Чёрная вдова

Глория Голд

Чёрная вдова

Глава 1. Дождь и сигаретный дым

Комиссар Анри Дюпон стоял у окна своего кабинета в Уголовной полиции на набережной Орфевр и смотрел, как дождь хлещет по Сене. Не тот, легкий и романтичный, что рисуют на парижских открытках, а холодный, осенний, нордический ливень, заставляющий прохожих кутаться в пальто и торопливо бежать под укрытие.

Сегодня всплыло дело Софи Легран.

«Черная вдова» – так ее уже окрестили в газетах, смакующих смерть ее третьего мужа, Франсуа Саркози. Формально – самоубийство после крупного проигрыша на скачках. Неформально – удивительная последовательность: трое богатых мужей, три трагических смерти, три наследства. Слишком уж аккуратная цепочка для простого совпадения.

Дело было закрыто из-за давления сверху, не хватало улик. Но старый граф де Ларош, дядя последнего покойного, приходивший в участок с тростью и слезами на глазах, не давал покоя совести Дюпона. Совести – последнему, что еще не сдали в архив в этом здании.

Анри потянулся к стопке бумаг. Его взгляд упал на карманные часы, лежавшие на столе. Они принадлежали его отцу и остановились в день его смерти, много лет назад. 21:34. Вечное напоминание о том, что не все тайны раскрываются, и не всякая справедливость торжествует. Он сунул часы в карман жилета, почувствовав привычный холод металла.

Он не стал вызывать ее в участок. Вместо этого заказал номер в «Рице». Арена должна быть нейтральной, но комфортной для жертвы. Чтобы она расслабилась. Чтобы совершила ошибку.

Такси резко затормозило у отеля, вырвав Софи Легран из раздумий. Шофер что-то буркнул себе под нос о вечных пробках. Она не стала ждать, пока он выйдет, чтобы открыть ей дверь. Громко хлопнув дверцей, она легкой, будто танцующей походкой устремилась к главному входу, оставляя позади раздраженного водителя и всю эту унылую погоду. Ее появление было подобно вспышке света в серой парижской мгле.

Швейцар, мужчина в летах с безупречными манерами, распахнул перед ней тяжелую дверь, и его каменное лицо на мгновение озарилось почтительным восхищением. Софи одарила его ослепительной, отработанной до автоматизма улыбкой и скользнула внутрь. Теплый, насыщенный ароматами дорогих духов и цветов воздух холла обволок ее. Не сбавляя шага, она направилась к стойке администратора, ее красное платье от кутюр оставляло за собой след в пространстве, словно хвост кометы.

– Bonjour, у меня назначена встреча с месье Анри Дюпоном, – произнесла она своим низким, чарующим голосом.

Администратор, молодой человек с идеально уложенными волосами, на мгновение растерялся под ее взглядом.

–Месье Дюпон уже ждет вас в номере 313, мадемуазель Легран.

Софи кивнула и повернулась к лифту. В его полированной латуни она поймала свое отражение. Высокая, стройная брюнетка, в чьих глазах плескалась целая история. Иногда ей самой казалось, что она смотрит на другую женщину – ту, что живет за непроницаемой маской.

Подойдя к двери номера 313, она на секунду замерла, почувствовав комок в горле из-за внезапного нервного напряжения. Затем, выпрямив спину, она уверенно постучала три раза.

Дверь распахнулась, и на пороге возник высокий темноволосый мужчина. Он был не таким, как она представляла. В его облике не было ни казëнности, ни нарочитой солидности. Темно-коричневый костюм сидел на нем безупречно, светло-розовая рубашка подчеркивала загар, а во взгляде темно-карих глаз читалась холодная, сканирующая ясность.

«Опасность», – мгновенно просигналил в голове внутренний голос.

– Месье Дюпон, полагаю? – заставила свой голос звучать томно и расслабленно Софи.

–Комиссар Дюпон, – поправил он мягко, но твердо. – Прошу, проходите.

Он жестом пригласил ее внутрь. Номер был роскошен, но безличность дорогого отеля витала в воздухе. Софи вошла и грациозно опустилась в низкое кожаное кресло, демонстративно приняв позу, которая выгодно подчеркивала линию ее ног.

