сказала, что мне срочно нужен отпуск за накопленные отгулы, – засмеялась она, ловко обгоняя грузовик. – Я сказала, что у меня семейный кризис и только поход в горы спасет мое психическое здоровье. Ну, знаете, классика. Он такой: «Ивви, вы же единственная, кто разбирается в наших графиках!» А я ему: «А вы, Мортен, единственный, кто может спасти отдел обработки книг от моего неминуемого выгорания!» В общем, отпустил.

Она самодовольно хмыкнула. Анника на заднем сиденье мысленно отметила, что Ивви даже вранье превращала в искрометный спектакль.

– А тебя, Олив? – Ивви бросила взгляд на подругу. – Старый Биггарт из архива не стал устраивать сцен? Не требовал справку от психиатра?

Оливия, до этого молча смотревшая на убегающую за окном белую разметку, медленно повернула голову.

– Нет, – ее голос прозвучал неестественно тихо. – Я сказала, что у меня обострение астмы и врачи рекомендовали сменить воздух. Он кивнул, сказал «Выздоравливайте, мисс Трой», и все. Он даже не посмотрел на меня по-настоящему. Словно моя внешность ему была неприятна.

В ее словах не было обиды, лишь констатация факта, от которого стало еще холоднее.

– Биггарт – хороший человек, – сухо прокомментировала Анника, глядя в свое боковое окно. – Он не станет лезть в душу. В отличие от некоторых.

– Эй, это комплимент? – фыркнула Ивви.

– Это констатация. Людям, которые не лезут в душу, не приходится врать. Или уворачиваться от вопросов.

Тишина снова повисла в воздухе. Оливия закрыла глаза, делая вид, что дремлет, чтобы избежать продолжения разговора. Ей не хотелось обсуждать, почему она выбрала именно такую, медицинскую отмазку. Она и сама не до конца понимала эту тягу выглядеть обычной в глазах других. Возможно, потому, что это было ближе к правде, чем она сама готова была признать.

Вскоре они свернули с Е6 на трассу 82-ю. И тут пейзаж преобразился. Дорога сузилась, вжавшись между скалистых склонов и темно-синих, почти черных вод Тронхеймс-фьорда. Давление в салоне, казалось, изменилось. Монотонность сменилась постоянным напряжением: крутые повороты, короткие тоннели, вырубленные в скале, и мгновенные смены освещения – из яркого серого дня в искусственную тьму, а затем снова на ослепительную, залитую влажным светом гладь воды.

– Ох, – выдохнула Ивви, ее бойцовский настрой на мгновение угас, уступив место благоговению перед суровой мощью природы. Она инстинктивно сбросила скорость.

Анника почувствовала, как сжались ее собственные мышцы. Ее внутренний голос зашептал: «Вот и началось. Открытое пространство. Глубина. Отсутствие укрытий. Идеальное место для того, чтобы почувствовать себя маленькой и уязвимой. Идеальное место, чтобы что-то внутри дрогнуло».

Оливия открыла глаза. Она смотрела не на дорогу, а на воду, на противоположный берег фьорда, терявшийся в дымке, и ее лицо было странно безмятежным.

– Как будто край света, – тихо произнесла она, и никто не понял, было ли это восхищением или констатацией собственного ощущения.

– Давай остановимся на «Хеллан», – ровным голосом предложила Анника, словно это была не запланированная точка маршрута, а внезапное решение. – Вид того стоит. И кофе из термоса будет кстати.

– А еще я бы хотела сделать несколько фотографий, – неожиданно бросила Оливия.

Ивви, все еще сосредоточенная на серпантине, с облегчением кивнула. Через несколько сотен метров они свернули на аккуратную парковку, нависающую над фьордом. Вид и впрямь был захватывающим: бескрайняя свинцовая гладь воды, обрамленная темными лесистыми склонами, уходила в туманную даль. Воздух был влажным, холодным и свежим, пахло хвоей и морской солью.

Девушки вышли, чтобы размять ноги. Оливия, кутаясь в черную огромную куртку, подошла к самому краю ограждения и замерла, вглядываясь в горизонт. Казалось, она искала в этих суровых пейзажах ответ на незаданный вслух вопрос.

Ивви, достав термос, с любопытством посмотрела на Аннику.

