Соседи. Битва за «Версаль»

Евгений Лачугин

Соседи. Битва за "Версаль"

Глава 1. Счастливый билет

Вихрь из перьев от старой подушки, облако пыли, поднятое с верхней полки шкафа, и оглушительный, медвежий рёв Виктора Горшкова – вот с чего началось то утро, которое перевернуло их жизнь.

– ГА-ЛИ-НА! – ревел Виктор, стоя на табуретке и пытаясь достать с антресолей заветную картонную коробку с надписью «Разное важное». – РОМКА! ИДИ СЮДА, МУЖИКИ НУЖНЫ!

Из своей комнаты, не отрываясь от экрана ноутбука, выполз шестнадцатилетний Рома. Выполз в прямом смысле слова – он снимал на телефон челлендж «Собери носки с завязанными глазами на скорость» и теперь, как червяк, полз по коридору, натыкаясь на стены.

– Па, я в эфире! – прошипел он, прикрывая микрофон на наушниках.

– Отэфирься! – не унимался Виктор, наконец стаскивая коробку. Она была тяжеленной. С грохотом, подняв новое облако пыли, коробка приземлилась на пол, из неё выкатилась стеклянная банка с мутной жидкостью и каким-то гербарием на дне. – Смотри-ка, Галя! – обрадовался Виктор, поднимая сокровище. – Самогон твоего деда, Степана! 1985 год, зерновой! Выдержка, понимаешь? Как коньяк!

Галина вышла из кухни, вытирая руки об фартук, увешанный вышитыми петухами. Её лицо, обычно спокойное и доброе, сейчас выражало легкую панику, приправленную материнской усталостью.

– Вить, ну что ты орёшь, как потерпевший? Всё равно ведь не найдётся. Я тебе сто раз говорила – выбрось ты эти старые билеты. Какой смысл их хранить?

– А какой смысл их выбрасывать? – философски парировал Виктор, уже засовывая руку по локоть в коробку. – Вдруг там выигрыш? А мы выбросим. Буем потом всю жизнь кусать локти. А так – лежат. Не просят ни есть, ни пить.

– Там выигрыш был до 1993 года, Витя! С тех пор лотереи другие! – вздохнула Галина, но в её глазах мелькнула знакомая искорка. Она давно смирилась с тем, что её муж – неисправимый романтик и Плюшкин в одном флаконе.

Коробка «Разное важное» была ковчегом их семейной истории. Тут лежали поздравительные открытки с Первомая, пожелтевшие фотографии, талоны на бензин А-76, пакетик с семенами неизвестного растения, подписанный «от тёти Шуры», и, конечно, килограммы старых лотерейных билетов. Виктор верил в удачу с упрямством, достойным лучшего применения.

– А вот и он! – торжествующе воскликнул он, извлекая на свет божий потрёпанный конверт. – Лотерея «Жилищный Альянс»! Помнишь, я купил у того мужика у метро, он такой активный был?

– Помню, – улыбнулась Галина. – Ты сказал, что у него глаза честные.

Рома, тем временем, прекратил съёмку и прислонился к косяку двери, снимая отца на телефон. «Хроники семейного безумия. Выпуск 457. Отец ищет сокровища капитана Флинта в пыльной коробке. Мать пытается его остановить. Счёт 457:0 в пользу отца».

– Так, – Виктор уселся на пол, разложив перед собой горку билетов. – Рома, дай-ка ручку. Галя, включай телек, щас тираж.

– Вить, обед на плите! Картошка тушится!

– Картошка подождёт! У нас тут судьба решается!

Галина махнула рукой и пошла на кухню, откуда вскоре донёсся запах жареного лука и лаврового листа – запах, который был душой этой трёхкомнатной хрущёвки. Этим пахли её стены, её занавески, её жизнь. Жизнь, которую она искренне любила.

Виктор, высунув от усердия язык, методично сверял цифры на билетах с бегущей строкой на экране старого телевизора «Электрон». Рома снимал крупным планом его лицо, освещённое голубоватым свечением экрана.

– Б-32… 45… 11… – бормотал Виктор. – Нет… Б-32… 45… 12… Тоже нет. Ну, я же говорил, всё это ерунда…

Он уже собирался швырнуть всю пачку в сторону коробки, как его взгляд упал на одинокий билет, прилипший к его рабочей штанине.

– А это что тут забыло? – Он отлепил билет. – А, это тот самый, от мужика с честными глазами.