мюпон подошел к окну и резко распахнул его. В комнату ворвался свежий ветерок, несущий с собой отдаленный гул парижских улиц и запах мокрого асфальта. Затем он повернулся к ней, и его оценивающий взгляд скользнул по ней с головы до ног. У Софи на мгновение перехватило дыхание. Она почувствовала себя беззащитной, почти нагой под этим жестким, проникающим в самую душу взглядом.

– Я пригласил вас сюда, чтобы задать несколько вопросов по делу о смерти вашего третьего мужа, – начал он без лишних предисловий, опускаясь в кресло напротив. Его поза была спокойной, но энергия, исходившая от него, была напряженной, как тетива лука.

Софи откинулась на спинку кресла, грациозно скрестила ноги.

– Согласно моим показаниям, в ту ночь я была в загородном поместье. И, как вам должно быть известно, это могут подтвердить пятьдесят свидетелей.

– Пятьдесят свидетелей из высшего света, – скептически сжал губы Дюпон. – Удивительно сплочëнное общество.

– Разве расследование официально не завершено? – спросила она с наивным видом, который не обманул бы и ребенка.

– Формально – да, – ответил Анри, чувствуя, как нарастает раздражение. Эта женщина играла с ним, как кошка с мышкой. – Но есть нюансы. И есть настойчивые родственники.

Софи снисходительно улыбнулась. Затем она достала из сумочки пачку тонких дамских сигарет. Сжав сигарету длинными пальцами в перчатке, она вопросительно взглянула на него. Он принял этот вызов.

Анри неспешно вынул из кармана стильную серебряную зажигалку. Уверенным движением зажёг её. Софи медленно наклонилась вперед, положила левую руку ему на запястье – легкое, почти невесомое прикосновение, но от него по коже побежали мурашки. Она пристально смотрела ему в глаза, делая глубокую затяжку.

Обычно этот прием срабатывал безотказно. Но Анри лишь отвёл руку и вернулся на свое место, сохраняя невозмутимое выражение лица. Он видел, как в ее глазах мелькнуло недоумение, прежде чем она глубже устроилась в кресле.

«Нет, мадемуазель, со мной этот номер не пройдет», – подумал он с удовлетворением.

Он достал сигару, не спеша обрезал кончик, раскурил. Дым сигары смешался с дымом ее сигареты – две войны, две тактики. Потом подошёл к бару, давая ей время осознать свою первую неудачу.

– Что будете пить? – спросил он, полуобернувшись.

–Сухой мартини, – ответила она не задумываясь.

Он разлил напиток по бокалам и уже хотел подойти, но Софи опередила его. Она резво вскочила с места и через несколько секунд очутилась рядом. Это застало его врасплох. Он молча протянул ей бокал.

– За что выпьем? За знакомство? Тогда нужно сделать это на брудершафт, – сказала она с самой очаровательной улыбкой.

Анри усмехнулся.

–Мадемуазель Легран, вы, по-видимому, не осознаете серьезность вашего положения. Родственники покойного считают вас виновной.

– Но у меня железное алиби, дело закрыто. Скоро я вступаю в права наследования. А у вас, насколько я понимаю, нет никаких доказательств, – с насмешкой произнесла Софи и, поднеся бокал к чувственному рту, сделала большой глоток.

Анри с интересом наблюдал за ней. Она играла роль легкомысленной парижанки, но в ее глазах он читал острый, расчетливый ум. Она была неотразима, и ему приходилось прилагать усилия, чтобы не поддаться ее чарам.

Софи подошла к открытому окну и, опершись локтями на подоконник, выглянула на улицу. Анри скользнул взглядом по ее стройным ногам. Словно почувствовав это, Софи мгновенно метнула через плечо быстрый взгляд из-под пушистых ресниц.

– Скажите, мадемуазель Легран, – начал он, меняя тактику, – почему вы развелись с вашим первым мужем, графом де Сен-Симоном?

Выражение лица Софи мгновенно переменилось. Маска легкомыслия упала, обнажив нечто настоящее, уязвимое и яростное.

