
Полная версия
Тайны Тихого леса
– Да. Сегодя утром я решил ещё раз посмотреть те воспоминания об Амелии, что показал тебе, и тогда меня осенило: твой сон послан другой ведьмой, а на моей памяти в Тихом лесу существовала только одна ведьма, в совершенстве владеющая искусством сновидений. Эндора, убитая моей сестрой.
– Хочешь сказать, что сны мне посылает она? Но как?
– Я не знаю, но можно проверить, она ли это. Для этого мы и идем ко мне домой.
Остаток пути они проходят в молчании. Мысли перемешиваются в голове Мирэ с невероятной скоростью, и она даже не успевает осознать всего услышанного за то время, что занимает дорога. Юн выглядит сосредоточенным и старается даже не смотреть на Мирэ, но она видит, что он волнуется не меньше ее.
Как только дверь в дом открывается, она чувствует приятное тепло, исходящее от камина. Весь этаж озарен теплым свечением, горящие бревна тихо трещат, в воздухе зависло спокойствие с запахом цветов и древесины. Вся эта звенящая атмосфера сильно контрастирует с напряженным Юном. Он быстро снимает пальто и разувается. Не успевает Мирэ снять обувь, как Юн уже уходит вверх по лестнице. Мирэ проходит в гостиную, садясь напротив камина и наблюдая затем, как из горящих поленьев вылетают маленькие искорки, тут же погасая. Юн ходил в Хвойную долину и смог сделать огненный порошок. Сердце согревает нечто приятное. В этом доме снова тепло.
Юн возвращается с толстой книгой в руках.
– Существует поверие о духах ведьм, владеющих черной магией, например, магией сновидений, – он укладывает книгу на стол и быстро перелистывает страницы. – Я не могу гарантировать того, что это абсолютная правда, но легенды этой книги никогда не ошибались, – ветхие страницы исписаны мелкими строками на неизвестном языке. – Здесь сказано, что если темная ведьма умерла…
Мирэ вдруг перестаёт слышать Юна. На странице книги она видит красочное и детальное изображение девушки. Чёрное потрёпанное платье, впалые скулы и бледная кожа, глаза серые, будто прозрачные. По коже Мирэ бегут мурашки.
– Мирэ, – Юн вопросительно смотрит на застывшую Мирэ. – Ты слышишь меня?
– Что ты сказал? – не отрывая глаз от рисунка, спрашивает Мирэ.
– Если душа ведьмы не упокоилась, она может являться в образе молодой девушки… Вот такой, – Юн неуверенно указывает на картинку, видя, как глаза Мирэ аполняются ужасом.
– Она снилась мне, Юн, – Мирэ рвано выдыхает, устремляя на Юна напуганные глаза.
Они долго смотрят друг на друга. Юн хочет было что-то сказать, но садится на рядом с Мирэ.
– Ты уверена? – настойчиво глядя ей в глаза, спрашивает но.
– Да, – шепотом говорит Мирэ. – Она говорила мне, что моя судьба неизбежна, что всё решено за меня…
На несколько секунд между ними повисает тишина. Юн откидывается на спинку дивана, закрывая глаза руками.
– Но как? – всплеснув руками, произносит он. – Амелия же убила её… Я не понимаю…
– Она совсем ничего не объяснила тебе?
– Ничего. Она просто отдала мне кулон, ты сама это видела, – Юн тяжело вздыхает.
Мирэ ненадолго задумывается, и вдруг в ее голову приходит мысль.
– Ты говорил, что заходишь в ее комнату из-за книг, – начинает Мирэ. – Значит, она много писала, так? Наверняка у нее есть записи, в которых она рассказала хоть что-то.
– Возможно, – задумчиво тянет Юн. – У нее может и есть хоть какие-то рукописи, только вот… придется хорошо поискать. Ты видела этот огромный шкаф? У меня уйдет несколько дней…
– Юн, – перебивает Мирэ, ободряюще сжимая его руку, – я ведь могу помочь тебе. Конечно, если ты не будешь против того, чтобы я видела ее книги.
