Черный ворон

Он не ожидал, что Кэтрин его узнает. Уже то, что он ее видит, было счастьем. Обе девушки ему нравились, но Кэтрин просто завораживала. В ее волосах по-прежнему синели пряди. На ней было длинное серое пальто почти до лодыжек с мокрым и заляпанным грязью подолом и ярко-красный вязаный шарф цвета свежей крови. Она выглядела уставшей. Интересно, к кому она ходила в гости? Даже не посмотрев в сторону Магнуса, она плюхнулась на переднее сиденье, словно не было сил идти дальше. Со своего места он видел плохо, но, кажется, она закрыла глаза.

Она вышла на его остановке. Магнус задержался, пропуская девушку вперед, все еще не надеясь, что она его вспомнит. Разве это возможно? Все старики для нее на одно лицо, как для него туристы. Но у двери автобуса она остановилась, обернулась и увидела его. Медленно улыбнулась, протянула руку, чтобы помочь спуститься. Через шерстяные перчатки он не почувствовал ее кожу, но прикосновение все равно взбудоражило его. Тело отозвалось неожиданным возбуждением – только бы она не заметила.

– Привет, – сказала она густым, как патока, голосом. – Прости за ту ночь. Надеюсь, мы тебя не потревожили.

– Вовсе нет. – Он запнулся от волнения. – Я был рад, что вы зашли.

Она усмехнулась, будто он сказал что-то забавное.

Несколько шагов они прошли молча. Магнус ломал голову, о чем бы заговорить. В ушах стучала кровь – как в те дни, когда он слишком долго полол турнепс под палящим солнцем, согнувшись над мотыгой и задыхаясь от натуги.

– Завтра в школу, – вдруг сказала она. – Каникулы кончились.

– Тебе нравится учиться? – спросил он.

– Не особо. Скукота.

Он не знал, что ответить.

– Мне тоже не нравилось, – наконец выдавил он. Потом добавил, просто чтобы продолжить разговор: – Где ты сегодня была?

– Не сегодня. Вчера. У друзей. Там была вечеринка. Меня подбросили до остановки.

– А Салли почему не с тобой?

– Ей не разрешают. Родители строгие.

– Хорошая была вечеринка? – спросил он с неподдельным интересом.

Сам он редко бывал на вечеринках.

– Ну, знаешь…

Она умолкла.

Магнусу показалось, что она вот-вот откроет какой-то секрет. Они дошли до тропинки, по которой ему нужно было подниматься к дому, и остановились. Он думал, что она продолжит говорить, но она просто стояла. Сегодня ее глаза не были ярко накрашены, осталась только размазанная черная подводка, будто Кэтрин не смывала макияж с прошлой ночи. В конце концов он заговорил сам:

– Не хочешь зайти? Выпьем по стаканчику, согреемся. Или чаю?

Он и не надеялся, что она согласится. Воспитанная девочка – это было очевидно. Наверняка ее учили не ходить одной в дом к незнакомцу. Но Кэтрин смотрела на него, оценивая предложение.

– Для выпивки как-то рановато, – сказала она.

– Тогда чаю? – Его лицо расплылось в той самой дурацкой ухмылке, которая всегда бесила мать. – С шоколадным печеньем.

Он уверенно зашагал к дому, зная, что Кэтрин последует за ним.

Дверь он никогда не запирал и распахнул ее перед Кэтрин, пропуская девушку вперед. Пока она отряхивала снег с ботинок, он огляделся. Кругом было тихо. Никто не видел, что к нему пришла эта прекрасная гостья. Его сокровище. Его ворон в клетке.