–Не смейте произносить при мне это имя! – выкрикнула она.

Анри знал причину разрыва из светской хроники, но не ожидал такой яростной реакции. И уж тем более не ожидал, что по ее щекам покатятся крупные, настоящие слезы. Плечи задрожали, ослабевшие пальцы разжались, и бокал, выскользнув, разбился о пол, разбрызгав мартини.

Анри вскочил и бросился к ней. Теперь она казалась совершенно потерянной, маленькой девочкой. Он обнял ее за плечи, почувствовав, как она вся дрожит, подвел к кушетке и усадил. Девушка уткнулась лицом в его плечо. Он гладил ее мягкие шелковистые волосы, вдыхая аромат дорогих духов, и думал: «Величайшая актриса или…»

Немного успокоившись, Софи отстранилась и подняла на него прекрасные, полные слез глаза. И вдруг Анри увидел перед собой просто красивую несчастную женщину, нуждающуюся в защите. Он не устоял – его губы сами потянулись к ее щеке, чтобы осушить слезы. Это был порыв, глупость, нарушение всех правил.

Ее руки обвили его шею, а губы прижались к его губам в страстном, жгучем поцелуе. Анри потерял контроль. Разум кричал ему об опасности, но тело не слушалось. Он осыпал ее лицо, шею, руки нежными, но жгучими поцелуями.

«Это ловушка», – где-то далеко звучал голос разума. Но было уже поздно.

Глава 2. Шрамы и тень лечебницы

Прошел час, может больше. В номере стоял насыщенный воздух – смесь сигарного дыма, дорогих духов, пота и страсти. Анри лежал на кушетке, наблюдая, как Софи подходит к окну. Ее обнаженное тело в лучах заходящего солнца казалось высеченным из мрамора.

Она взяла со стола его зажигалку и свою пачку сигарет. Щелчок прозвучал оглушительно громко в тишине комнаты.

– Граф Сен-Симон был на тридцать пять лет старше меня, – тихо начала она, не оборачиваясь. – И имел весьма… извращенные наклонности. Когда мои родители узнали, как он со мной обращался в течение двух лет брака, разразился скандал.

Анри молчал, боясь спугнуть тот момент откровенности.

– Но благодаря своим связям и состоянию он откупился, выписав шестизначный чек. Инцидент был исчерпан, – в ее голосе прозвучала горькая ирония.

–Насколько мне известно, граф погиб при загадочных обстоятельствах во время пожара в своей парижской квартире лет пять назад, – осторожно заметил Анри.

Софи горько усмехнулась, потушила сигарету и подошла к нему. Ее движения были плавными, словно у танцовщицы. Поставив левую ногу на край кушетки, она медленно, с почти театральной грацией, спустила чулок.

Анри замер. На ее тонкой щиколотке виднелись глубокие, старые шрамы, похожие на следы от веревок или цепей.

Затем она сняла левую перчатку. На внутренней стороне запястья было выжженное клеймо – уродливая лилия с маленькой короной, родовой герб Сен-Симонов.

Анри почувствовал, как кровь отливает от его лица. Он нежно взял ее руку и губами прикоснулся к следу от клейма, пытаясь хотя бы на мгновение снять ту боль, что осталась в памяти.

Тронутая его нежностью, Софи улыбнулась – впервые за этот вечер ее улыбка показалась настоящей. Она протянула правую руку. Анри снял перчатку и увидел на запястье глубокие шрамы, похожие на следы от наручников. Он был потрясен.

Когда Софи сняла чулок с правой ноги, он увидел маленькую, изящную татуировку в виде стрекозы. На крыльях насекомого было выведено по-латыни: «Помни».

– Граф заставил сделать ее через месяц после свадьбы. Тогда я еще не понимала ее истинный смысл, – прошептала Софи.

Его сердце сжалось от боли и ярости. В этот момент она не была для него черной вдовой. Она была жертвой, сломленной жестокостью…

Несколько часов спустя Анри стоял у бара, наливая себе виски. Софи вышла из ванной комнаты, уже одетая в свое красное платье. Она снова стала той самой Софи Легран – уверенной, ослепительной, недосягаемой. Только тень в глазах выдавала пережитые минуты слабости.