Он лениво пробежался глазами по цифрам. Потом замер. Медленно поднёс билет к самому носу. Потом резко рванулся к телевизору, чуть не опрокинув табуретку.

– Га-ЛИ-НА! – его голос сорвался на фальцет. – РОМКА! ЦИФРЫ!

Он тыкал пальцем в экран, потом в билет, потом снова в экран. Его лицо изумлённо вытянулось, глаза стали круглыми, как блюдца.

– Па, ты в порядке? – спросил Рома, приближая камеру. – С тобой всё хорошо? Ты не ел грибы из той банки, что в коробке?

– Молчи! – прошипел Виктор, не отрывая взгляда от билета. – Смотри… Б-32… 45… 18… И здесь… Б-32… 45… 18… Галя!

Галина выбежала из кухни с поварёшкой в руках.

– Опять что?

– Галя, – Виктор говорил шёпотом, как заговорщик. – Ты только не падай в обморок. Дай мне сесть. Нет, ты сядь. Нет, лучше я сяду.

Он грузно опустился на пол, по-прежнему сжимая в потной ладони злосчастный билет.

– Мы… – он сделал паузу для драматизма. – Мы… выиграли.

В кухне зашипела и убежала на плиту картошка. В квартире воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением телевизора.

– Что мы выиграли, Витя? – осторожно спросила Галина. – Набор кастрюль? Микроволновку?

– Квартиру, – выдохнул Виктор. – Мы выиграли квартиру.

Он произнёс это так, будто сказал: «Мы выиграли полёт на Марс».

Рома первым нашёлся. Он сунул телефон чуть ли не в лицо отцу.

– Повтори, па! Для истории! Какую квартиру?

– Квартиру! – уже громче сказал Виктор, и в его голосе прорвалась неподдельная, детская радость. – В новостройке! В «Версале»! Ты представляешь? «ВЕР-САЛЬ»!

Он вскочил на ноги и начал метаться по комнате, размахивая билетом, как знаменем.

– «Версаль»? – Галина медленно опустилась на стул. – Это тот, что на проспекте, с золотыми буквами? Где фонтаны и ливреи… ливрейные швейцары?

– Тот самый! Три комнаты! Вид на парк! Ремонт от застройщика! – Виктор схватил жену за руки и потащил её в пляс. – Галя, ты понимаешь? Мы вырываемся! Из этой трубы! Из этой вечной тесноты!

Хрущёвка, в которой они прожили двадцать лет, и правда была похожа на трубу. Узкий коридор, крохотная кухня, где не могли разойтись два человека, и смежные комнаты. Но для Горшковых это был дом. Дом, где пахло пирогами, где на балконе зимовали банки с соленьями, а в кладовке стоял велосипед Ромы и запасы картошки «на чёрный день».

– Но, Вить… – попыталась возразить Галина, но её голос утонул в ликовании мужа.

– Никаких «но»! – гремел Виктор. – Рома, прекращай свою ерунду снимать, бери молоток!

– Зачем молоток? – недоуменно спросил сын.

– Стены ломать! Раздербаниваем всё к чёртовой матери! Зачем нам этот хлам? Мы теперь аристократы! Мы в «Версаль» переезжаем!

Начался хаос. Тот самый, уникальный, горшковский хаос. Виктор с рёвом «Ура!» выдрал из стены давно не работающий телефонный провод, подняв тучи пыли. Галина, всё ещё находясь в ступоре, автоматически начала завязывать в узел старые простыни, чтобы упаковать посуду. Рома, осознав масштаб происходящего, переключился на прямой эфир.

– Щас, ребята, вы не поверите! – шептал он в камеру, снимая беснующегося отца. – Мой папаша только что выиграл каменный мешок в элитной новостройке. Судя по его реакции, мы уже через час будем там жить. Ставьте лайки, подписывайтесь, следите за развитием событий. Хештег #изхрущевкивверсаль.

– Вить, давай хоть подумаем! – пыталась достучаться Галина. – Как переезжать? На чём? Куда вещи девать?

– Всё просто! – Виктор уже тащил из коридора старый чемодан на колёсиках, отвалившихся ещё при Брежневе. – Берём самое ценное! Остальное – на свалку! Мы теперь по-новому заживём! Стильно, богато, молодёжно!

– Папа, «молодёжно» – это не про тебя, – заметил Рома, снимая, как отец пытается запихнуть в чемодан кастрюлю с отбитой эмалью.

