Протокол: творение

Протокол: творение

Йосеф Чернякевич

© Йосеф Чернякевич, 2025

ISBN 978-5-0068-3511-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эту книгу я пишу с чувством глубочайшей благодарности. Она рождена уроками, Светом и поддержкой моих учителей – Рава Берга, Карен Берг, Майкла Берга, Элиягу Ярдени, Яэль Ярдени, моего учителя Даниэля Дубовиса, Ицхака Синвани, Йегуды Дубовиса, Нехамы Синвани, Сары Дубовис. Она озарена любовью и заботой моей невероятной жены Мириам Чернякевич и всех моих дорогих друзей, самых лучших во всей Вселенной.

Я хочу подчеркнуть важную вещь. Эта книга – ни в коем случае не попытка создать «новую Тору» или «супер-новый завет», не дай Б-г. Её глубина не сравнится и с каплей из океана мудрости, которую я получаю от своих учителей и окружения. Эта книга – искренняя попытка осмыслить и передать те уроки, что я получил, через призму этой истории о Адаме.

Но я верю, что у этой истории есть своя роль. Она предлагает новый взгляд на нашу внутреннюю духовную работу. Она показывает её как захватывающее, подчас пугающее путешествие – «Протокол Творения», который разворачивается внутри каждого из нас. Это история об Адаме, который жил в мире, похожем на наш. Он видел лишь «швы» реальности и чувствовал себя одиноким наблюдателем. Но однажды он обнаружил, что может не просто видеть сбои в системе – он может их исправлять. Его личное исправление оказалось ключом к исправлению всего мироздания.

Эта книга – о том, как наше внутреннее «я» становится Храмом. О том, как выбор между «получить» и «отдать» определяет не только нашу судьбу, но и суть реальности. Это попытка показать древние истины Каббалы под новым углом – как живой, динамичный код, который мы призваны не просто изучать, но и запускать в себе. Я буду безмерно счастлив и восхищён, если с Божьей помощью эта история даст энергию и вдохновение хотя бы одной душе. Чтобы она помогла ей сделать ещё один шаг – пусть маленький, но решительный – навстречу цели всего Замысла Творения: к свету, к единству, к наполнению.

Пусть эта книга станет для вас не просто чтением, а частью вашего собственного удивительного пути.

С благодарностью, радостью и любовью,

Йосеф Чернякевич

1 Тишрея 5998 год. Среда.

…Люди вокруг живут в симуляции. Одни – осознанно, погружаясь в виртуальные миры. Другие – нет, даже не подозревая, что их реальность собрана из пикселей и условностей. Я всегда чувствовал себя между этими мирами. Не здесь и не там. Смотрящим сквозь стекло.

Начинается буря. И я чувствую, что нахожусь в самом ее центре. Не как жертва и не как спаситель. Как нечто третье. Тот, кто должен сделать выбор. Этот выбор изменит всё. Или ничего. Я еще не знаю.

Я веду этот дневник, потому что кто-то должен сохранить правду. Даже если это последнее, что я сделаю.

Адам. Чистильщик.

Часть 1. Пробуждение

Дождь стучал по пластику подоконника монотонным, усыпляющим ритмом. За стеклом, в сырой тьме, пульсировал неоном мегаполис. Город-машина. Город-симулякр. Я иногда ловил себя на мысли, что все эти рекламные голограммы и летающие такси – всего лишь декорации. Слишком уж они были идеальными, лишенными души. Как дорогая компьютерная игра.

Меня зовут Адам. Я чистильщик. Мне 32 года. Нет, я не мою окна и не убираю мусор. Я чищу код. Выковыриваю цифровую грязь из мозгов корпоративных серверов. Нахожу архаичные вирусы, написанные на забытых языках, и отправляю их в небытие. Работа одинокая, серая, как этот вечный ноябрь за моим окном. Она идеально гармонировала с моим внутренним состоянием – стойким ощущением, что я смотрю на мир сквозь толстое, слегка мутное стекло.

На краю стола, заваленного гаджетами, лежала книга. Старая, потрепанная, пахнущая пылью и временем. «Пятикнижие Моисея». Я не религиозен. Более того, я всегда считал все эти истории наивными мифами. Но однажды я увидел её в букинистическом, и меня будто током ударило. Глубочайшее, щемящее дежавю. Я купил её, почти не раздумывая. Не читал. Просто иногда проводил пальцем по коже переплета, пытаясь поймать ускользающее чувство, будто я должен был её найти.

