Вселенский хор Сияющих

Максим Прытков

Вселенский хор Сияющих

Глава 1

«Цивилизация, зашедшая в тупик, подобна болезни. Лекарство либо болезненно, либо смертельно. Наша задача – сделать смерть безболезненной.»

– Из вводного курса для сотрудников Департамента Несостоявшихся Цивилизаций.

Словно гигантский падальщик из глубокого чёрного космоса, корабль «Архивариус» завис над планетой Химерой-Дзетой. Его формы, лишённые изящества, были подчинены утилитарному функционализму: блок реакторов, блок жилых отсеков и, самое главное, – цилиндр катапульты, всегда заряженный серебристой капсулой зонда-исполнителя. Он не был создан для скорости или боя. Его предназначение – терпеливое ожидание и беззвучное убийство.

В своей каюте, больше похожей на камеру с мягкими стенами, Анна Львовна Малинина смотрела на экран терминала. Его холодный, синеватый свет был единственным источником освещения, подчёркивая морщины усталости у её глаз и жёсткую складку губ. На виртуальном глобусе Химеры-Дзеты медленно, неумолимо, расползалось бледно-лиловое пятно. Карта биоактивности. Визуализация приговора, приведённого в исполнение.

«Биостаз достиг 98,7%. Процедура завершается», – проговорил ИИ корабля. Создатели намеренно наделили его голос полным отсутствием интонаций – считалось, что так он будет звучать «профессионально» и «непредвзято». Для Анны это был голос ледяного, абсолютного равнодушия.

Она откинулась в кресле, костяшками пальцев потирая переносицу. Запах стерилизованного воздуха, в котором угадывались лишь слабые ноты озона и пластика, вдруг показался ей удушающим.

– Подтверждаю завершение процедуры Консервации, – её собственный голос прозвучал хрипло, будто она не разговаривала несколько часов.

Она протянула руку и нажала виртуальную кнопку, оформленную в виде зелёной галочки. Палец на миг дрогнул. На экране всплыла надпись: ОБЪЕКТ СНЯТ С УЧЕТА. ПЕРЕДАТЬ В АРХИВ.

«Архив». Канцелярский эвфемизм, скрывавший вечный, безмолвный сон целого мира. «Гуманная и безболезненная стабилизация биосферы». Ярлык, который Департамент наклеивал на акт планетарной эвтаназии.

Они называли себя «Ловцами Эфира». Вся их цивилизация, которую Анна изучала последние три месяца, заключалась в создании невероятно сложных воздушных змеев из блестящей, прочнейшей паутины и упругих стеблей местной флоры. Они не строили городов, не плавили металл. Они изучали ветер, превращая его невидимые потоки в замысловатые парящие полотна. У них была поэзия, основанная на свисте воздуха в натянутых нитях, и философия, прославляющая невесомость, движение и мимолётность. Они были мечтателями, чьи мечты никогда не покидали небо их серо-лилового мира.

И ни одного колеса. Ни одного инструмента, кроме их собственных хрупких тел. Индекс технологического развития – 0,03 по шкале Циолковского-Кардашева. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. «Несостоявшаяся цивилизация».

Дверь в каюту с шипением отъехала, впуская узкую полосу света из коридора. На пороге стоял её напарник, Сергей Петров. В одной руке он держал два пластиковых стаканчика с коричневой жижей, с гордостью именуемой на корабле «кофе», в другой – планшет с игрой.

– Ну что, управилась с «воздушными шаманами»? – бодро спросил он, протягивая ей один стаканчик.

Анна молча кивнула, отводя взгляд от экрана с зелёной галочкой. Она не могла вынести его простодушного, ничего не значащего дружелюбия. Оно было таким же фальшивым, как и «милосердие» их миссии.

Сергей перевел взгляд на экран и свистнул.

– Личноручно поставила финальную точку? Браво. Говорил же, нечего было с ними возиться три месяца. Протокол есть протокол.

– Я проводила оценку, как предписано – отрезала Анна, делая глоток. Жидкость была горькой и холодной.

– Оценку – фыркнул Сергей, прислонившись к косяку. – Ты чуть ли не в их виртуальный фольклор погружалась. Переводила их «ветряные поэмы». Они что, в итоге написали оду в нашу честь? «О, великие Архивариусы, принесшие нам вечный покой»?

– Они не знали о нашем существовании, – тихо сказала Анна. – Они видели только зонд. Думали, это новая звезда.

