Поймай меня, пожалуйста

Алиса Коэн

Поймай меня, пожалуйста

Тело нашли у сухого дуба, среди высокой травы. На первый взгляд могло показаться, что убийство несло оккультный характер: положение тела, метод расправы, присутствующая атрибутика. Или действовала группа лиц, или очень крепкий мужчина. Младший детектив указал на три глубоких следа возле дуба, будто катили тележку. Земля была рыхлой, следы шли наискосок, снова по прямой и опять уводили в сторону.

В нескольких метрах находился сарай, набитый ржавыми инструментами. Джек Донован заглянул внутрь. В глаза сразу же бросились тяжёлые цепи, свисающие с потолка. Несмотря на их толщину, оставалось ощущение, что они переломятся, если приложить к ним силу. Настолько старыми и ржавыми они были.

В сарае стоял затхлый гнилостный воздух. Пахло маслом, железом, сдохшими крысами и влажной соломой. Пахло чем-то забытым, дряхлым. Джек смотрел на дырявую крышу. Он предполагал, что сарай бросили владельцы. Тот, кто совершил убийство, наткнулся на него случайно и воспользовался им на один раз. На пилах остался толстый слой рыжего налёта – ими не пользовались. Не пользовались ни пилами, ни топором, ни отвёртками, ни свёрлами, ни молотками – нет смысла перечислять. Сарай был перевалочным пунктом.

Джек Донован смотрел на тело. Ощущение иррационального страха рокотало в груди, ледяное чувство. Жертвой стал мужчина средних лет, крепко сложенный, одетый в темные плотные брюки и белую рубашку, черные носки и низкие ботинки. Он лежал в неестественной позе, как бы перекрученный: корпус был повернут на правый бок, руки скрещены и развернуты в противоположную сторону, лицо смотрело на небо, правая нога положена на левую, щиколотка завернута под колено. Поза вызывала странное чувство беспокойства.

Но Джека больше шокировало лицо: оно было смято. Будто бы кости раздробили, кожу смяли, как пластилин. Будто мягкая масса, а не плоть. Джек представил, как убийца взял нос жертвы и с силой натянул до скулы, сжал висок, чтобы сместить его набок, челюсть сдавил, развернул, вытянул. Лицо жертвы напоминало размытый фотоснимок.

Возле тела ходил напарник Джека Донована, нагибался, рассматривал жертву вблизи, делал пометки. Молодой парень, 26 лет, жилистый, с короткой стрижкой, в чем-то армейской. Все звали его Эл Кэмпбелл, но его полным именем было Ален. Джек обращался к нему именно так. Ален Кэмпбелл был молод, и, что свойственно молодости, соображал быстро, всегда предлагал по несколько вариантов событий и стремился к идеалам, в которых Джек давно разочаровался.

– Ну и ну, – присвистнул Ален. – Что думаешь, босс?

Сказать было нечего. Никаких мыслей, только огромная усталость.

– Я хочу услышать твои гипотезы, – ответил Джек.

– Это проверка? – Улыбнулся Ален.

Они заметили тонкий прозрачный скотч на теле жертвы. Скотч нужен был для фиксации позы и выражения лица. Отпечатков не осталось. Убийца работал в плотных резиновых перчатках.

– Тело привезли на тележке, – Ален указал на глубокие следы у корней дуба. – Место болотистое, отпечатки ботинок получились четкими. И тут появляется странность.

За дубом росла высокая пожухлая трава. Стояла середина сентября, но осень выдалась пасмурной. Небо затянуло прозрачными облаками, от солнца они приобрели медный оттенок. Пахло гнилью и сухой травой.

– Размер 7. Босс, ты же видишь, – Ален указал на тело, – это мог сделать крепкий мужик, такой как ты. И, предполагаю, не очень аккуратный. Может, спешил.

Джек слушал объяснения напарника. Ален указал на следы возни, как тело упало с тележки, как его передвигали. Судя по оставленным следам, убийца обходил тело по кругу и явно прикладывал силу, чтобы переместить его – следы в пяточной зоне были глубокими. Действовал или новичок, или человек небрежный.

– Творческая личность, – пошутил Ален. – Был в состоянии вдохновения.

Донован улыбнулся в ответ.

– Где тележка? – Спросил он.

– За деревом. Просто оставлена там. Парню вообще плевать было. Ты с таким сталкивался?

– Нет, – честно ответил Джек.

