Демон задувает свечи на торте

Лера Ко

Демон задувает свечи на торте

Жизнь в человеческом мире

Повесть первая. Демон задувает свечи на торте

Полагалось, чтобы я задул свечи, но я категорически не хотел этого делать. Вся фишка таких ритуалов в том, чтобы исполнилось желание. Среди людей принято выбирать обязательно «самое заветное» желание, потому что они верят, что счастье может наступить только так. Но в моем случае это был бы полный крах, смерть всем смертям, ужас ужасный. Сам ад перевернулся бы, если бы узнал, что именно творится в моей голове и какое именно желание у меня самое заветное.

Сегодня мне исполнялось сто девятнадцать лет, но так как я живу в земном мире среди людей, то, по официальной версии, для них всех мне должно было стукнуть девятнадцать.

Живу я в общем-то неплохо, окруженный некой свитой – простыми смертными, которые считают себя моими друзьями, даже не подозревая, насколько же глубоко они погрязли в пучине моей манипуляции. Если уж быть откровенным, то это даже не самые плохие люди – творческие, яркие, креативные, амбициозные и позитивные. То, что нужно мне, да и, собственно, им самим.

Мы познакомились с ними почти сразу, как я попал в этот город. Это было, по земным меркам, год назад, а по моим собственным – все произошло будто бы вчера. Я приехал на поезде, несколько расстроенный и потерянный, не слишком хорошо понимавший, что же мне теперь со всей моей ситуацией делать. Все было достаточно банально: меня выгнали из дома родители… Было бы, если бы я не был демоном, конечно. Если вы живете как обычный подросток, то подобные выходки с обеих сторон семейного положения вполне объяснимы биологией и социальными науками, но в Аду не существовало гормонов, равно как не было и никакого социума – были только чувства и страсти, и их я как раз и хотел бы избежать. Меня всегда занимали рабочие вопросы: бизнес, дела, деньги, карьера, заработок, достижение уровня и его стабилизация. Из всех эмоций мне были близки только жадность, ревность и амбициозность, а вот выворачивать душу мне ой как не нравилось. Я шел вразрез с традиционным воспитанием демонов и достиг в провокации и манипуляции таких высот, что даже родненькие папенька и маменька отчаялись привить мне каплю того, чем полагается обладать подобным нам натурам. Так что, как только мне стукнуло восемнадцать (по земным меркам, конечно же) годков, мне поставили первый в жизни ультиматум: либо я берусь за ум, либо больше не числюсь членом семьи, клана, сообщества и Адского мира в целом. Поскольку лично я считал, что как раз таки за ум я и держусь, взявшись уже давно за логическую и математическую сторону жизни, то решение нашего конфликта произошло радикальным образом. Я оказался на земле, а они остались под ней, и обеими сторонами было принято решение больше не иметь друг к другу никакого отношения.

Как я уже сказал, приехал я сюда поездом – банальной такой электричкой, выбрав именно этот транспорт как самый экономный. Человеческих денег у меня было не так уж и много, и на тот момент я не знал, как и когда заработаю себе на жизнь. В целом этот транспорт не был для меня нов или не знаком, жители Ада часто им пользуются для перемещения. Настолько часто, что пришлось внедрить в сознание наших смертных соседей такие понятия, как час пик, пробки и выражение «жарко как в аду». Конечно, никто никогда вам не расскажет, где именно находится та самая конечная станция, с которой отправлялись я и все мои коллеги, если их можно было бы так назвать, но поверьте, она действительно существует. Порой люди не видят ничего дальше своего носа, проходят мимо очевидного, отказываются признавать что-то вне своего понимания, ну а нам это очень даже на руку.

Так год назад я приехал на поезде, который в окрестностях этого города заменяет всем жителям почти что мать родную, ибо в дороге и в погоне за деньгами они проводят больше времени, чем отмерено им по жизни. Мне эта политика была близка, и, сразу же сойдя на перрон, я ощутил три вещи: долгожданную свободу от опеки и контроля, запах необузданных перспектив и… одиночество. Да-да, вы не думайте, что я такой уж бездушный. Пусть мои эмоции и далеки от традиционных привязанностей, все же до этого целых восемнадцать (по человеческим меркам, напомню) лет я жил в тесноте. Выйти из нее хоть и было сладко, но все же довольно болезненно.

За год жизни в человеческом мегаполисе я оброс связями, контактами, отношениями, предпочитая скреплять их деловыми контрактами в максимальной большей степени, насколько это было возможно по ситуации. Для меня это всегда было гарантом спокойствия: по существу всегда легче, чем когда тебя стараются дернуть за душу. Я же не пес какой-то, чтобы меня тормошили за хвост, и не козел или баран, чтобы кто-то тянул за рога. Кстати, никаких рогов у меня и нет.