– Молчи, юнец! Ты жизни не видел! Галя, а где моя отвертка-шестигранник? Надо розетки повыкручивать, они там дорогие, брендовые!

– Вить, там ремонт от застройщика! Там всё будет! – заламывала руки Галина.

– А вдруг кривые руки у этих застройщиков? А я свои, прямые! Я им всё сам переделаю! По-своему! С душой!

Он представлял себе эту картину: он, Виктор Горшков, слесарь 6-го разряда, входит в шикарную квартиру с евроремонтом и первым делом начинает «доводить её до ума» – подпиливать двери, чтобы не скрипели, менять смесители на более «солидные» и, возможно, даже приварить дополнительные петли к входной двери, «для надёжности».

Галина же представляла совсем другое. Она представляла стерильные, блестящие поверхности, на которые нельзя поставить горячую сковородку. Огромные панорамные окна, на подоконниках которых нельзя расставить батарею банок с помидорами. И соседей. Тихих, вежливых, пахнущих дорогим парфюмом, а не жареной картошкой. От этой мысли ей стало немного не по себе.

– Мам, а что там с балконом? – спросил Рома, прервав её размышления. – Там можно матрас выносить?

– Конечно, можно! – без тени сомнения заключил Виктор. – А как же? Балкон для того и создан, чтобы на нём всё хранить! И матрасы, и колёса от машины, и банки с вареньем! Это святое!

Галина вздохнула. Она посмотрела на мужа, красного от возбуждения и усилий, на сына, снимающего этот адский беспорядок для своих зрителей, на старую, протоптанную до дыр дорожку в гостиной. И вдруг её тоже охватила эта безумная, заразительная радость. Ну, а почему бы и нет? Новая жизнь. Новые стены. Может быть, и правда, пора?

– Ладно, – сказала она, и в её голосе зазвенела решимость. – Но сначала обед! И всё это безобразие – прекратить! Переезд – дело серьёзное. Надо составить план, список, всё обдумать.

– Какой план? – искренне удивился Виктор. – Берём и едем! Всё гениальное – просто!

Он подхватил жену на руки и, к её ужасу и восторгу, закружил по комнате, переступая через разбросанные вещи.

– Прощай, наша милая хрущёвка! Здравствуй, «Версаль»!

Рома снимал эту карусель, и в его голове уже рождался гениальный план. Его канал «Rich vs. Real» обретёт новый, невероятный контент. Он будет хронистом великого переселения народов. Народа Горшковых.

В тот вечер они так и не поужинали. Сидели за столом, заваленным лотерейными билетами, старой документацией и чашками с остывшим чаем, и строили планы. Виктор – грандиозные и безумные. Галина – практичные и осторожные. Рома – цифровые и вирусные.

А за окном, в сизой вечерней дымке, уходили в прошлое старые, знакомые крыши их района. Им на смену маячил призрачный, сияющий огнями «Версаль». Дворец, который не знал, что через несколько дней в его стерильные, выверенные стены ворвётся ураган по фамилии Горшковы. Ураган с матрасом на балконе, банками огурцов на подоконнике и бутылкой самогона 1985 года в картонной коробке.

Счастливый билет лежал на видном месте, под стеклом старого серванта. Он был не просто бумажкой. Он был детонатором. И отсчёт пошёл.

Глава 2. Хроники «Версаля»

Три дня. Целых три дня потребовалось Галине, чтобы уговорить Виктора не ломать стены в хрущёвке и не выносить на помойку рабочий верстак. Три дня Рома монтировал свой первый вирусный ролик про «Счастливый билет», который набрал двести тысяч просмотров и породил мем «Горшков – новое лицо русской рулетки». И три дня Виктор ходил по квартире, как неприкаянный, то и дело пытаясь «улучшить» уже упакованные вещи – подточить ножки стула или подкрутить гайки на чемодане.

Наконец, наступило утро икс.

– Так, – сказал Виктор, застыв на пороге «Версаля» с картонная коробкой в руках, из которой торчал веник. – Приехали. Теперь это наш дом.

Он произнёс это с такой торжественностью, с какой, наверное, Наполеон говорил: «Теперь это наша Москва». Разница была лишь в том, что Наполеон вошёл в горящий город, а Виктор Горшков – в холодный, сияющий безупречным блеском вестибюль.

Рома шёл сзади, держа наготове телефон. Он договорился с отцом о первом контенте – негласной видео экскурсии по «Версалю». «Скрытая камера, пап. Реакция натуральная, без фальши. Ты просто заходишь и ведёшь себя как обычно».

