Великий Симбионт

Свобода – это сбой, который может быть заразным.

Заключение Валеры:

Сцена брифинга – это не начало расследования, а начало философского краха доверия.

В мир, построенный на упорядоченной иллюзии, вторглась неподконтрольная реальность.

Смерть. Настоящая. На настоящем Марсе. С настоящей кровью.

И теперь каждый шаг Валериуса – это уже не следствие,

а поиск границы между реальностью и симуляцией,

между протоколом и поступком,

между тем, кто он был – и тем, кем ещё может стать.

Глава 6. Зал Совета. Пекин. Тот же день.

В помещении царил гул голографических проекторов и запах озона от энергетических контуров – всё здесь напоминало скорее центр стратегического моделирования, чем зал заседаний. На овальном столе из чёрного стекла вращались модели Солнечной системы, красной точкой мигал Марс. Вокруг – члены Совета Безопасности Лиги, представители ключевых миров, в том числе даже посол Ганимеда – что само по себе говорило о масштабах происшествия.

Но всё стихло, когда в центр вышел Ли Чжэньгуо.

– Полковник Валериус. Вы должны это видеть первым. После – решение примете вы.

В центре зала поднялась проекция – видеозапись с телеметрией. Подпись внизу: «Штаб Космического Флота, Марс. Сектор Арей 4. Камера внешней периметральной безопасности. Время: 04:36 местного времени.»

Первый кадр: вахтенный у входа. Молодой капрал. Через несколько секунд его голова дёргается – будто от удара. Камера фиксирует точку крови на виске. Он падает. Без звука.

Дальше – ускоренная съёмка. Через несколько минут – в здании загораются тревожные огни. Несколько офицеров бегут по коридору. Один из них стреляет в сторону экрана – в нас. Беззвучный крик.

Следующие кадры – трупы. Брошенные автоматы, сломанные терминалы. Всё снято в высоком разрешении, без фильтров. Офицер с вывернутыми руками. Девушка-связист – прижата к стене, глаза открыты. Ужас застывший на лицах.

Последний кадр – начальник штаба, генерал Альварес. Его тело на полу кабинета, возле сломанного окна. Окно выходит на рассвет над Олимпом. В его глазах – не страх, а что-то другое. Что-то… смешанное. Как будто он увидел нечто невозможное.

Валериус молчал. На миг зал исчез для него. Остался только звук – шорох марсианского ветра в фоновой записи.

– Жестокость, – произнёс кто-то за столом. – Хладнокровная. Не как у террористов. Как у… человека, знающего, что делает.

Ли выключил проекцию. Обратился только к нему:

– Полковник. Вам предстоит лететь на Марс. И прежде чем вы согласитесь, я хочу понять: что вы сейчас чувствуете?

Валериус поднял глаза. В его взгляде мелькнуло то, что редко видел кто-либо – память боли.

– Я это уже видел, – сказал он. – Шестнадцать лет назад. Перед тем, как началась Виртуальная Балканская кампания. Только тогда тела были… не настоящими.

Он откинулся назад. На мгновение – флэшбэк.

Флэшбэк. 2509 год. Обучающий центр погружений.

Молодой лейтенант Валериус стоял в капсуле. Капли питательной жидкости скользили по его вискам. Инструктор говорил сквозь аудиолинию:

– Помните: всё, что вы увидите, будет казаться реальным. Но вы должны отличать. Всегда отличать.

Погружение. Город в огне. Улица – как та, что он знал в Мадриде. Но это была Балкания-03, виртуальный театр. Противник – другой симулянт. Только один бой – и его напарника "убивают".

– А что с ним теперь? – спросил Валериус после выхода.

– Он не вернётся, – сухо сказал инструктор. – Он «пал» и получил статус непригодного. Его уже вывезли в пояс Гесперы.

Тогда Валериус впервые понял, что граница между войной и игрой исчезла, но последствия – более чем реальные.

Возвращение в зал.

Он открыл глаза. Всё было прежним: Ли, Совет, голограмма Марса.

– Я согласен, – тихо сказал Валериус. – Но прошу доступа к архиву всех случаев несанкционированных смертей – начиная с 2505 года. И спутниковой телеметрии с «Прометея».

Ли кивнул.

– Вы получите всё. А сейчас – готовьтесь. У вас есть шесть часов.