Не знаю, как меня представляли бы люди, если бы я признался им, кто я есть на самом деле, но для них я был человеком, и таковым они меня и видели. Я несколько раз спрашивал у знакомых о своей внешности и через некоторое время сделал ее по описанию, присвоенному мне окружающими меня людьми. Получилась милая мордашка, симпатичная и привлекательная, что порой даже немного беспокоило меня. В глазах окружающих я был восемнадцатилетним парнем, темноволосым, со слегка завихренным чубом и забавным выражением лица, когда, конечно, не злился. В такие моменты во мне мелькало что-то от моей настоящей внешности: глаза становились черными, рот кривился, и брови вместо обычно забавно сложенных «домиком» изгибались, придавая лицу смесь сарказма, презрения и толику ненависти. Но если уж быть честным, то злился я нечасто. В этом мире мне удавалось найти себе множество занятий, которые приносили мне удовлетворение, так что как таковой адской ярости я за последний год почти и не ощущал.

Вообще я очень даже хорошо устроился, должен вам признаться. Почти сразу я познакомился с двумя ребятами, которые хотели стать музыкантами. Я смог это устроить довольно легко, организовав им выступление в каком-то популярном ночном клубе. Это был мой первый пробный шаг, и я хотел понять, насколько же велики мои возможности на поверхности, так что чистых денег с этого действия я не заработал. Но во время выступления ко мне подошла девушка, представилась Машей и призналась, что разочарована всем происходящим. Я заинтересовался, у нас завязался разговор, который мы продолжили во время прогулки вдоль набережной, потому что что-то обсуждать в клубе с орущей музыкой и беснующейся толпой почти невозможно. Она оказалась девушкой одного из моих знакомцев, который прямо сейчас отжигал на сцене и покорял мир тяжелого рока. Маша задумчиво вздыхала, дергала себя за локон и отводила глаза, но мне все-таки удалось выяснить, в чем же, собственно, проблема. Оказалось, что они с этим самым парнем хотели вдвоем работать над театральными проектами, даже что-то начинали, что-то получалось, но слишком уж он хотел быть музыкантом. И вот так внезапно – сцена, слава, занятость. А как же театр? А как же Маша? Вот бы этого всего не произошло!..

– Маша, значит, ты хочешь, чтобы твой парень бы несчастным? – в лоб спросил я.

Она вытаращила на меня глаза.

– Да. Если он будет несчастным, то мое горе не будет мерцать в одиночестве. Ведь знаешь, грустить всегда лучше в компании, – созналась она.

Я опешил. Людская логика всегда меня поражала, но я еще никогда не сталкивался с ней так близко.

– Маша, давай заключим с тобой контракт? – предложил ей я.

– Какой такой контракт?

– Рабочий. Я поговорю с твоим парнем и сделаю так, что он бросит музыку. А взамен вы возьмете меня заниматься с вами театральными проектами. Идет?

Маша недоверчиво посмотрела на меня.

– Разве ты действительно этого хочешь? Зачем тебе возиться с нами?

Я хмыкнул. Получилось очень даже по-демонически.

– А разве я не похож на любителя театра?

– Нет.

– Что ж, значит мне нужно еще немножко поработать над своим образом.

Вопрос с Иваном действительно был решен, и через несколько дней я пришел в условленное место для встречи с ним и его девушкой Машей, которая была поражена до глубины души результатом, но, разумеется, ничего вслух у меня спросить не могла и просто ошарашенно смотрела по сторонам своими огромными глазами. Про себя я отметил, что для человека она довольно-таки симпатичная: светловолосая и с яркой мимикой, очень живым носиком. Возможно, в прошлой жизни она была собакой, какой-нибудь милашкой наподобие пуделя или спаниеля, и при перерождении оставила себе парочку прошлых черт. Иван был красивым, высоким и очень харизматичным, он привлекал внимание всех. Тех же, с кем ему удавалось заговорить, он сразу же располагал к себе. Он был обаятельным, добродушным и позитивным и раздражал меня этим, вызывая смутную завить. Я пока что был новичок в мире людей и не знал, нужно мне модернизировать свой характер или нет. Но я знал, что мне нужна свита, и красотка и ходячий соблазнитель отлично для этого подходили.

Я выложил на стол несколько листков бумаги, исписанных и расчеркнутых.

– Что это? – удивился Иван.

– Контракт, – пояснил я и улыбнулся настолько добродушно, насколько был на это способен.

Маша снова молча вылупилась на меня, но притянула к себе экземпляр.

Ребята пробежались по строчкам…

– Тут прописано, что, помимо работы, мы можем и будем проводить время вместе… И что ты сможешь вовлекать нас в сторонние проекты… Это какие же? – нахмурился Иван.

