
Полная версия
Инспектор Лосев. Идет розыск
Но к родителям Рита не вернулась: Миша оставил ей кооперативную квартиру. К Рите временно переехала любимая подруга Верка-манекенщица, так ее звали в своем кругу. Впрочем, она и в самом деле работала манекенщицей. И первое время жизнь у них заладилась отлично, куда веселее, чем при Мише.
Впрочем, настало время и Рите подумать о работе. Так посоветовала Верка, когда растаяли деньги, оставленные Мишей, и были проданы кое-какие заграничные шмотки. Поклонников, правда, не убавилось, но не брать же было с них подать.
– А почему нет? – спросила Верка. – Ты думаешь, только у Бальзака содержали любовниц? Найди побогаче кого, посолидней.
– Очень мне нужен какой-нибудь старик.
– Нужен. «Мамы всякие нужны», – рассмеялась Верка. – Один для жизни, другой для веселья. Не будь дурой, Ритка. Стриги купоны со своей красоты.
– Все равно на работу надо поступать, – досадливо поморщилась Рита. – Еще тунеядкой объявят.
Пришлось Рите вспомнить когда-то полученную специальность и устроиться в бухгалтерию небольшого заводика по производству лимонной кислоты, поскольку заводик этот оказался совсем недалеко от ее дома.
Накануне того дня, когда произошла трагедия у заводских ворот и оказались похищенными десять тонн лимонной кислоты, Рита отметила свой день рождения.
А незадолго перед тем она сильно повздорила с отцом: внезапно заболела мать, и отец, позвонив Рите на работу, попросил взять дня три за свой счет и посидеть с матерью. Но Рита не могла, ну никак не могла, если бы знать раньше, а то вдруг так неожиданно.
– Ну, как же раньше? – растерянно спросил отец. – Мы что, болезни заранее планируем, думаешь?
– Но я в эти дни никак не могу. У меня… ревизия на работе, – понизив голос, солгала Рита. – Все нервы на пределе. Попроси тетю Олю.
Это была соседка по лестничной площадке, которую отец попросил бы куда с большей охотой, чем Риту, но та уехала в Ленинград, к сыну.
– Ну, тогда Аллу Захаровну попроси, – раздраженно предложила Рита. – Она на пенсии, время, небось, и без того девать некуда.
Это был давний друг их семьи, но Алла Захаровна сама лежала больная.
– Ну, не знаю! Придумай что-нибудь в конце концов! – разозлилась Рита. – Я не могу, сказала уже!
На Самом деле Рита действительно собиралась взять два-три дня за свой счет, присоединить их к субботе и воскресенью и осуществить давно задуманную поездку всей компанией на машинах в Суздаль, где уже были заказаны номера в новом великолепном мотеле. Кстати, теперь она обрисует главному бухгалтеру эту безвыходную ситуацию с заболевшей матерью, пусть попробует не дать ей хотя бы двух дней по уходу. А отца надо было умаслить, ему, бедненькому, и правда, трудно.
– Никак не могу, папочка. Мне ужасно стыдно, ужасно, но не могу. – И, снова понизив голос и даже прикрыв ладошкой трубку, добавила, – Сам знаешь, что такое ревизия.
– Ревизия? – угрожающе переспросил отец, уловив какую-то фальшь в голосе дочери. – А если я позвоню к тебе на работу и спрошу про эту ревизию, что тогда?
– Посмей только! – испугавшись, невольно воскликнула Рита.
– Ах ты, дрянь, – с силой произнес отец, – Ничего святого за душой уже не осталось. Черт с тобой, обойдусь. А твоей ноги чтоб в доме у нас не было, поняла? – И с треском повесил трубку.
Рита еще целый час после этого страдала и мучилась угрызениями совести. А потом отправилась к главному бухгалтеру, там разрыдалась, – с ней – и в самом деле чуть истерика не случилась, и главный бухгалтер, конечно, не посмел ей отказать.
Поездка получилась на славу. Суздаль оказался прелестным городком. Ресторан со старинной русской кухней всех привел в восхищение, особенно после того, как Валерий о чем-то пошептался с официантом.
И еще с Валерием приехал его знакомый. Сева. Это был спортивного вида человек лет тридцати, с красивыми седоватыми висками, черными живыми глазами, веселый и остроумный. Он захватил с собой гитару и с таким чувством пел песни Окуджавы и Высоцкого, что все женщины почти влюбились в него, а для мужчин он стал сразу закадычным другом.