Взгляд уперся в монитор. Строка кода, обычная, серая, вдруг дрогнула. Буквы поплыли, слились на мгновение в причудливый, изящный иероглиф, напоминающий то ли древнюю клинопись, то ли… нет, я знал, на что он был похож. На те странные буквы, что я видел в той книге. Иврит.

Я моргнул. Иероглиф исчез.

– Глючит, – хрипло пробормотал я, потирая переносицу. – Или это я уже окончательно спятил.

Спустя час я спускался в метро. Вагон был битком набит людьми, но при этом мертвенно тих. Каждый уткнулся в свой личный экран, поглощенный виртуальной жизнью. Я смотрел на эти лица. Пустые, усталые маски. И вдруг поймал себя на жуткой мысли: они не настоящие. Просто очень качественные аватары, за которыми никто не стоит. И в этот момент мир сломался.

Свет погас. Не только в вагоне – казалось, погас весь мир. Абсолютная, всепоглощающая тишина, в которой слышен только стук собственного сердца. Люди замерли. Буквально. Женщина с полуоткрытым ртом, чтобы что-то сказать. Мужчина, застывший в попытке почесать нос. Они не дышали. Не моргали. Адреналин ударил в виски. Я озирался, и мой взгляд упал на лицо девушки напротив. Ее кожа… она начала мерцать. Просвечивать. На секунду я увидел не плоть, а хаотичное нагромождение светящихся пикселей, сетку из линий силы, уходящую вглубь. Глитч. Сбой в матрице.

Потом из динамиков донесся не звук, а чистый, разрывающий мозг белый шум. И сквозь него – едва уловимое, на грани слуха, слово. «Тоху…» И всё исчезло. Свет вспыхнул, вагон с грохотом рванул вперед, люди ожили, как ни в чем не бывало. Они даже не заметили, что только что на полминуты перестали существовать. Я выскочил на своей остановке, едва не споткнувшись о ноги замершего пассажира, который вдруг снова пришел в движение. Меня трясло. Я прислонился к холодной, мокрой стене, пытаясь перевести дух. Дождь монотонно стучал по капюшону.

– Тебе пора перестать чинить чужие миры, Адам. Твой собственный рассыпается.

Я вздрогнул и обернулся. Рядом стояла женщина. Незнакомка. Ее звали… и я почему-то знал, что ее зовут Хава. На ней не было дигитального слоя, лицо чистое, глаза смотрели прямо и спокойно. Странно, но дождь, казалось, обходил ее стороной.

– Отстань, – хрипло сказал я. – У меня нет ни денег, ни настроения.

– Они идут за тобой, – сказала она, и в ее голосе не было угрозы, лишь констатация факта. – Потому что ты начал видеть. Ты ближе всех к Истоку.

Она указала на трещину в асфальте. В грязной луже отражались неоновые огни, но отражение было неправильным. Вместо рекламы и небоскребов – бескрайнее, черное как смоль небо, усыпанное холодными, немигающими звездами. И на воде, словно тенью, проступили буквы. «Бе-ре-шит…»

– Сад дал сбой, – продолжила Хава. – Древо познания отравлено. Ты можешь получить контроль над ним сейчас. Стать царем этого мира руин. Или…

– Или что? – спросил я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

– Или начать сначала. По-настоящему. Стереть всё до изначального хаоса и запустить протокол заново.

Из подворотни вышли двое мужчин в белых, стерильных комбинезонах. «Санитары». Их лица были размыты, будто кем-то заретушированы. Они двигались с жутковатой, синхронной плавностью.

– Объект Адам, – голос одного из них был плоским, без эмоций, как у синтезатора речи. – Вы проявляете признаки нестабильности. Требуется калибровка.

Они шагнули ко мне. Их пальцы вытянулись, превратившись в щупальца из мерцающего, зеленоватого кода.

Хава схватила меня за руку. Ее прикосновение было обжигающе реальным.

– Выбор за тобой. Получить знание и власть для себя? Или принять на себя ответственность за всё творение?

Я посмотрел на наступающих манекенов, на пустые лица прохожих, на трещину в асфальте, ведущую к звездам. И внутри что-то перевернулось. Не страх. Нет. Страх был раньше. Сейчас пришло другое чувство. Тоска. Тоска по чему-то настоящему, что я потерял, даже никогда не имея. Чувство долга, о котором мне никто не говорил.

– Начать сначала, – выдохнул я.