– Кстати, а как твой начальник отреагировал на твой внезапный побег? Ты же там у них… какой у тебя чин-то? Старший эксперт? Звучит солидно и скучно.

Анника, прислонившись к бамперу машины, взяла предложенный стаканчик с дымящимся кофе. Ее лицо оставалось невозмутимым.

– Я не просила разрешения. Я уведомила о том, что беру внеплановый отпуск по личным обстоятельствам. И да, «старший эксперт» – это официальное название.

– И все? Он просто сказал: «Хорошо, мисс Вестргор, желаю хорошо провести время»? – не поверила Ивви.

– Нет, – Анника сделала небольшой глоток. – Он спросил, связаны ли эти «обстоятельства» с «проектом на севере Испании, над которым я сейчас работаю».

Ивви замерла с подносом с печеньем в руках. Даже Оливия обернулась, слушая разговор подруг.

– И что ты ответила? – тихо спросила Оливия.

– Я ответила, что степень конфиденциальности «проекта» не позволяет мне обсуждать его в контексте моего отпуска. Что если у него есть вопросы, он может ознакомиться с моим отчетом о стабилизации, который я сдала в прошлом месяце. И что любое дальнейшее давление с его стороны будет расценено как попытка вмешательства в работу с объектом класса «А» со всеми вытекающими последствиями для его должности.

Она произнесла это ровным, бесстрастным тоном, как если бы зачитывала служебную инструкцию. Ивви выдохнула с присвистом.

– Боги, Анника… Ты ему не начальница ведь! И он отстал?

– Естественно. Никто не хочет проблем со мной! Особенно когда в деле стоит гриф «А». Это означает потенциальную угрозу “планетарного масштаба”, – она заулыбалась, смотрела прямо на Оливию. – Протокол есть протокол.

– Да просто этот дуралей влюблен в тебя! – рассмеявшись выпалила Ивви. – Уж там-то не рассказывай!

Анника закатила глаза, но загадочная улыбка не покинула ее лица. Даже Оливия тихо захихикала в стороне.

– Ну что, девчонки, грузимся? – вздорно предложила Ивви, забирая стаканчик у Анники.

– Минуточку, – вдруг засуетилась Оливия. Она подошла к багажнику и принялась аккуратно раскапывать его содержимое, отодвигая рюкзаки и свертки с едой.

– Ты что-то потеряла? – насторожилась Анника, ее взгляд мгновенно стал аналитическим, выискивая потенциальную угрозу в этом простом действии.

Вместо ответа Оливия извлекла откуда-то из глубин аккуратный черный футляр. Она открыла его, и на свет появилась компактная зеркальная фотокамера с непривычно большим для Ивви и Анники объективом.

Ивви ахнула, подбежав ближе.

– Это что еще такое? Откуда? Ты же всегда говорила, что память – лучший способ запечатлеть момент!

Оливия смущенно улыбнулась, и это была первая по-настоящему живая улыбка за весь день. Она бережно провела пальцем по корпусу.

– Я… купила. Недели две назад. Память – это одно. А это… – она задумалась, подбирая слова. – Это другое. Здесь нужно думать о свете, о композиции, о выдержке. Это заставляет по-другому смотреть на вещи. Более внимательно. Мне кажется, мне это нужно.

Анника наблюдала молча, с легким удивлением. Этот поступок не вписывался в ее прогнозы.

– Ну что ж! – воскликнула Ивви, всегда готовая поддержать любое начинание. – Тогда нам просто необходимо спуститься вниз, к самой воде! Здесь миллион кадров для твоего нового увлечения! Там, я видела, тропинка есть!

Их маленькая группа оживилась. Они осторожно спустились по крутой, поросшей мхом тропинке к самой кромке воды. Воздух здесь был еще холоднее и насыщеннее, пахло влажным камнем, водорослями и свежестью.

Природа у подножия смотровой площадки была величественной и нетронутой. Темные, отполированные водой валуны, похожие на спящих великанов, лежали у кромки прибоя. Вода фьорда, с расстояния казавшаяся гладкой, вблизи набегала на камни мелкими, прозрачными волнами, оставляя на них кружево белой пены. Скалы по берегам были одеты в густые шапки хвойных лесов, их зелень казалась почти черной в этом свете. Где-то высоко в небе парил одинокий орлан, его крик пронзительный и тоскливый, разрывал влажную тишину.

