
Полная версия
Искушение Ксилары. Книга пятая

Искушение Ксилары. Книга пятая
Ванесса Фиде
© Ванесса Фиде, 2025
ISBN 978-5-0068-3112-4 (т. 5)
ISBN 978-5-0068-3106-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ИСКУШЕНИЕ КСИЛАРЫ
КНИГА ПЯТАЯ
Глава 1. Сквозь Пелену Огня
Боль всегда была для Ксилары не абстрактным понятием, а самым верным и неизменным спутником. Она приходила в разных обличьях. Но та боль, что пронзила ее сейчас, не имела ничего общего с прежними агониями. Та была почти что изысканной, облагороженной смыслом или хотя бы сильным чувством. Эта же оказалась грубой, примитивной и всесокрушающей. Ее выворачивало наизнанку.
Гномы, при всей их практической гениальности, явно не считали комфорт приоритетом в портальной магии. Или, что более вероятно, их собственные, выкованные из гранита и стали тела, просто не могли воспринять ту тонкую разницу между «перемещением» и «актом телепортации», которая для человеческой плоти оказывалась пропастью между легким головокружением и ощущением, будто тебя пропускают через мясорубку миров.
Камень, в который был вписан рунический круг в подземном зале Кхазад-Дума, дрожал, гудел низким, утробным гулом, который отзывался не в ушах, а в самых костях. Воздух загустел, наполнился запахом озона, раскаленного металла и пыли веков. Свет от рун стал не просто ярким – он стал плотным, жидким, обволакивающим. Он тек по ее коже, как расплавленный янтарь, прилипал, впитывался, жег. Ксилара вскрикнула, но звук был поглощен нарастающим гулом. Она попыталась отступить от эпицентра, но ноги оказались скованы этим светом, словно корнями вросли в каменный пол.
Старый гном Борир, чья борода, украшенная рубиновыми застежками, казалась единственным стабильным объектом в клубящемся мареве, что-то кричал ей, его лицо, испещренное морщинами, было искажено не то предостережением, не то одобрением. Она не различала слов. Вибрация проходила через ступни в позвоночник, заставляя зубы выбивать бешеную дробь. Воздух в центре круга начал трескаться, как тонкое стекло, а из трещин сочилась ослепительная, невыносимая для зрения белизна.
И вот эта белизма рванулась к ней.
Это не было приглашением. Это был захват. Невидимые руки ухватили ее за плечи, за талию, за волосы и потащили вперед, в самый эпицентр разрыва. Не ее тело шагнуло в портал. Портал втянул его в себя, как воронка.
Последнее, что она успела заметить, – широко раскрытые, полные ужаса глаза гнома-стражника у входа, прежде чем мир взорвался.
Не было ни темноты, ни света. Был хаос. Ощущение падения длилось вечность и мгновение одновременно. Ее бросало, крутило, растягивало в немыслимых направлениях. Давление сжимало грудную клетку, выталкивая последний глоток воздуха из легких. В висках стучала кровь, яростно, отчаянно, словно пытаясь вырваться наружу. Она не видела, не слышала, не чувствовала ничего, кроме этой всепоглощающей, бесформенной пытки. Ее разум, отчаянно цепляясь за реальность, пытался найти точку опоры, но ее не было. Только падение. Только разрыв.
Мысли спутывались, обрывки воспоминаний проносились вихрем. Холодные глаза Элриндора, склонившегося над ней в свете светящегося мха. Искаженная гримасой наслаждения-агонии маска лица Малекара. Грубая, пропахшая потом и кожей близость с Мурфом. Властные, уверенные прикосновения Кэлана, заставлявшие ее тело предавать ее с маниакальным упорством. И сквозь все это – тихий, спокойный голос ее самой, Маши, той, что была когда-то: «Я просто хочу домой. В свою уютную квартиру. К своему скучному офису. К своей нормальной, предсказуемой жизни».