– Уже поздно. Ты должна пойти домой.
– Мне не надо в университет или еще по каким-то делам завтра. Я абсолютно свободна, так что могу остаться.
– Тогда нам стоит приступить прямо сейчас, – со слабой надеждой в голосе говорит Юн. – Я заварю чай. Нам предстоит долгая ночь.
За разбором интереснейших книг, сборников и записей время пролетает незаметно. Мирэ уже потеряла счëт книгам, которые ей удалось прочитать за несколько часов этого вечера. Напряженную атмосферу удалось разбавить горячим облепиховым чаем и короткими рассказами Юна о некоторых зельях и существах.
– Если честно, – неожиданно начинает он, когда вся комната Амелии уже была завалена книгами, а кружки чая пустели в четвертый раз, – я не так хорошо разбираюсь в этом, – он обводит взглядом огромный стеллаж. – Здесь хранятся собрания о более сложной магии, которая очень редко нужна в обычных условиях. Ты же видела «Магические свойства камней и их применения»? Или «Сто рецептов укрепляющего зелья»? Они очень толстые, но в обыкновенной жизни все это не так важно. С помощью подобных заклинаний Амелия заговаривала кулон.
– Ты же предлагал ей свою помощь? Значит, умеешь применять такое, – Мирэ откладывает в сторону очередную книгу о лечебных свойствах воды. Их здесь было действительно много.
– Я понимаю все это в теории, но на практике приходилось использовать лишь пару раз, – с усмешкой объясняет он.
Мирэ приятно видеть Юна расслабленным. Почти всегда он был раздражен или взволнован, но сейчас, несмотря на причину, по которой они сидят здесь, обстановка в комнате была непринуждённой. Мирэ удалось заметить, что в этом доме ей комфортно. Сам по себе Юн, в особенности в хорошем настроении, излучал необычное тепло и спокойствие. Может быть, дело в его ведьминской ауре, и это все волшебство, но пока что её вполне устраивал такой расклад.
– Я принесу еще чая, – Юн поднимается с пола и забирает кружки, уходя из комнаты.
Мирэ принимается за очередную книгу, довольно большую и толстую. На темно-коричневой обложке выведены золотые буквы. Краска местами стерлась, но в названии все еще четко читалось «Амулеты и магические кулоны: способы создания, свойства и применение». Мирэ начинает было перелистывать страницы, но вдруг из первого же разворота выпадает пожелтевший лист бумаги, полностью исписанный аккуратным вытянутым почерком, похожим на тот, каким было написано письмо Амелии. Не успевает Мирэ начать читать, как в комнату входит Юн с двумя кружками горячего чая.
– Ну, что у тебя? – интересуется он, не сразу замечая её растерянный взгляд.
– Я, кажется, что-то нашла, – неуверенно говорит Мирэ, протягивая ему лист бумаги.
Лицо Юна за мгновение приобретает былую серьёзность. Мирэ понимает по глазам – он узнал ее почерк. Юн берëт листок в руки и медленно садится на пол, не спуская взгляд с текста. С каждой прочитанной строчкой его глаза все сильнее наполняются негодованием. Ему требуется чуть больше минуты, чтобы прочитать всë.
– Нет, – шёпотом тянет Юн. – Нет…– он опускает бумагу, и его беглый взгляд проносится по комнате.
– Что? Что там? – Мирэ пытается заглянуть в текст, но Юн сам протягивает ей листок.
– Прочитай.
Мирэ берет лист бумаги в руки.
«Мне явилось видение. Я не могла быть готова к этому. Я должна принять решение сейчас, потому что не доживу до утра.