На ветках дуба сидели вороны, кивали головами, ждали, когда люди уйдут. Их карканье перекрикивало друг друга, создавало неприятный противный шум.

– Фух, ну и ужас… Работа Кожаного лица, – Ален снял перчатки. – И как описывать тело в отчете? Я детектив, а не писатель.

Джек не отвечал.

– В тележке лежит молоток. По засохшей крови и волосам предполагаю, что инструментом было сделано… это, – Алан обвел пальцем в воздухе, обрамляя лицо.

Джек думал о том, как устал от работы следователя.

Перед сном он представил крепкого парня, который везет тележку по рыхлой почве. Колеса застревают, тело качается. Убийца выбирает другой маршрут, поворачивает тележку туда, где земля плотнее. С портретом не сходился размер ноги. Возможно, убийца низкий и надел ботинки не по размеру. Тогда следы должны быть глубже, если взять средний вес 60 кг.

Странное дело. Ясно было только то, что нужно опрашивать богему. Так предложил Ален. Ему бы дать повышение и передать дело. Пусть возьмет другого напарника, моложе Джека, поедут опрашивать художников и писателей. Может, кто-нибудь сознается.

Джек хотел обсудить с кем-нибудь преступление, но жил один. Друзей у него не осталось. Жена и дочь остались в Нью-Йорке, они не поехали с ним в Провиденс. Джек оплачивал колледж дочери. Денег хватало только на оплату аренды, завтрак в местном кафе и на пачку сигарет. В 52 года ему уже ничего не нужно было: ни хороший костюм, ни дорогой алкоголь, ни вести жену в ресторан. Он пришел к аскетизму.

Остался только Ален.

Только у Алена была невеста, а у Джека никого не осталось.

Ему снились искаженные перекрученные тела с лицами, черты которых менялись. Черты лиц плавали, перемещались, становились похожими на портреты позднего Пикассо. Они были угловатыми, кричащими, геометрическими. Они ревели, орали, визжали. Лица выражали боль и отчаяние. Тела скручивались, как спираль. Джек проснулся в мрачном настроении.

Днем его объявили следователем дела. До ночи затянулся отчет. Джек печатал на машинке, и в голове всплывали картины сна.

– Может, скульптор? – Предложил Ален. – Они крепкие и работают с формой.

– Ты не знаешь, будет ли выставка Пикассо в городе?

Ален помолчал.

– Хотите приобщиться к живописи, босс? – Сказал он в ироничном тоне.

Джек никогда не увлекался искусством. Его жена, Мириам, любила читать, дочь каждый месяц ходила с друзьями в кино. Когда-то Джек ходил с ними в кинотеатр, в начале брака, их первые 10 лет вместе. Они смотрели детские фильмы, фэнтези, мелодрамы, комедии. Мириам обнимала его. Пахло попкорном, дочь громко смеялась и крутилась на мягком сидении.

– Подумал, что картины наведут меня на правильные мысли, – слабо улыбнулся Джек.

– Да, согласен, сходство есть. Кстати, что насчет медицинских работников? – Ален говорил быстро.

– Довольно небрежно для медика, – Джек указал на фото, где возле тела остались десятки хаотичных следов обуви.

– Как всегда проницательно, босс, – рассмеялся Ален и в шутку отдал честь.

Он служил в армии, потом учился в полицейской академии. Он носил армейскую стрижку, держал осанку, и на его столе всегда был идеальный порядок. На первый взгляд Ален казался нескладным. Ален мулат. От отца ему досталась бронзовая кожа, широкие губы и нос, возможно, манера шутить. Джек обожал этого парня.

– Тогда утром отправляемся в галерею? – На прощание сказал Ален.

Джек помахал ему.

Они не пошли в галерею. Пришлось заполнять отчеты. Тысячи символов в час, запах чернил, звон машинки, жужжание факса – Джек утопал в работе. Он не замечал, как прошел обед и наступил вечер. Он печатал, делал копии, заправлял машинку, разминал пальцы и снова печатал. Рутина работы вытесняла тяжелые мысли. Его жизнь пуста без дочери. Жена охладела к нему, когда их ребенку исполнилось 13. Джек получил повышение – они неизбежно отдалились. Они оставались вместе ради дочери, ради их милой Кэсси.

Джек хотел увидеть дочь. Он скучал по ее смеху.

