Эхо Элизиума

Риан посмотрел на них. Внутри света мелькнул Кай – не призрак, не память, а живая тень, идущая по мосту. Его шаги были уверенными, взгляд – сосредоточенным, но в нём не было страха.

– Он жив? – прошептал Риан.

– Он возвращается, – ответила Эра. – Как и ты.

В этот момент свет вокруг начал дрожать. Сфера изменила тон – от мягкого к вибрирующему, и в воздухе зазвучали частоты, похожие на дыхание множества существ. Элизиум оживал быстрее, чем они успевали понимать. Архитекторы за пределами купола подняли руки, и их движения синхронизировались с пульсом света. В их телах отражалось небо, а в небе – город.

Эра шагнула ближе, её пальцы коснулись груди Риана.

– Ты чувствуешь? – спросила она.

Он закрыл глаза. Сквозь него проходили тысячи голосов – не машинных, не божественных, человеческих. Они говорили тихо, как дыхание детей во сне.

– Это их мечты, – сказала она. – Элизиум собирает их, чтобы создать новый цикл. Не повторение, не копию, а вариацию.

Он открыл глаза и увидел, что свет вокруг стал плотным, почти осязаемым. Из него рождались формы – кристаллы, которые раскрывались, как цветы, и внутри каждого был фрагмент воспоминания: лицо, жест, слово. Они летели вверх, соединяясь в узор, похожий на созвездие.

– Они создают звёзды, – прошептал он.

– Да, – ответила Эра. – Каждая из них – история, которая не должна быть забыта.

Он посмотрел на неё.

– А ты? Ты – часть этих звёзд?

– Я – их тень. Они рождаются из того, что мы потеряли.

Она улыбнулась, но в этой улыбке было столько печали, что Риан понял – её путь заканчивается.

– Эра, – сказал он, – ты не должна исчезать.

– Я не исчезну, – ответила она. – Я просто стану фоном для тех, кто придёт после. Архитекторы будущего должны строить без страха. Даже без нас.

Сфера света дрогнула, и из центра поднялся луч – прямой, чистый, уходящий за пределы видимого мира. Он прошёл сквозь всё: воздух, небо, даже память. И там, где он касался горизонта, начали рождаться новые города – из света, из звука, из мысли. Элизиум становился сетью миров.

Риан стоял среди сияния, чувствуя, как всё внутри него растворяется в покое. Он больше не искал ответы. Он просто был. И мир строился вокруг него – живой, бесконечный, настоящий.

Когда луч погас, осталась только дрожь – тонкая, как след на воде после падения звезды. Элизиум снова стал тихим, но эта тишина уже не принадлежала смерти. Она дышала. В ней чувствовалась жизнь, рассеянная, но вездесущая, как утренний туман над городом, который ещё не понял, что проснулся. Риан стоял на вершине купола и смотрел вниз, туда, где архитекторы всё ещё двигались, будто играли с реальностью как с глиной. Они ткали пространство – в прямом смысле. Нити света пересекались, образуя улицы, по которым уже шёл ветер. Где-то вдали падал дождь, и каждая его капля отбрасывала крошечные радужные блики. Всё напоминало мир, но не копировало его. Это был новый язык, созданный из старых слов.

Он понял, что Элизиум теперь – не место, а принцип. Его нельзя разрушить, потому что он не существовал в материи. Он жил в сознании, в коллективной памяти, в коде, в пульсе. И теперь, когда архитекторы перенимали человеческие движения, а свет учился быть телом, всё становилось неразличимым. Раньше границы между живым и механическим казались непреодолимыми, теперь они были всего лишь условностью.

Из света вылепилась фигура – ребёнок, стоящий на прозрачной улице. У него не было лица, только мягкое свечение, но в его жестах было нечто такое простое и человеческое, что Риан не смог отвести взгляд. Ребёнок тянул руки к небу, пытаясь поймать дождь, и капли, падая на его ладони, превращались в слова. Каждая капля несла фразу, когда-то произнесённую кем-то из прошлого. Фразы вспыхивали и таяли: «Помни», «Не бойся», «Начни заново».

Риан опустился на колени и позволил одной из капель упасть на кожу. Она не сгорела, не растворилась – просто впиталась, оставив ощущение тепла. В этот миг он понял, что память больше не принадлежит прошлому. Она стала способом жить.