Я думала, что все, проклятые Эндорой, мертвы, но осталась еще одна девочка. Несколько лет назад ее отец пошел в лес за цветами белого миддлемиста – единственным, что способно навредить ведьме. Она разгневалась и убила его, проклиная весь его род. Девочка должна была умереть на восьмом году жизни, но теперь все еще хуже. Эндора загадала предсмертное желание о перерождении в тело проклятого. Я не могла предусмотреть это. Я не знаю, в какой момент Эндора захочет переродиться, и я не знаю, что делать.
Если я излечу себя, то, возможно, смогу убить ее после перерождения, но в таком случае девочка будет страдать, а после умрет мучительной смертью. Я могла бы отдать девочке кулон, который облегчит ей жизнь, но потребуется время, чтобы его сила восстановилась, и я просто не успею. Если спасу себя, не смогу спасти невинного ребенка.
Я могу передать ей кулон с Юном, но потом… Эндора так или иначе попробует переродиться, но сможет ли девочка противостоять ей? Юн встретит ее, но сможет ли он ее спасти? Сможет ли он спасти человека?»
Мирэ медленно поднимает потерянный взгляд на Юна.
– Твой отец, видимо, хотел исцелить твою маму белым миддлемистом, – начинает объяснять Юн, увидев в глазах Мирэ неопнимание. Его тон ровный, но в нём скользит раздражение и отчаяние. – Этот цветок чудотворен для всех, кроме Эндоры. Для неё он смертельно опасен. Эндора всегда охраняла поляну, на которой растут эти цветы. Боялась, что попадут в руки ее врага.
– А что за предсмертное желание?
Юн вздыхает.
– Говорят, что последнее желание ведьмы слышит сам дьявол. Предсмертное желание обязательносбывается. Эндора не смогла бы пожелать перерождения, если бы все проклятые ей были мертвы. Чтобы вернуться в этот мир, важно, чтобы после ведьмы остался след – человек, на которого наложена ее магия. Амелия не могла знать, что такие люди еще есть.
Мирэ молча настороженно смотрит на Юна. В его глазах ожидание и горькая усмешка.
– Ты правда не понимаешь? – мотая головой, спрашивает Юн.
Мирэ всё ещё молчит, но невольно хмурится в ответ на его раздражённый и даже насмешливый тон. В этот момент она ощущает всю пропасть, которая на самом деле пролегала между ними. Ведьмак и городская девушка. Два мира, столкнувшиеся по воле судьбы в столь неприятных обстоятельствах. Сознание уносит Мирэ куда-то далеко от реальности, и как бы не пыталась прорваться сквозь швал всевозможных мыслей, она не могла вернуться к письму. Она не хотела понимать того, что там было написано. Но Юн сделал всё за неё.
– Ты проклята, Мирэ. Твоя врождённая болезнь и есть родовое проклятие. В твоё тело переродится Эндора, и ты умрёшь, – последние слова Юн выбрасывает на эмоциях, и тут же жалеет о сказанном, но не отступается.
Мирэ на мгновение забывает, как дышать. Она внов обращает взгляд к Юну, но не находит в его ице хоть какой-то уверенности. Пелена слетает с её глаз, и она видит, что Юн так же напуган, как и она. Он не злится. В нём говорит страх.
– Юн…
– Тебе нужно поспать, – Юн резко поднимается на ноги и отворачивается от Мирэ. – Наверное, уже час или два ночи.
– Но, Юн… – Мирэ растерянно следит за тем, как он начинает укладывать книги в шкаф. – Как я могу уснуть, зная, что какая-то ведьма может переродиться в мое тело в любой момент? – шёпотом говорит она. на глазах наворачиваются слёзы.
Юн тяжело вздыхает, его плечи поднимаются и он резко поворачивается к Мирэ.
– А как я могу спокойно жить, зная, что главный кошмар моего детства вернулся? Зная, что моя сестра погибла напрасно? Зная, что я должен спасти невинного человека? Как я могу жить, зная, что не имею права на ошибку, и если совершу ее, то убью все, что мне когда-либо было дорого? – о срывается на крик.