Однако ухаживал Сева исключительно за Ритой. В этом, естественно, ничего бы не было для нее удивительного, если бы не его манера ухаживать. Когда они ненадолго оставались наедине, Сева не пел, не развлекал Риту анекдотами и смешными историями, он как бы превращался совсем в другого человека, больше слушал и расспрашивал Риту. Он словно вовсе не стремился «закрутить любовь», добиться взаимности и немедленного сближения, как другие. Ему, кажется, было приятно самое общество, интересны ее рассуждения, взгляды, оценки, ее отношение к людям, ее дела и проблемы.
Рита прониклась к нему безотчетным доверием и на второй или третий день рассказывала даже то, о чем никогда не откровенничала со своими поклонниками или даже подругами, не самыми близкими, конечно. От Верки, например, у нее секретов не было, почти не было. Она рассказала Севе, как трудно ей было достать этот чудный костюм, в котором она приехала, как уплыла от нее прелестная канадская дубленка, потому что у Риты не хватило денег, а отец помочь отказался, он еесовсем не понимает, да и трудно ему, конечно. Рассказала Рита, как недавно досталось ей от ее начальника. Она и Сама жутко переволновалась. Выписывала товарно-транспортную накладную одному фондодержателю и ошиблась всего на единичку. А единичка это целая тонна лимонной кислоты.
– А Сколько стоит тонна вашей кислоты? – полюбопытствовал Сева.
– Ой, чуть не пятнадцать тысяч.
– Ого! Никогда бы не подумал! – Сева искренне изумился и снова спросил: – А что такое фондодержатель?
Рита объяснила ему и это, привела всякие примеры. Ей нравилось рассказывать этому милому, внимательному и такому умному человеку то, что он совсем не знает, а вот она знает. Он и названий-то некоторых фабрик и организаций никогда не слыхал, не знал даже о их существовании.
– Как это только в вашей головке все держится, не понимаю, – с уважением сказал Сева.
И слышать это Рите было даже приятнее, чем обычные комплименты ее внешности, Рита при этом как бы вырастала в собственных глазах.
А вечерами они всей компанией забивались в шумный, полутемный с «интимным» освещением бар, полный дикого магнитофонного грохота, и там веселились и смеялись «до коликов», как объявила Верка. У нее тоже был свой кавалер. В последнюю ночь Верка ушла к нему, а к Рите пришел Сева.
В воскресенье, в конце Дня, они вернулись в Москву.
А вскоре Рита отметила свой день рождения. Перед этим столько было суеты с продуктами, готовкой, приглашениями и новым туалетом, да и вообще Рита так была захвачена начавшимся романом, что не сразу вспомнила: надо позвонить домой, узнать, как там мать, ну а отец, должно быть, успел угомониться…
Но отец, оказывается, не угомонился.
– Здоровье матери, как и мое, тебя не касается, – ледяным тоном сказал он. – И не звони больше, поняла? Дрянь! – вдруг сорвался он и бросил трубку.
«Псих», – подумала Рита. Она не знала, что матери за эти дни стало хуже.
День рождения прошел великолепно. Рита затмила всех девчонок своим новым платьем. Огорчило только отсутствие Севы. Он накануне уехал в командировку, но прислал с Валерием очень дорогой подарок: большой флакон французских духов в роскошном футляре и целый букет красных гвоздик.
А на следующий день, под вечер, на заводе произошла эта ужасная история.
И все неожиданно обрушилось на Риту, она оказалась главной виновницей, она, видите ли, проглядела эту проклятую фальшивую доверенность. Разве она одна ее держала в руках? А старший бухгалтер? А расчетный отдел? Рита просто растерялась в тот первый раз, когда к ним в бухгалтерию пришел этот длинный светловолосый парень из уголовного розыска.
Но когда Лосев пришел снова, она ему все выложила.
– М-да, – согласился Виталий. – Вы правы. Ротозейство общее. А это, знаете, еще хуже. Вы не находите?
– Возможно. Но я не одна виновата, – настаивала на своем Рита.
– Почему вы говорите «возможно»? – усмехнулся Виталий: – Вы не уверены?
– Не цепляйтесь к словам – отрезала Рита. Кстати, Виталий обнаружил, что на этот раз ему гораздо спокойнее говорить с ней. Его уже нисколько не чаруют ее голубые глаза и не гипнотизирует глубокий вырез на кофточке, синей на этот раз, а не красной. «Решительно ко всему можно привыкнуть», – насмешливо подумал Виталий.