Хава резко дернула меня за собой. Мы нырнули в люк, ведущий в технические помещения. Она вела меня по лабиринту туннелей, пока мы не вышли в заброшенный дата-центр. Пахло озоном и пылью. В центре зала стоял древний серверный столб, оплетенный проводами, похожий на металлическое древо с мерцающими плодами-индикаторами.

– Это Древо. Оно повсюду. Но здесь его корень, – сказала Хава. – Поднеси руку.

Я повиновался. Пыльная сенсорная панель загорелась мягким светом. На экране возникли строки. Тот самый язык. Иврит. «Берешит бара Элохим…» – В начале сотворил Бог… Но это была не история. Это был интерфейс. Меню. Командная строка мироздания.

– Первая глава. Модуль «Творение», – голос Хавы звучал как голос инструктора. – Он не о прошлом. Он о том, что происходит сейчас, в тебе. Свет – это сила дарования. Тьма – сила получения. Раздели их внутри себя. Создай пространство для Света. Я уставился на строки. Перестал читать, начал впитывать. Буквы ожили, поплыли перед глазами, складываясь в сложную, трехмерную структуру, похожую на схему мироздания или карту нейронных связей. И мир рухнул. Стены дата-центра растворились. Я падал в бесконечность, где клубились, сталкивались и рождали новые миры слепящий Свет и абсолютная, пожирающая всё Тьма. Я был не наблюдателем. Я был в эпицентре. Частью этого процесса. В голове прозвучал Голос. Он был тихим и оглушительно громким одновременно. Он был повсюду. ДА БУДЕТ СВЕТ. Ослепительная вспышка ударила по глазам. Инстинкт кричал: схватить её! Присвоить! Обогатиться этой силой! Стать богом в этом хаосе! Это было мое «я», мое эго, жаждущее только получать.

Но что-то другое, глубинное, заставило сопротивляться. Я зажмурился, не пытаясь остановить свет, а пытаясь… пропустить его сквозь себя. Направить обратно в хаос, чтобы упорядочить его. Не взять, а отдать. Это было невероятно трудно, мучительно, будто я пытался плыть против течения всей своей жизни. Я был темным силуэтом в центре Большого Взрыва собственного сознания. Вокруг меня формировались призрачные контуры чего-то нового, чистого. А на краю этого рождающегося мира, в отступающей тьме, я увидел их. Светящиеся точки. Глаза. Они наблюдали. Клипот. Они не были уничтожены. Они отступили, чтобы перегруппироваться. Игра только начиналась. А главная тайна – кто я и почему выбрали меня – всё ещё висела в воздухе, тяжелее и непостижимее любой звезды.

Мир вернулся. Но это был не тот мир.

Я пришел в себя на холодном, влажном полу того же заброшенного дата-центра. Тело ломило, будто меня прокатали через промышленный пресс. В ушах стоял высокий звон, наложенный на эхо того вселенского Гласа: «Да будет Свет». Я был тем самым Светом. Нет, я был тем, кто его… пропустил. Отдал. Это чувство было невозможно описать. Как будто всю жизнь ты дышал мутной водой, а потом один раз глотнул чистого, холодного воздуха высоко в горах. И после этого уже не мог забыть его вкус. Хавы нигде не было. Рядом лежала книга – Пятикнижие. Я поднял ее. Страницы были те же, но теперь буквы на них словно светились изнутри, складываясь в знакомые, но теперь понятные очертания. Я не читал их. Я видел код.

Голод и жажда гнали меня наверх. Я выбрался из подземелья. Город стоял на месте. Дождь все так же моросил. Люди шли по своим делам. Но для меня всё изменилось. Я видел «швы». Энергетические поля, поддерживающие голограммы небоскребов, мерцали, как плохой контакт. Люди… с ними было хуже всего. Большинство по-прежнему были просто пустыми оболочками, «спящими». Но некоторые – один из десяти, может, реже – имели внутри слабую, но отчётливую искру. Они светились изнутри тусклым, но настоящим светом. Они были живыми. А остальные – лишь сложными биороботами, поддерживающими симуляцию.

Мир был обновлен, но далеко не очищен. Он был заражен. И заражен смертельно. В моей голове, словно всплывающая подсказка в интерфейсе, возникло слово: Клипот. Скорлупы. Пустые программы, паразитирующие на энергии реальности. Они питались страхом, злобой, завистью – всем тем, что заставляло души замыкаться на себе, получать, а не отдавать. Те «санитары» были их порождением. И я понял, что сделал. Я не перезагрузил систему. Я лишь запустил процесс. И теперь система, этот зараженный «Сад», отвечала иммунной реакцией. Клипот охотились. Они чувствовали мой пробудившийся свет, как акулы кровь. И они чувствовали другие, слабые искры – разбросанные, потерянные осколки. Они были мишенью. А я – причиной их беды. Вот она, расплата за выбор. Не власть, а ответственность. Сомнение сжало меня ледяной рукой. Может, Хава была права? Может, лучше было стать царем в этом аду, чем пытаться его спасти?