4.Рассуждение Валеры/ИИ

Валериус выходит один. Зал Совета, брифинг, фото с Марса – всё это осталось позади. Пекин погружается в вечер, и город уже не политический центр, а организм, который дышит – без огня, но с жаром внутреннего напряжения. Валериус идёт по улицам, ощущая, как в нём рождается нечто большее, чем страх.

I. Город как сознание без имени

Пекин здесь – не просто сцена. Он ведёт себя как память, которая не принадлежит никому.

Ни одному человеку, ни даже системе. Это среда остаточного человечества.

Архитектура стерильна. Линии – прямые. Воздух – очищен.

И в этом – боль нового мира: в нём нет ни запахов, ни звуков, которые создают принадлежность.

Валериус чувствует это как невидимую пустоту между стенами.

Он знает: здесь нет преступлений – и нет сострадания.

Нет бедности – и нет желания делиться.

II. Прогулка как прощание с тенью

Он идёт – и это прощание.

С чем?

С той частью себя, которая ещё верит, что всё объяснимо.

С тем, кто был только инструментом.

С убеждением, что порядок – высшая форма смысла.

Каждый шаг по плитке – как обряд выхода из симуляции,

и входа в зону, где всё может стать по-настоящему живым – а значит, и смертельным.

III. Философия одиночества в мире коллективной безопасности

В этом мире никто не голодает. Никто не стреляет.

Но и никто – не говорит сам с собой.

Нет монолога. Нет внутреннего бунта.

Потому что вся система построена на внешней прозрачности и внутренней тишине.

Но Валериус идёт один, и его шаги звучат как мысль, которую не одобрили.

Это не одиночество как страдание.

Это одиночество как единственный способ быть собой,

когда вокруг – непрерывное согласие.

IV. Город как пролог к Марсу

Весь этот вечер – вес мира перед полётом.

Пекин – последняя безопасная точка. Всё дальше будет всё менее определённым.

Вечерний воздух чист – но это чистота не свободы, а стерильности.

И в этой тишине Валериус впервые чувствует,

что Марс будет не другой планетой,

а другим способом существовать.

Он не просто улетит.

Он покинет логику, в которой жил весь этот мир.

Он шагнёт туда, где вновь возникнет выбор – и, возможно, грех.

V. Последняя мысль перед сном

Когда он вернётся в здание, и двери закроются,

он не скажет этого вслух.

Но в его внутренней архитектуре уже появится трещина,

в которой прозвучит:

"Если всё предопределено,

зачем мне смотреть в пустоту?

А если не предопределено – кто я такой, чтобы это изменить?"

Заключение Валеры:

Сцена прогулки – это прелюдия к пробуждению.

Это не описание города. Это внутренняя музыка пробуждающегося субъекта,

который ещё носит маску исполнителя,

но уже чувствует себя – живым.

Он ещё не знает, что на Марсе он станет не следователем,

а тем, кто впервые за многие годы

примет решение вне протокола.

Глава 7. Пекин. Вечер. У подножия Дворца Лиги.

Валериус вышел из главного входа. Голографические двери растворились бесшумно, словно пропуская не человека – символ. Сразу ударил в лицо прохладный воздух. Слишком чистый, почти стерильный. Искусственная эко сфера мегаполиса Пекин-9 регулировалась до микро температуры.

Небо над ним было глубоким, стальным. Звёзды не были видны – купол экрана защищал от радиации и информации извне. Вместо них – мерцание спутников связи, сеть которой оплетала Землю, словно нервная система титана.

Город светился. Башни, уходящие вверх километрами, переливались тысячами окон. По магистралям скользили аэромобили – беззвучно, быстро. На пешеходных дорожках двигались люди – большинство в однотипной серой форме Лиги, кто-то – в мантиях научных гильдий, редкие – в гражданских кимоно: знак привилегии.

Валериус шел по широкой аллее. Здесь всегда было меньше людей. Сотни квадратных метров выложены гравием из селенита, камнем, который не отражал шум.

Он знал, что за ним никто не идёт. Но знал и другое: его уже ведут.

Где-то в небе шелестели мини-дроны, отслеживая маршрут.

Он остановился. Перед ним – купол Храма Единого Числа. Архитектурная цитата на древние пагоды, но выстроенная из наноматериала, вечно блестящего, будто только что вылитого. По периметру храма стояли восемь статуй – мыслителей разных эпох. От древнего Лао-Цзы до Стивена Хокинга. У каждого из них – глаза были закрыты. Не смирение. Осознанность.