Мирэ не может отвести взгляд от темных глаз, наполненных страхом.
– Я пойду домой, – еле слышно бормочет Мирэ, отпуская голову и поспешно поднимаясь на ноги. Она выходит из комнаты и направляется к лестнице. На последней ступени Юн окликает её.
– Уже поздно, – спокойно говорит он. – Останься у меня.
Мирэ медленными шагами заходит в спальню Юна, останавливаясь в полуметре от кровати. Воздух в его комнате пропитан древесным запахом. Она тяжело вздыхает и по привычке сжимает кулон в руке, стараясь как можно сильнее расслабиться, но всё же не решается подойти ближе и лечь в чужую кровать. Сам Юн остался в комнате сестры, чтобы разложить книги по местам, и наотрез отказался от помощи. Он дал ей одну из своих длинных хлопковых рубашек – Мирэ практически тонула в ней. Наконец она все-таки присаживается на холодную простынь с полной уверенностью в том, что ей не удастся заснуть, но стоит ее голове коснуться пуховой подушки, как тело тут же обволакивает странное тепло вместе с успокаивающим хвойным запахом. Все мысли испаряются, глаза закрываются сами собой, и Мирэ проваливается в сон.
Просыпается она рано утром от громких капель дождя, стучащих по черепичной крыше и подоконникам. Солнце поднимается над землей, его лучи с трудом пробираются сквозь густые серые тучи. Мирэ лежит в кровати еще пару минут, не отрывая глаз от потолка, но все же решается встать. Она проходит в сторону лестницы, и ее взгляд мельком касается комнаты Амелии. Расписанная дверь закрыта. Она спускается на первый этаж и останавливается прямо на лестнице, когда видит, что дома никого нет.
– Юн? – Мирэ еще раз оглядывается по сторонам, но никого не замечает. Его плащ и пальто висят на месте, значит, он не уходил. Но все же…
Через пару минут Мирэ выходит из дома с зонтом, направляясь вглубь леса. Опавшие листья липнут к кроссовкам, а дождь продолжает нещадно колотить по макушкам деревьев и земле. Проходит несколько минут, прежде чем ей удается различить звук шумящей реки. Она пробирается сквозь заросли и там, на берегу, видит знакомый силуэт.
– Юн, – Мирэ быстрыми шагами подходит к парню, сидящему у речного потока, и закрывает его зонтом. – Что ты тут делаешь, под дождем, в одной рубашке? Ты опять хочешь заболеть? – возмущается она.
– Эта гроза лишь последствие моих эмоций, – сухо говорит Юн, не поднимая глаз. – Что толку скрываться от себя самого?
– Мне все равно, что это за гроза. Ты сейчас же отправишься домой. Сколько ты здесь сидишь?
– Убрался в комнате сестры, пришел сюда. Иди домой, Мирэ.
– Нет! Даже не надейся, что я уйду домой. Пойдем, сейчас же!
– Ты ведь не отвяжешься, если я останусь? – тихо спрашивает он.
– Конечно нет, – Мирэ тянет его за руку, заставляя встать.
Как только они приходят домой, она заставляет его укутаться в теплое одеяло и заваривает горячий чай.
– Зачем ты делаешь это? – поднимая глаза, спрашивает Юн.
– Что? – Мирэ садится в кресло напротив.
– Зачем вытащила меня оттуда? Заварила этот чай? Ты заставляешь меня чувствовать себя должным. Ты сидишь здесь сейчас, при том, что сутки не была дома, и продолжаешь волноваться обо мне. Зачем? Чем я заслужил такое отношение? Кто я для тебя? – Юн смотрит прямо ей в глаза и тихо добавляет: – Никто.