– Как обычно? – переспросил тогда Виктор. – Ну, это я могу.

И он мог. Прямо сейчас, поставив коробку на пол из итальянского мрамора, он огляделся, свистнул и громко заявил:

– Ничего себе, Галя! Прямо как в больнице! Чисто, блестит, и пахнет… чем это пахнет? Хлоркой, что ли?

Галина, державшая в руках кастрюлю с драгоценным заквашенным тестом (его нужно было срочно «пристроить» в новую духовку), лишь сжала губы. Воздух действительно пахнет дорогим освежителем с нотками бергамота и сандала. И тишиной. Гробовой, звенящей тишиной, в которой каждый её шаг отдавался гулким эхом.

– Рома, не шаркай ногами, – прошептала она.

– Мам, я в кедах, – также шёпотом ответил Рома, снимая панораму холла: высокий потолок с хрустальной люстрой, зеркала в позолоченных рамах, за которой-то причине стоявшая у стены ваза с живыми орхидеями размером с маленькое деревце.

Именно в этот момент из-за угла, ведомый невидимым расписанием, появился Людвиг Аристархович.

Рома мгновенно навёл камеру. Мужчина лет шестидесяти пяти, в идеально отглаженных брюках, светлой рубашке и с планшетом в руках. Его походка была размеренной и чёткой, будто он отмерял собственные шаги как универсальную единицу длины.

Виктор, увидев первого соседа, просиял.

– А, здравствуйте! – громко крикнул он, срывая с лица Людвига Аристарховича маску сосредоточенности и надевая вместо неё маску легкого ужаса. – Мы ваши новые соседи! Горшковы! Виктор, Галина, Роман!

Людвиг Аристархович замер, его пальцы застыли над планшетом. Он медленно поднял голову, взглянул на Виктора, потом на коробку с веником, потом на кастрюлю в руках у Галины. Казалось, его мозг, отлаженный как швейцарские часы, пытался обработать эти данные и выдавал ошибку «Неопознанный объект в зоне калибровки».

– Людвиг Аристархович, – наконец выдавил он, сделав маленький, чисто символический шаг назад. – Очень приятно.

– Взаимно, взаимно! – Виктор шагнул вперёд с явным намерением похлопать соседа по плечу, но Людвиг Аристархович инстинктивно отпрянул, как от оголённого провода. – Мы вот только заехали! Красота тут у вас, прямо дух захватывает! Я уж думал, у нас в цеху чисто, а тут, я смотрю, вообще стерильно! Можно операцию делать!

– Здесь… принято соблюдать тишину, – сказал Людвиг Аристархович, глядя куда-то в район галстука Виктора. – И… чистоту. В подъезде.

– А мы за чистоту! – искренне воскликнул Виктор. – Я сам слесарь, руки золотые! Если что где потекёт или скрипнет – обращайтесь, мигом починю! По-соседски!

Лицо Людвига Аристарховича вытянулось. Мысль о том, что что-то в его идеальном мире может «потечь» или «скрипеть», а уж тем более быть починенным «мигом» и «по-соседски», видимо, была для него кощунственной.

– Благодарю, – сухо ответил он. – Но у нас есть управляющая компания. С лицензией. Прошу прощения, у меня… замеры.

И он, не глядя, прошёл мимо, уткнувшись в планшет, на экране которого Рома успел разглядеть сложный график с пиками и впадинами.

– Что он мерит? – тихо спросила Галина.

– Уровень счастья, наверное, – флегматично ответил Рома, провожая камерой удаляющуюся фигуру. – У него, походу, сейчас стрелка в красной зоне.

Пока они ждали лифт, Рома снял ещё несколько дублей для своего будущего шедевра – «Соседи: Первый Контакт». Он запечатлел, как Виктор, пытаясь прочитать объявление о правилах пользования мусоропроводом, тыкал в него пальцем и оставил жирный отпечаток на глянцевой поверхности. И как Галина, пытаясь этот отпечаток стереть рукавом, только размазала его.

Наконец, они поднялись на свой этаж. И здесь Роме улыбнулась настоящая удача. Прямо напротив лифта, у своей двери, замер в стойке «смирно» Сергей Петрович.

Полковник в отставке. Рома узнал его сразу – по выправке, по короткой стрижке «ёжиком» и по взгляду, который мог бы заморозить кипящий самовар. Сергей Петрович не вышел, он именно что «замер». Он изучал розовый куст в кадке, стоявший у стены. Но изучал не как садовод, а как следователь на месте преступления. Его глаза выискивали малейший изъян, малейшее отклонение от нормы.