Она легко уселась к нему на колени, поцеловала в щеку.

–Ну что, комиссар, если вопросов больше нет, я, пожалуй, пойду.

– Позвольте задать вам еще несколько вопросов, – серьезно, без тени улыбки, произнес Анри.

Его тон заставил ее замереть. Маска кокетства мгновенно спала. Она резко поднялась с его колен и отошла к окну, за ночь превратившемуся в черное зеркало.

– Ваш второй муж, англичанин, трагически погиб в автокатастрофе? – его голос прозвучал холодно и официально.

–Да, – ее голос стал ровным, бесстрастным. – Через два года и три месяца после свадьбы. На горной дороге в Швейцарии.

–Согласно завещанию, вы стали единственной наследницей его состояния, – продолжил Анри, отхлебывая виски.

–У него был гостиничный бизнес в Шотландии. Ничего особенного, поверьте, – презрительно скривила губы Софи.

–Тогда почему вы решили от него избавиться? – неожиданно спросил Анри, ставя бокал на стойку бара с глухим стуком.

Тишина в номере стала звенящей. Софи повернулась от окна. Выражение ее лица изменилось до неузнаваемости. Детская наивность исчезла без следа, уступив место холодной, расчетливой жестокости.

– Он мне просто наскучил, – со странной, почти безумной улыбкой тихо прошептала она. – Я подкупила механика. Он перерезал тормозной шланг.

Признание повисло в воздухе, тяжелое и необратимое. Анри не ожидал его так скоро, но многолетний опыт помог сохранить самообладание.

– А как вы устроили пожар в квартире первого мужа?

Софи усмехнулась, и в этом звуке не было ничего человеческого.

–Я подкупила его домработницу. Та подсыпала ему снотворное. А учитывая привычку графа курить в постели… исход был предсказуем.

–А что случилось с вашим последним мужем? – стараясь говорить спокойно, спросил Анри.

Выражение лица Софи исказилось от ненависти.

–Я сама пристрелила его и инсценировала самоубийство.

Она замолчала, и в ее глазах вспыхнуло осознание того, что она только что наделала. Ее взгляд упал на свой клатч, лежавший на стуле.

– А теперь мне придется убить и вас, комиссар. Я не могу позволить никому знать то, что знаете вы.

Софи рванулась к сумочке, но раздался выстрел. Он прозвучал оглушительно громко в замкнутом пространстве номера. Она с удивлением прижала руку к груди, на алом платье начало расползаться темное, алое пятно. Анри был готов к этому – его пистолет был уже в руке.

Софи медленно осела у стены, глядя Анри прямо в глаза. В них не было ни страха, ни ненависти – лишь пустое, ледяное удивление.

Дверь в номер с грохотом распахнулась, ворвались полицейские. Анри безучастно наблюдал, не в силах отвести взгляд от умирающей женщины. Он видел, как жизнь покидает ее. Наконец, ее тело содрогнулось в последней судороге, и взгляд стал стеклянным и неподвижным.

Анри медленно поднялся, его руки дрожали. Он молча передал диктофон одному из коллег и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Глава 3. Правило четырех и тени прошлого

Дело было закрыто. Явка с повинной, записанная на диктофон, и последующая попытка нападения на офицера полиции не оставляли вопросов. Но в душе Анри Дюпона ничего не закрылось. Образ Софи – то уязвимой, то монструозной – преследовал его. Ее признание было слишком быстрым, слишком театральным. Как последний акт пьесы, где актриса, уходя со сцены, бросает вызов залу.

Он сидел в своем кабинете, перебирая улики. Его взгляд упал на слово в протоколе, сказанное ею: «Помни». Та самая надпись на татуировке-стрекозе. И тут его осенило. Он достал блокнот и начал лихорадочно выводить буквы. «Помни»… «Мщение»… Имена ее мужей… Ничего не выходило.

Внезапно зазвонил телефон. Это был старый архивариус, с которым он когда-то работал.