– Юн…
– Чего ты хочешь в ответ, раз поступаешь так? Ты должна была в страхе убежать, после услышанного вчера, но ты остаешься здесь, в моем доме, рядом со мной, и продолжаешь относиться ко мне, будто ничего не случилось. Будто все в порядке. Зачем ты заставила меня уйти от реки? Хочешь, чтобы я спас твою жизнь? Но почему я должен это делать? Почему Амелия пожертвовала своей жизнью ради тебя, так еще и возложила на меня ответственность? – он снова повышает тон, и Мирэ не может свести взгляда с его черных глаз, наполненных чем-то пугающим.
– Юн, – шепотом говорит она, – я понимаю, что тебе тяжело. Мы оба не были готовы к этому, но…
– Так почему ты продолжаешь говорить так легко, если не была готова к этому?
– Потому что я все еще жива. И ты тоже жив. Твоя сестра верила в то, что ты справишься с этим. Она хоть когда-то ошибалась? – Мирэ слабо улыбается, заведомо зная ответ. – Я понимаю, что ты растерян и напуган, и это нормально. Ты должен прожить это, а после мы найдем способ убить Эндору. А если не найдём, – она поджимает губы, – значит, такова моя судьба.
Мирэ ободряюще сжимает ладонь Юна, выпуская из головы все сказанные им на эмоциях слова. Она действительно понимает, что подобное крайне сложно принять и тем более найти выход. Она понимает, что Юну нужно время, чтобы смириться и начать действовать.
Юн долго молчит, опустив голову, думает. Мирэ смотрит на него, сама не зная, чего ждёт.
– Если честно, – вдруг начинает он. Его тон стал тише и спокойнее, – я до сих пор не могу поверить в то, что люди бывают такими. Ты продолжаешь терпеть мои выходки, понимаешь и прощаешь. Я не привык к тому, что подобное отношение можно получить просто так, – он не поднимает глаз. – Прости за то, что не заслуживаю твоей доброты.
– Брось, ты спасал мою жизнь бесчисленное количество раз, хотя недолжен был помогать мне, – отшучивается Мирэ, неожидав такой откровенности.
– Всего-то два, может три. Ты делаешь это, потому что должна отплатить? – он сомтрит на неё снизу вверх.
– Я делаю это, потому что я хочу это делать. Разве нужна причина для того, чтобы позаботиться о ком-то?
– Прошу, иди домой, – шепотом говорит Юн. – Я не вернусь к реке, только возвращайся в город. Твоя мама волнуется за тебя. Я должен остаться один.
Мирэ кивает. Он прав, ей стоит возвращаться.
Глава 13. Это лишь начало
Мирэ возвращается домой в раздумьях. Понимание приходит в ее голову постепенно, будто бы сознание пытается оградить себя от неизбежности.
Она проклята.
Ей страшно. Она ведь всего лишь человек, ничего не знающий о ведьмах и магии. Ей бы безумно хотелось, чтобы Юн рассказал ей больше, успокоил и взял все под свой контроль, но ему ни капли не проще сейчас. Мирэ изо всех сил старается оставаться спокойной, чтобы дать ему время прийти в себя, и тогда уже просить о помощи. Почему-то она верит в то, что он не оставит её. Что бы он ни говорил, какие бы мысли и противоречия не зарождались в его голове, она уверена в том, что он сильнее, чем кажется, и способен вынести даже больше, чем думает сам. За маской холода, так или иначе, скрывается пламенная душа, истерзанная годами одиночества. Несмотря на свою ведьминскую сущность, он все еще может чувствовать разочарование, гнев и неудержимую боль. Он непримирим с утратой, которая далась ему слишком тяжело. Возможно, все это время ему просто нужен был кто-то, кто смог бы поддержать его и всегда быть рядом. Кто стал бы причиной жить, а не существовать в извечном отчуждении, пока остальные боялись и не принимали его таким, какой он есть.
Может быть, Мирэ единственная из тех, кто способен на это. Может, это и есть ее судьба?