На третий день пришел отчет судмедэкспертизы. Мужчина погиб в результате удушья рвотных масс. В крови не найдены наркотические средства, алкоголь присутствовал, не в смертельной дозе. Личность не удавалось распознать в связи с изуродованным лицом. Татуировок нет. Документы отсутствуют.

Ален проверил заявления о пропаже мужчин средних лет.

Лицо трупа собирали, как мозаику. Постепенно оно приобретало черты, напоминающие человеческие. Челюсть не закрывалась, за нижними зубами виднелся разбухший язык. Мужчина будто кричал. Его лицо плыло, а рот раскрылся в вечном безмолвном крике, как на картине Мунка. Черные синяки вместо глаз. Пожелтевшая кожа. Джек чувствовал такой же крик внутри себя. Крик одинокого уставшего человека, потерявшего ориентир.

Пришли родственники мужчины. Ален сделал замечательную работу. До конца недели он отсортировал заявления по внешним данным, после сравнил группу крови и, наконец, нашел подходящее заявление. Джек с теплой улыбкой потрепал его по плечу.

– Так ты к тридцати годам сам станешь боссом, – сказал он.

Убитого звали Николас Морган. Он работал менеджером, жил один, отдельно от сестры и матери. Пятничный вечер, после смены, он провел в баре. В понедельник Николас не пришел на работу. Его сестра смотрела на сшитое лицо Николаса и сказала, что, в целом, узнала брата. Он общался с коллегами, больше друзей у него не было. Он был одинок. Сестра Николаса не знала, кто мог желать ему смерти.

Николас Морган работал в компании экспорта. Его коллеги сказали, что они пошли в ближайший бар, ближе к одиннадцати ночи Николас попрощался с ними, и после его не видели.

– Что думаете, босс? – Спросил Ален в машине.

Джек закурил.

Он думал, что не хочет разводиться. Мириам действует ему назло: она накопила обиду, выждала и ударила в самый уязвимый для Джека, ее мужа, момент. Подло – так может сделать только женщина.

Что ей не хватало? Она жила в приличном районе, работала на полставки, заказывала барахло из журналов, у нее была новая техника, лучшая плита и стиральная машина. Раз в полгода Джек водил ее в ресторан. Она приглашала подруг в их дом, и они, пятеро женщин средних лет, сидели в гостиной с журналами на коленях, обсуждали мужей, школьные собрания, новые порошки, делились рецептами и, конечно же, плели интриги. Для чего Мириам развод? Отсудить имущество?

– Что думаете, босс? – Повторил Ален.

Джек потер переносицу.

– Никогда не женись, – устало сказал он.

Ален нервно рассмеялся.

– О’кей, босс. Но что насчет дела?

Донован безумно устал. Ему было 52 года, он поседел несколько лет назад, волосы начали редеть, а морщины глубоко изрезали его лоб. Он старел и был близок к пенсии. Ему хотелось писать отчеты в кабинете. Расследования больше не интересовали его, но Джек по какой-то причине не мог сказать об этом капитану.

– Ты отлично справляешься. Может, тебе выдался шанс получить повышение, ха? – С отеческой гордостью сказал Джек.

Машина мягко загудела. Они плавно выехали на пустую дорогу.

– Учился у лучших, – Ален посмотрел на Джека. Улыбку будто смыло с его лица. – Мистер Донован, вы в порядке?

Джек заметил, что с силой сжимает челюсть. Он расслабил лицо, и почувствовал, как разгладился лоб. Расслабились мышцы в уголках глаз.

– Меня поразило с какой изощренностью расправились с телом, – признался Ален. – Жуткие вещи снились. Я обсуждал дело с Эбби, она тоже в шоке. Спросила у меня, какой больной разум пришел к этому? Еще она вспомнила Буффало Билла. Смотрели «Молчание ягнят»? В прошлом году вышел.

– Нет, – выдохнул Джек. Он следил за дорогой.

– Мы с ней ходили на премьеру. В общем, этот парень похищал женщин и шил из их кожи костюм. Понимаете? Жуткий тип. Хотел быть женщиной – такой мотив его преступлений, если выражаться терминологией.

Джек остановил машину.

Мотив.

– Какой мотив у нашего убийцы? – Спросил Джек.

– Полагаю, эстетический, – неуверенно протянул Ален. – Говорю же, жуткий тип. Просто псих, как из дешевых черно-белых ужастиков. Так и вижу, как он хохочет над телом.