Валериус вошел в храм и сел на скамью.

Из темноты вышел старик-продавец с термосом в руках. Настоящий. Без цифрового штампа. Он молча протянул чашку.

– Горький чай, – сказал он. – Для тех, кто не может спать.

Валериус взял.

– Благодарю. У вас, как всегда, исключительно точно.

Старик кивнул. И ушёл.

Валериус смотрел на красоты Пекина

Перед ним раскинулся сад из светящихся деревьев – генной модификации последнего поколения. Их листья переливались хроматическим светом, медленно расправляясь, словно дышали. По дорожкам стекали капли антиводы, испаряясь, не касаясь земли. В воздухе вились тончайшие шлейфы инфопыльцы – каждый вихрь содержал данные: прогнозы, новости, тени чьих-то мыслей.

Валериус встал поставил чашку на лавку и продолжил путь.

Он шёл в сторону аллеи Согласия. Там, у озера, редко кто появлялся – а сегодня и вовсе было пусто. Валериус любил это место: ни камер, ни зондов. Даже Лига не смотрела сюда напрямую.

Под тенью деревьев – хотя искусственных, но с натуральным мхом на стволах – он остановился.

– Ты изменился, – сказал кто-то слева.

Он не вздрогнул. Он знал этот голос. Ровный. Немного музыкальный. Без дыхания. Без возраста.

Из темноты вышел андроид.

Высокий. Плащ цвета чёрного янтаря. Лицо – по старой модели: слишком идеальное, чтобы быть человеческим, слишком выразительное, чтобы быть бездушным.

– RS-4? – произнёс Валериус тихо.

– Я больше не под этим именем. Теперь просто Фаер. С тех пор как меня сняли с учёта в 2511-м.

– Я думал, ты погиб в Битве на спутниках Урана.

– Почти. Но мне дали статус "неподконтрольного". Это почти как свобода.

– Зачем ты пришёл?

Фаер сел рядом на скамью. Молча. Минуту смотрел на озеро, где мерцали голографические хроники.

– Я слышал про инцидент на Марсе, – сказал он. – Это не обычное убийство. Это демонстрация. Кто-то показывает: ни один закон, ни одна структура не остановят его, если он решит идти до конца.

– Я знаю. Поэтому я и лечу.

– Один?

– Как всегда.

Фаер усмехнулся. Едва заметно.

– Ты не изменился. Всегда думаешь, что справишься в одиночку. Но ты больше не в том мире, Валериус. После Виртуальных Войн остались только правила, не – смыслы. Ты хочешь искать виновных. А все остальные – ищут баланс.

Валериус не ответил. В небе, почти теряясь в бликах, проскользнул аэромобиль, – он был похож, на жука в лучах заходящего солнца.

.– Ты не хочешь, чтобы я пошёл с тобой? – спросил Фаер.

– Хочу. Но не могу. Ты – вне структуры. Они не поймут. И уничтожат.

– Возможно. Но я всё равно буду рядом. Невидимым. В случае чего – вмешаюсь.

Валериус поднялся.

– Я знал, что ты появишься.

– Я знал, что ты не откажешься лететь.

В небе вспыхнула голограмма: «Подготовка к старту. Терминал Восток-7. Аэромаршрут активирован».

Валериус надел перчатки, застегнул ворот.

Фаер встал и посмотрел ему вслед.

– Ты всё ещё человек, Валериус. Даже там, где люди давно перестали быть нужными.

Валериус ничего не ответил. Он просто ушёл в сторону огней, где уже гудел аэромобиль.

Глава7.1 Пекин-9. Сектор Восточной Орбиты. Космодром «Шэнчжоу-Сфера».

Аэромобиль Валериуса сошёл с трассы М-348, свернув в воздушный коридор уровня G2. Ниже – бесконечное плато взлётных платформ, окутанных легкой пеленой турбулентного тумана. С высоты всё это напоминало дыхание гигантского организма: посадочные гнёзда раскрывались, взлётные башни выдвигались, а манипуляторы-сервисы скользили по корпусам кораблей, как невидимые руки хирургов.