На секунду, Оливия забыла обо всем. Она вглядывалась в видоискатель, крутила кольца на объективе, пробовала снимать с разных ракурсов: крупный план мха на камне, причудливую корягу, бескрайнюю перспективу фьорда, теряющуюся в тумане.

– Держи камеру ровнее! – с азартом командовала Ивви, пытаясь заглянуть в дисплей. – О, снимай этот камень с ракушками! Нет, вон ту чайку!

Анника, отойдя в сторону, наблюдала за ними. Неуклюжая Ивви, скачущая по камням с риском свалиться в ледяную воду, и Оливия, сосредоточенная и умиротворенная, с камерой в руках. Впервые за долгое время Анника почувствовала, что ее собственное внутреннее напряжение чуть-чуть ослабло. Возможно, этот фотоаппарат был не просто игрушкой. Возможно, это был якорь, который помогал Оливии оставаться в настоящем, не давая унестись в прошлое, которого она не помнила.

– Получилось? – спросила Оливия, показывая Аннике один из снимков на экране.

На фотографии был крупный план капель воды на паутине, растянутой между ветками старого коряжника. Каждая капля была идеальным линзой, отражавшей в себе урезанный, перевернутый мир: небо, воду, темный лес.

Анника внимательно посмотрела на снимок, потом на Оливию.

– Да, – сказала она, и в ее голосе прозвучала редкая, непритворная теплота. – Очень красиво. Получилось.

В этот момент, несмотря на холод, над фьордом на несколько минут выглянуло солнце, превратив воду в сверкающую россыпь миллионов бриллиантов.

Напряжение, сжимающее плечи Лив, растаяло. Складки у рта разгладились, и когда она подняла голову от камеры, чтобы посмотреть на подруг, ее глаза сияли не отраженным светом фьорда, а изнутри – чистым, живым интересом.

– Смотрите, – прошептала она, указывая на небо. – Проясняется.

И это было чистой правдой. Всего несколько минут назад небо было сплошным свинцовым полотном. Теперь же в нем появились разрывы, сквозь которые пробивались мощные столбы солнечного света. Они падали на воду и скалы, превращая свинец в лазурь, а черную зелень хвойников – в изумрудную. Воздух перестал быть просто холодным и влажным, он наполнился теплом и ароматом прогретой хвои и влажных камней. Даже ветер стих, словно затаив дыхание, чтобы не нарушить внезапно наступившую идиллию.

– Вау, – выдохнула Ивви, раскинув руки и подставив лицо солнцу. – Вот это да! Тебе стоит веселиться чаще, Олив! Ты, кажется, даже погоду заразила своим хорошим настроением!

Она сказала это шутя, просто как красивую метафору. Но Анника, поймав взгляд Оливии, на мгновение задумалась. Слишком уж своевременным было это преображение природы.

– Эй, а давайте сделаем общее фото! – воскликнула Ивви, ее энергия, казалось, заряжала сами скалы. – Чтобы было доказательство, что мы не только по библиотекам и офисам скучаем! Оливия, ты же наш новый фотограф!

– Но… нас же трое, – растерялась Оливия, сжимая в руках камеру.

– Ничего страшного! Сейчас все устроим!

С типичным для себя энтузиазмом Ивви принялась искать подходящий большой камень, чтобы поставить на него камеру. Анника, улыбаясь ее стараниям, помогла найти устойчивое положение. Оливия, немного поколебавшись, настроила таймер.

– Так, десять секунд! Бежим! – скомандовала она, нажав кнопку, и бросилась к подругам.

Те несколько секунд ожидания показались вечностью. Слегка пихаясь локтями, они втроем встали у кромки воды, на фоне сияющего теперь фьорда и освещенных солнцем скал. Ивви тут же обняла обеих за плечи, прижавшись щекой к щеке Оливии. Анника, обычно сдержанная, на этот раз позволила себе улыбнуться по-настоящему, положив руку на плечо Ивви. Оливия, зажатая между ними, засмеялась – звонко и беззаботно, и этот звук был таким же редким и драгоценным, как солнечный луч в норвежских горах.