Николас Морган был белым мужчиной. Расовую ненависть сразу же отбросили. Как и убийство с целью наживы и личную неприязнь. Что-то мистическое присутствовало в деле. Ален навел справки – в городе не вели оккультную деятельность, хотя он не исключал сатанистов. В таком случае действовала бы группа лиц, а не одиночка.

– Может, недавно вышел фильм про убийцу подростков? – Предложил Джек.

– Да вроде нет, – задумался Ален.

– Странно, – заключил Джек.

Через несколько дней он стоял в заброшенном заводском помещении и вспоминал их с Аленом разговор.

Помещение планировалось переоборудовать. Об этом писали в новостных газетах. Оценщики сначала заметили срезанные замки, а после нашли тело. Мужчины говорили, что ничего более шокирующего они никогда не видели. Они были в ужасе. С ними работал психолог. Узнав об этом, Джек готовился к худшему.

Сцена убийства напоминала картину. Действительно, изощренную и претенциозную, как и говорил Ален. В глубине помещения, на первом этаже, было размещено тело, свет из разбитых окон падало на него, будто бы освещение постановки для художника. Или как скульптура в музее. Индустриальные балки и цепи рисовали холодный антураж.

То, что осталось от тела, держалось на проволоке и железных стержнях. Перед Джеком стояло нечто с маленькой головой, раскрытым ртом, вытянутой шеей. Корпус напоминал животное, а не человека. Одна рука, в которую был воткнут железный прут, удерживала тело. Вторая рука отсутствовала. Место ампутации сшито. Ноги до колен тоже ампутировали, бедра продолжали толстые стержни с резьбой, поставленные перпендикулярно к полу.

Одежда отсутствовала. Худое, даже костлявое, бледное тело напоминало скульптуру. Джек вспомнил, как Ален предложил искать убийцу среди скульпторов. Освещение рисовало ребристый рельеф грудины, острые лопатки торчали, как пики гор. Окоченелые мышцы отбрасывали четкие тени.

Больше всего Джека поразило лицо. У жертвы осталась только челюсть. Череп был срублен выше скуловых костей. Раскрытый рот держался в проволочном каркасе. Кожа щек была подрезана так, чтобы челюсть раскрылась максимально широко. Уши срезаны и пришиты к щекам. Шею максимально вытянули за счет проволоки и металлических балок.

Гротеск и безумие.

Однажды Джек уже столкнулся с подобным, с таким же больным человеком, который действовал алогично. Белоснежные зубы преследовали Джека в кошмарах. Раскрытые рты, их черные бездны, остались шрамом в сознании. Джек смотрел на тело и не верил, что раньше оно было человеком.

Ален дрожал. В его глазах отпечатался страх, который парень не пытался скрыть. Он протягивал Джеку лист бумаги, сложенный вдвое.

– Мистер Донован, – заплетающимся языком проговорил Ален.

Джек забрал лист, пробежался взглядом по тексту, напечатанному на машинке.

«Дорогой Джек Донован!

Безудержная радость охватила меня, когда в новостях сказали, что вы ведете дело моего преступления. До чего же радостная новость! Мне хочется прыгать и петь от восторга. Что я и делаю, к слову.

Для меня честь, что именно вы обратили на меня внимание. Хотя не удивительно. Вы расследуете такого рода преступления. Я знаю. Я слежу за вашей карьерой. У меня была надежда, что вы возьметесь за меня, и, вот радость! Так и случилось. Ну что за чудесные совпадения! Так бывает только в фильмах или книгах.

У вас неважный вид. В новостном сюжете вы выглядели уставшим, будто постарели. Или это из-за освещения? Надеюсь, моя деятельность вдохнет в вас былой азарт. Ну же, Джек! Вы поймали маньяка, державшего девушек на цепи. Кстати, тонкая работа, моё почтение. Именно это в вас меня поражает. Вы удивительный, Джек.

Я прихожу в истинное удовольствие, почти оргазмическое, когда представляю нашу встречу. Нет, я не буду превращать вас в то, что вы видите сейчас. Я обойдусь с вами иначе. Наша встреча будет романтичной. Не хочу раскрывать карты, но уточню, что я хочу вкусить ваш запах, вашу слюну, ваш пот, вашу кожу, особенно шею, рыхлую и эластичную. Как, наверное, приятно она тянется, если потянуть ее зубами.

Увидимся.

Ваш фанат»

Джек почувствовал, как леденеет кровь.

– Ты читал? – Он поднял взгляд на Алена.