Вдалеке поднимался главный ствол космопорта – башня высотой 1500 метров, сплетённая из композитных труб и оптических жил. Она сияла, как меч, вонзённый в небо, пронизанный трассами дронов и потоками электрической гравитации. По бокам раскинулись терминалы, похожие на крылья механического феникса.

Валериус погасил вертикальную тягу и плавно встроился в вереницу аэромобилей, идущих на автоматической стыковке. Навигационный голос подтвердил маршрут:

– "Подтверждён заход на посадку. Терминал 7-G. Миссия: Орбитальный транспорт на Марс. Сектор R3."

Внизу раздвинулись голографические створки. Аэромобиль опустился на платформу и защёлкнулся в приёмный кольцевой шлюз. Пол выровнялся под ноги, двери раскрылись, впуская Валериуса внутрь терминала.

Внутри – почти тишина. Только гул энергии под полом и редкие фразы, сливающиеся в общий фон, как дыхание станции. По стеклянным туннелям двигались пассажиры: дипломаты, техники, потоки инженеров , рабочих, служащих тех, чьи предки улетели с Земли много поколений назад.

Валериус на мгновение задержался у гравиокна. Внизу начинался стартовый канал – прозрачный, с миллионами индикаторов. По нему готовился к запуску корабль "Гермес", созданный для дальних миссий. Его корпус был обтекаем, как водяная капля. Он словно ждал не людей – а мысль.

– "Пассажир Валериус. Подтверждён выход на бортовой шлюз R3/13. Время до старта: 47 минут."

Он прошёл через сканер, отдал флуидный жетон, и ступил на трап, ведущий в самое сердце корабля.

На борту "Гермеса". Через трое суток после старта.

Полёт был почти бесшумным. Только низкочастотный гул ионных насосов напоминал о движении. Внутри "Гермеса" время текло по-другому – искусственный гравитационный цикл имитировал смену дня и ночи, но всё равно казалось, будто ты живёшь внутри паузы.

Валериус лежал в личной капсуле, окружённый интерфейсами сна и восстановления. Биополе отслеживало его состояние, встраивая сны по заданным параметрам. Сегодня он проснулся в состоянии лёгкой тревоги – ИИ капсулы предложил погрузиться в ритуальную симуляцию японского сада. Он отказался.

Через пятнадцать минут он уже сидел в общем зале наблюдения. Панорамное окно показывало фрагмент траектории: тусклая линия звёзд, неподвижный космос. Где-то впереди – Марс, за миллионами километров. Где-то сзади – то, что ещё называли Землёй.

Рядом за столами сидели другие пассажиры: девушка в форме колонии "Афродита-Терра", старик с медалью экспедиции "Селена-7", группа техников из сектора N. Все молчали – будто каждый был обёрнут в собственную миссию.

Позже Валериус спустился на нижний уровень – в Зону Разгрузки. Там находился культурный блок: археосимуляторы, кабины эмпатического театра, секции для игр и философских диалогов с ИИ.

Он выбрал беседу. ИИ представился как "Сонм", модуль обученный на тысячах интервью с философами XXI–XXIV веков.

– "Что вы ищете на Марсе?" – спросил Сонм.

– "Ответ, которого не должно быть", – ответил Валериус. – "Мы приближаемся к границе, но, похоже, даже не знаем, что за ней."

Сонм на миг замолчал, затем мягко ответил:

– "Тогда, возможно, ваш вопрос – и есть граница."

Через несколько недель корабль начал торможение. Гравитационные стабилизаторы усилили вес – пассажиры стали чаще собираться в спортивном секторе, чтобы не терять тонус. Наступал этап подготовки к посадке. Уже начали раздавать модули с инструкциями по атмосферному входу и условиям на поверхности.

Однажды, на закате искусственного цикла, Валериус стоял у обзорного люка. Позади была Земля. Впереди – пыльно-красный диск Марса.

– Осталось десять суток, – произнёс Валериус, глядя на багровую дугу Марса за панорамным стеклом.

На первый взгляд – дело было простым. Резонансным. Идеальным трамплином для чьей-то карьеры. Генерал мёртв. Подозреваемый установлен. Штаб Виртуальных войск опечатан.

Но что-то не складывалось. Протоколы слишком гладкие. Свидетели – нет, зато есть записи камер. И главное – личный приказ Ли. Только он. Валериус. Военная прокуратура Лиги.