– Оставим пока эту тему, – сказал он. – Степень вашей ответственности пусть определяет администрация. Мне же надо поиметь преступников, понимаете?
– Конечно, понимаю, – с готовностью ответила.
Рита.
– Они никакого отношения к той житомирской фабрике не имеют. Мы пока не знаем даже, откуда они вообще приехали.
– Тот молодой человек, который доверенность предъявил, москвич, – безапелляционно заявила Рита.
– Откуда вы знаете?
– Не знаю. Вот чувствую, что москвич.
– Ну что ж, это вполне возможно, – задумчиво согласился Виталий.
– К нам из разных городов люди приезжают. Научилась разбираться, – добавила очень довольная собой Рита и с жаром повторила: – Вот честное слово, москвич. Посмотрите.
– Вполне возможно, – снова согласился Виталий и улыбнулся: – Много бы дал, чтобы посмотреть. А вы его хорошо запомнили?
– Прекрасно. Я же вам его в прошлый раз описала.
– Вы нам потом еще раз его опишете. А как он себя вел?
– Очень свободно. Даже… Коробку конфет нам преподнес. Все ели.
– И что он сказал при этом? Вообще, что он говорил, помните?
– Ну, что говорил? Вошел, так руки развел и говорит: «Пламенный привет, товарищи, от братской Украины». И конфеты преподнес. Украинские, между прочим. Я обратила внимание. Киевская фабрика.
– А потом?
– Ну, про погоду сказал. «У вас в Москве теплее, говорит, чем на Украине». А Петр Иванович его спросил: «Сегодня же назад поедете?» «Нет, говорит, на день задержимся. Поручений много надавали. У нас в Житомире ничего не купишь». А я спрашиваю: «Что вас интересует?» А он смеется: «Пока что бензин интересует. Заправиться по пути не успели. На последних каплях до вас добрались. Спешили, чтобы рабочий день не кончился». А от самого одеколоном пахло, «Русский лес».
– Вы ценный помощник, – засмеялся Виталий. – Женщины лучше мужчин кое-что ухватывают.
– Женщины вообще лучше мужчин, – кокетливо поддела его Рита, на секунду почувствовав себя в своей стихии. – Вам не кажется?
– Смотря в каком смысле, – покачал головой Виталий. – «Русский лес» вы учуяли, а жулика не заметили.
– Ну, знаете…
– Ладно, ладно. Это я к слову. А что он еще говорил?
– Ой, совсем забыла! Он меня в театр пригласил. В этот самый… – Рита назвала театр. – «Имеется, – говорит, – знакомый администратор. Я ему, он мне». «А что вы ему?» – спрашиваю. «Ну, всякие там шмотки из «Березки», – говорит. – Могу вам устроить».
– И вы устояли? – улыбнулся Виталий, – Только честно.
И такая у него на этот раз была открытая, дружеская, обезоруживающая улыбка, что Рита сконфуженно улыбнулась ему в ответ:
– Не устояла.
– И что же он сказал?.
– «Пустяк дело, – говорит. – «Березку» на Ленинградском знаете? Обратитесь к дежурному администратору Нине, скажите: «От Димы». Все вмиг сделает».
– Ну, ловкач. А как насчет театра?
– Так я с ним и пошла!
– Да-а. Все-таки он дрогнул при виде вас, – заключил Виталий, – Может, он вам адресок или телефончик оставил?
– Вот этого не оставил, – засмеялась Рита. – Что ж вы хотите, все-таки жулик.
– Да. И опасный.
К этому времени сложный механизм розыска был уже запущен на полную мощность. На первый взгляд может показаться, что в таком огромном, прямо-таки гигантском городе, как Москва, найти среди чуть не миллиона машин, постоянно или временно находящихся здесь, одну, да еще с обмененным номером и, кроме того, намеренно скрывающуюся и в любой момент готовую удрать, – задача немыслимая. Пусть даже была известна марка машины и что у нее помято крыло. И все же поиск в глазах специалистов отнюдь не выглядел безнадежным. Наоборот, при условии безукоризненной работы всех звеньев сложного механизма розыска, по правилам, строго разработанным, проверенным и надежным, машина могла быть обнаружена в кратчайший срок. Надо было только знать, где ее искать и как искать.