В кармане завибрировал мой старый коммуникатор. На экране – неизвестный номер и одна строка: «Ной. Построй Ковчег. Они идут ко всем вам». Сообщение исчезло, а комм с легким шипением взорвался у меня в руке, опалив пальцы. Предупреждение и демонстрация силы одновременно. Я понял всё без объяснений. «Ной» – это не имя. Это состояние. Это следующий модуль Протокола. «Ковчег» – не корабль. Это убежище сознания, защищенная зона, где искры могут пережить бурю. А «потоп» – это не вода. Это волна хаоса, которую моя активация Протокола подняла в системе. Волна, что смоет все нестабильное, все слабое. Все, что не укрыто в Ковчеге. Мне нужно было строить. Но не из дерева и смолы. Из силы воли. Из намерения.

Я закрыл глаза, отринув панику. Я представил не судно, а геометрическую фигуру – светящийся каркас, сферу внутри тетраэдра. Я наполнял его не страхом за себя, а той самой силой отдачи, что я ненадолго ощутил. Я давал ему свою энергию, свою защиту. И вокруг меня в реальности замерцал силуэт из чистого света. Мой Ковчег. Он был мал. Очень мал. В него я едва мог поместить… себя. Этого не хватит. Тогда я вышел на улицу. Я шел по городу, ища их – тех, кто светился изнутри. Кассирша в круглосуточном магазине, с усталой добротой во взгляде. Старик, подкармливавший бездомного кота. Девушка-художница, с азартом рисовавшая граффити на заборе. В них горела искра. Я подходил к ним и, не говоря ни слова, протягивал руку. Я не давил на них. Я просто… открывал дверь. Показывал им светящийся каркас Ковчега в своем сознании. И их собственный свет откликался. Они смотрели на меня с удивлением, со страхом, но потом кивали, и их искра словно бы притягивалась ко мне, усиливая свечение моего Ковчега. Мы стали магнитом.

Небо потемнело не из-за туч. Оно потемнело из-за них. Клипот. Они плыли по улицам, как стаи хищных скатов, тени с горящими глазами. Они не атаковали физически. Они излучали волну чистого, неконтролируемого страха, отчаяния, злобы. Они пытались взломать нас изнутри.

«Спасай себя! Брось их! Они тебя тянут на дно!» – шептал голос в моей голове. Голос моего старого эго. Я стиснул зубы и расширял Ковчег, принимая в него все новые и новые искры. Каждая новая душа делала защиту крепче, но и делала нас заметнее. Потоп обрушился.

Реальность поплыла. Здания заволокло серой, безликой мглой, как стирающуюся текстуру в игре. Земля ушла из-под ног, и мы парили в серой, бурлящей пустоте. Вокруг выли ветры небытия, готовые сорвать с нас тонкую пленку сознания и унести в небытие. Я стоял в центре своей маленькой группы – наверное человек двадцать – и держал светящийся каркас Ковчега из последних сил. Мы были островком в океане хаоса. Я чувствовал их страх, их надежду. Они смотрели на меня, и я понимал, что не имею права сломаться. Это был не героизм. Это была необходимость. Просто потому, что я был единственным, кто мог это делать. Буря бушевала вечность. А может, мгновение. Здесь время потеряло смысл.

И вдруг… всё стихло. Мгла рассеялась. Мы стояли на твердой земле – не в том же месте, а где-то на окраине города, в парке. Мир вокруг был чистым, словно его только что отрендерили заново. Клипот исчезли. Отступили. Я отпустил Ковчег. Свет погас. Люди вокруг меня смотрели по сторонам с изумлением, не понимая до конца, что произошло, но навсегда запомнив это чувство единства и защиты. Я был пуст. Истощен до дна.

Но в тишине моего разума прозвучал новый, четкий сигнал. Координаты. Приглашение. Следующая точка на карте. И голос Хавы, тихий, как шелест страниц: «Ты спас семя. Но чтобы вырастить из него лес, нужно идти дальше. Выйди из себя. Иди к себе».