–Дюпон, ты просил меня посмотреть старые дела о пожарах? По тому делу Сен-Симона… Там есть несоответствия. Не в протоколах, а в старых отчетах пожарных. И… есть одна деталь. Единственная выжившая служанка, дававшая показания, через месяц после дела была найдена утонувшей в Сене. А единственный свидетель по делу об автокатастрофе в Швейцарии вскоре попал в частную лечебницу «Святой Анны» под Парижем.

Лечебница. Это слово отозвалось в нем эхом. Он вспомнил странную историю, которую читал когда-то, про лечебницу на отдаленном острове. Его Париж начинал походить на тот самый остров – изолированный, полный секретов.

Дорога к лечебнице «Святая Анна» вилась серой лентой. Само здание возникло неожиданно – массивное сооружение из темного камня, больше похожее на заброшенную крепость. Высокие решетчатые ворота были увенчаны знаком, отдаленно напоминающим перевернутый крест.

Вестибюль встретил его гнетущей тишиной. Воздух был густым, пахло дезинфекцией, старостью и чем-то сладковатым и тошнотворным. Главный врач, доктор Моро, оказался человеком с лицом-маской и слишком гладкими манерами.

– Месье Леруа? – доктор Моро покачал головой, просматривая записи. – К сожалению, он больше не может давать показания. Его состояние… резко ухудшилось после курса экспериментальной терапии.

– Экспериментальной терапии? – уточнил Анри, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

–Мы на передовой науки, комиссар. Порой ради блага пациента приходится идти на риск, – улыбка доктора была холодной. – С согласия родственников, разумеется.

Анри настоял на встрече с Леруа. Его провели в палату, где на кровати лежал почти безжизненный человек. Его глаза были открыты, но взгляд был пустым. Когда Анри попытался задать вопрос, губы пациента дрогнули и прошептали:

–Правило… четырех…

Анри отшатнулся. Эта фраза из какого-то старого, забытого дела не давала ему покоя. Что она могла значить здесь? Он почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он больше не был просто следователем. Он стал игроком в игре, правил которой не понимал.

В ту же ночь ему приснился кошмар. Он снова был в гостиничном номере 313, но дверь не вела в коридор гостиницы, а открывалась в длинный, бесконечный коридор лечебницы, где тени пациентов шептали ему вслед. Он бежал, пока не наткнулся на Софи. Она стояла у окна в белом больничном халате.

– Ты ведь один из нас, Анри, – сказала она, и её голос был эхом. – Иначе почему ты ищешь тех, кто причиняет боль? Ты просто ищешь своё отражение.

Он проснулся в холодном поту. Грань между следователем и тем, за кем он охотится, стерлась. Он понимал, что дело Софи Легран было лишь верхушкой айсберга. Была система. Сеть. И чтобы найти истину, ему, возможно, придется спуститься в самое сердце этой тьмы. Он подошел к зеркалу и долго смотрел на свое отражение. На изможденное лицо с лихорадочным блеском в глазах.

– Кто ты? – прошептал он.

Где-то в городе, в своем кабинете за стопкой бумаг, доктор Моро ставил печать на новой истории болезни. А в роскошном особняке на авеню Фош, старый граф де Ларош, дядя третьего мужа Софи, получал отчет. На его столе лежала фотография Анри Дюпона. Он улыбнулся. Игра только начиналась. И комиссар, сам того не ведая, уже был в самом ее центре.

Глава 4. Кровь на паркете воспоминаний

Анри Дюпон вышел из лечебницы «Святая Анна», и дождь, не прекращавшийся все эти дни, ударил ему в лицо, словно пытаясь отмыть от прилипшей к коже липкой пыли безумия. Слово «Правило четырех» звенело в его ушах навязчивым, безумным мотивом. Он сел в свою машину, старенький «Ситроен», и несколько минут просто сидел, сжимая руль до побеления костяшек, пытаясь вернуть себе ощущение реальности.

Он завел мотор и поехал не в участок, а на набережную Сены, к тому месту, где много лет назад разбились его родители. Он часто приезжал сюда, когда ему нужно было подумать. Здесь время замедлялось, и призраки прошлого говорили с ним яснее.