Но той жизни не существовало. Была только эта – бесконечное падение в небытии.
И вдруг – тишина.
Абсолютная, оглушительная. Давление исчезло. Падение прекратилось. На смену ему пришло ощущение полета, стремительного, неудержимого, но уже лишенного хаотичной ярости. Она летела по прямой, как стрела, выпущенная из гигантского лука. И этот полет длился ровно столько, сколько нужно было, чтобы понять: сейчас будет удар.
Он пришел – резкий, жесткий, вышибающий остатки воздуха.
Ксилара рухнула на что-то твердое, холодное и неровное. Удар пришелся на плечо и бедро, отдаваясь во всем теле тупой, разлитой болью. Она лежала, не в силах пошевелиться, вслепую, пытаясь лишь вдохнуть, судорожно, рывками, как выброшенная на берег рыба. Легкие отказывались работать, спазмированные, пустые. В глазах плавали черные и багровые пятна.
Постепенно сознание начало возвращаться, принося с собой новые, более четкие сигналы. Холод. Пронизывающий, влажный холод камня, к которому она прижалась щекой. Ветер. Он свистел где-то совсем рядом, злой, непрерывный, порывистый. И высота. Ее она ощутила даже раньше, чем открыла глаза, – тем инстинктивным, животным ужасом, что сковал живот и заставил рефлекторно вжаться в поверхность, боясь шелохнуться.
Она заставила себя приоткрыть веки.
Сначала мир был затянут белесой, непрозрачной пеленой. Туман. Густой, влажный, он обволакивал все вокруг, скрадывая формы и расстояния. Она лежала на узком, длинном уступе, вросшем в вертикальную стену из темного, почти черного камня. Справа и слева от нее утес уходил вниз, теряясь в молочно-белой мгле. Сзади – такая же каменная стена, шершавая и холодная. Впереди… Впереди была пустота. Та самая, что вызывала этот первобытный страх. Она не видела дна, не видела противоположной стороны. Только бесконечность, затянутая туманом.
Сердце ее бешено заколотилось, отказываясь верить в реальность происходящего. Она была не просто высоко. Она была на головокружительной, немыслимой высоте. Где-то в мире существовали уютные гномьи залы с золотыми водопадами, ажурные эльфийские города в кронах деревьев, даже мрачное, но обжитое подземелье дроу. Здесь же не было ничего, кроме камня, ветра и бездны.
Она попыталась приподняться на локтях, но резкое головокружение заставило ее снова рухнуть на камень. Тошнота подкатила к горлу кислой волной. Она зажмурилась, пытаясь унять панику, сосредоточившись на дыхании. Вдох. Выдох. Воздух был холодным, разреженным, с непривычным привкусом – горьковатым, с оттенком серы и чего-то еще, дикого и древнего, чего она не могла определить.
Именно в этот момент, сквозь нарастающий шум в собственных ушах, она уловила иной звук. Не свист ветра, не биение своего сердца. Это было дыхание. Медленное, глубокое, размеренное. Оно было настолько громким и мощным, что казалось, дышит сам камень, сама гора, на которой она лежала.
Ксилара медленно, преодолевая страх, повернула голову.
Из тумана, прямо перед краем уступа, возникли два золотистых огня. Они не просто светились – они пылали. Это были глаза. Огромные, миндалевидные, с вертикальными зрачками, похожими на щели в расплавленном золоте. Они были лишены всякого человеческого выражения. В них не было ни злобы, ни любопытства, ни дружелюбия. Была лишь абсолютная, первозданная внимательность. Так смотрит хищник на неизвестное существо, случайно забредшее на его территорию. Оценивающе. Без суеты. С холодным, бездонным спокойствием силы, которая не знает себе равных.