Она останавливается на пороге своего дома, тяжело выдыхая. Наверное, стоило бы поговорить с матерью о смерти отца, но ей уж точно не стоит знать о проклятии и том, кем на самом деле является Юн. Мирэ принимает твердое решение не посвящать в это дело маму и натягивает самую что ни на есть правдоподобную улыбку на всем белом свете, прежде чем позвонить в дверь. Миссис Кэннон, явно удивленная исчезновением дочери, открывает почти сразу, с ухмылкой, с трудом замаскированной под недовольство, смотря на Мирэ.
– Доброе утро. И где же ты ночевала, если не секрет? – навалившись на дверной косяк, спрашивает миссис Кэннон.
– У Юна, – понимая, что врать смысла нет, говорит Мирэ.
– Да, он искал тебя днем. И чем же вы там занимались? – миссис Кэннон еле сдерживает улыбку.
– Книжки читали, – а врать-то и не приходится. Мирэ сдерживает смешок от абсурдности сложившейся ситуации.
– Всю ночь?
– Часа три, может четыре.
– Вот оно как, – кивает миссис Кэннон, и Мирэ, не сдержавшись, начинает кивать в ответ. – Но он же тебе совсем не нравится.
– А для чтения важно, чтобы он мне нравился?
– А как же по-другому?
– Ой, думай, что хочешь.
Мирэ протискивается в дверной проем, обходя маму, и тут же направляяется на второй этаж. Если разговор с мамой можно перевести в шутку и просто забыть, то с Джессикой и Джуёном так просто не получится. Эти двое не отстанут от Мирэ и попробуют докопаться до правды. Только вот, стоит ли им об этом знать? Мирэ бессильно падает на кровать. Хочется просто уснуть, чтобы все эти рассуждения не терзали голову. На задворках сознания проносится мысль о том, что сейчас бы очень хотелось вновь почувствовать приятный хвойный запах, успокаивающий и нагоняющий сон.
* * *
За выходные Мирэ, кажется, успела сойти с ума от неконтролируемого потока мыслей, наровящих разбить её голову пополам. Концентрироваться на обыденных делах очень тяжело, когда твоя голова забита проклятиями и ведьмами, так еще и душу излить некому. Чтобы хоть как-то отвлечься, все воскресенье она провела, помогая матери в магазине. В понедельник Мирэ идет в университет одна, только бы оттянуть разговор с Джуёном о том, почему она ушла с матча, но все равно натыкается на него на входе в универ.
– Ты куда ушла в пятницу? И кто это был? – начинает Джуён, не удосужившись поздороваться.
– И тебе добро утро, – вздыхает Мирэ, растерянно оглядываясь по сторонам. Она даже не успела придумать какую-то отговорку, которая бы звучала хоть в меньшей степени правдоподобно. – Это был мой друг…
– Почему ему понадобилось так срочно тебя забрать?
– Ну, там было одно дело… Ему нужна была моя помощь, не важно. И вообще, какая разница? Я опаздываю.
Мирэ разворачивается на пятках и быстрыми шагами направляется в сторону лестницы, оставляя Джуёна удивленно стоять напротив входа. Сейчас она не готова так просто выдать ему правду, только вот достойных идей для оправдания в голову не пришло. И, казалось бы, все худшее позади, но поднимаясь по лестнице, она тут же натыкается на Мэйсона, в буквальном смысле врезаясь в него на повороте.
– Мирэ?
– Прости, – взволнованно бормочет она, лишь бы поскорее убежать отсюда и не объясняться перед всем универом.
– Слушай, я хотел спросить, – начинает он, заставляя Мирэ тихо вздохнуть. – Когда игра закончилась, я не видел тебя на трибунах. Куда ты ушла?
– У меня появились очень важные дела. Прости, надеюсь, ты победил, – тараторит Мирэ, пробиваясь чрез толпу и сворачивая в один из коридоров.