Глава 4

Фрэн Хантер предпочитала не использовать машину, если нужно было съездить куда-то недалеко. Она беспокоилась о глобальном потеплении и хотела внести свой вклад в борьбу с ним. У нее был велосипед с детским сиденьем для Кэсси, который она привезла с собой на пароме «Нортлинк», когда переезжала. Она гордилась тем, что путешествовала налегке, а велосипед был единственным громоздким предметом в багаже. Но в такую погоду велосипед не годился. Сегодня она укутала Кэсси в комбинезон, куртку и резиновые сапоги с зелеными лягушками и повезла ее в школу на санках. Пятое января – первый день нового учебного семестра. Когда они вышли из дома, на улице еще даже не рассвело. Фрэн знала, что миссис Генри и без того не особо ее жалует, и не хотела опаздывать. Ей не нужны были новые многозначительные взгляды и приподнятые брови, разговоры других мамочек за спиной. Кэсси и так непросто вписаться в школьный коллектив.

Фрэн снимала небольшой дом недалеко от дороги в Леруик. Он стоял рядом с суровой кирпичной часовней и выглядел скромно по сравнению с ней. В доме было три комнаты и маленькая ванная, пристроенная сзади. В основном Фрэн с Кэсси проводили время на кухне, почти не изменившейся с момента постройки дома. Печку топили углем, который привозили из города раз в месяц на грузовике. Была и электрическая плита, но Фрэн нравилось пользоваться старой печкой. Так романтично… Рядом с домом не было участка земли, хотя когда-то он составлял часть фермы. В сезон его сдавали отпускникам, и к Пасхе Фрэн нужно было решить, что делать дальше. Хозяин намекнул, что мог бы продать дом. Она уже начала считать его своим – местом, где можно жить и работать. Два мансардных окна в спальне выходили на Вороний мыс. Она могла бы превратить эту комнату в мастерскую.

В сером свете зари Кэсси болтала, а Фрэн автоматически отвечала, но мысли ее блуждали далеко.

Когда они обогнули холм у Хиллхеда, солнце уже вставало, отбрасывая длинные тени на снег, и Фрэн остановилась, чтобы полюбоваться видом. Она видела воду и мыс вдали. Она подумала, что поступила правильно, вернувшись сюда. Это лучшее место для воспитания ребенка. До этой минуты она и не осознавала, насколько сомневалась в своем решении. Она так хорошо играла роль напористой матери-одиночки и почти поверила, что такая и есть.

В свои пять лет Кэсси была такой же пробивной, как мать. Фрэн научила ее читать до школы – и миссис Генри этого тоже не одобряла. Девочка бывала шумной и своенравной, и иногда даже Фрэн, презирая себя за эту ужасную мысль, задавалась вопросом, не породила ли она чудовище.

– Было бы неплохо, если бы Кэсси иногда слушалась с первого раза, – холодно сказала миссис Генри на первом родительском собрании. – Без подробных объяснений, почему я прошу ее что-то сделать.

Фрэн, ожидавшая услышать, что ее дочь гений и радость для учителя, чувствовала себя униженной. Она скрыла разочарование, пылко выступив в защиту своей философии воспитания. «Дети должны уверенно принимать собственные решения, бросать вызов авторитетам», – сказала она. Последнее, чего она хочет, – это покорного, безвольного ребенка.

Миссис Генри внимательно слушала.

– Тяжело, наверное, одной воспитывать ребенка, – сказала она, когда Фрэн выдохлась.

Кэсси, восседающая на санках, как русская княжна, заерзала.

– Что случилось? – потребовала она ответа. – Почему мы остановились?

Внимание Фрэн привлекли контрастные цвета – сюжет для картины, но она потянула за веревку и двинулась дальше. Как и учительница, она пребывала во власти непререкаемых требований Кэсси. На вершине холма она остановилась и вскочила на санки сзади. Крепко держась за веревку, она обхватила дочь ногами, оттолкнулась от снега пятками и пустила санки вниз. Кэсси завизжала от страха и восторга. Они подпрыгивали на ледяной колее, набирая скорость. Холод и солнечный свет жгли Фрэн лицо. Она дернула за левую веревку, направляя санки в мягкий сугроб у стены школьного двора. «Ничто не сравнится с этим ощущением, – подумала она. – Лучше ничего и быть не может».