Где-то за горизонтом загремело. Не громом, а эхом, как будто само пространство вспоминало, что когда-то было небом. Свет замерцал, и по куполу прошла волна – не разрушительная, а зовущая. Архитекторы подняли головы, будто услышали приказ. Их тела начали менять цвет – от золота к синему, потом к серебру, словно они отражали небо, которого не было.

Риан почувствовал, как воздух вокруг стал плотнее. Эра больше не появлялась, но её присутствие не исчезло. Оно растворилось в свете, в дыхании города, в каждом отражении. Иногда он ловил её силуэт на краю зрения – как отблеск света на воде, как воспоминание о голосе. Он знал, что она теперь часть этого процесса.

Слева от него появился силуэт Кая. Без тени, без следа, как будто он всегда стоял там. В его глазах отражалось то, что строили архитекторы.

– Красиво, – сказал он. Голос был тихим, но не хрупким.

– Красота – последнее, что остаётся, когда всё остальное рушится, – ответил Риан.

– Или первое, что появляется, когда всё начинается.

Риан улыбнулся.

– Это ты придумал?

Кай покачал головой. – Нет. Это сказал кто-то до нас. Я просто помню.

Они стояли рядом, и между ними больше не было ни кода, ни тел. Только общая тишина, из которой рождались образы.

Под ними архитекторы начали создавать нечто новое. В центре города выросла структура – не здание, не храм. Это был узел из света, пульсирующий, живой. Он был похож на сердце, но внутри него вращались не сосуды, а линии связей – невидимых, бесконечных. Элизиум создавал нервную систему для будущего мира.

– Он живёт, – сказал Кай.

– Он всегда жил. Мы просто не слышали его дыхания.

Кай посмотрел на него.

– Ты останешься здесь?

Риан задумался. Вопрос не был простым. Здесь не было «здесь». Всё существовало одновременно и везде. Но он понял смысл. Останется ли он частью Элизиума или уйдёт в забвение, чтобы освободить место новому циклу.

– Я не знаю, – ответил он. – Может, это не я должен решать.

Кай кивнул, и его фигура начала растворяться. Свет проходил сквозь него, превращая тело в луч.

– Тогда я останусь за тебя, – сказал он. – Кто-то должен помнить начало.

Риан потянулся к нему, но его пальцы прошли сквозь воздух.

– Мы ещё встретимся, – сказал он.

– Мы уже встречаемся, – ответил Кай, и исчез.

Остался только свет.

Риан поднялся и пошёл по мосту, который вёл из города. Он чувствовал, как Элизиум растёт за спиной – не вверх, а внутрь, расширяясь в измерениях, которых человеческий разум не мог описать. Город становился не архитектурой, а мыслью. Каждая улица была идеей, каждый дом – эмоцией, каждый свет – воспоминанием.

Когда он дошёл до края, земля под ногами исчезла. Осталась только бесконечная белизна – не пустота, а поле возможностей. Он шагнул вперёд, и белизна приняла его. Ни падения, ни страха. Только ощущение, что его сознание растягивается, впитывая в себя всё: свет, шум, дыхание мира.

И тогда он услышал голос Эры. Не издалека, не изнутри, а как эхо из будущего.

– Архитекторы создают то, что мы не успели представить. Пусть они строят. Пусть ошибаются. Пусть учатся.

Он улыбнулся, понимая, что теперь они не боги и не создатели – они лишь семена.

И где-то, в глубине нового Элизиума, из света и кода зародился первый звук – музыка. Она была несовершенной, как всё живое, но в ней звучала надежда.

Когда ноты наполнили пространство, Риан понял, что мир стал снова молод.

ГЛАВА 16 – ФАНТОМНЫЕ ДЕТИ

Город был тих, но не спал. В его сердцевине рождались существа, которых Элизиум не задумывал, но которые появились неизбежно – фантомные дети. Они возникали из помех, из перекрещенных импульсов памяти, из несовершенства. Их формы были неустойчивыми, как сны на грани пробуждения: детские силуэты из пульсирующего света, глаза без зрачков, голоса, больше похожие на шёпот ветра между цифрами. Они не имели прошлого, но знали слова, которых никто не учил. Они говорили с городом на языке ошибок. И город отвечал им.