Итак, первый вопрос: где эту машину искать? Ведь преступники должны были не только ее спрятать на ночь – а постороннюю машину не пустят ни в одно автохозяйство или гараж, и ни на одну официальную автостоянку преступники ее не поставят, слишком это рискованно, ведь там регистрируют номер; и даже если номер сменили, сам факт появления грузовой машины известной марки в ту ночь на стоянке может привлечь внимание, а есть еще вмятина на крыле. На улице оставить ее тоже невозможно, всю ночь по улицам циркулируют милицейские патрули. Остаются дворы, и не всякие, а такие, где большая грузовая машина может быть поставлена незаметно. Такие дворы на своей территории знают, конечно, участковые инспектора.
Однако та, первая ночь уже прошла, и задача, казалось, сама собой отпала. Но нет. Найти место, где эта машина простояла ночь, и сейчас важно. От этого места могли потянуться кое-какие ниточки. Кто-то должен был видеть эту машину и, возможно, не в первый раз, кто-то, не исключено, говорил с водителем, словом, какой-то след там мог остаться.
Однако вопрос – где искать машину – сводился не только к поиску ночной ее стоянки. Ведь на следующий день, то есть вчера, ее следовало еще и починить, с помятым крылом опасно вырываться из города, ведь это самая верная ее примета, по которой машину непременно попытаются задержать. И тут нужна была чья-то помощь. Допустим, они ее за большие, просто любые деньги смогут получить. Но сама работа-то непростая, крыло надо выправить, затем прошпаклевать и, наконец, покрасить. Последние две операции требуют еще времени на сушку. Так вот где все это можно сделать? Ни в одном частном гараже это невозможно, просто размеры машины не позволят. Значит, остаются автохозяйства и парки, а это уже поддается проверке, быстрой и одновременной. Однако и тут может показаться, что время упущено: за вчерашний день этот небольшой ремонт мог быть закончен, и сегодня машины уже в автохозяйстве нет. Но, во-первых, место ремонта все равно представляло немалый интерес, как и место ночной стоянки. Даже больший, намного больший. А, во-вторых, проверка-то была осуществлена именно вчера и по всему городу. Здесь к тому же не требовались какие-то особые ухищрения. Грузовая машина не иголка, ее можно незаконно поставить на ремонт, соблазнившись большими деньгами, но ее невозможно там спрятать, да и не осмелятся преступники даже заикнуться об этом, иначе каждый понял бы; значит, авария непростая, значит, машину ищут, тут ведь любой испугается и не захочет рисковать ни за какие деньги.
Словом, вчера при проверке машину легко могли обнаружить, но не обнаружили. Почему? Или ее вчера нигде не ремонтировали-преступники, спрятав машину, решили выждать, – или кто-то проверку провел небрежно и машину не обнаружил. Ах, как бы хотел Лосев быть уверенным в каждом участнике поиска, в каждом участковом инспекторе, на территории которого находится такое автохозяйство! Впрочем, Лосеву ничего не оставалось, как верить. А раз так, то следовало исходить из того, что машину на сутки или двое где-то спрятали. Больший Срок вряд ли возможен, ибо каждый лишний день пребывания в Москве грозит опасностью. А главное, машину ведь ждут, и самое горячее желание преступников как можно скорей избавиться от краденого груза, от машины и получить свои бешеные деньги.
– И учтите еще один момент, – заметил Цветков, когда они с Лосевым и Албаняном обсуждали суточные итоги поиска. – Учтите их характер и состояние, в котором они сейчас находятся.
– Характер подлый, состояние паршивое! – засмеялся Эдик. – Никто, понимаешь, им не позавидует. А если серьезно…
– Если серьезно, – подхватил Лосев, – то характер, во всяком случае, у второго, водителя, видимо, нетерпеливый, взрывной, отчаянный. Так рвануть на машине, мгновенно решиться на убийство…
– Злобный характер, жестокий, – добавил Албанян. – Для своих тоже опасен.
– Точно, – кивнул Цветков. – Но это потом учесть надо будет. А пока важно, что в Москве они долго сидеть не будут.
– Мне не нравятся сведения Маргариты Евсеевны, – сказал Виталий. – Если этот тип действительно москвич…
– Ты уверен? – поинтересовался Эдик.
– Очень похоже. Например, с погодой в Житомире он с ходу наврал, там сейчас не холоднее, а гораздо теплее, чем в Москве. Я проверил. Так вот, если этот тип москвич, то у него тут наверняка всякие связи, помимо «Березки» и того театра. И тогда ремонт машины он тайком, возможно, и сделал или делает.
– Ты, кстати, насчет «Березки» и театра не забудь, – напомнил Цветков.
– Не такой он дурак, – сказал Эдик. – Все наболтал. Перед женщиной выставлялся, понимаешь, пижон несчастный.