– И слава Богу. Не осознавали – не страдали. Всё по учебнику. Человечно. – Он отпил своего кофе и поморщился. – Не заводись, Малинина. Они даже не поняли, что случилось. Просто уснули в один прекрасный день. А мы… мы освободили эту звездную систему для кого-то более… продуктивного. Этим прыгающим паучкам нечего делать в большой галактике.

«Прыгающие паучки». Так их прозвали в Департаменте за их порывистые, резкие движения. Анна вспомнила последнюю запись с зонда перед активацией ретровируса. Старый «Ловец Эфира», его мохнатое тельце отчаянно цеплялось за нити гигантского змея в форме сложного многогранника. Тот ловил потоки в розовом небе Химеры-Дзеты, и это было так прекрасно, так грациозно, что у неё перехватило дыхание. Это было не технология. Это было искусство в его самой чистой, самой самоценной форме.

– Они были красивы, – тихо, почти про себя, сказала Анна, глядя в тёмный экран, где только что угас целый мир.

Сергей фыркнул, закончил свой кофе и швырнул стаканчик в утилизатор.

– Красота – не параметр в таблице эффективности. Ты же сама это знаешь. Ты лучший выпускник курса по ксеноаналитике. Не время для сентиментов. – Он ткнул пальцем в её терминал. – Выкладывай отчёт, через шесть часов прыжок к следующему объекту. Новенькому. Свеженькому.

Его лицо оживилось. Для него это была просто смена декораций.

– Говорят, там сплошные курорты. Океан, острова, никаких признаков индустрии. Тихое, спокойное местечко. Пора тебе, наконец, позагорать, а не хоронить упырей.

Он развернулся и вышел, насвистывая какой-то бодрый марш. Дверь закрылась, оставив её наедине с тишиной и зелёной галочкой на экране – эпитафией для мира мечтателей, которых она только что усыпила навеки.

Анна закрыла глаза. Перед ней встало лицо отца, генерала Малинина, суровое, с обветренной кожей и холодными, стальными глазами. Он смотрел на неё с тем же выражением, с каким она только что смотрела на экран – с холодной уверенностью в собственной правоте.

«Ты хочешь изучать звёзды? – говорил он ей много лет назад, на пороге Академии. – Звёзды – это не романтика, дочка. Это территория. Одни – наши. Другие – чужие. А третьи… третьи – мусор, который нужно вынести, чтобы не мешал развитию, не занимал место. Ты уверена, что готова выносить мусор?»

Она была уверена. Она хотела доказать ему, что можно делать это иначе. Бережно. С уважением. Сделать этот процесс не актом уничтожения, а… чем-то вроде укладывания спать неизлечимо больного, чья боль невыносима, а существование бессмысленно. Она хотела быть не палачом, а врачом, принимающим трудное решение.

Теперь она понимала, что была наивна. Она была не санитаром галактики, а бухгалтером на кладбище цивилизаций. Она не хоронила, но подшивала дела умерших в архив, предварительно поставив красивый, безликий штамп.

С резким, почти яростным движением она убрала с экрана изображение Химеры-Дзеты, последний приют «Ловцов Эфира», и вызвала файл нового объекта. Следующий в бесконечном списке.

PX-377-Г "Фиалка". Категория: Предварительная оценка. Высокая вероятность несостоятельности. Приоритет: Стандартный.

На экране закрутилась идеальная сине-зелёная сфера, усыпанная, словно бирюзовыми брызгами, бесчисленными атоллами. Она выглядела безмятежной и мирной. Изумительно красивой. Готовой к приговору.

– Ладно – прошептала Анна, и в её голосе слышалась усталая, накопленная за годы горечь. – Покажись мне, очередной «мусор». Покажись мне, ради чего я только что задушила чужую мечту о небе.

Она отпила последний глоток холодного, горького кофе. Вкус был отвратительным. Но не настолько, чтобы перебить стойкий привкус пепла во рту.

***

Шесть часов спустя «Архивариус», содрогнувшись, совершил прыжок. Искажение пространства-времени длилось всего мгновение – привычное чувство падения в никуда и резкого, тошнотворного выравнивания.

Анна стояла в кают-компании перед главным иллюминатором. Сергей щёлкнул переключателем на панели, и бронированные шторки с тихим гулом разъехались.

И она застыла.