– Так точно, сэр, – напарник дрожал.

Джек нервно вздохнул. Он убрал письмо в карман пальто.

– Никому не говори об этом, – приказал он. – Это не войдет в дело. Ты меня понял? – Джек перешел на крик и тут же осекся. – Ладно, парень, отставить. Что ты еще обнаружил? Следы? Отпечатки?

Криминалисты делали снимки. Несколько людей в одинаковых формах убирали вещ доки в пластиковые пакеты. Гул разговоров эхом раздавался по высоким стенам. Под ногами хрустело стекло. Джеку казалось, что он помещен в спектакль. Голова кружилась.

Теперь мир приобрел ирреальные черты. Джек не хотел себе признавать, но он был напуган. Страх был звериным, как у жертвы хищника, которую выслеживают. Словно кто-то наблюдает за его шагами, за ходом мыслей, пытаются влезть в его кожу, нет, не предугадать, а прожить его личность. Письмо разбудило в нем животный ужас. Одно дело, когда ты преследуешь убийцу. Другое – когда убийца преследует тебя.

Джек никогда не получал похожие комплименты. В основном, родственники жертв благодарили его, плакали от счастья, кидались на шею, чтобы обнять, чтобы сказать спасибо, что их дорогой человек получил правосудие. С такой же частотой Джек выслушивал проклятия. Он привык. Он никогда не получал любовные письма. Особенно его пугало, что убийца возносит его, как божество. Как девочка-подросток своего певца.

Джек не был кумиром. Он был следователем.

– На столе лежат части тел, – Ален отвел Донована к длинным пыльным столам вдоль стен. – Боже мой… Парень даже не пытался скрыть…

– Он отбросил их как лишние куски глины, – воскликнул Джек.

Слова вырвались из него. Ален долго всматривался в его лицо.

– Возможно, – задумчиво протянул он.

По останкам черепа можно было составить портрет жертвы, что упрощало работу.

Инструменты так же были оставлены, но ничего не давали.

Салон машины наполнился дымом. Джек курил вторую сигарету подряд. Из его головы не выходил ряд белый зубов. Раскрытая челюсть в крике боли. Страдание тянулось через позу жертвы, в напряженных мышцах и выпирающих костях. Джек физически чувствовал тянущую растянутую боль, пронзающую фигуру, потерявшую человеческие черты.

Впервые за долгую карьеру Джек заплакал.

Он плакал от жалости к себе. Его грузное старое тело встряхивалось от рыданий. Слезы катились по щекам, собирались в глубоких морщинах у губ. Дрожь в руках была неконтролируемой. Джек уронил пепел на колени. Он не мог сделать затяжку, и в груди сковывало от страха.

Зачем какому-то парню преследовать его? Джек был виновен в двух смертях, убийца обещал продолжить только ради его внимания.

Дочь Джека, Кэсси, в седьмом классе фанатела по одному певцу. Она не пропускала ни один его клип по MTV, скупала постеры, кассеты, рвалась на концерты. Когда в гости приходили ее подруги, девочки запирались в комнате и на полную громкость включали песни. Джек слышал, как они подпевают. Кэсси писала признания в любви, она только и говорила об этом парне, имя которого Джек не мог вспомнить. Он относился к помешательству дочери с безразличием. К тому же панк-рок его раздражал. Громкая и бессмысленная музыка.

К следующему году Кэсси успокоилась. Она полюбила какого-то актера, которого Джек так же не запомнил.

Может, он правда отдалился от семьи. Мириам столько раз ссорилась с ним из-за этого. Она могла неделями только и делать, что винить Джека в холодности. Она бесилась, кричала, после плакала и снова выходила из себя. Джек засиживался на работе, потому что не хотел идти домой. Его раздражала эмоциональность жены. Она из всего делала проблему! Как можно встречать мужа после трудного дня обвинениями? Джек оплачивал счета, возил ее с дочерью на отдых, они ходили в рестораны, шумно праздновали дни рождений. У Мириам был хороший двухэтажный дом, идеальный газон, участок на заднем дворе, где она высаживали свои дурацкие цветы.

Гнев пронзил Джека. Что еще нужно этой женщине? Отсудить все имущество? Дом, машину, часть зарплаты, драгоценности, счет в банке. Ей всегда было мало. Она рассказывала о своей подруге, которой муж подарил колье. До чего жадная подлая женщина… В начале брака она стеснялась надевать дорогущее кольцо, а что сейчас? Хочет забрать все нажитое за 23 года.