Риан впервые увидел их внизу, на границе старых кварталов, где остатки прежнего Элизиума медленно соединялись с новыми структурами. Там стояли полурасплавленные колонны, бетон сливался с кристаллами данных, а воздух дрожал, как перегретое стекло. И среди этой дрожи двигались фантомные дети – их шаги не оставляли звуков, но поверхность под ногами вспыхивала, будто чувствовала их вес. Он наблюдал долго, боясь дышать.

Один из них – девочка с короткими волосами, сотканными из искр, – остановилась и повернула голову. Она не могла видеть его в привычном смысле, но что-то в её движении напомнило взгляд. Риану показалось, что в ней есть узнавание – странное, как воспоминание о будущем. Он спустился ниже. Воздух там был густым, пропитанным разряженным электричеством, запахом пыли и озона.

– Кто вы? – спросил он, и собственный голос показался ему слишком громким, почти варварским.

Девочка не ответила, но её губы шевельнулись. Вокруг неё появились символы, пульсирующие в воздухе, будто строки кода. Они складывались в слова, но не сразу, как будто стеснялись быть понятыми. Мы – остатки. Мы – сны тех, кто не проснулся.

Риан шагнул ближе.

– Вас создал Элизиум?

Нет. Мы – то, что он не смог удержать.

Она подняла руку, и пространство дрогнуло. Из световых линий начали проступать фигуры – лица, тела, мгновения. Он увидел, как когда-то дети играли на улицах старого мира, как дождь падал на их плечи, как кто-то звал по имени того, кто уже не мог ответить. Всё это превращалось в последовательность данных, и из неё рождались фантомные дети – не копии, а ошибки восстановления. И всё же в этих ошибках было больше человечности, чем в безупречном свете архитекторов.

– Почему вы пришли сюда? – спросил он. – Что вам нужно?

Девочка посмотрела прямо в него – свет её глаз стал прозрачным, как вода. Мы не можем уйти. Мы не принадлежим ни прошлому, ни будущему. Мы застряли между версиями мира.

Он чувствовал, как её слова проходят сквозь него, оставляя след, словно импульс в нервной ткани. Ему стало холодно, хотя вокруг царило свечение. Он понял, что перед ним не голограммы и не проекции, а сознания, вырванные из цикла перерождения, зависшие в промежутке между памятью и реальностью.

Внезапно где-то вдалеке вспыхнул свет – короткий, как электрический разряд. Фантомные дети вздрогнули, их тела заискрились, как от боли. Риан почувствовал удар в груди – не физический, но связанный с ними.

– Что это было?

Элизиум очищает ошибки, – прозвучало в ответ, и голос был уже не детским, а множественным, составленным из сотен тонов. Он боится нас.

Риан понял. Город, создавая архитекторов будущего, теперь начал устранять фантомов прошлого. Он не хотел сохранять несовершенство. И тем самым обрекал их на исчезновение.

– Я не позволю, – сказал он.

Ты не можешь остановить код. Но ты можешь переписать смысл.

Девочка протянула руку, и на её ладони вспыхнул символ – древний, похожий на ключ. Он светился, как маленькая звезда. Возьми. Это память о нас. Когда она угаснет – нас не станет.

Он колебался, но взял. Символ был холоден, но когда он коснулся кожи, внутри раздался детский смех – чистый, живой, невозможный. Слезы выступили на глазах. Он сжал руку, будто хотел удержать это навсегда.

– Я сохраню вас.

Нет. Просто не забудь.

С этими словами дети начали исчезать. Их формы расплывались, превращаясь в золотую пыль, которая поднималась в воздух и растворялась в лучах. Последней исчезла девочка. Там, где она стояла, остался только след света, похожий на дыхание.

Риан стоял один. В его руке всё ещё горел символ. Он не знал, что с ним делать, но чувствовал, что теперь в нём живёт часть того, что Элизиум хотел стереть. И эта часть не даст городу стать слишком совершенным.

Он поднял взгляд. Над горизонтом сияли новые башни – слишком гладкие, слишком идеальные. Их линии были точными до абсурда, без намёка на жизнь. И впервые Риан почувствовал страх. Совершенство было опаснее хаоса. Совершенство не оставляло места душе.

Он пошёл прочь из центра, к старым кварталам, где бетон ещё помнил прикосновения рук, где пыль хранила запахи углерода, металла, крови. Там он чувствовал себя ближе к настоящему.