Они парили в белой пелене, не мигая, не отводя взгляда. Свет, исходивший от них, был теплым, почти живым, но он не согревал. Он пронизывал ее насквозь, и Ксилара почувствовала себя абсолютно голой, маленькой и беззащитной. Не женщиной, не магом, не хранительницей какого-то там дара. Просто кусочком плоти, затерявшимся на краю мира.
Она не знала, дракон ли это, или дух гор, или же галлюцинация, порожденная травмой от телепортации и страхом высоты. Но ее дар, ее проклятый «Чароцвет», всегда чуткий к сильным вибрациям, дрогнул где-то глубоко внутри, почуяв нечто невероятно мощное, дикое и… одинокое. Это одиночество было таким же бескрайним, как и пропасть у ее ног.
Она лежала на камне, вся в синяках, едва дыша, а на нее смотрели два золотых солнца, воплощавших в себе всю неукротимую, древнюю силу этого нового мира. И тишина между ними была громче любого крика. Начиналось новое испытание. И Ксилара понимала – на этот раз все будет иначе. С драконами нельзя было договориться, как с эльфами, или перехитрить, как с дроу. С ними можно было только быть сильной. Или быть сломленной.
Глава 2. Принц на Грани
Время застыло в промежутке между ударами ее сердца. Два золотых солнца, пылавших в тумане, были не просто глазами – они были вратами в иной мир, где правила сила, а не изящные придворные интриги. Ксилара лежала, не смея пошевелиться, чувствуя, как леденящий камень впитывает остатки ее тепла, а ветер, словно насмехаясь, треплет пряди ее черных волос, разметавшихся по серой поверхности уступа. Ее разум, еще несколько мгновений назад затуманенный болью и паникой, пронзила единственная, кристально ясная мысль: любое неверное движение сейчас могло стать последним. Даже ее дар, этот клубок змей, свернувшийся глубоко внутри, замер, чувствуя не эмоцию, а чистую, неразбавленную мощь.
И тогда туман шевельнулся.
Он не рассеялся, а как бы уплотнился вокруг той формы, что скрывалась за сияющими очами. Гигантские очертания, смутные и нереальные, начали смещаться, уменьшаться, сжиматься. Это не было превращением в человеческом понимании – с хрустом костей и разрывом плоти. Скорее, это напоминало сдувающийся воздушный шар, но с обратным эффектом концентрации энергии. Колоссальная сила, распыленная в объеме огромного существа, теперь фокусировалась в чем-то гораздо более компактном, отчего исходящее от нее давление лишь возрастало, становясь точечным, сконцентрированным.
Из белой пелены на край уступа ступила нога. Человеческая. Вернее, обладающая человеческой формой, но не человеческой сутью. Она была босой, с высоким подъемом и сильными, гибкими пальцами, впившимися в камень с цепкостью, не уступавшей когтям. За ней последовала вторая. И вот, из тумана возникла вся фигура.
Мужчина. Высокий, на голову выше ее, с плечами, которым позавидовал бы любой гномий кузнец. Его тело было соткано из мышц и сухожилий, гибкое и мощное, как у крупного хищника. Он не был грубым или неуклюжим; каждая линия его торса, бедер, икр говорила о взрывной силе, сдержанной пока в узде спокойствия. Кожа имела легкий золотистый оттенок, словно впитавшая в себя отсветы бесчисленных сокровищниц. Он был одет в простые, практичные штаны из плотной, темной кожи и нечто вроде безрукавки, оставлявшей руки и большую часть торса открытыми. На его груди, на предплечьях, виднелись шрамы – тонкие, белесые линии, рассказывающие без слов истории о схватках, падениях и победах.
Но главным были его глаза. Те самые золотые, с вертикальными зрачками. В уменьшенной, человеческой форме они казались еще более пронзительными. В них не было ни капли человеческого тепла, лишь бездонная, древняя мудрость, смешанная с дикой, неукрощенной энергией. Его черты были резкими, аристократичными – высокие скулы, прямой нос, упрямый подбородок с едва заметной ямкой. Темные волосы, отливающие медью, были коротко стрижены, словно чтобы не мешать в бою.