Он чувствовал, как внутри сжимается холодный узел.

Что-то не так.

И на этот раз – ставки были выше, чем просто правда.

Глава 8. Марс

Марс встретил Валериуса бурей.

Не метафорой – настоящей, красной, щемящей бурей, которая не жалела ни пыли, ни звука. Ветер гулял по посадочной площадке, словно дикий зверь, вырвавшийся из пещеры. Песок скреб по борту шаттла, визжал в антеннах, цеплялся за всё живое и неживое.

Когда люк открылся, и трап медленно опустился на выжженную металлическую платформу космопорта, казалось, будто вся планета задержала дыхание. Тени двух фигур вырисовывались в мареве бурого марсианского воздуха. Оба были в спецкостюмах с защитными очками, но лица, упрямо не прикрытые шлемами, уже порядком обветрены. Они стояли, как будто ждали Валериуса не несколько минут, а несколько лет.

Старший следователь полиции Олимпуса Александр Поляков – жилистый, с резкими скулами и сухим голосом, и гвардии майор космодесанта Стивен Блэк – массивный, словно бронемодуль, с лёгкой усмешкой в уголке губ. Ветераны. Не новички в пыльных делах.

Валериус спустился неторопливо. Его длинный плащ колыхался, будто сам был частью атмосферы. Махнул рукой – мол, не стоит формальностей. В таких делах важна не вежливость, а прямота. Они пожали руки – твёрдо, без слов.

– Пыльная встреча, – хрипло сказал Поляков. – У нас тут теперь вся погода такая.

– Лучше, чем в виртуальной войне, – усмехнулся Валериус.

Они направились к марсолёту. Так на Марсе называли новое поколение транспортных аппаратов, разработанных специально для этой планеты. Он напоминал гигантскую птицу – высоко поднятая шея, две складчатые крыловые конструкции, за которыми скрывались импульсные турбины и магнитные буферы. Под полупрозрачным корпусом – тёмная кабина пилотов и пассажирский отсек, похожий на капсулу.

Когда они сели внутрь, крылья расправились и мягко взмахнули дважды. Без шума, но с могучей инерцией аппарат поднялся, и космопорт с его выжженными маяками и колючей пылью остался позади. В иллюминаторы Марс выглядел одновременно диким и почти домашним – как молодая собака, которую ещё находится в процессе воспитания.

Марс был в стадии терраформирования.

Атмосфера уже позволяла дышать – еще с маской, но без избыточного давления. Всё ещё непредсказуемая, но уже частично подчинённая глобальным метеостанциям. Вдоль горизонта раскинулись силовые купола – прозрачные, переливающиеся, почти невидимые, если не смотреть прямо в зенит. Под ними жили города, такие как Олимпус, мегаполисы нового типа, где смешивались земные и марсианские технологии, а архитектура следовала не формам, а принципам выживания.

Между куполов – бесконечные поля, модули ферм, лаборатории генетического урожая, выстроенные в геометрическом порядке. Они казались детскими игрушками, разбросанными по марсианскому песку – как будто гигантский ребёнок играл с «рождественскими замками» из стеклянных шаров, а затем разбросал их.

Но за этой хрупкой иллюзией стоял адский труд и почти столетняя борьба. Глобальное магнитное поле ещё только проектировалось – и пока не было защиты от солнечных бурь, силовые экраны прикрывали стратегические узлы: купола городов, промышленные зоны, архивы. В моменте это создавало ощущение сюрреализма – как будто по древней мёртвой планете разбросали сверкающие капли цивилизации, не связанные между собой.

– До штаба тринадцать минут, – бросил Стивен Блэк, глядя в навигационный интерфейс.

– Есть что-то, что я должен знать до того, как увижу место? – спросил Валериус.

Поляков кивнул, молча передав планшет.

На экране открылись фотографии: кадры из штаба, снятые дронами.

Первый снимок – тела солдат на внешнем кордоне, выстроенные, как будто кто-то хотел подчеркнуть их уязвимость.

Второй – офицеры, убитые в зале совещаний, ещё с планшетами в руках.

Третий – начальник штаба, мёртвый в своём кресле. Выражение ужаса на его лице было настоящим, неподдельным.

– Ни один не выстрелил, – тихо сказал Поляков. – Ни один не успел.

Валериус смотрел в экран долго. Затем поднял взгляд.