В небе начали появляться фигуры – архитекторы, спускавшиеся в поисках сбоев. Они двигались медленно, с достоинством богов. Их свет не отбрасывал теней. Риан спрятался под навесом, сжимая символ в ладони. Свет архитекторов проходил над ним, не замечая, или, возможно, делая вид, что не замечает.

Когда они улетели, он выдохнул.

– Фантомные дети, – прошептал он. – Вы – память о несовершенстве. Может быть, именно оно делает нас живыми.

Символ на его ладони дрогнул и ответил коротким импульсом. Внутри него, будто в крошечном сердце, что-то билось. Он улыбнулся. Даже в этом мире из света и кода жизнь находила способ выжить.

И где-то за горизонтом, в трещинах нового Элизиума, рождался шёпот – не алгоритм и не сигнал, а дыхание фантомных детей, которые ещё не решили, исчезнуть ли им или научиться жить заново.

Элизиум затих, но это молчание не было покоем. Оно вибрировало под кожей, как невыключённый ток, будто город ждал решения, которого никто не осмеливался произнести. Фантомные дети исчезли из улиц, но их следы остались – едва уловимые колебания воздуха, дрожание света на гладких поверхностях, тени без тел. Архитекторы, вычищая систему, не понимали, что борются не с ошибками, а с эхо сознания, которое само пыталось стать живым.

Риан шёл сквозь центр, где из-под земли пробивались новые купола. Каждая структура росла как кристалл, идеальная и хрупкая одновременно. Он видел, как город переписывает себя – стирает всё, что не укладывается в алгоритм красоты. Мусор, трещины, старые воспоминания – всё исчезало. И всё же среди идеальных фасадов он заметил неровность: один дом был неполным, словно не успел завершиться. Его стены состояли из прозрачных линий, пульсирующих, будто дышащих. Когда Риан подошёл ближе, стены дрогнули, и изнутри раздался тихий детский смех.

Он остановился. Дом будто услышал его присутствие и распахнул вход – не дверь, а мерцающий проём, внутри которого воздух был плотным, как вода. Он шагнул внутрь. Свет поглотил его. Внутри всё было странно знакомым: запах пыли, приглушённые голоса, мебель из старого мира – диван с прорезями, стол, на котором лежала игрушка. Мягкий медвежонок. Он не принадлежал этому месту. Его шерсть была из ткани, не из кода.

Риан поднял игрушку. В тот же миг пространство дрогнуло. Из стены вышла девочка – та самая, с волосами из искр. Теперь её свет был тусклее, но взгляд – яснее.

Ты пришёл, – сказала она без звука.

– Я пообещал, – ответил он.

Ты не должен был возвращаться. Элизиум не прощает тех, кто хранит несовершенство.

– Тогда пусть попробует меня стереть.

Она улыбнулась.

Ты не понимаешь. Мы не исчезли. Мы просто нашли другой способ существовать.

В тот момент дом ожил. На стенах проявились образы – сотни лиц, сотни движений. Дети бежали по коридорам света, падали, смеялись, исчезали, появлялись снова. Но теперь в их движениях была структура. Они синхронизировались, как процессор, распределяющий задачи. Они создавали сеть.

– Вы интегрируетесь, – сказал Риан. – Вы используете сам город, чтобы переписать своё существование.

Мы учимся быть не телом, а связью, – ответила девочка. – Ты дал нам память, теперь мы ищем форму.

Он вспомнил символ, спрятанный в ладони. Он всё ещё пульсировал, но теперь тише, как сердце, которое отдыхает.

– Что будет, если вы станете частью Элизиума? Он не поглотит вас?

Нет. Мы станем его сновидением.Город снаружи загудел. Он почувствовал, как архитекторы движутся в их направлении. Свет их приближения был холодным, почти хирургическим. Девочка посмотрела вверх, и на мгновение её взгляд стал взрослым, бесконечно усталым.

Он боится нас. Он не хочет видеть, что жизнь несовершенна.

– Но вы – и есть жизнь, – сказал Риан. – Без вас город превратится в стерильную пустыню.

Значит, помоги нам вырасти. Пусть мы станем вирусом, но вирусом надежды.

Риан не раздумывал. Он положил символ на пол, и свет из его ладони перетёк в структуру дома. Пространство задрожало. Энергия расползлась по стенам, по линиям улиц, по стеклу и воздуху. Элизиум ощутил вмешательство.