На этот раз они пришли рано. Фрэн не забыла библиотечную книгу Кэсси, ланч-бокс и сменную обувь. Она отвела дочь в раздевалку, усадила на скамейку и сняла с нее сапоги. Миссис Генри приклеивала к стене класса цифры. Она стояла на столе, но все равно не могла дотянуться. На ней были брюки из синтетики, слегка лоснящиеся, вытянутые на коленках, и вязаный кардиган с норвежским узором. Фрэн обращала внимание на одежду. После университета она работала ассистентом редактора в отделе моды женского журнала. Миссис Генри явно нуждалась в преображении.

– Вам помочь? – спросила Фрэн, боясь отказа.

Она справлялась с фотографами, которые могли довести до слез умудренных опытом мужчин, но миссис Генри заставляла ее чувствовать себя нервной шестилеткой. Обычно Фрэн приходила в школу прямо перед звонком, когда учительница находилась в окружении родителей и, казалось, со всеми была на короткой ноге.

Миссис Генри удивленно обернулась, увидев ее.

– Не откажусь. Кэсси, садись на ковер, выбери книгу и жди остальных.

Совершенно необъяснимо, но Кэсси послушалась беспрекословно.

Таща санки обратно в гору, Фрэн говорила себе, что радоваться этому глупо. Разве это достижение? Она же не сторонница зубрежки, ради всего святого! Если бы они остались на юге, она отдала бы Кэсси в вальдорфскую школу. А теперь она на седьмом небе оттого, что приклеила к стене класса таблицу умножения на два. И Маргарет Генри улыбнулась ей и назвала по имени.

Старика из Хиллхеда не было видно. Иногда, когда они проходили мимо, он выглядывал поздороваться. Он редко говорил. Обычно просто махал, а однажды сунул Кэсси конфету. Фрэн не любила, когда дочь ест сладкое, – пустые калории и кариес, – но старик выглядел таким застенчивым и довольным, что она поблагодарила его. Кэсси тут же засунула слегка пыльную полосатую конфету в рот, зная, что мать не станет останавливать ее при старике, а потом вряд ли заставит выплюнуть угощение.

Фрэн снова остановилась, чтобы взглянуть на воду, в надежде воссоздать образ, увиденный по дороге в школу. Ее привлекли цвета. Обычно оттенки островов приглушены, смягчены туманом: оливково-зеленые, грязно-коричневые, морской серый. Но в ярком утреннем свете картина была резкой и насыщенной. Кипенная белизна снега. Три силуэта. Вороны. На картине они были бы угловатыми, почти как у кубистов. Грубо вытесанные из твердого черного дерева птицы. И затем всплеск цвета: красный, отражение алого шара солнца.

Она оставила санки на обочине и пошла через поле, чтобы рассмотреть сцену поближе. Из-за снега калитка не поддавалась, и Фрэн перелезла через нее. Каменная стена разделяла поле пополам, но в некоторых местах обвалилась, оставив проход, достаточный для трактора. По мере приближения перспектива менялась, но это не смущало Фрэн. Картина уже запечатлелась в ее сознании. Она ожидала, что вороны улетят, и даже надеялась увидеть их в полете. Вид парящих птиц с клиновидными хвостами, помогающими балансировать в воздухе, помог бы точнее изобразить их на земле.

Она была так сосредоточена, а все вокруг казалось настолько нереальным – ослепляющий свет, вызывающий головокружение, – что подошла почти вплотную, прежде чем осознала, на что смотрит. До этого момента перед ней были лишь формы и цвета. Затем ярко-красное превратилось в шарф. Серое пальто и белая кожа сливались со снегом, который здесь был не таким чистым. Вороны клевали лицо девушки. Один глаз уже исчез.

Фрэн узнала девушку даже в таком изуродованном виде. Птицы ненадолго вспорхнули, когда она приблизилась, но, стоило Фрэн замереть, сразу вернулись. Внезапно она закричала так громко, что почувствовала напряжение в горле и захлопала в ладоши, чтобы спугнуть птиц. Но не могла сдвинуться с места.