– Видите ли, я настроен очень серьезно. Бизнес у нас пойдет, это я вам могу гарантировать. Но люди любят стопориться из-за ерунды. Я же хочу, чтобы вы по умолчанию были на моей стороне и были готовы быть на ней довольно-таки долго, тогда у всех будут перспективы.

– У нас получится?.. – начала было Маша.

Я кивнул.

– Обязательно.

– Выглядит, будто это контракт на дружбу, – в шутку сказал Иван.

Я улыбнулся.

– Так и есть. Ну что, подписываем?

Мы подписали его. Так Маша и Иван заключили сделку с демоном, а я, демон, завел пусть и обязательную, но все же дружбу с людьми.

Мы прожили вместе целый год. Нет, жили ребята, конечно, в своей квартире, которую они снимали неподалеку от того места, где обосновался я. Но время, что мы проводили бок о бок, было таким длинным и частым, что нам казалось, будто бы мы совершенно не выживем друг без друга. Поначалу меня это несколько раздражало, потому как я был не приучен к человеческим привычкам и ритуалам, но со временем я пообвык и смирился, и стал воспринимать большинство вещей как должное или обязательное. Особенно если это касалось Маши. Поначалу она сторонилась меня, ведь я напугал ее, выполнив обещание отвадить Ивана от музыки. Более того, я еще провел с ним беседу о том, что ему совершенно необходимо проводить с ней как можно больше времени, так что их семейная жизнь вполне себе стабилизировалась. Ей, Маше, была от этого только польза, но на меня она какое-то время посматривала криво. Потом в один прекрасный момент она упрекнула меня в том, что я жестокий манипулятор. Я внимательно посмотрел на нее и признал свою «вину», и это обескуражило ее еще больше. Но недаром считается, что время – лучший лекарь, так что за наш совместный год Маша так адаптировалась ко всем моим повадкам, что уже не видела ничего зазорного в манипуляциях, дерзких усмешках, суровых взглядах и решительных действиях, которые всегда приводили нас к рабочим успехам. Я не подводил ребят, но и они старались соблюдать наш «контракт на дружбу», соглашаясь на все мои порой безумные предложения. Им падали деньги, мне падали деньги – а, собственно, для чего еще жить-то?

– Ну, дорогой, загадаешь желание? – помурлыкала Маша мне на ухо, и я понял, что отвлекся слишком сильно на мои размышления. Сегодня был мой сто девятнадцатый день рождения, но на земле меня знали только как самого обычного парня Мишу, приехавшего из Сибири и поселившегося в столице, мечтая реализовать свои самые смелые и амбициозные планы. От меня ждали каких-то банальных мечт и желаний, поэтому так смело и подсовывали торт со свечками, которые полагалось задуть. Я знал, что это действительно имеет силу, поэтому тянул. Все, что хотел сейчас я, самый алчный и нарциссичный демон, помешанный на карьере и деньгах, было очень далеким от моего характера, и я хотел и боялся одновременно, чтобы свеча исполнила то, что же птицей билось в моем сердце… Ладно, была не была! Я молод, когда еще рисковать, если не сейчас?!

Я четко сформулировал: «Я хочу Алену. Мне все равно, чем мне это грозит!» И задул эти дурацкие свечи.

Маша радостно захлопала в ладоши и чмокнула меня в щеку. Это тоже было частью нашего быта, и каких-то пару месяцев назад я бы сам себе душу отдал за такие вот проявления чувств, но сейчас все было по-другому. Недаром говорят, что жизнь у людей трудная. Да уж, она невыносима порой даже для демонов.

Что же, я расскажу вам, что же случилось со мной. Запаситесь терпением и приготовьтесь осуждающе качать головой. Я привык, я живу так… дайте-ка подумать… вот уже четыре месяца! Поверьте, я и сам себе качаю головой, во всех отражениях, ей богу!

Итак, все началось в конце января.

В тот день мы закрыли крупный театральный проект. Я замешкался в вестибюле нашего так называемого офиса, так что Вовчик успел догнать меня. Поскольку я не отозвался на оклик, он дотронулся до моего плеча рукой. Ой как я этого не любил! Мне непонятно, почему люди все время хотят друг друга потрогать. Обязательные рукопожатия, объятия, касания щеки о щеку… Неужели это все так уж необходимо?

– Миша! Ну?

Мне пришлось обернуться, а то он снова бы дотронулся до меня.