Химера-Дзета была тусклой, унылой планетой. Фиалка же…

Она была неестественно, почти оскорбительно прекрасна. Идеальный аквамариновый шар, висящий в бархатной черноте космоса. Ни жёлтых пятен пустынь, ни серых шрамов мегаполисов, ни ржавых подтёков промышленных выбросов. Только безграничный, сияющий голубизной океан, разбитый на мозаику бесчисленных бирюзовых лагун и изумрудных атоллов, окаймлённых барашками белой пены. Климатический рай. Эдем, обречённый на забвение по протоколу 7-Гамма.

– Ну, я же говорил! – восхищённо свистнул Сергей. – Курорт! Жаль, купаться нельзя. Протокол карантина.

Анна не ответила. Она смотрела на планету со странным чувством – смесью благоговения и леденящего душу предчувствия. Эта красота была обманчива. Она скрывала под собой ту же пустоту, то же отсутствие «перспективы», что и Химера-Дзета.

Она вернулась в свою каюту и села за терминал. Пора было начинать предварительный анализ. Данные лились потоком.

Атмосфера: азотно-кислородная, пригодна для дыхания. Идеальна.

Радиационный фон: в норме.

Биосигнатуры: обильные и разнообразные. Флора и фауна.

Техногенные сигнатуры: НУЛЕВЫЕ.

Энергетические выбросы: НУЛЕВЫЕ.

Электромагнитный фон: соответствует природному.

С каждым «нулевым» показателем приговор становился всё очевиднее. Система уже подсвечивала поля для итогового заключения красным – верный признак, что ИИ давно всё решил за неё. «Фиалка» была классическим кандидатом на Консервацию – биологически богатый, но цивилизационно бесперспективный мир.

Она увеличила изображение одного из крупнейших атоллов. Камера с высоты выхватила полосу белоснежного пляжа, окаймлённую стеной буйной тропической зелени с фиолетовыми и серебристыми оттенками. И тогда она увидела ИХ.

Объекты. Десятки, сотни полупрозрачных сфер, разбросанных по песку, словно капли росы, оставшиеся после отлива. Они лежали неподвижно, подставив бока ласковому свету местного солнца. Ни движений, ни следов деятельности, ни построек. Данные спектрального анализа показывали сложную органику и высокое содержание кремния.

– «Сияющие», – прошептала Анна, и это слово родилось само собой, вырвавшись из какой-то потаённой части её сознания, не затронутой протоколами и отчётами.

Она знала, что должна чувствовать. Облегчение. Лёгкий объект. Никакого сопротивления, никаких сложных моральных дилемм, как с «Ловцами Эфира». Просто ещё один тупик эволюции. Красивый, но тупик.

Но почему тогда её пальцы с такой силой впились в край терминала? Почему её сердце учащённо забилось, а в глазах стояли слёзы, которые она не позволяла себе пролить над Химерой-Дзетой?

Она вызвала меню и присвоила объектам классификационный номер PX-377-Г-1. «Сияющие». Система автоматически прописала статус: «Форма жизни. Растительного типа. Признаков разумной деятельности не обнаружено».

Предварительное заключение напрашивалось само собой, и курсор уже мигал в поле для ввода: «Биомасса не представляет цивилизационной ценности. Рекомендована стандартная процедура Консервации после поверхностного изучения».

Стандартная процедура. Планетарная инъекция того же вируса, который превратит этот кипящий жизнью мир в статичный, вечно застывший сад. «Сияющие» навсегда останутся лежать на своих пляжах, как окаменевшие жемчужины.

В её голове снова зазвучал голос отца, на этот раз одобрительный, почти гордый: «Вот видишь? Всё гораздо проще, когда не ищешь лишних смыслов. Иногда сорняк – это просто сорняк, даже если он прекрасен. Выполни свою работу и иди дальше. Это называется профессионализм».

Анна откинулась в кресле и закрыла глаза, пытаясь заглушить этот голос. Она вызывала в памяти последний танец воздушного змея над Химерой-Дзета. Красоту, которую она уничтожила во имя «прогресса».

А потом она снова посмотрела на «Фиалку». На её безмятежную, первозданную красоту. На сферы, беззащитно лежащие под небом, которое они, возможно, считали своим домом.

– Ладно, – тихо сказала она уже планете, обещание, которое она не могла дать самой себе. – Покажешь мне, что ты скрываешь. Дай мне хоть одну причину. Одну.

Одну причину не поставить эту зелёную галочку. Одну причину не стать для тебя палачом.

Она сделала глубокий вдох, стряхнув оцепенение, и открыла чистый файл для полевого дневника. Мимо протоколов. Мимо отчётов. Впервые за долгое время она начала писать не для Департамента.