Он стоял, слегка расставив ноги, погружаясь в камень всей тяжестью своего существа, и смотрел на нее. Молча. Его взгляд скользнул по ее телу, задержался на темном, извивающемся шраме на бедре, оставленном рунами Малекара, на синяках, проступавших на ее бледной коже сквозь разорванную в нескольких местах одежду. Он изучал ее, как изучают диковинное насекомое, и Ксилара почувствовала прилив унижения, жгучего и острого.
– Ну что, птенчик, – раздался его голос. Он был низким, бархатным, но с хриплой ноткой, словно в нем навсегда застрял отголосок драконьего рыка. – Понравился полет? Наши порталы куда менее… гостеприимны, чем гномьи игрушки.
Он не улыбался. Его губы, тонкие и выразительные, лишь слегка изогнулись в одном уголку. Это не была улыбка. Это была усмешка. Насмешка хищника, нашедшего добычу слишком хрупкой, чтобы сразу пускать в ход когти.
Ксилара попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый, сдавленный звук. Она сглотнула, пытаясь вернуть влагу пересохшему рту.
– Я… – начала она, и ее собственный голос показался ей до смешного слабым и жалким после его могучего баса. – Меня прислал Борир, старейшина Кхазад-Дума. Я ищу…
– Я знаю, кого ты ищешь, – прервал он ее, сделав шаг вперед. Он двигался бесшумно, с грацией большого кота. Его обнаженные ступни, казалось, не касались камня, а липли к нему. – Ты ищешь нас. Все ищут нас. Одни – мудрости, другие – силы, третьи – смерти. Так кем же пришла ты, маленькая трещотка с глазами, полными страха?
Он остановился в двух шагах от нее, и Ксилару накрыла волна исходящего от него тепла. Оно было плотным, почти осязаемым, пахло дымом, раскаленным камнем и чем-то неуловимо диким, словно грозой в горах. Ее дар, до этого затаившийся, дрогнул, почувствовав не эмоцию, а чистую, концентрированную жизненную силу. Это было сродни тому, как если бы она стояла рядом с солнцем.
– Я пришла за знанием, – выдохнула она, с трудом поднимаясь на локти. Головокружение отступило, сменившись настороженностью. – Мне нужен компонент для эликсира.
– Эликсир, – он протянул слово, растягивая его, как будто пробуя на вкус. – Всегда эликсиры, зелья, заклинания. Вы, малые народцы, вечно пытаетесь что-то варить, колдовать, изменять. Неужели не устали бегать от самих себя?
Его шутка, если это была шутка, грубая и прямолинейная, обожгла ее сильнее, чем портальная энергия. В ней не было злобы, но было обесценивание. Обесценивание ее целей, ее борьбы, ее самого существования.
– Иногда от себя не убежишь, – парировала она, и в ее голосе впервые прозвучали стальные нотки. – Иногда приходится становиться сильнее, чтобы выжить.
Золотые глаза сверкнули с нескрываемым интересом. Он наклонился, его лицо оказалось совсем близко от ее. Его дыхание было горячим, пахло все тем же дымом и сладковатой гарью.
– Вот это уже интереснее, – прошептал он. Его палец, длинный, с идеально очерченным ногтем, коснулся ее подбородка. Прикосновение было мимолетным, случайным, но оно обожгло ее, как раскаленная игла. По коже побежали мурашки. – Выживание. Это единственная причина, по которой я сейчас не сбросил тебя с этого уступа. Жалкие и слабые так не могут. Они лишь стонут и ползают.
Его палец скользнул вниз, по ее шее, едва касаясь кожи. Это было не ласка. Это был осмотр. Оценка качества материала. Ксилара застыла, затаив дыхание. Ее собственное тело, предательски, отозвалось на это обжигающее прикосновение. Не страстью, нет. Дар молчал, не находя привычных эмоциональных крючков. Это было что-то иное – животный, первобытный отклик на близость столь мощного существа. Смесь страха и острого, запретного любопытства.