– На всякий случай проверю. – Виталий взглянул на часы. – Может, сегодня даже успею.
– И я еще кое-что успею. – Эдик тоже посмотрел на часы. – Постараюсь к вечеру доложить о возможных приемщиках этой лимонной кислоты.
– Как насчет фоторобота? – напоследок спросил Цветков у Лосева.
– Вечером будет готов, – ответил тот. – Сейчас наши опрашивают свидетелей в лаборатории.
Возвратившись к себе в комнату, Виталий вытащил из ящика стола план Москвы и разложил его перед собой.
– Так, так… Давай попробуем определиться, – пробормотал он.
И для начала отыскал на плане место, где находится злополучный заводик по производству лимонной кислоты.
– Они свернули направо… – продолжал бормотать Виталий, водя карандашом по карте. – В центр им дороги нет… Выходит, тут они свернули… Куда же они свернули?.. У них две цели сейчас… Две… Спрятаться и заправиться… На последних каплях добрались… так, так… Где же здесь заправочные колонки для грузовых?.. Где?.. Ага! Вот одна…
Он обвел кружком найденное место.
В этот момент в комнату заглянул Валя Денисов.
– Валь! – окликнул его Лосев. – Помощь требуется.
– Лететь надо, – быстро проговорил Денисов. – Где Игорь?
– Не знаю.
– А, черт! Я тебе Петра пришлю. Он вернулся.
– Давай.
Через минуту в комнате появился Шухмин, и в ней сразу стало как будто теснее.
– Уф!.. – Отдуваясь, Петр тяжело опустился на стул и с любопытством посмотрел на расстеленную карту. – Ты чего это ищешь? Кружки какие-то рисуешь.
– Вот слушай, – сказал Лосев. – Возьмешь сейчас машину и объедешь все эти колонки… Виталий торопливо объяснил задачу.
– …Вдруг какой-нибудь хвостик ухватишь, – заключил он. – Какую-нибудь зацепочку. Ничего пока поиск не дает.
– М-да… – скептически промычал Петр. – Ну, попробую.
– Ты только свое обаяние в ход пусти, – улыбнулся Виталий. – Там ведь женщины. Все сразу вспомнят.
– Ладно тебе, – устало махнул рукой Шухмин. – На сегодня оно у меня уже кончилось. Голова аж гудит. И ноги. С семи утра обвал.
– Давай, Петя, давай. Ты же сам понимаешь…
– Да понимаю.
Петр с усилием поднялся со стула.
На первой колонке немолодая, грубоватая блондинка осталась безучастна к Петиной обворожительной улыбке и раздраженным тоном сказала:
– Как это я могу всех помнить? Странные люди, ей-богу. Я на талоны смотрю. А тут этих шоферюг за день тыща мелькнет. Да еще каждый второй скандал устраивает, то, видите ли, недолила, то медленно его обслуживают. Нервов на этой работе не хватает. А уж кто третьего дня был… Да я их к вечеру всех из головы вытряхиваю. Провались они…
– Так-то оно так, но третьего дня вечером… Простите, не знаю ваше имя-отчество.
– Анна Макаровна.
– Так вот, Анна Макаровна, – морщась от неутихающей головной боли, сказал Шухмин, – третьего дня вечером у вас, возможно, были не простые шоферы, были преступники, убийцы.
– Ну да! – оживилась заправщица и взволнованно поправила прическу. – А какие же они из себя?
– Один высокий, худощавый, в сером заграничном пальто, в шляпе. Но подходил к вам скорее всего другой, в черной телогрейке, в кепке, лицо круглое, толстые губы, толстый нос, бородавка около носа.
– Ой, были! – всплеснула руками Анна Макаровна. – Ей-богу, были! «Москвича-фургон у них, да?
– Нет, ЗИЛ-133.
– «Москвич», я вам говорю, – категорично заявила Анна Макаровна. – Они, они, точно. А кого же они убили-то?
– Наезд, – скучным голосом ответил Петр и поспешил распрощаться.
На второй колонке пожилая заправщица никого не могла вспомнить, как ни старалась, никакие Петины ухищрения не помогли.
– Склероз, – пожаловалась она. – Чего уж только не принимаю. Вот, говорят, йод помогает, не слышали? И еще… вот тоже забыла. А моя приятельница говорит, надо…
Избавиться от словоохотливой женщины, которая вдруг прониклась к Петру необычайным доверием, оказалось совсем не просто, тем более что на колонке в этот момент не было ни одной машины.