Джек вытер последние слезы. Он включил радио и откинулся на спинку сиденья.

Пронзительный крик уродливого существа отпечатался в сознании. Оно будто кричало болью мира. Оно собрало в себе людские страдания, накопленные за тысячелетия. Джек не мог понять это существо, но он чувствовал. Именно это его пугало. Существо словно заставляло его взглянуть вглубь себя, открыться, стать беззащитным и уязвимым. Рассказать о боли. Оно приглашало на беседу. Оно хотело, чтобы Джек так же раскрыл рот в крике, и они бы соединили свои голоса.

Джек сделал радио громче.

В середине 80-х Джек расследовал похищение девушек. Жертвы не были связаны между собой. Это были девушки 20-25 лет, одной внешности: каштановые волосы средней длины, высокие, спортивного телосложения, жили в одном районе. Свидетели называли марку одной машины, так и получилось выйти на преступника.

Девушек держали в подвале. Их похищал грузный мужчина, потерявший работу. Жил на пособия. У него были отклонения и желание власти над жертвой. В целом, дело не было запутанным, и Джек раскрыл его в короткие сроки, за что и был переведен в Провиденс.

Больше всего его поразил подвал. Джек столкнулся с чем-то необъяснимым, чем-то темным, пугающим жестокостью, больным. Тогда Джек почувствовал похожее желание кричать. Но не от ужаса, а от пронзительной боли, которая собиралась в глубине души и рвалась сквозь гортань. Как кричат сошедшие с ума, не выносящие своего безумия.

На полу подвала лежал матрас со сломанными пружинами. Он был пропитан потом, кровью и мочой. На нем лежала девушка, раздетая, тазовые кости торчали. Девушка не двигалась. Она не ела в течении нескольких суток. Ее тело было желтым от синяков. Рука вывернута. На ноге болталась цепь. Напротив матраса стояла камера.

Подвал был оборудован как мастерская. Инструменты, лежащие на столе, заржавели от крови. На полке стояли банки. В одной из них были собраны зубы всех жертв. Увидев их количество, Джек и захотел заорать от осознания, насколько стены пропитаны страданиями. Он почувствовал необъяснимую боль, будто прочувствовал пытки этих девушек.

Пять тел нашли закопанными на заднем дворе. Джек посчитал, сколько зубов может быть в банке. Потом ему показали видеозаписи преступника.

Джек выдохнул. Пора идти домой.

Ален выступил на конференции. Газеты сходили с ума. Они печатали слухи и во многом приукрашали преступление, что было ожидаемо. Ален общался с репортерами и бросил фразу, что тела жертв похожи на работы скульптора. Скорее всего, он заговорился, но газетчики зацепились за его слова. Убийцу так и прозвали, Скульптор.

– Могло быть и хуже, – смущенно отшучивался Ален.

– Ты справился, – успокаивал его Джек.

Труп с завода не могли опознать. Заявлений о пропаже человека с похожим описанием не писали. Возможно, погибший был бродягой. Он мог быть приезжим, туристом, эмигрантом без паспорта.

Капитан отдал приказ разобраться до конца октября. Резонансное дело, много внимания, нельзя подводить участок. К тому же по телевизору обсуждали инцидент, навели панику, а подростки рисуют комиксы с маньяком, который изувечивает трупы и делает из них скульптуры разной степени паршивости. Капитан недавно видел такой в журнальном ларьке.

Ален был обеспокоен, и Джек догадывался, что напарник хочет обсудить письмо, надеясь, что разгадка в нём. Они избегали разговора, даже вскользь не касались, но воздух был наполнен намеками на обожателя. Ален предлагал опросить одну известную группу художников, поглядывал на карманы пальто Донована, поднимал взгляд и смущенно отводил его. Последние дни Джек только и повторял в голове: «Как, наверное, приятно она тянется, если потянуть ее зубами». Он неосознанно гладил шею.

Расследование продолжалось. Отчеты копились.

Вечером, когда Джек зашел в квартиру, зазвонил телефон. В трубке молчали какое-то время, потом женский голос извинился, сказал, что ошиблись номером. Джек положил трубку. Ему давно никто не звонил. Кэсси забыла про отца. Конечно, как получать от него деньги, так она берёт их, даже не поблагодарив. Написать пару строк она не могла – учёбы много. Наверняка, целыми днями гуляет с парнями и ходит в кафе с подружками.