Чёрный человек

Наталья Корепанова

Чёрный человек

Пролог

Десять лет назад…

«В одном чёрном-чёрном городе была чёрная-чёрная улица. На этой чёрной-чёрной улице стоял чёрный-чёрный дом. В этом чёрном-чёрном доме была чёрная-чёрная квартира. В этой чёрной-чёрной квартире была чёрная-чёрная комната. В этой чёрной-чёрной комнате стоял чёрный-чёрный диван. На этом чёрном-чёрном диване сидел чёрный-чёрный человек…».

Голос Пашки дрожал и срывался, но не от страха, а от едва сдерживаемого восторга. Сидевшие на кроватях ребята слушали его, затаив дыхание и вздрагивали от каждого шороха, а наиболее нервные уже давно забрались под одеяла с головой и только периодически доносящиеся до Пашки боязливые всхлипывания сообщали, что они тоже не спят и так же внимательно слушают очередную страшилку, рассказывать которые Пашка мог без устали.

А сам он в это время чувствовал себя если не богом – нет, до этого он ещё не дорос, то уж этим самым чёрным человеком точно.

«И вот этот чёрный человек встал…»

Слушатели сжались в ужасе. Приближалась кульминация. Пашка сделал эффектную паузу, и трагическим шёпотом продолжил:

«И мрачно произнёс…»

– А ну, спать! Живо! – донеслось от двери.

Нервы у ребят не выдержали, и раздался дружный вопль.

Щёлкнул выключатель, темнота испуганно юркнула под кровать, а молоденькая дежурная медсестра, сама немногим старше собравшихся в палате ребят, уперев руки в бока, недовольно произнесла:

– Сидоров, опять ты хулиганишь! Быстро спать!

Пашка хмуро взглянул на неё и забрался под одеяло. Медсестра подождала, пока все улягутся, выключила лампу, но дверь закрывать не стала, и свет из коридора разогнал страх.

Пашка тяжело вздохнул и сердито подумал: «Ничего, я ещё стану чёрным человеком. И всем отомщу. Всем, кто не давал мне говорить».

И с мрачным торжеством представил, как пятится от чёрного человека перепуганная медсестричка, а тот загробным голосом произносит страшные слова: «Ты будешь спать вечно… вечно… вечно…»

Глава 1

Катя повертелась перед зеркалом и улыбнулась: симпатяшка! Стройная фигурка, длинные вьющиеся каштановые волосы, карие глаза, курносый нос, весёлые ямочки на щеках.

Нет, красавицей она, конечно, не была. Но выглядела отлично для своего возраста.

Вспомнив о возрасте, Катя на миг погрустнела. Вчера мама опять завела свою еженедельную песню про «года идут, двадцать восемь тебе уже, когда замуж, когда дети, внуков хочу, а у тебя одна работа на уме» и так далее по списку. К этим причитаниям Катя уже привыкла, как к неизбежному злу. Научилась отшучиваться и даже обижаться на маму перестала. Но всё равно было неприятно. Можно подумать, она специально замуж не выходит, чтобы маму позлить. Нет ведь. Просто не встретился ей ещё её рыцарь, её мужчина.

Но маме этого не понять. Для неё все хороши, лишь бы зарабатывали хорошо, да не пили. Будь её воля, она бы Катю живо за соседа Николая Григорьевича сосватала. Не остановило бы и то, что он на пятнадцать лет дочери старше. Зато – рукастый (и кран починит, и дом построит), состоятельный (квартира, машина, дача на шести сотках), серьёзный (не пьёт и девок в дом не водит). Ну чем не муж?

Катя вздохнула, поправила упавшую на глаза прядку, подмигнула своему отражению: ничего, прорвёмся!

И схватила заверещавший мобильник. Специально на него звонок поставила, как у домашнего телефона – громкий и однообразный, чтобы в любом транспорте его услышать и ни с чем не перепутать.

– Катька, ты готова? Мы подъезжаем.

– Выхожу! – Катя подхватила рюкзачок, сорвала с вешалки ключи и выскочила за дверь.

Подруги уже ждали. Красная Субару стояла у подъезда, загораживая проход, но, по счастью, бабы Оли, главной скандалистки дома, во дворе не было, иначе бы понаслушалась Катерина «добрых слов» о себе и своих подругах.

Торопливо распахнув дверцу, скользнула на заднее сиденье, кинула рюкзак рядом, и машина сорвалась с места, словно за ней действительно кто-то гнался. Та же баба Оля, например.