– Встань, – скомандовал он, и в его голосе не было места для возражений.
Он выпрямился и протянул ей руку. Его ладонь была широкой, с твердыми мозолистыми участками. Ксилара колебалась долю секунды. Принять его помощь – значит признать свою слабость, свою зависимость от него в этом мгновении. Оттолкнуть – значит проявить глупую, ничем не подкрепленную гордость, которая могла стоить ей жизни.
Она медленно подняла свою руку и вложила ее в его.
Мгновение, когда их кожи коснулись, было похоже на удар током. Но не электрическим, а жизненным. От его ладони в ее руку, в плечо, во все тело хлынула волна сокрушительного, неукротимого тепла. Оно было не просто физическим; оно было магическим. Оно жгло, но не причиняло боли, а, напротив, разгоняло остатки оцепенения, наполняя мышцы силой, которой не было мгновение назад. Она почувствовала, как по ее венам бегут крошечные золотые искры, сжигая страх и неуверенность.
Он потянул ее на себя легко, почти не прилагая усилий. Она встала на ноги, но колени подкосились, не привыкшие к твердой опоре после долгого падения. Она качнулась вперед и инстинктивно ухватилась второй рукой за его предплечье. Мышцы под ее пальцами были твердыми, как сталь, обтянутой шелком кожи. Он не отстранился, позволив ей держаться.
Так они и стояли несколько секунд – она, цепляясь за него, как утопающий за соломинку, он – непоколебимая скала, позволяющая это. Его золотые глаза пристально изучали ее лицо, следили за сменой выражений, за тем, как она пытается обуздать дрожь в ногах, как глотает воздух, как пытается отыскать в себе крупицу достоинства.
– Я – Игнис, – сказал он наконец, и в его имени слышалось шипение пламени. – Сын Игниума, принц Пиков Раздора. А ты – та самая Ксилара, чья слава, хоть и недобрая, уже долетела до наших вершин. Трещотка, что вскружила голову эльфу, пленила архитектора дроу и заставила гномов открыть свои потаенные порталы. Добро пожаловать в мое небо, соблазнительница.
В его словах не было ни лести, ни восхищения. Была констатация факта и откровенная, жесткая проверка. Он называл ее «соблазнительницей», бросая это слово как обвинение и как вызов одновременно. Флирт здесь, среди драконов, не был игрой в кошки-мышки, как при дворе Лузариса, или изощренным ментальным поединком, как с Малекаром. Это была борьба. Борьба за положение, за уважение, за право стоять рядом, не будучи раздавленной.
Ксилара выпрямилась, насколько могла, отпустив его руку. Ее ноги все еще дрожали, но она заставила их держать себя. Она посмотрела прямо в его золотые, горящие глаза, чувствуя, как где-то глубоко внутри загорается ответная искра. Не дара, нет. Ее собственной, человеческой, упрямой воли.
– Слава, как и слухи, часто преувеличивают, принц Игнис, – сказала она, и ее голос набрал силу, окрасившись знакомой ей иронией. – Но в одном они правы. Я не из тех, кого легко сбросить с уступа.
Игнис снова изогнул уголок губ. На этот раз в его взгляде промелькнуло нечто, отдаленно напоминающее уважение. Скудное, едва заметное, но настоящее.
– Это мы еще посмотрим, – произнес он тихо. – Это мы еще обязательно посмотрим. А теперь иди за мной, птенчик. Покажу, куда тебя занесло. Только смотри под ноги. Высота здесь… бывает обманчива.
Он развернулся и, не оглядываясь, пошел вдоль узкого уступа. Он двигался с абсолютной уверенностью существа, рожденного в этих безднах. Ксилара, сделав глубокий вдох, последовала за ним, чувствуя, как каждое ее движение отслеживается его золотым, всевидящим взором. Она шла по краю мира, и ветер, свистящий в ушах, казалось, шептал ей лишь одно: борьба только началась.