На снегу лежала Кэтрин Росс. Ее шею плотно обвивал красный шарф, а бахрома растекалась по снегу, как кровь.

Глава 5

Магнус смотрел в окно. Он стоял там с рассвета. Или даже раньше. Не мог спать. Он видел, как женщина везет за собой девочку на санках, и позавидовал ей. Он-то рос в другие годы. В его детстве матери вели себя иначе. Тогда не было времени на игры.

Девочку и ее мать он замечал и раньше. Как-то в октябре даже проследил за ними, чтобы узнать, где они живут. В тот день он вспоминал старые времена, когда на Хеллоуин дети ходили по домам в масках и с фонарями из репы. Он часто ностальгировал по былым временам. Воспоминания путали и затуманивали мысли.

Женщина с ребенком жила в том доме, где летом останавливаются туристы, а когда-то обитал священник с женой. Магнус подолгу наблюдал за ними через окно, оставаясь незамеченным, чтобы его не застали с поличным, да и напугать их он не хотел. Девочка, сидя за столом, рисовала цветными мелками, а женщина (быстрыми уверенными штрихами) – углем. Иногда, когда тянулась за бумагой, она наклонялась над дочерью. Как жаль, что он не мог разглядеть рисунок. Однажды она откинула волосы со лба, оставив на щеке угольный след.

Сейчас он думал, до чего же мила эта девчушка с круглыми щечками, румяными на морозе, и золотистыми кудряшками. Вот только ее наряд Магнусу не нравился. Он предпочел бы видеть ее в розовой шелковой юбке с кружевами, белых носочках и ботиночках с пряжками. Хотел бы увидеть, как она танцует. Хотя даже в штанах и сапогах ее нельзя было принять за мальчика.

У подножия холма, где лежала в снегу Кэтрин Росс, он ничего не мог разглядеть. Магнус отошел от окна, чтобы заварить чай, и вернулся с чашкой. Делать ему было нечего – накануне он развез сено овцам, которых у него осталось несколько штук, а в такую морозную погоду, когда почва каменела и покрывалась снегом, больше работы не находилось, да и снаружи делать было особо нечего.

«У дьявола найдется занятие для праздных рук». Воспоминание о материнских словах было так живо, что он чуть не обернулся, ожидая увидеть ее сидящей в кресле у огня со спицами в руках – одна твердо воткнута в пояс из лошадиного волоса, а другая мелькает в проворных пальцах. Мать могла связать пару чулок за день, а простой свитер – за неделю. Она считалась лучшей вязальщицей на юге, хоть и не любила традиционные для Фэр-Айла замысловатые узоры. «Какой в них толк? – говорила она, с силой выдыхая последнее слово, почти выплевывая. – Теплее-то от них не станет!»

Магнус задумался: какое еще занятие может найти для него дьявол?

Женщина возвращалась из школы одна, с пустыми санками. Магнус смотрел, как она, наклонившись вперед, бредет в гору, тяжело ступая, словно мужчина. У его дома она остановилась, оглядывая залив. Что-то привлекло ее внимание. Магнус подумывал, не выйти ли пригласить на чай. Может, тепло и печенье ее соблазнят. В жестяной коробке еще оставался кусок имбирного кекса. А сама она печет для дочери? Вряд ли, решил он. Времена изменились. Кто теперь станет возиться – взбивать маргарин с сахаром в большой миске, выскребать черную патоку из банки? Ведь в «Сейфвее» в Леруике продают готовые булочки с абрикосами и миндалем, а имбирные кексы ничуть не хуже маминых.

Размышляя о выпечке, он упустил момент, когда мог бы пригласить ту женщину. Она уже сошла с дороги. Теперь ничего не поделаешь. Он лишь мельком увидел ее голову в странном вязаном берете, скользящую вниз по склону, прежде чем она скрылась из виду. Трое ворон взметнулись вверх, будто от выстрела, но криков женщины он не услышал, потому что находился слишком далеко. Когда она исчезла, Магнус тут же забыл о ней. Не настолько она была важна, чтобы хранить в памяти.