– Ты потише, двор всё-таки, – проворчала Катя, но Машка, сидевшая за рулём, только фыркнула:

– Какой двор? Тут на полкилометра всё просматривается. Захочешь под машину кинуться – не получится, водитель тебя раньше заметит, чем ты его.

– Если захочешь – получится, – упрямо возразила Катя.

– Ну если захочешь… – протянула Машка и, выруливая на дорогу, перевела разговор: – Что, девчонки, готовы к приключениям?

– А без приключений никак нельзя? – флегматично поинтересовалась Ируся, полненькая блондинка, больше всего любившая покой, тишину и конфеты. Катя вообще удивилась, как Машке удалось уговорить её выехать за город, да ещё за полторы сотни километров, в какую-то богом забытую деревню.

– Нет, без приключений нельзя, – решительно заявила Машка. В отличие от Ируси, Машка очень любила приключения и легко находила их на свою пятую точку. Порой самый обычный поход в магазин у неё превращался в настоящий квест, проходя который она находила очередного прекрасного принца. Правда, надолго принцы почему-то не задерживались, видимо, их смывал поток бьющей через край Машкиной энергии. Даже шикарная внешность их удержать не могла. А Машка, тряхнув густой копной рыжих волос, ещё ярче подводила тёмно-зелёные раскосые глаза, мазала красной помадой пухлые губы и снова шла искать своё счастье.

Катя порой завидовала её активности. Сама она, несмотря на свой уже не детский возраст, до сих пор смущалась, разговаривая с незнакомыми людьми, и терялась, если над ней начинали подшучивать или, того хуже, делать неприличные намёки.

– Так зачем мы всё-таки туда едем? – поинтересовалась Ируся, и Катя снова удивилась: надо же, Ирка выбралась из дома, даже не выяснив, зачем её оттуда вытащили. Вот Машка молодец!

– Бабушка там у меня живёт. Двоюродная, – пояснила Машка. – Написала, что хочет мне кое-что передать, что-то важное. А что – не сказала. Я даже не поняла, это «что-то» – предмет или она просто поговорить хочет. Вот и надо съездить, выяснить. Может, она мне наследство отписать решила. Свою избушку-развалюшку, да сараюшку с пятью курицами.

– Разбогатеешь! – фыркнула Катя.

– Ага, мильёнщицей стану, – весело подтвердила Машка. И серьёзно закончила: – Баба Тася – хорошая. Я у неё в детстве часто гостила. А сейчас что-то всё некогда, лет десять её уже не видела, а может, и все пятнадцать. А кроме нас с мамой у неё и родственников-то нет. Так что я с ней повидаюсь, пообщаюсь, а вы отдохнёте. Там река великолепная, лес рядом, луг. А ещё – баня, настоящая, русская. Словом, все деревенские прелести. Одну ночь переночуем, а завтра к вечеру вернёмся. Устраивает такая программа?

– Угу, – согласились подруги и разговор перешёл на другие темы.

Три часа в дороге пронеслись незаметно. Но когда с шоссе свернули на просёлок, подругам стало не до разговоров. Шедшая через лес дорога местами оказалась размытой дождём так, что машина с трудом перебиралась через получившиеся ямы. Колея то пропадала вообще, то становилась такой глубокой, что Субару практически ползла на брюхе, дребезжа и постанывая, и Машка тихо ругалась, а Катя пугалась, что сейчас от машины что-нибудь отвалится, и они останутся ночевать прямо здесь, посреди леса, густой стеной стоявшего по обеим сторонам дороги.

– Тут что, вообще никто не ездит? – удивилась Ируся, посмотрев в окно и увидев густые заросли травы прямо между колеями.

– А хрен их знает, – мрачно высказалась Машка, переживавшая за свою «красотулю», и нажала на газ, пытаясь скорее выбраться из жуткого места.

Но всё на свете заканчивается. Закончилась и страшная дорога. Машина вырвалась из леса на солнечный луг, и подруги облегчённо выдохнули. Но когда показались первые домишки, Машка снова нахмурилась:

– Девчонки, что-то не нравится мне всё это.

Деревня словно вымерла. Не видно было коров, обычно пасшихся на выгоне неподалёку от околицы, не слышно криков мальчишек, которых в такую жару невозможно было вытащить из речки. Да и в огородах никто не копался, не гремел вёдрами.

Дома стояли либо заколоченные, либо зияли выбитыми стёклами.

– Это что вообще? Это ты нас сюда отдыхать привезла? – Катя хотела спросить возмущённо, но голос задрожал, выдавая её страх.

– Да уж, – хмыкнула Ируся. – Отдохнём, чувствую, на полную катушку.