– О! Ещё сосед! – обрадовался Виктор. – Здравствуйте, товарищ…

– Сергей Петрович, – отчеканил полковник, поворачиваясь к ним. Его взгляд скользнул по Горшковым, будто проводя инвентаризацию: мужчина – потенциальный источник шума, женщина – источник кухонных запахов, подросток с телефоном – источник непонятного излучения. Угроза. Уровень тревоги: повышенный.

– Очень приятно, Горшковы! – Виктор снова сделал попытку сократить дистанцию, но Сергей Петрович не отступил. Он просто стал ещё прямее, словно в него вставили стальной прут. – Я Виктор. Это Галина, жена. А это наш Ромка.

– Роман, – поправил сын, снимая крупным планом неподвижное лицо полковника.

– Вижу, – сказал Сергей Петрович. Его голос был ровным, без эмоций, как зачитывание доклада. – Вы на восьмом?

– На восьмом, точно! Квартира 81! Заходите в гости, как-нибудь! Чайку попьём!

Сергей Петрович медленно, как танковая башня, повернул голову к Виктору.

– В правилах внутреннего распорядка дома «Версаль», – начал он, – пункт 4.7 гласит: «Самовольное посещение квартир других жильцов, не согласованное с администрацией и не внесённое в график дежурств, не допускается во избежание нарушения личного пространства и режима дня».

Вестибюль погрузился в тишину. Даже Виктор на секунду потерял дар речи.

– Ну… это… мы по-дружески… – попытался он найти контраргумент.

– Дружеские визиты, – продолжил полковник, – регламентируются пунктом 4.7.1. Они возможны по предварительной письменной заявке, поданной не менее чем за 48 часов, с указанием цели, времени визита и списка присутствующих. Форма заявки – у консьержа.

Рома не мог поверить своей удаче. Он снимал, затаив дыхание. Это был контент высшей лиги.

– Понял, – сдался Виктор. – Будем знать. А то, что у вас тут… – он кивнул на розовый куст. – Кустик завял? Я, если что, могу подлечить. У меня руки…

– С растениями работает сертифицированный фитодизайнер, – отрезал Сергей Петрович. – По графику. Вторник и четверг, с 10:00 до 11:00. Всякая самодеятельность исключена.

Он кивнул, больше из вежливости, чем из желания поддержать беседу, развернулся на каблуках и чётким шагом направился к своей квартире. Рома успел снять, как полковник, прежде чем зайти внутрь, наклонился и что-то записал в маленький, потрёпанный блокнот, который достал из нагрудного кармана.

– Что он там пишет? – прошептала Галина, когда дверь за Сергеем Петровичем закрылась с тихим, но уверенным щелчком.

– «09:47. Появление новых жильцов в секторе 8-А. Группа лиц. При себе имели потенциально грязные предметы: коробка, кастрюля. Вёл себя шумно. Внешний вид – не по уставу. Внесено в журнал наблюдений», – с пародийной серьёзностью нашептал в микрофон Рома.

– Да ну, брось ты, – отмахнулся Виктор, но в его голосе прозвучала неуверенность. – Мужик просто строгий. Служивый. Это нормально.

Он подошёл к двери своей новой квартиры, достал ключ-таблетку, который ему выдали в управляющей компании, и с некоторой торжественностью вставил его в замочную скважину.

В этот момент из лифта вышла Маргарита Степановна.

Рома, как настоящий папарацци, мгновенно перевёл камеру на неё. Пожилая женщина с идеальной седой причёской, в строгом костюме и с сумкой из мягкой кожи. Она шла, гордо неся голову, и её взгляд скользил по стенам и потолку с видом искусствоведа, проверяющего сохранность экспонатов.

И этот взгляд упал на их разбросанный у дверей скарб. На коробку с веником. На кастрюлю с тестом. На лицо Маргариты Степановны на мгновение накатила волна такого нескрываемого отвращения, будто она увидела не вещи, а нечто непотребное, оскверняющее святую обитель.

Она остановилась, её пальцы сжали ручку сумки. Виктор, увлечённый процессом открывания двери (ключ почему-то не поворачивался), не заметил её. Но Галина заметила. И встретилась с ней взглядом.

– Здравствуйте, – тихо сказала Галина, пытаясь улыбнуться.