Глава 3. Аэрдис: Гнездо на Краю Бездны
Путь по узкому уступу стал для Ксилары испытанием на прочность не только физической, но и душевной. Каждый шаг приходилось ставить с величайшей осторожностью; камень под ногами был шершавым, но местами покрытым тонкой пленкой влаги, выпавшей из тумана, что делало его коварно скользким. Ветер, этот вечный насмешник, гулял по пропасти, то затихая, то налетая с новой силой, пытаясь сорвать ее в бездну. Она шла, прижавшись спиной к холодной, вертикальной стене скалы, и не решалась смотреть вниз, туда, где клубилась молочно-белая пустота. Вместо этого она смотрела на спину Игниса, идущего в двух шагах впереди.
Он двигался с невозмутимой уверенностью, его босые ступни словно прилипали к камню, каждое движение было выверенным и полным небрежной грации. Он не оборачивался, не предлагал помощи снова, словно проверяя, действительно ли она обладает той силой, о которой заявила. Это был безмолвный вызов, и Ксилара приняла его, стиснув зубы и заставляя свои дрожащие ноги подчиняться.
Ее разум, однако, был свободен и лихорадочно работал, анализируя все, что она видела и чувствовала. Воздух. Он был особенным. Разреженным, холодным, но с каждым вдохом в легкие входила не просто смесь газов, а нечто большее. Она чувствовала вкус магии, но не той, к которой привыкла в Лузарисе или у эльфов – утонченной, подчиненной воле и заклинаниям. Эта магия была дикой, первозданной, как сама стихия. Она была вкраплена в сам воздух, в камень, в туман. Она вибрировала на частоте, недоступной для человеческих чародеев, и отзывалась глубоким гулом где-то в подкорке сознания, будто пытаясь разбудить забытый инстинкт.
Игнис свернул за выступ скалы, и Ксилара, сделав последний осторожный шаг, замерла на месте, глазам своим не веря.
Уступ, на котором они стояли, плавно переходил в гигантскую, естественную пещеру, устье которой было обрамлено острыми, как клыки, скальными образованиями. Но это была лишь прихожая. За ней открывался вид на Аэрдис.
Это был не город в человеческом понимании. Здесь не было ни улиц, ни площадей, ни зданий, выстроенных по плану архитектора. Это был грандиозный, колоссальный улей, сотканный самой природой и слегка подправленный разумными существами. Гигантская, почти вертикальная скальная стена, уходившая ввысь и вниз, теряясь в тумане, была испещрена бесчисленными пещерами. Одни были маленькими, не больше альковов, другие представляли собой громадные гроты, способные вместить существо размером с дом. Эти пещеры, естественные ниши в теле горы, были расширены, сглажены, а их края украшены резьбой. Но это была не утонченная эльфийская вязь – узоры напоминали когтистые следы, стилизованные изображения крыльев, языки пламени, высеченные в самом камне. Вместо окон в некоторых пещерах были вырублены огромные арки, открывающиеся прямо в небо, и оттуда доносились звуки – глухое бормотание, низкое рычание, изредка – звук, похожий на удар меча о меч.
И повсюду были драконы.
Они были в обеих формах, перемешиваясь в причудливом, захватывающем дух танце жизни. Вот по узкому карнизу, нависающему над бездной, прошел дракон в человеческом облике – воин с таким же золотистым отливом кожи, как у Игниса, но с серебряными волосами, заплетенными в сложные косы. Он кивнул Игнису, и его взгляд, желтый и пронзительный, на мгновение задержался на Ксиларе, полный холодного любопытства. А вот из одной из огромных арок выпорхнуло нечто, заставившее ее сердце едва не остановиться. Небольшой дракон, размером с лошадь, с чешуей цвета вороненой стали и перепончатыми крыльями, рассекающими воздух с шелестящим звуком. Он пролетел так близко, что Ксилара почувствовала порыв ветра от его крыльев и уловила запах – озон и горячий металл. Существо испустило короткий, высокий крик и устремилось вниз, в пропасть, куда она боялась смотреть.