Машка промолчала, только губы сжала так, что превратились они в узкую полоску.

В полной тишине доехали до противоположного края деревни. Кате показалось, что даже машина почувствовала их состояние и постаралась особо мотором не фырчать.

Машка остановилась у крайнего дома, за которым почти сразу начинался лес.

– Приехали.

Здесь тоже царила тишина. Зловещая и мрачная, как показалось уже напуганным подругам.

– И где твоя баба Тася? – еле слышно проговорила Катя.

– В доме, наверное. Пошли, – и Машка решительно взошла на крыльцо и дёрнула дверь. Та недовольно заскрипела, но всё-таки открылась.

Они осторожно вошли в небольшие сени, открыли ещё одну дверь, ведущую в комнату, обошли печку, занимавшую чуть не половину дома… и Ируся, судорожно вздохнув, вдруг завизжала так пронзительно, что у остальных уши заложило.

На застеленной кровати, держа незажжённую свечку в сложенных на груди руках, лежала худенькая старушка.

Глава 2

– Кончай орать! – Машка, как всегда, первой пришла в себя и взяла власть в свои руки.

Ируся подавилась воплем. Она настолько привыкла слушаться подругу, что даже сейчас, будучи в полном ужасе от происходящего, не смогла противиться командным ноткам в её голосе. И, замолчав, только едва слышно поскуливала, периодически судорожно всхлипывая.

Катя крепко сжала зубы, чтобы прекратили они выбивать явно слышимую дробь, и с надеждой посмотрела на хмурившуюся Машку: не может быть, чтобы она не смогла ничего придумать. Машка их в эту авантюру втянула, пусть она теперь и распоряжается.

Подруга шагнула к кровати, проверила у бабушки пульс.

– Холодная…

– Конечно, холодная, – всхлипнула Ируся. – Она же… она… ой, мамочки-и-и-и-и…

– Выйди и не смотри, – хмуро скомандовала Машка. Ируся качнулась к выходу, но тут же остановилась и плачущим голосом произнесла:

– А вдруг он уже тут?

– Кто?

– Убийца… Я выйду, а он и меня… А-а-а-а…

– Какой убийца? – возмутилась Машка. – Мало ли от чего баба Тася умерла. Крови же нет. И борозды этой… стран… странгуляционной, – еле выговорила она сложное слово, – тоже нет. Значит, её не душили. Так что, скорее всего, инфаркт у неё. Или ещё что-нибудь сердечное. Может, она себя плохо чувствовала последние дни, поэтому и позвала меня. А мы вот не успели. Она ж по старинке письмо написала, Интернета у них тут нет. Письмо шло больше недели. Получила я его в среду. Мы выехали в субботу. Сколько дней-то прошло. Вот она и не дождалась.

Ируся снова всхлипнула, но уже от жалости к бабушке, умершей только потому, что не было рядом человека, который бы вызвал ей скорую помощь.

– Похоронить надо, – хмуро произнесла Катя. – Что для этого нужно? Полицию вызвать и скорую, чтобы смерть зафиксировали? Нельзя же просто так её взять и зарыть?

– Где мы тут полицию возьмём? – фыркнула Машка.

– И что, хочешь её просто так закопать и всё? Сама? В лесу?

– Нет, конечно, – вздохнула подруга и отошла, наконец, от бабушки. – Пойдёмте, обсудим, что делать станем.

Она пошла к двери. Катя отвела взгляд от желтоватого лица покойницы, собираясь двинуться за подругой, и вдруг застыла, глядя перед собой округлившимися глазами.

– Ты чего? – удивилась Машка и тоже оглянулась.

– Это что? – и без того взведённые нервы не выдержали и в голосе Кати появились визгливые нотки, сообщающие о приближающейся истерике. – Это кто?

– Где? – Машка обвела взглядом комнату, взглянула на прибитый к стене у кровати ковёр и только тогда заметила пришпиленный к нему булавкой рисунок, на который прежде не обратила внимания. Висит себе и висит, никого не трогает. Чего Катька так распереживалась?

Подошла ближе, разглядывая изображение. И хмыкнула иронично, не понимая, чего испугалась подруга. На листе был изображён силуэт в чёрном балахоне с капюшоном и – без лица. Тёмный провал там, где должны быть глаза, нос, губы… Мрак какой-то. Хмыкнула иронично:

– Интересно бабушка развлекалась. Сама нарисовала или кто-то подарил?

И услышала странный всхлип, и – крик Ируси:

– Катька!

Обернулась на крик и увидела, как оседает на пол побледневшая до синевы Катя.