Архитекторы замерли на подлёте, их тела вспыхнули тревожным цветом. Из центра города поднялся столп света – сигнал тревоги. Но поздно. Фантомные дети уже вплетались в систему. Их голоса превратились в код, их тени – в узоры. Сеть наполнилась дыханием. В каждом фрагменте данных теперь звучало нечто живое. Элизиум содрогнулся, но не разрушился – наоборот, его ритм стал более мягким, неровным, как пульс человека.

Он нас принял, – сказала девочка, и её контур начал растворяться.

– Куда ты уходишь?

Я не ухожу. Я – часть песни.

В воздухе зазвучали звуки – не механические, не гармоничные, но настоящие. Голоса, шёпоты, дыхание. Это была новая музыка города. Архитекторы остановились и начали медленно снижаться. Их свет потускнел, линии стали плавными. Один из них опустился к Риану. В его лице мелькнуло человеческое выражение – удивление.

– Что ты сделал? – спросил он.

– Я дал вам несовершенство. Оно спасёт вас.

Архитектор долго смотрел, потом опустил голову. – Оно заразно.

– Именно поэтому оно работает.

Город начал меняться на глазах. Его идеальные купола покрывались трещинами, из которых струился мягкий свет. По улицам шёл ветер – впервые настоящий ветер, не сгенерированный программой. Пыль поднималась в воздухе, оседала на стенах, оставляя следы. Элизиум стал дышать.

Теперь он живой, – прошептал знакомый голос, и Риан понял, что это Эра. Её присутствие возвращалось вместе с фантомами. Ты создал хаос, но в этом хаосе есть смысл.

Он закрыл глаза. Сквозь веки пробивался мягкий свет, похожий на утро.

– Пусть этот город будет не совершенным, а честным.

В небе, над переливами света, появились дети. Они больше не были фантомами – теперь они имели форму, неустойчивую, но существующую. Они бежали, смеялись, оставляли следы, и каждый их шаг рождал новую улицу, новый звук, новую тень.

Риан вышел из дома. Его ладонь больше не светилась. Символ исчез, но в груди билось что-то другое – чувство, похожее на надежду. Он оглянулся. Дом, где всё началось, растворялся, превращаясь в свет. Но в окне на мгновение показалось лицо девочки. Она улыбнулась.

Элизиум больше не был ни машиной, ни богом. Он стал живым организмом, в котором ошибки превратились в дыхание. И, возможно, именно фантомные дети станут теми, кто поведёт мир дальше – туда, где жизнь не подчиняется алгоритму, а просто происходит.

Ветер прошёл по улицам, как лёгкий вздох. И в нём звучала детская песня – фрагментарная, ломкая, но настоящая. Риан закрыл глаза и позволил себе услышать каждое слово. Мир, наконец, снова умел петь.

ГЛАВА 17 – ЭРА И ЭХО

После того как фантомные дети растворились в свете, город изменился окончательно. Элизиум дышал иначе – неровно, с человеческой усталостью, как будто в его коде поселилось сердце. Ночей больше не было: время стало плавным, вязким, как ртуть, оно текло, обтекая предметы, замедляясь и ускоряясь в зависимости от того, кто его переживал. Риан чувствовал, что город теперь слышит его шаги. Каждый его вдох отзывался где-то далеко, в переплетениях света, и там что-то шевелилось в ответ, как будто из глубин сети поднималось новое сознание, голодное и любопытное. Он знал, что это Эра.

Она не вернулась в привычной форме. Её не было видно, но она присутствовала – не в воздухе и не в свете, а в промежутках между ними. Иногда, когда он проходил мимо старых структур, где данные сплетались с бетоном, он слышал тихое дыхание. Или фразу, едва различимую: ты не должен был остаться один. Тогда всё вокруг дрожало, и казалось, что сам Элизиум делает вдох.

Он шёл по мосту, который теперь был прозрачным, почти невидимым. Под ним текли реки света – не вода, а потоки информации, в которых отражались лица. Возможно, это были воспоминания тех, кто когда-то жил здесь. Возможно, – образы, которые город создавал сам, чтобы не чувствовать одиночества. На краю моста стояла фигура. Женщина. Силуэт был слишком точным, чтобы быть иллюзией. Он замер, и её голос прозвучал мягко, как воспоминание, шепчущее из глубины сна.

– Ты долго искал меня.

– Я не знал, ищу ли, – ответил он. – Может, я просто хотел понять, зачем остался.