«День первый на орбите PX-377-Г, – начала она, и её пальцы, наконец, перестали дрожать. – Объект получил неофициальное название "Фиалка". Местные биологические объекты – "Сияющие". Внешне пассивны. Но что-то…»

Она замолкла, подбирая слово. Не научное. Человеческое.

«…что-то в них есть», – дописала она и со странным, давно забытым чувством надежды выключила терминал.

Но надежда была хрупким сосудом в мире, построенном на протоколах. Едва она сделала первый глоток воды из диспенсера, как дверь в её каюту снова открылась, без предупреждающего сигнала. На пороге стоял Сергей, но теперь его лицо выражало не праздное любопытство, а официальную серьёзность.

– Малинина. Советую взглянуть на приоритетное сообщение из Центра, – его голос потерял все оттенки фамильярности. – Кажется, твоё «спокойное местечко» уже вызвало вопросы.

Лёд пробежал по спине Анны. Она молча кивнула, и Сергей удалился, оставив дверь открытой. Притворяться, что она не видела сообщение, было бессмысленно. Она снова включила терминал. Синий экран сменился алым бордовым – цветом срочных директив Департамента.

ДИРЕКТИВА К-77/Г

ОБЪЕКТ: PX-377-Г «Фиалка»

ОТ: Начальник сектора анализа, д-р Кассандер

К: Шеф-контролеру А.Л. Малининой

«Шеф-контролер Малинина, по данным предварительного сканирования, объект PX-377-Г демонстрирует аномально высокий уровень биоразнообразия при полном отсутствии технологического следа. Такая диспропорция вызывает оперативный интерес. Ваша миссия – провести ускоренную оценку в течение 10 (десяти) стандартных суток. Акцентируйте внимание на поиске скрытых техногенных артефактов, подземных или подводных комплексов. Версия о пассивной биомассе является приоритетной, но подлежит тщательной проверке. Помните, ресурсы Департамента ограничены. Не допускайте излишнего погружения в биологические частности. Ваш отчёт ляжет в основу решения о дальнейшей судьбе объекта. Экономьте время. Кассандер.»

Текст был сухим, как пыль на марсианских равнинах, но Анна прочитала между строк всё. Доктор Кассандер, человек-компьютер, видевший во Вселенной лишь набор данных, уже отнёс Фиалку к разряду «подозрительных». «Аномально высокий уровень биоразнообразия» – это означало, что мир был слишком жив, слишком ярок, чтобы быть простым «тупиком». А всё, что не укладывалось в стандартные модели, в Департаменте считали потенциальной угрозой. Угрозой, которую проще ликвидировать, чем изучать.

Десять суток. Смехотворно мало для оценки целой планеты. Но таков был Департамент – вечная гонка на выбывание.

– Ну что, получила пинка под зад? – раздался голос Сергея из коридора. Он не ушёл, а поджидал её реакцию. – Кассандер не любит, когда копошатся в его файлах дольше положенного. Говорят, он как-то отправил на переквалификацию целую группу за то, что они на неделю превысили лимит на изучение «поющих кристаллов» в системе Дельты.

– Это не «пинок» – холодно ответила Анна, не отрываясь от экрана. – Это уточнение задач.

– Ага, уточнение, которое пахнет срочным закрытием дела. Держу пари, через десять дней мы уже будем заряжать катапульту для следующего «шедевра». Может, на этот раз повезёт, и попадётся что-то действительно интересное. Вроде развалин города-купола или скелетов великанов.

Анна промолчала. Его цинизм был его броней, его способом существовать в этой системе, не сходя с ума. Её же способом всегда была глубокая, почти болезненная вовлечённость. И сейчас эта вовлечённость дала трещину, сквозь которую пробивался бунт.

Она встала и направилась к выходу.

– Куда это ты? – удивился Сергей.

– В обсерваторию. Хочу посмотреть на планету в прямой визор. Без фильтров и интерфейсов.

Сергей пожал плечами, как бы говоря «твоя воля», и удалился в сторону кают-компании, наверняка чтобы продолжить свою игру.

Обсерватория «Архивариуса» была небольшим куполом в верхней части корабля. Здесь не было терминалов, только утопленные в пол панели управления и огромный, цельный иллюминатор из армированного кварца, предлагавший панорамный вид на звёзды. И на Фиалку.

Анна осталась одна. Она прикоснулась к панели, и шторки с мягким шелестом разъехались, открыв бездну.