Ноябрь 1985 года, Марсель. Восьмилетний Анри сидит на кухне, рисуя карандашом на старой газете парусник. За окном льет такой же дождь. Ключ щелкает в замке, но на пороге – двое незнакомцев в форме. «Родители… ДТП… Пьяный водитель грузовика…»

«Кто это сделал?» – спрашивает мальчик, и его голос тверд. На похоронах он бросает в могилу отца нарисованный кораблик. «Я найду его. Найду всех, кто делает людям больно».

Анри выдохнул, разжимая пальцы. Всегда возвращаться к началу. Это было его правилом. Софи Легран началась не с первого убитого мужа. Она началась в детстве.

Он достал блокнот и начал писать, связывая воедино все нити.

Софи Легран, урожденная… Нет, не так. Девочка в золотой клетке.

Декабрь 1985 года, Париж. Семилетняя Софи, дрожа от усталости, стоит в бальном зале особняка Легранов. «Плечи расправить! Леграны не имеют права на сутулость!» – голос учительницы этикета режет слух. Холодные пальцы матери, унизанные бриллиантами, впиваются ей в плечо. «Твоя усталость никого не интересует. Через час приедет граф де Сен-Симон. Он должен увидеть идеал».

Вечером пятидесятилетний граф сжимает ее подбородок холодными, влажными пальцами. «Прекрасный экземпляр. Будет достойным украшением моей коллекции».

Ночью ее запирают в комнате без света за подслушивание разговора родителей с графом. «Она будет вашей через десять лет… Мои поместья стоят двадцать миллионов…»

Прижавшись лбом к холодному стеклу, она смотрит на падающий снег. «Я ненавижу их всех». Ее пальцы сжимают фарфоровую куклу – подарок матери. С хрустом фарфор трескается, осколки впиваются в ладонь. Капли крови падают на белое платье куклы. «Никогда не буду ничьей собственностью».

Две трагедии. Два ребенка, чьи миры рухнули в один год. Анри, оставшийся ни с чем, и Софи, ставшая разменной монетой. Он выбрал путь защиты, она – путь уничтожения. Или самозащиты?

Он снова посмотрел на слова «Правило четырех». Что, если это не код? Что, если это диагноз? Описание системы? Четверо мужчин? Но их было трое. Если не считать…

Он вспомнил ее страстные объятия, ее доверчивые слезы, ее историю о жестоком графе. Он вспомнил, как она сняла перчатки и чулки, показывая шрамы. Она играла на его главной слабости – на его незаживающей ране, на его миссии спасать.

Что, если граф де Сен-Симон был не первым? Что, если ее отец, Пьер Легран, продавший ее как вещь, был нулевой жертвой? Жертвой, которую она не смогла убить физически, но уничтожила морально, став тем монстром, которым он хотел ее видеть?

Правило Четырех: Отец. Граф. Англичанин. Саркози.

Четверо. И он, Анри Дюпон, должен был стать пятым. Частью системы. Новым правилом.

Он завел машину и поехал в архив. Ему нужны были старые газеты, светская хроника. Ему нужно было найти Пьера Леграна.

Глава 5. Призрак в зеркале

Особняк Легранов производил впечатление заколдованного замка. Заброшенные сады, заколоченные окна, облупившаяся краска. Анри долго звонил, прежде чем дверь открыл старый, сгорбленный слуга с мутными глазами.

– Месье Легран никого не принимает, – проскрипел старик.

–Я комиссар полиции, – Анри показал жетон. – По поводу его дочери.

В глазах старика мелькнуло что-то – то ли страх, то ли ненависть.

–У хозяина нет дочери. Она умерла.

Анри без приглашения шагнул внутрь. Внутри пахло плесенью, пылью и портвейном. В огромной, почти темной гостиной, в кресле у камина сидел иссохшийся старик с пустым взглядом. Пьер Легран. От былого величия не осталось и следа.

– Месье Легран? Комиссар Дюпон.

Старик медленно повернул к нему голову.

–Она прислала тебя? Чтобы закончить дело? – его голос был хриплым шепотом.

–Кто?

–Софи. Моя дочь. Мое проклятие. Она забрала все. Репутацию. Состояние. Рассудок моей жены. Изабелла покончила с собой, знаете ли? Год назад. Не вынесла позора.