Драконы в человеческой форме занимались повседневными делами. Она видела, как у входа в одну из пещер-кузниц двое с сияющей, как у гномов, кожей работали над чем-то, от чего летели снопы искр. В другой нише, похожей на открытую террасу, несколько драконьих женщин в струящихся одеждах, сотканных, казалось, из самого тумана и света, вели неторопливую беседу, и их смех, низкий и мелодичный, долетал до Ксилары, словно звон хрустальных колокольчиков. Но даже в их изяществе сквозила та же дикая мощь, что и у Игниса. Их движения были слишком плавными, слишком экономичными, а в глазах, самых разных оттенков – от изумрудного до багрового – горел тот же огонь первозданной силы.
Игнис шел вперед, не замедляя шага, и драконы расступались перед ним. Одни – те, что выглядели старше, чьи лица были испещрены шрамами мудрости, а не только битв, – отдавали ему почтительный, но не рабский кивок. Другие, молодые и дерзкие, с пламенем амбиций в глазах, пропускали его с насмешливыми, подчеркнуто театральными поклонами. Их взгляды, полные вызова и оценки, скользили по Игнису, а затем прилипали к Ксиларе. В этих взглядах не было вожделения, которое она привыкла видеть у людей, или холодного интеллектуального интереса, как у эльфов. Здесь была иная смесь: любопытство к диковинке, настороженность перед чужаком и… аппетит. Да, именно аппетит. Словно они смотрели на нечто, что можно либо приручить, либо сломать, либо съесть, в зависимости от обстоятельств.
– Не обращай внимания на щенков, – бросил через плечо Игнис, не оборачиваясь. – Они еще не обросли чешуей как следует и пытаются казаться опаснее, чем есть на самом деле. Свои когти они точат на всем, что кажется им слабым.
– А я кажусь слабой? – спросила Ксилара, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул.
Он на секунду остановился и оглянулся на нее, золотые глаза сузились.
– Ты кажешься… другой. А у нас все, что отличается от нормы, автоматически считается либо угрозой, либо добычей. Пока не докажешь обратного.
Они углубились в лабиринт пещер и переходов. Теперь они шли не по внешнему уступу, а внутри самой горы. Туннели были такими же естественными, лишь слегка обработанными. Стены местами были гладкими, как стекло, словно их оплавили гигантским жаром, а с потолка свисали сталактиты, некоторые из которых светились мягким, фосфоресцирующим светом, заменяя факелы и свечи. Воздух здесь был теплее, гуще. Он был насыщен тем самым первобытным запахом, который она уловила еще на уступе, но теперь к нему добавились и другие – ароматы незнакомых трав, жареного мяса, древесной смолы и все того же, неизменного дыма.
Они вышли на широкий, открытый карниз, который служил, судя по всему, чем-то вроде главной площади. Отсюда открывался головокружительный вид на другие уровни Аэрдиса. Пещеры громоздились друг над другом, соединенные висячими мостами, сотканными из каких-то прочных, упругих волокон, или же просто отделенные друг от друга пустотой, которую драконы преодолевали одним прыжком, переходя в свою истинную форму. В центре этого карниза бил источник. Но это была не вода. Из расщелины в камне с шипением и клокотанием вырывался поток расплавленного золота или иного, похожего на него металла. Он стекал в чашу, выдолбленную в скале, и там остывал, образуя причудливые наплывы. Несколько драконов в человеческом облике сидели вокруг этого источника, погрузив руки в густую, сияющую субстанцию, словно черпая из него силу.