Вот она. Не на экране, не в виде набора данных. Реальная, живая, дышащая планета. Она висела в черноте, залитая светом своей звезды, и её синева казалась почти звенящей. Анна вглядывалась в полосы облаков, в тёмные пятна океанских глубин, в крошечные, но ясные бирюзовые кольца атоллов. Она искала хоть намёк на огни городов, на геометрически правильные линии дорог, на следы космодромов. Ничего. Только первозданная, совершенная красота.

«Не ищи лишних смыслов» – нашептывал голос отца.

Но разве красота – не смысл? – спрашивала она себя. Разве то, что цивилизация не пошла по пути железа и бетона, делает её недостойной жизни?

Она вспомнила одно из своих первых дел, много лет назад. Планета, где разумные существа, похожие на кристаллических слизней, проводили всю жизнь, вырезая из горных пород сложнейшие лабиринты, отражавшие, как она позже поняла, математические теоремы и музыкальные гармонии. Их «индекс развития» тоже был нулевым. И их тоже «усыпили». Тогда она смогла убедить себя, что это необходимость. Теперь же эта уверенность таяла с каждым вздохом, глядя на Фиалку.

Её рука потянулась к компактному коммуникатору на поясе. Не тому, что связан с кораблём и Департаментом, а личному, зашифрованному устройству, разрешённому для «экстренных личных контактов». Она редко им пользовалась.

Она вызвала единственный номер в памяти. Связь устанавливалась долго, с задержкой в несколько минут. Наконец, на маленьком экранчике возникло лицо пожилой женщины с умными, добрыми глазами и седыми волосами, убранными в строгую, но элегантную причёску. Это была Елена Витальевна, её бывший научный руководитель в Академии, единственный человек, который понимал её одержимость «иными» мирами.

– Анечка? – голос Елены Витальевны был тёплым, но настороженным. – Ты на задании? Что-то случилось?

– Я смотрю на планету, Елена Витальевна, – тихо сказала Анна, не в силах подобрать другие слова. – Она так прекрасна, что больно смотреть.

Старая учёная помолчала, изучая её лицо через миллионы километров.

– Химера-Дзета? Я читала краткий отчёт. «Ловцы Эфира». Очень жаль. Уникальная культура.

– Нет. Новая. Фиалка. И она… она ещё прекраснее. И ещё беззащитнее.

– Я чувствую твою боль, дитя моё, – Елена Витальевна вздохнула. – Но ты знаешь правила игры. Департамент платит за скорость и эффективность, не за открытия.

– Они дали мне десять дней, – голос Анны дрогнул. – Десять дней, чтобы вынести приговор раю.

– Десять дней – это и миг, и вечность, – мудро заметила наставница. – Всё зависит от того, что ты ищешь. Если ты ищешь повод для Консервации, ты его найдешь. Протоколы составлены именно для этого. Но если ты ищешь жизнь… настоящую жизнь в любом её проявлении… то и её ты найдёшь. Вопрос в том, хватит ли у тебя смелости заявить об этом.

– А что, если я её не найду? Что, если её там действительно нет? – в голосе Анны прозвучало отчаяние.

– Тогда, Аня, – Елена Витальевна посмотрела на неё с безграничной грустью, – ты должна будешь сделать свой выбор. Смириться или… найти в себе силы усомниться не в жизни на той планете, а в праве Департамента вершить над ней суд.

Связь начала рваться, помехи поползли по экрану.

– …держись, Анечка… помни… истина… дороже… спокойствия…

Экран погас.

Анна осталась одна в тишине обсерватории, с бешено стучащим сердцем и словами наставницы, горевшими в уме, как раскалённое железо. «Усомниться в праве Департамента». Это была крамола. Мысль, за которую могли не просто уволить, а объявить предателем, «антипрогрессистом».

Она снова посмотрела на Фиалку. Теперь это был уже не просто объект. Это был вызов. Вызов всей её жизни, всей её карьере, всем принципам, вбитым в неё отцом и системой.

«Десять дней», – прошептала она.

Она не знала, что сможет найти за это время. Не знала, хватит ли у неё смелости пойти против всего, во что она верила. Но она знала одно: впервые за многие годы она не хотела ставить зелёную галочку. Она хотела понять. Хотела услышать тихую музыку этого мира, если она там была.

Повернувшись, она твёрдым шагом направилась к выходу. Ей нужно было готовиться к высадке. Каждое мгновение было на счету. Не для Департамента. Для себя. Для них. Для Сияющих.

Битва началась. И первый выстрел в ней прозвучал не из бластера, а в её собственном сердце. Это был выстрел сомнения. И он прозвучал громче любого взрыва.