Глава 3

Катя сидела на скамейке возле почерневшего от времени и дождей столика, а Ируся трясущимися руками совала ей под нос бутылку минералки:

– Выпей… ну, пей же!

Но Катя этого словно не замечала. Застыла ледяной статуей, глядела в одну точку. Бледность потихоньку уходила с её лица, и даже губы уже порозовели, но на прежнюю жизнерадостную Катерину она так и не походила.

– Кать, ты чего? – подсела к ней встревоженная Машка. Они с Ирой до сих пор отдышаться не могли после внезапного обморока подруги. С трудом вытащили её из избы на свежий воздух, и только тут Катя пришла в себя и с их поддержкой сама добрела до скамейки. Но уже минут десять сидела, не реагируя ни на всхлипывания Ируси, ни на Машкины вопросы.

– Катька! Приди уже в себя, ты меня пугаешь! – Машка обняла подругу за плечи, заправила за ухо лезшую ей в глаза прядку. – Что случилось-то? Кого ты увидела?

Катя медленно повернула голову к ждущим ответа девушкам и, наконец-то, подала голос. С трудом выдавила:

– Это он… чёрный человек…

– Какой чёрный человек? – не поняла Машка. – Из детской страшилки, что ли? Глупости какие. Ты ж уже не маленькая, чтобы их бояться.

– Это не глупости, – всё таким же безжизненным голосом проговорила Катя. – Он приходит ко мне. Сначала приходил во сне, а теперь…

Она замолчала.

– А теперь? – поторопила Машка.

– Дай мне мою сумку, – попросила Катя. Машка взглянула на Ирусю, но та головой замотала: не пойду! Маша качнула головой: ну вы и трусихи обе! И сама отправилась в избу, где остался Катин рюкзак.

В комнате всё было по-прежнему. Бабушка лежала на кровати, рюкзак – на полу у стола. Машка подняла рюкзак и пошла к двери. Почему она вдруг остановилась и обернулась, она сама не могла потом объяснить. Взглянула на висевший на ковре рисунок, снова удивившись, чего Катя нашла в нём страшного, и вдруг судорожно вздохнула и навалилась на косяк.

Рисунок изменился. Теперь из-под капюшона на неё смотрели огнём горящие глаза, и взгляд этот был очень нехорошим. Злым. Жестоким.

Ужас залил волной, но вместо того, чтобы кинуться бежать, Машка, как загипнотизированная, глядя в пол, на подгибающихся ногах подошла к кровати и, сглотнув ставшую вязкой слюну, с трудом подняла голову и снова посмотрела на рисунок. Никаких глаз на нём не было. Лишь та же чернота, которая так напугала Катерину.

Показалось, наверное? Конечно, показалось! Она из-за Катькиного обморока испереживалась, вот и чудится что попало.

Выдохнула с облегчением и заторопилась к выходу, уже не оглядываясь, чтобы в очередной раз чего-нибудь не примерещилось.

На улице ярко светило солнце, дул тёплый ветерок, шелестела высокая трава, и Машка окончательно уверилась, что в избе ей всё почудилось. Слишком неприятная там обстановка: бабушка мёртвая, полумрак, воздух спёртый. Да и рисунок этот, и Катькин обморок… Обладая богатым воображением и не такое увидеть можно.

Поставила рюкзак на скамейку рядом с подругой:

– Держи. Что ты там хотела найти?

– Посмотри в боковом кармане, – Катя взглянула на рюкзак с таким страхом, словно в нём как минимум кобра сидела, добычи дожидаясь.

Машка подцепила длинными накрашенными ногтями бегунок молнии, не торопясь, потянула его, засунула пальцы в образовавшуюся узкую щель, вытащила несколько сложенных вчетверо листов бумаги и протянула их Кате:

– Это?

Катя судорожно вздохнула и кивнула:

– Да. Посмотрите.

Машка аккуратно развернула листочки… и челюсть у неё сама собой поползла вниз. И она так и замерла с открытым ртом, разглядывая рисунок.

Ируся заглянула ей через плечо и испуганно пискнула:

– Ой! Это что?

– Катька, ты во что ввязалась? – с подозрением спросила Машка, раскладывая на столе листы, на каждом из которых был изображён чёрный человек. Такой же, как в избе у бабушки Таси.

Точнее, на каждом листе он был разный: где-то во весь рост, где-то – до пояса или вообще одна голова. Похожим было одно: под капюшоном не было лица. Только – темнота. И лишь на последнем сверкали из темноты злые глаза. Такие, какие увидела Машка в бабушкиной избе.