А ведь случившееся видела еще и Джесси. Мирэ направляется в аудиторию, впервые думая о примирении с Джессикой, как о чем-то страшном. Только вот никто больше не задает вопросов. Джуён сидит спокойно, только изредка косится на подругу, но в целом все выглядит так, будто он поверил ей. Странно. Тем не менее, остаток дня Мирэ проводит в спокойствии.
* * *
– Джессика! – почти кричит Джуён, поднимаясь по лестнице, – Джесси, остановись, прошу! – Пары давно закончились, и его голос эхом разносится по пустому этажу. Он решил задержатьсяя, когда узнал, что Джесс тоже останется на пару часов.
– Я тороплюсь и не буду с тобой говорить, – не обернувшись, Джесси ускоряет шаг.
– Это важно, постой!
Джуён, наконец, догоняет ее, хватая за руку, и заставляет обернуться. Он оказывается с Джессикой лицом к лицу, сталкиваясь с возмущенным взглядом ярко-зеленых глаз. Оба застывают, но лишь на мгновение, пока Джесс не вырывается из слабой хватки.
– Я не хочу с тобой говорить, – опуская глаза, произносит она.
– Это важно.
– Мне все равно, – почти шепчет Джесси, разворачиваясь и снова уходя в свою сторону.
– Я не знаю, почему ты так резко возненавидела меня, но, – Джуён замечает, что она снова останавливается, – если тебе так хочется, то пусть. Но это не касается меня. Я хочу поговорить с тобой про Мирэ.
– Что-то случилось? – Джесси оборачивается, но все же не подходит.
– Ты видела того странного типа, который увел Мирэ с матча в прошлую пятницу? Он выглядел взволнованным, и, очевидно, они куда-то торопились, да и Мирэ ушла, ничего не сказав. Когда я спросил про него, она придумала какую-то странную отговорку, и ничего не объяснила.
– К чему ты ведешь?
– Мне кажется, она что-то скрывает от нас.
– Он, конечно, показался мне странным, но не настолько, – неуверенно говорит Джессика, закусывая губу.
– Я понимаю, что ты, вероятно, чем-то обижена, но я хочу разобраться в этом, и мне нужна твоя помощь, – Джуён делает несколько шагов вперед, снова смотря в глаза Джесси, но та быстро отводит взгляд.
– И что ты предлагаешь?
– Проследить за ней.
– Боже, Джуён, – усмехается Джессика, тут же теряя всякую серьезность, – ты не меняешься. Даже тут ты смог придумать такую чушь.
– Почему сразу чушь? – возмущается Джуён, но все же слабо улыбается. Впервые за долгое время он видит улыбку Джесс.
– Так уж и быть, – кивает она. – Я соглашусь на эту авантюру, но не сейчас. Сегодня я занята.
– Тогда завтра. Будем следить за ней завтра.
– А что, если она просто пойдет домой? Не обязана же она встречаться с ним каждый день.
– Тогда послезавтра тоже.
– Я подумаю, – вздыхает Джесс.– Но сейчас отправляйся домой, иначе опоздаешь на электричку.
На следующий день Джуён не заставляет себя долго ждать.
– Эй, Джесси, – негромко говорит он, догоняя девушку и тут же затягивая ее в один из узких коридоров.
– Ты что творишь? – возмущается Джессика.
– Я хотел обсудить нашу слежку. Нужно же придумать план, – с предвкушающей улыбкой говорит он.
– Точно, – бормочет Джесси, прикрывая лицо рукой. – Ну, наверное, для начала тебе надо придумать причину, по которой ты не пойдешь с ней домой. Скажешь, что ты задерживаешься, или что-то вроде того.
– А ты?
– А я пока что не хочу общаться с ней, – вздыхает она. – Только прошу, не говори мне о том, что нам надо помириться, – говорит она, прежде чем Джуён пытается перебить её.
– Когда я обдумывал план, я подметил одну деталь, – переводит тему он. – Как мы зайдем в электричку незамеченными?
– А обязательно входить в один вагон с ней?
– Конечно, в этом же вся прелесть слежки!