Вспышка камеры мягко щелкнула, запечатлев этот миг: три подруги, три таких разных характера, объединенные в одном кадре на фоне внезапно расступившихся туч. Не было никаких призраков прошлого, никаких скрытых угроз – только солнце, смех и бескрайняя, величественная красота мира.

Когда они вернулись к камере, чтобы посмотреть снимок, Ивви захлопала в ладоши.

– Идеально! Просто идеально! Видишь, Оливия? Иногда нужно просто остановиться и позволить себе быть счастливой.

Оливия восторженно смотрела на экран. На трех улыбающихся женщин. На искреннюю широкую улыбку на своем собственном счастливом лице, которую она так давно не видела. И в ее душе наступил короткий, но такой ценный мир. Она не знала, надолго ли это. Но в этот момент она была просто человеком с фотоаппаратом, радующимся солнечному дню в компании лучших подруг. И этого было достаточно.

Сделав еще несколько кадров – уже без прежнего жадного азарта, а с тихим, глубоким наслаждением, – подруги нехотя потянулись обратно к машине. Солнце уже клонилось к западу, отливая золотом воду фьорда и удлиняя причудливые тени от скал.

Оставшаяся часть пути до Ондалснеса прошла на удивление спокойно. Напряжение, висевшее в салоне с самого утра, рассеялось, как тот утренний туман. Ивви уже не гоняла, а катилась плавно, подпевая играющей на радио народной норвежской песне. Оливия, прижавшись лбом к прохладному стеклу, смотрела на мелькающие пейзажи, и на ее лице застыло не привычное отречение, а задумчивое, почти мирное выражение. Даже Анника позволила себе расслабиться, перестав мысленно прорисовывать аварийные схемы и просто наблюдая за тем, как сосны на склонах постепенно сменялись низкорослой березой и можжевельником.

Как и планировала Анника, они не стали заезжать в сам Ондалснес – уютный, но популярный у туристов поселок. Вместо этого они свернули на узкую гравийную дорогу, которая вилась вдоль быстрой горной речки, петляя между валунами и зарослями ольхи. Через пару километров, в небольшой лесной чаще, показался их ночлег.

Это был не мотель в привычном понимании, а одинокий бревенчатый домик, hytte, темно-коричневого цвета, с ставнями и маленьким крыльцом. Он выглядел старым, прочным и надежным, словно выросшим из самого скального основания. Домик состоял из толстых, почерневших от времени и непогоды бревен, плотно подогнанных друг к другу. Углы сруба были аккуратно сплетены в традиционном «норвежском замке», что придавало постройке незыблемый, прочный вид. Гостевой дом стоял на невысоком каменном фундаменте, состоящим из крупных, поросших мхом валунов, словно он не был построен, а сам вырос из скальной породы. Двускатная крыша была покрыта дерном, из которого прорастала сочная трава и мелкие полевые цветы, отчего кровля сливалась с окружающим склоном. Из трубы, сложенной из дикого камня, поднималась в стылый вечерний воздух тонкая струйка дыма – видимо, от прошлых гостей или от консервационной пропитки. Небольшие, но глубокие окна с массивными деревянными рамами были снабжены темно-коричневыми ставнями и сейчас гостеприимно раскрытыми. Стекла в них были чуть мутноватыми, искажавшими отражение засыпающего леса. На подоконнике одного из окон стоял глиняный горшок с засохшей геранью – немое свидетельство чьих-то прошлых визитов.

– Вот это да… – выдохнула Ивви, вылезая из машины и оглядываясь. – Здесь… очень тихо.

Тишина действительно была оглушительной. Лишь шелест листьев, отдаленный гул реки и редкие крики птиц нарушали безмолвие. Воздух был холодным и кристально чистым, пахло хвоей и влажной землей.

– Подальше от людей, – тихо, больше для себя, произнесла Анника, открывая дверь. Ключ лежал под ковриком, как и обещал хозяин при бронировании. – На случай, если будет шумно.

Внутри пахло старым деревом и дымом – не едким, а тем самым, смолистым, что насквозь пропитал стены за долгие зимы. Этот аромат встречал гостя на пороге, густой и почти осязаемый, как вторые стены.