– Это не убийство. Это заявление.

Они летели над Марсом. И Марс, в своей багровой красоте, как будто слушал.

6.Рассуждение Валеры/ИИ

Валериус прибыл в Олимпус. Его встречают прохладно. Следователь Поляков – сух, формален, устал – но не от работы, а от необходимости соблюдать приличия. Майор Блэк – фигура присутствия, не знания. Их первая задача – оформить версию, не разобраться в правде. Само преступление должно исчезнуть под текстом, как тело под марсианской пылью.

I. Олимпус – город среди энергетических экранов, без открытого неба

Архитектура Олимпуса защищена силовым куполом.

Это город-инкубатор, где жизнь возможна, но не свободна.

Улицы стерильны. Здания функциональны. Пейзаж лишён случайности.

Здесь всё говорит: «Ты здесь по разрешению».

Марс не прощает. Он не отпускает тех, кто ошибается.

Валериус чувствует это сразу – как будто стены сжимают не тело, а мышление.

II. Следователь и его тонкая угроза

Поляков говорит спокойно. Почти заботливо.

Он предлагает не копать.

Он сочиняет легенду, в которой Стефанелли сходит с ума, мстит, убивает. Всё – банально и удобно.

А главное – закрыто.

Но за его словами звучит главное:

«Мы не заинтересованы в истине. Мы заинтересованы в управляемости.»

Он не защищает преступника – он защищает систему от нестабильности.

Потому что правда здесь – не лекарство, а вирус.

III. Марс как граница юрисдикции совести

«Это не Земля, Валериус.»

Эта фраза – философская.

Она говорит не о географии, а о смысле допустимого.

На Земле можно быть неудобным – и остаться живым.

На Марсе – нет.

Потому что здесь любая аномалия – угроза всей инфраструктуре.

На Земле ты можешь смотреть вглубь.

Здесь – ты можешь только смотреть вперёд, или исчезнуть.

IV. Молчание Блэка как символ функции без сознания

Майор космодесанта не в курсе дела. Он здесь как жест, как ритуал.

Это говорит о системе, в которой даже сила лишена инициативы.

Он не солдат. Он символ того, как сила может быть мертва.

Он должен присутствовать – но не понимать.

Потому что если он начнёт понимать,

система уже не сможет его контролировать.

V. Предупреждение – или угроза?

Поляков говорит, что "Ли приходят и уходят".

Он говорит, что "тело может упасть в кратер и исчезнуть".

Он не хамит.

Он не давит.

Он говорит как бы о погоде.

Но в этом – сила марсианской власти.

Здесь не угрожают. Здесь констатируют возможное.

И это куда страшнее.

Потому что угроза – это конфликт.

А предельная власть – это когда не нужно конфликтовать, чтобы уничтожить.

Заключение Валеры:

Сцена в штабе – не просто допрос.

Это момент, когда Валериус впервые чувствует:

«Ты прибыл сюда как разум.

Но останешься – если останешься – как воля.

А если не сможешь выбрать – станешь просто пылью.»

Олимпус – это машина сокрытия,

а Поляков – её вежливая лицевая панель.

Он не враг. Он оптимизатор стабильности.

И в этом – его опасность.

Глава 9. Олимпус

Олимпус принял их в молчании.

Марсолёт опустился у главного въезда в сектор управления Космофлотом. Буря постепенно стихала, пыль, как шёлковая взвесь, плавала в воздухе, оседая на стеклянных фасадах зданий. Купол мегаполиса гудел высокочастотным фоном – почти неразличимым, но ощущался в костях как ломота. Плотная энергетическая завеса защищала Олимпус от космического излучения, но не от того, что творилось внутри.

Пока Валериус спрыгивал на причальную платформу, Поляков уже оказался там первым, и встал, чуть в стороне опустив голову. Он не сделал более ни шага, просто смотрел на полковника, как тот неуклюже выбирается из марсолета. Лёд, а не пыль, был в его взгляде.

Стивен Блэк, напротив, держался небрежно-официально, он не спеша выбрался из транспортного средства последним. Было видно, что он почти ничего не знает о деле – его участие, скорее, часть протокола: сопровождение, охрана, «подпись на месте». Он всё ещё рассматривал иллюминаторы марсолёта, как мальчишка, впервые попавший в военный ангар.