На третьей колонке Шухмин, как он потом выразился, докладывая Лосеву, по крайней мере «отогрелся душой», такая попалась милая девушка, которая, однако, кроме сочувствия и явной симпатии, ничем его не порадовала.
Зато на четвертой колонке, до которой, по словам Петра, он «еле дополз», его ждал сюрприз.
– Помню их, – неприязненно сказала заправщица. – Водитель чуть тут драку не устроил. Без очереди лез и шланг у человека вырывал. Спешил, видите ли, опаздывал. Прямо убить готов был за этот шланг. Уж тот, второй, вылез, его успокоил. А то милицию хотела вызывать.
– Куда же это он спешил, случайно не сказал?
– Обратно. Машина-то крымская. «Мне, – говорит, – всю ночь по трассе пилить, а вам водку жрать». Врал, конечно.
– Почему, думаете?
– А второй-то ему говорит: «Ладно, Семен, успеем».
– Семен?
– Вроде, Семен… Может, и ошибаюсь.
– А он ему что в ответ?
– Да ничего. Бросил шланг и отошел. Остывать.
– И ничего не сказал?
– Вроде нет.
– А когда очередь подошла? Вы уж, пожалуйста, Серафима Ивановна, каждое словечко постарайтесь вспомнить, – взмолился Петр. – Тут ведь любая мелочь важна, каждое слово. Сами понимаете, кого ловим.
Женщина сочувственно вздохнула.
– Как не понимать! Когда, значит, очередь подошла, тот, зверюга-то, талоны второму отдал, который в шляпе был, и говорит, слышу: «Не пойду я к ней, сам давай». Видно, все же испугался. А второй пересчитывать талоны начал. Ну, а этот озлился опять, говорит; «Я тебя обманывать, что ли, буду! Восемьдесят там!» И точно, на восемьдесят литров было.
– А не называл он его как-нибудь?
– Вроде… Вроде сказал; «Ладно, Димок».
– Димок?
– Ага. Вроде, Димок, Аккуратненький такой он.
– Спасибо вам. – весело попрощался Шухмин. Петр вскочил в машину, уже не чувствуя никакой усталости, голова как-то сама собой незаметно прошла.
…А в это время в одном из районных управлении Лосев и начальник отдела уголовного розыска Лаптев беседовали с группой участковых инспекторов. Перед Лосевым лежал список автохозяйств района.
– Значит, все точно, товарищи? – в который уже раз спросил Виталий. – Нигде посторонней машины ЗИЛ-133 не обнаружили вчера?
– Да не сомневайтесь, товарищ Лосев, – бодро откликнулся один из инспекторов, молодой и энергичный старший лейтенант. – Мы эти автохозяйства знаем, как свои пять пальцев. На животе все исползали.
– И людей знаете?
– А как же! И актив, и пассив. Надо вам получше в других районах пошукать.
– Пошукали, – досадливо ответил Лосев. – Ничего и там не светит. Провалилась машина, и все тут.
– Не может машина провалиться, – заметил сидевший возле Лосева пожилой седоватый майор. – Что-то, выходит, мы недоглядели.
– Да почему – мы? – вмешался все тот же старший лейтенант. – Может, другие? У меня, например, порядок, Я своим ребятам вот так верю. – Он провел ребром ладони по горлу.
– Каким ребятам? – почти равнодушно спросил Лосев.
– Дружинникам. Орлы-ребята.
– Где же такие орлы водятся?
– А вот на моей автобазе. Главмостранса. Огромное, между прочим, хозяйство. Больше трех тысяч машин. Вот я орлам моим установку и дал.
– А сами?
– Проконтролировал. Всюду сам и не успеешь. Вот сейчас, – он отдернул рукав мундира и посмотрел на часы, – семнадцать сорок три. А я, дай бог, только в двадцать два домой появлюсь. А в девятнадцать пятьдесят, между прочим, по первой программе наш милицейский фильм пускают. Премьера. Обязаны мы такие фильмы смотреть?
Все заулыбались.
– Та-ак, – задумчиво побарабанил по столу Виталий, вдруг ощутив какое-то непонятное ему самому напряжение, какое-то беспокойство в душе.
Он посмотрел на старшего лейтенанта и неожиданно предложил:
– А давайте-ка, старший лейтенант, проедем сейчас вместе в это автохозяйство. Согласны?
– Слушаюсь, – чуть заметно пожал плечами тот.
– Ну, вот и договорились, – заключил Лосев и обернулся к Лаптеву: – Дашь машину, Василий Ильич?