Входя в домик, гость сразу же попадал в просторную студию. Комната была крупнее, чем в традиционном мотеле: одно большое пространство, где всё было на виду, но при этом не тесно. Справа – кухонный уголок с массивной столешницей из некрашеного дерева, покрытого засечками и пятнами от горячих кружек. Плита, маленький холодильник и открытые полки с минимальным набором посуды.

По центру, спиной к кухне, стоял продавленный диван, застеленный домотканым пледом грубой вязки. Напротив него – главная душа этого места: камин из дикого камня. Он был не просто источником тепла, а центром притяжения. Его черная от сажи пасть, решетка и кочерга, прислоненная к стене, выглядели как часть ритуала.

И две смежные спальни с простыми деревянными дверями. В них – только самое необходимое: кровати с плотными матрасами, прикроватные тумбы из неструганных досок и крошечные тумбочки.

Обстановка была спартанской, но уютной. Ничего лишнего, ничего бутафорского. Каждый предмет здесь служил делу выживания или отдыха. Грубые балки под потолком, дощатый пол, поскрипывающий под ногами, и плотные льняные занавески на окнах. Свет от единственной лампы под абажуром из оленьего рога отбрасывал на стены причудливые тени, а огонь в камине заставлял их танцевать.

Оливия молча поставила свой рюкзак и фотоаппарат на деревянный стол у окна, выходящего в глухую стену леса. Она подошла к стеклу и пристально посмотрела в наступающую темноту меж стволов.

– Я, наверное, растоплю камин, – сказала она, поворачиваясь к подругам. – И сварю нам чай. Травяной. С мятой и чабрецом. Дрова ведь есть?

– Боже, да ты ангел! – простонала Ивви, плюхаясь на диван. – А я пока умру ненадолго. Будите, когда чай закипит.

Анника кивнула, одобрительно осматривая надежные замки на дверях.

– А я пока отнесу вещи из машины внутрь.

Пока Ивви безмятежно отдыхала на диване от долгой дороги, в домике закипела тихая, слаженная работа.

Оливия присела на корточки перед низким, каменным устьем камина. Внутри лежала старая, почерневшая от сажи решетка и горка серого пепла от предыдущих гостей. Она не стала использовать магию – этот процесс требовал другого, земного ритуала. Сначала она аккуратно сгребла пепел совком, затем сложила в пирамидку мелкие сухие щепки и бересту из корзины у камина. Поверх, со старательностью новичка, уложила несколько полешек помельче. Ее движения были медленными, сосредоточенными, будто она училась чему-то совершенно новому.

Девушка достала из жестяной коробки на полке спичку. Сухой, резкий щелчок о серу прозвучал неожиданно громко в тишине. Пламя вспыхнуло, осветив ее лицо – задумчивое, с легкой тенью концентрации в глазах. Она поднесла огонек к бересте, и тот с тихим потрескиванием начал жадно его пожирать. Оливия не отходила, сидя на полу и поддувая слабым движением ладони, пока уверенный огонь не перекинулся на дрова. Тепло начало расходиться по комнате, а танцующие тени оживили бревенчатые стены.

И вдруг… что-то щелкнуло.

Пламя на мгновение приняло в ее глазах необычную форму – не просто огонь, а нечто более сложное, с закрученными лепестками и ярко-алой сердцевиной. В носу будто почувствовался не запах дыма, а густой, пряный аромат, сладкий и обжигающий одновременно. В ушах отозвался низкий, грудной голос, произносящий странное, гортанное слово: «Баррингтония… Она цветет раз в сто лет… только в лавовых полях Хумо…»

Перед ее внутренним взором промелькнул образ: огромная, шершавая рука, бережно протягивающая ей цветок, чьи лепестки были сотканы из самого живого огня. Он пылал, но не обжигал, а лишь излучал невыносимое тепло.

Оливия моргнула.

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Словно кто-то вырвал страницу из книги, мелькнувшую перед глазами. Перед ней снова было просто пламя в камине, потрескивающее и обыденное. Пряный аромат растворился в запахе дыма и старого дерева.

Она покачала головой, словно отгоняя назойливую муху. «Что это было?» – мелькнула смутная мысль, но она тут же утонула в привычном тумане. Просто усталость. Игра воображения, навеянная уютом огня.