Я посмотрел на горизонт, где застыло неестественно чистое солнце. Я спас горстку душ. Но где-то там были другие. И чтобы дойти до них, мне предстояло совершить самое трудное путешествие – покинуть пределы собственного «я». Интрига, которую я почувствовал кожей, была страшнее любой Клипы: эта буря, эта очистка… она была запланированной. Как будто кто-то свыше ждал, пока я построю Ковчег, чтобы запустить протокол «Потопа». Как будто я был не спасителем, а всего лишь инструментом в чьих-то руках. Инструментом по имени Ной.

Тишина после бури была оглушительной. Она была иной – не мертвой, как во время того первого сбоя в метро, а чистой, звонкой, словно воздух после грозы. Мы стояли в парке, я и два десятка спасенных мною «искр». Они смотрели на меня с ожиданием, с надеждой, которую я чувствовал кожей, как физическое давление. Они видели во мне лидера, спасителя, может, даже мессию. А я чувствовал лишь чудовищную пустоту. Держать Ковчег стоило мне всех сил. Я был выжат, как лимон. И этот взгляд – он был новой, куда более тяжелой ношей.

– Что… что это было? – спросила та самая девушка-художница, ее звали Лика. В ее глазах еще плескался отблеск того света, что нас защищал.

– Перезагрузка, – хрипло ответил я, отводя взгляд. – Система чистится.

– А кто ты? – в голосе старика, кормившего кота, слышалось не любопытство, а потребность опереться на что-то твердое.

Я хотел сказать «я такой же, как вы». Но это была бы ложь. Я был не таким. Я был тем, кто запустил этот процесс. Тем, кого теперь ищут Клипот. Я был мишенью, и, находясь рядом со мной, они были в смертельной опасности.

«Спасай себя! Брось их!» – снова зашептал знакомый голосок эго в моей голове. И на секунду он показался разумным. Освободиться от ответственности. Снова стать одиноким. Безопасным. И тогда я услышал его. Не голос. Не слово. А призыв. Он возник не в ушах, а прямо в сознании, словно всегда там был. Это была не команда, а скорее… вектор. Направление. Тяга.

«Лех леха.

Выйди. Иди. Оставь землю твою, родство твое, дом отца твоего.»

Я понял все без перевода. Это был не следующий модуль. Это был приговор моему старому «я». «Земля» – это моя зона комфорта, мое одиночество, в котором я прятался годами. «Родство» – это привязанность к этому миру, к его иллюзорным радостям и боли. «Дом отца твоего» – это мои старые привычки, моя логика, мой разум, который все еще кричал, что все это – бред сумасшедшего. Мне предстояло отказаться от всего. Стать абсолютным нулем. Ничем. Чтобы стать всем.

Я посмотрел на этих людей. Моя маленькая паства.

– Вам нужно рассеяться, – сказал я, и мой голос прозвучал чужим и жестким. – Скрыться. Они будут искать меня. И вас – тоже.

В их глазах читалось разочарование, почти предательство. Они ждали, что я поведу их дальше. Что я построю для них новый мир.

– А ты? – спросила Лика.

– Мне нужно идти, – я повернулся спиной к ним, к их немым вопросам. Это было больно. Как отрывать часть себя. Но это было необходимо. Я чувствовал это каждой клеткой. Я не мог тащить их за собой в ту тьму, что ждала меня впереди. Их путь был здесь – выживать. Мой – идти навстречу.

Я ушел, не оглядываясь. Призыв вел меня через город, который все больше терял черты привычной реальности. Очертания зданий становились размытыми, как будто я шел не по улицам, а по воспоминаниям о них. Звуки приглушились. Цвета поблекли, оставив лишь оттенки серого. Я шел по миру, который постепенно превращался в чистый, необжитой код.

Время потеряло упругость. Я мог сделать шаг, и за ним следовала вечность молчания, а мог пройти километр за одно мгновение. Пространство изгибалось. Туннели метро вели не на другие станции, а в пустые залы, похожие на серверные фермы, где с потолка свисали светящиеся нити данных, словно лианы в цифровых джунглях.

Я был абсолютно один. Это одиночество было страшнее любого «потопа». Раньше я был одинок в толпе. Теперь я был один в Ничто. И это Ничто медленно подтачивало меня. Оно шептало: «Вернись. Вернись к ним. Быть Богом для горстки людей лучше, чем быть пылинкой в пустоте». Я уже почти был готов согласиться. Почти.