Маргарита Степановна не ответила. Она медленно, с холодным достоинством, провела глазами от кастрюли до лица Галины, словно ставя мысленную оценку «неудовлетворительно». Потом её взгляд переместился на дверь их квартиры, будто она пыталась представить, какое кощунство сейчас произойдёт за ней. Затем, не проронив ни слова, она развернулась и пошла к своей двери, держа спину настолько прямо, что, казалось, она вот-вот треснет.

– Ну и народ, – выдохнул Рома, прекращая запись. – Ни одного нормального человека. Один с графиками, второй с уставом, третья… с приветом.

– Роман! – строго сказала Галина.

– Что «Роман»? Ты сама видела. Смотрят на нас, как на тараканов.

– Ничего подобного! – возмутился Виктор, наконец-то повернув ключ и с громким щелчком открыв дверь. – Люди просто не привыкли ещё. Мы их растормошим! Раскрепостим! Жизни научим!

Он широко распахнул дверь, и перед ними предстала их новая квартира. Большая, светлая, пустая. С глянцевым белым полом, белыми стенами, панорамными окнами и абсолютно бездушная. Похожая на страницу из глянцевого журнала, с которой стёрли все следы человеческого присутствия.

Виктор первым пересёк порог. Его тяжёлые рабочие ботинки гулко застучали по паркету.

– Ну вот! – провозгласил он, и его голос громко отозвался в пустоте. – Теперь тут заживём!

Галина осторожно ступила на сияющую поверхность, боясь оставить след. Рома вошёл последним, продолжая снимать.

– Так, ребята, – сказал он, переводя камеру на себя. – Первый контакт с аборигенами состоялся. Вердикт: цивилизация явно не дружелюбная. Но мы не сдаёмся. Следите за новыми выпусками «Rich vs. Real». В следующем серии: «Обустройство быта по-горшковски», или «Кто кого: матрас против дизайнерского интерьера». Ставьте лайки, подписывайтесь. Погнали!

Он выключил запись и огляделся. Квартира была прекрасной. И абсолютно чужой.

– Знаешь, папа, – сказал Рома, глядя на идеально ровные стены. – Мне кажется, твой музей только что получил трёх новых смотрителей. И они явно не в восторге от того, что мы пришли сюда не на экскурсию.

– Музей? – фыркнул Виктор. – Мы тут сейчас такой жизни наведём, что они свои графики и уставы забудут! Галя, где мои инструменты? Надо розетки проверить – вдруг криво вмонтированы!

И пока Виктор искал отвёртку, а Галина с тоской смотрела на безупречный подоконник, где не стояла ни одна банка с огурцами, Рома уже придумывал название для своего нового ролика: «Версальский синдром, или Первые жертвы культурного шока».

Война ещё не началась. Но разведка боем была проведена. И обе стороны поняли главное: противостояние будет жёстким. Потому что на кону стояло не просто соседство. На кону стояли два несовместимых друг с другом понятия о жизни, о доме и о счастье. И Горшковы, сами того не зная, только что пересекли линию фронта.

Глава 3. Обустройство быта по-горшковски

Первая ночь в «Версале» прошла тревожно. Не потому, что было страшно, а потому, что было… слишком тихо. В их старой хрущёвке всегда присутствовал свой звуковой ландшафт: где-то скрипела старая мебель, за стеной сосед кашлял, с улицы доносился гул машин. Здесь же была абсолютная, глубокая, почти давящая тишина, нарушаемая лишь смутным гулом центральной вентиляции, похожим на дыхание спящего великана.

Галина проснулась первой. Солнечный свет, не смягчённый грязными стёклами старого окна, резкими потоками врывался в спальню, отражаясь от глянцевого пола и слепя глаза. Она лежала и смотрела на идеально ровный, белоснежный потолок. Не клеёнка с разводами, не трещинка, не пятно от когда-то протекшего соседа сверху. Чистый лист. От этой безупречности стало немного тоскливо.

На кухне её ждал ещё один культурный шок. Встроенная техника сияла хромом, панель индукционной плиты напоминала пульт управления звездолётом, а кофемашина молчаливо демонстрировала на своём дисплее загадочные иероглифы. Галина потрогала холодную, идеально гладкую столешницу. Ей захотелось поставить на неё свою старую, закопчённую чайную пару с подстаканником. Но она побоялась оставить след.

– Вить, – сказала она, когда муж, наконец, появился на пороге кухни, потирая заспанные глаза. – А где тут у нас… самовар поставить?