По дороге проехал муж учительницы на «Ленд ровере». Магнус знал его в лицо, но никогда не говорил с ним. Обычно тот уезжал рано утром и возвращался затемно. Наверное, непогода изменила его планы. Магнус знал распорядок всех жителей долины – с тех пор как умерла мать, больше ничего его не занимало.

Из обрывков разговоров в почтовом отделении и автобусе он узнал, что Алекс Генри работает в администрации островов, занимается чем-то связанным с дикой природой. Местные мужчины роптали: «Свой должен бы понимать! Кем он себя возомнил, что указывает нам?» Они винили тюленей в том, что те отбирают рыбу, и считали, что должны иметь право отстреливать их. Говорили, что такие, как Генри, заботятся о животных больше, чем о людях. Магнусу нравились тюлени, они так забавно высовывают головы из воды, но рыболовством он не занимался, так что тюлени ему не мешали.

Когда машина остановилась, Магнуса охватила та же паника, что при виде Маргарет Генри. Может, Салли проболталась? Может, отец пришел жаловаться, что Магнус зазвал девочек в дом? Теперь у Генри было еще больше причин для гнева. Мужчина хмурился, вылезая из машины. Средних лет, крепкий, широкоплечий, в тесной куртке, натянутой в плечах, и тяжелых кожаных ботинках. В драке у Магнуса не было бы шансов. Он отошел от окна, но Генри даже не взглянул в его сторону, перелез через ограду и пошел по следам женщины. Теперь Магнусу стало интересно. Захотелось увидеть, что происходит у подножия холма. Если бы там была только женщина, он вышел бы посмотреть. Наверное, она окликнула мужа учительницы, остановила его машину.

И вот, как раз когда Магнус пытался представить себе происходящее, молодая мать вернулась на дорогу, спотыкаясь. По ней было видно, что она потрясена. Застывшее, отсутствующее выражение лица напомнило Магнусу Джорджи Сандерсона, когда тому пришлось бросить рыболовство, и собственную мать после смерти Агнес. Хотя, когда умер отец, мать не была в таком состоянии. Тогда она говорила бодро, даже весело: «Теперь остались только мы с тобой, Магнус. Тебе придется стать взрослым – ради меня». Ни слезинки.

Сейчас ему показалось, что женщина плачет, хотя трудно судить – на холоде глаза слезятся сами. Она села за руль «Ленд ровера», завела мотор, но не трогалась с места. Он снова подумал, не выйти ли к ней. Может, постучать по стеклу – она не услышит за ревом двигателя, а стекла запотели, так что не увидит. Можно спросить, что случилось. А потом пригласить в дом, предложить как-нибудь зайти с девочкой.

Он начал планировать угощение – круглое печенье с розовой глазурью, шоколадные палочки. Будет настоящий чай на троих. А в глубине дома еще хранилась кукла, когда-то принадлежавшая Агнес. Светловолосая девочка могла бы поиграть с ней. Подарить куклу он не мог – это было бы неправильно. Все игрушки Агнес Магнус берег. Но подержать, повязать ленточку в волосы – какая в том беда?

Его грезы прервало тарахтение мотора. Еще один «Ленд ровер» – на этот раз темно-синий, а за рулем человек в форме. При виде непромокаемой куртки, галстука, фуражки, которую тот надел, выходя из машины, Магнус запаниковал. Он вспомнил прошлый раз. Снова оказался в маленькой комнатке со стенами, выкрашенными глянцевой краской, снова слышал яростные вопросы, видел разинутый рот с толстыми губами. Тогда тех, в форме, было двое. Пришли за ним рано утром. Мать хотела пойти с ними, бросилась за пальто, но они сказали, что не надо. Было не так холодно, но сыро, порывистый западный ветер принес дождь.

Или говорил только один? Магнус помнил лишь одного.