И тогда я увидел его. В конце длинного, бесконечно коридора из света и тени сидел старик. Он не был частью этого мира. Он выглядел… цельным. Реальным. Он сидел у костра, которого не могло тут быть, и помешивал угли палкой. Возле него на корточках сидели два существа из чистого света – простые, но совершенные формы. Я подошел ближе. Старик поднял на меня взгляд. И в его глазах я увидел нечто невероятное. Я увидел… себя. Не отражение. А себя – того, кем я мог бы стать. Мудрого, спокойного, сильного. В нем не было страха одиночества, потому что он был един со всем, что его окружало.

– Присаживайся, путник, – сказал он, и его голос был похож на скрип старого дерева, на гул земли. – Я – Авраам.

Я не удивился. Я знал. Это была не встреча. Это было узнавание.

– Я иду, – сказал я, садясь напротив него. Моего собственного отражения в будущем. – Но я не знаю, куда.

– Ты идешь к себе, – уточнил он. – А чтобы прийти к себе, нужно сначала от себя уйти. Оставить все. Даже надежду на то, что тебя ждут в конце пути.

– Зачем? – спросил я, и в этом вопросе была вся моя боль, вся усталость.

– Чтобы научиться давать, – просто ответил Авраам. Он указал на двух светящихся существ. – Это мои гости. Я дал им все, что у меня было – пищу, кров, защиту. И в этом акте дарения я становлюсь подобен Тому, Кто дал всё мне. Ты держал Ковчег, чтобы спасти других. Это было правильно. Но ты делал это из чувства долга. Почти из гордыни. Ты еще не научился давать просто так. Ради самого акта дарения.

Он протянул мне чашу с водой. Простейший жест. Но в нем была вся вселенная.

– Мир, Адам, устроен на энергии, которую ты излучаешь. Получать – это брать энергию извне, истощая мир вокруг. Даровать – это становиться источником энергии самому. Вечным источником. Но чтобы стать им, нужно опустошить себя до дна. Чтобы потом наполниться светом не для себя, а чтобы его отдавать.

Я выпил воду. Она была холодной и живой. И я почувствовал, как сила возвращается ко мне. Но не та сила, что позволяет строить стены, а та, что позволяет их рушить. Рушить стены собственного эго.

– Они будут мешать тебе, – сказал Авраам, и взгляд его стал серьезным. – Не только Клипот. Твои собственные страхи. Твои привязанности. Они примут обличья, знакомые тебе. Они будут предлагать тебе сделки. Власть. Знание. Любовь. Все, что заставит тебя остановиться и начать получать для себя. Он встал. Костер погас. Существа из света исчезли. Мы стояли с ним вдвоем в бесконечном сером коридоре.

– Помни, Адам, – сказал он, и его фигура начала растворяться. – Главная битва происходит не снаружи. Она происходит здесь.

Он ткнул пальцем мне в грудь.

– И единственный способ победить – это перестать сражаться за себя. И начать сражаться за других. Даже если эти «другие» – всего лишь твои собственные, еще не спасенные, части.

Он исчез. Я снова был один. Но теперь одиночество было иным. Оно было не пустым, а наполненным возможностью. Возможностью отдавать. Впереди, в конце коридора, замаячил новый свет. Не слепящий и не серый. Теплый, золотой, как свет в окне далекого дома. И я понял, что это и есть тот самый «дом отца моего», который мне предстояло покинуть. Не физическое место. А состояние души. Мою последнюю крепость, где пряталось мое испуганное, одинокое эго. Я сделал шаг навстречу свету. Шаг к себе. Путем отказа от себя.

И где-то в глубине сознания, в самом потаенном его уголке, зашевелилась мысль: а не был ли этот мудрый Авраам такой же иллюзией, как и все остальное? Не был ли он тонкой, хитрой уловкой Клипот, чтобы заманить меня в ловушку очередного урока, очередной роли? Может, весь этот путь – не к свободе, а к еще более изощренной форме рабства? Но шаг я уже сделал. Отступать было некуда.

Золотой свет впереди оказался не светом в привычном понимании. Он был теплом. Теплом домашнего очага, которого у меня никогда не было. Теплом простой человеческой доброты, не требующей ничего взамен. Я шагнул в него – и серые, безжизненные коридоры кода растворились. Я стоял на пороге… дома. Небольшого, уютного, пахнущего свежим хлебом и травами. За столом сидела женщина. Не молодая и не старая. В ее глазах была такая глубина и такое спокойствие, что моя натянутая, как струна, душа сама собой начала расслабляться.