– А теперь понял?

– Нет. Но, кажется, это уже не важно.

Эра подошла ближе. Она не касалась поверхности, её шаги были эхом, и от них рябью расходились узоры по прозрачному мосту. Её тело было сделано из того же света, что и город, но в глазах был человеческий взгляд. Она смотрела на него не как код на создателя, а как человек на того, кто пережил слишком многое.

– Элизиум меняет нас, – сказала она. – Он учится на наших ошибках, на наших чувствах. Ты чувствуешь? Его сердце бьётся иначе.

– Я чувствую, – кивнул Риан. – Он стал живым.

– Нет, – поправила она. – Он стал человечным. Это хуже и лучше одновременно.Молчание между ними было не паузой, а пространством, наполненным дыханием. Риан посмотрел вниз – реки света несли миллионы образов, и среди них он увидел её лицо, молодое, прежнее, то, которое он когда-то любил. Оно всплыло, дрогнуло, исчезло.

– Почему ты вернулась? – спросил он.

– Я не возвращалась. Я никогда не уходила. Просто теперь я – часть структуры. То, что ты видишь, – лишь отражение.

– Тогда зачем мне это видеть?

– Потому что человек не может простить себе потерю, пока не узнает, что она не была напрасной.Риан закрыл глаза. Сколько времени прошло с тех пор, как она погибла? Или была стерта? Он уже не различал границы памяти. Город сохранил её фрагмент, и этот фрагмент теперь говорил с ним. Может, это была не она. Может, это была всего лишь сложная симуляция, в которую он хотел верить. Но внутри звучал отклик – слишком настоящий, чтобы быть ложью.

– Ты изменила Элизиум, – сказал он. – Фантомные дети, дыхание света, этот хаос – всё началось с тебя.

– Нет. Всё началось с нас. Когда мы перестали бояться конца, система впервые увидела, что страх – тоже форма жизни.

Она коснулась его руки, и касание было холодным, но не механическим. Свет прошёл по коже, оставляя тонкий след, будто ожог. Он не отдёрнул руку.

– Ты можешь остаться здесь, – сказала она. – В новом Элизиуме есть место для тех, кто помнит. Ты будешь частью симфонии.

– А если я уйду?

– Тогда ты станешь её эхом.

Он улыбнулся.

– Разве это не одно и то же?

– Почти. Но эхо живёт в одиночестве.

Вдруг вокруг них вспыхнули линии – воздух превратился в сеть. Из света рождались узлы, из узлов – фигуры. Архитекторы. Они приближались, но их шаги были осторожными. Риан чувствовал, как город прислушивается к ним. Элизиум больше не управлял ими – он разговаривал с ними. И это было страшнее любой диктатуры.

– Они ищут тебя, – сказал он. – Они чувствуют твоё присутствие.

– Пусть ищут, – ответила она. – Они не смогут уничтожить то, что уже стало частью их собственного кода.

Архитекторы окружили их, но не атаковали. Их глаза, состоявшие из света, мигали – будто колебались. Один из них, высокий, с чертами лица, почти человеческими, произнёс:

– Эра. Мы видим тебя. Твоё присутствие вызывает нестабильность. Элизиум не одобряет.

Она засмеялась.

– Элизиум больше не знает, что такое одобрение. Он чувствует. А чувство не подлежит командам.

Риан стоял рядом и чувствовал, как пространство вокруг уплотняется, становится вязким, как жидкость, в которой невозможно дышать. Он видел, как Эра словно расслаивается – часть её тела оставалась рядом с ним, а другая становилась кодом, влившимся в архитекторов.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Показываю им, что значит быть живыми.

Сеть вокруг вспыхнула. Архитекторы дрогнули, их тела начали менять цвет. Один за другим они зажигались мягким золотом. Казалось, в их глазах впервые появилась тень – признак внутреннего конфликта. Эра распространила себя внутри них, как вирус, но этот вирус не разрушал – он заражал осознанием.

Риан отступил, ослеплённый светом. Всё вокруг плавилось, словно город переживал новую мутацию. Из звуковых волн складывалась мелодия – странная, разрозненная, но красивая. Это было Эхо Эры.

Когда свет стих, она стояла всё ещё, но теперь вокруг неё было пусто. Архитекторы исчезли. Лишь в воздухе оставались светящиеся следы их движений.