От этих воспоминаний он так сильно задрожал, что чашка зазвенела о блюдце. Он почувствовал, как его губы растягиваются в той самой ухмылке, которую так ненавидела мать, – его единственной защите, выводящей допрашивающего из себя.

«Тебе смешно?! – кричал тот. – Пропала девочка. По-твоему, это шутка, да?»

Магнусу не было смешно, но ухмылка застыла, буквально окаменела. Он ничего не мог с ней поделать. И ответить тоже не мог.

«Ну?! – орал мужчина. – Над чем ты ржешь, извращенец?»

Затем он медленно поднялся и, пока Магнус наблюдал в оцепенении, словно со стороны, сжал кулак и ударил его по лицу. Голова Магнуса запрокинулась так резко, что стул чуть не опрокинулся. Во рту появился вкус крови и осколки зубов. Тот человек ударил бы снова, если бы его не остановил напарник.

Теперь Магнус припомнил, что кровь на вкус как металл и лед. Заметив, что все еще держит в руке блюдце, он поставил его на стол. Это не может быть тот же полицейский, ведь прошло столько лет. Тот уже не молод или даже на пенсии. Магнус робко вернулся к окну, преодолев первое желание спрятаться в дальней комнате и закрыть глаза. В детстве ему казалось, что, если прикрыть веки, его никто не увидит. Мать была права – он и вправду глуповат. Если сейчас закрыть глаза, полицейский все равно останется у дома, вороны с окровавленными когтями будут кружить в небе, а Кэтрин Росс – лежать на снегу.

Глава 6

Алекс Генри усадил Фрэн обратно в «Ленд ровер». Когда он подошел, она еще кричала – о птицах, о том, что нельзя оставлять Кэтрин одну с проклятыми воронами.

– Я их отгоню, обещаю, – сказал он.

Какое-то время Фрэн напряженно сидела в «Ленд ровере» и вспоминала последнюю встречу с Кэтрин. Фрэн попросила девушку побыть с Кэсси на время родительского собрания. Они поболтали за бокалом вина, а потом Фрэн пошла в школу. В Кэтрин была какая-то взрослая уверенность, делавшая ее старше своих лет.

– Как тебе в школе Андерсона? – спросила тогда Фрэн.

Кэтрин слегка нахмурилась, а потом бросила:

– Нормально.

Несмотря на разницу в возрасте, Фрэн ловила себя на мысли, что они могли бы стать подругами. В Рейвенсвике молодых женщин можно было по пальцам пересчитать.

В машине стало душно – печка работала на полных оборотах. Фрэн зажмурилась, пытаясь стереть из памяти образ тела на снегу, и неожиданно провалилась в сон. Позже она решила, что это был шок – словно выбило пробки. Ей требовалось сбежать от реальности.

Когда она открыла глаза, картина за окном изменилась. Где-то на грани сознания хлопали двери, звучали сдержанные голоса. Но Фрэн оттягивала возвращение в реальность. Теперь она видела отлаженную процедуру: люди в форме двигались с четкой, почти механической слаженностью.

Кто-то постучал в стекло «Ленд ровера» Алекса Генри.

– Как вы, миссис Хантер?

Она увидела лицо мужчины – размытое изображение, словно с картины импрессиониста, искаженное испариной и грязью на стекле. Буйная черная шевелюра, выразительный нос с горбинкой, черные брови. «Иностранец», – подумала она. Кто-то еще более чужой, чем она сама. Возможно, из Средиземноморья. Или даже из Северной Африки. Но когда он снова заговорил, она поняла – местный, хотя акцент смягчен и облагорожен образованием.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Американская сеть супермаркетов, основанная в 1915 году Марионом Бартоном Скэггсом.

2

Хогманай – шотландский праздник последнего дня в году.

3

В Шотландии было принято устанавливать в центре рыночной площади так называемый меркат-кросс – сооружение, увенчанное крестом, поскольку право проводить ярмарки предоставлялось епископом, аббатом или местным бароном.