Вовчик был работником этого театра. Чем конкретно он занимался, я не очень понимал, но как будто бы всем и сразу. К нему меня направили, когда мы искали помещение для «офиса», и с тех самых пор, как я одобрил его идею поселить нас на чердаке трехэтажного здания театра, он начал считать меня своим чуть ли не самым близким другом. Ничего плохого в этом факте не было, кроме одного нюанса: Вовчик был ужасно доставучим. Он напоминал щенка, которого нельзя слишком сильно тормошить, иначе он начинает разыгрываться и впадает в буйство и безумие. Нет, Вовчик не во что не впадал, но от любой даже вскользь брошенной фразы он заводил такой бурный и почти что бесконечный разговор, что даже моего терпения порой еле хватало, чтобы просто-напросто не двинуть ему.

– Что, Вовчик? – спросил я, имитируя что-то вроде интереса на лице.

– Миша, так вы что же, закончили проект?

– Закончили, ты же сам знаешь. Сегодня последний штрих, завтра уже без нас.

– Так завтра уже без вас… – задумчиво повторил Вовчик и машинально потер подбородок, явно переваривая какую-то мысль.

Мы оба знали, что значит это уточнение – «завтра без нас». Дело в том, что мы с Иваном и Машей владели кастинг-студией, если уж это можно было назвать студией. Мы сотрудничали с театральными агентствами, непосредственно с театрами, знали многих рекламщиков и продюсеров и занимались непосредственно реализацией потенциала молодых актеров. Это было выгодно и интересно, потому как нам открывался доступ и за кулисы. Я не говорю о «проходках» и билетах, вовсе нет. Речь идет об оборотной стороне театральной жизни, о коммуникации с актерами, о творчестве в чистом виде, о знакомстве с известными и порой уже потерянными для общества людьми, которые все вместе и каждый по отдельности были как денежными источниками, так и душевными и теплыми, как это принято называть. Сегодня мы как раз закрыли один проект: был набран каст, который отрепетировал и отыграл все нюансы своих ролей, я лично проверил надежность ума и сердца каждого актера, лично провел беседу с режиссером, перебрал все документы на предмет подвоха и дал напутствие этому творческому кораблю. Завтра у этой мини-труппы начинались гастроли, и это означало окончание моего участия. Я чуть было не потянулся к конверту, который грел мне внутренний карман моей не слишком теплой для зимы куртки. Демоны не мерзнут, если быть честным, но, помимо «лица», я должен был носить и одежду, подобающую тому месту, в котором я поселился. В этом городе круглый год было холодно и промозгло: если не лил дождь, то сыпал снег, или еще какая-то пакость с неба, так что я смирился и с ношением шляпы. Хотя она мне и шла, надо признаться.

– Значит, завтра ты не придешь на работу? – с сожалением протянул Вовчик.

Я нахмурился. Это тоже было попаданием в точку: больше проектов на горизонте у меня пока не было. Я тянул нашу студию во все стороны, но это было нужно мне больше, чем моим напарникам, так что да, львиную долю я делал сам и иногда упирался вот в такую вот стену. Проекты имели свойство кончаться.

– Завтра у меня будет выходной. Наконец-то, – ответил я, стараясь сделать вид, будто меня не пробирает до костей адская грусть. Ну не люблю я быть без работы! Не мое это – сидеть без дела… Или, еще чего хуже, гулять. Ох… Жизнь мчится со страшной скоростью мимо, некогда тратить ее на гульки и расслабления. Поверьте стодевятнадцатилетнему демону, уж просто проверьте на слово.

– А у Маши? Значит, завтра и без нее?

Сам того не осознавая, Вовчик попал в больное место. В рамках моей бесконечной вовлеченности в работу я брался и за дела, которые были не совсем по моей части. Я старался прикрыть своих напарников, но больше всего меня, конечно, занимала Маша. Она была достаточно бестолковой девочкой, моей якобы ровесницей, но это была та ситуация, в которой любой человеческий парень сказал бы: «Она мне нравится». Маша была очень живой и непоседливой, у нее были потенциал и много идей, но никогда не хватало усидчивости их реализовать. Когда она говорила «я хочу», мое сердце словно бы пропускало удар, и я сразу же понимал, что обязан осуществить эти самые ее хотения. Невозможно было противиться или остановиться, даже если сама Маша забывала об этом напрочь через пару дней. Моим же спасением в этих ситуациях было то, что, когда я уже начал что-то пусть и невербально запрошенное реализовывать, я заставлял ее принимать в этом максимальное участие. Уверен, она меня считала занудой и диктатором, но в свое оправдание скажу, что любому парню приятно, когда девушка сидит с ним бок о бок, склоняет ближе голову, распахивает сонные глаза и ночами напролет выслушивает рабочие и очень амбициозные разговоры, пусть даже этот парень и родом из преисподней.

Мне нравилась Маша, что уж тут скрывать, и мне нравилось, очень нравилось проводить с ней время, находиться рядом. Сюда хотелось бы добавить еще «быть самим собой», но я бы не стал жаловаться. Ведь когда между вами подобные отношения (а нас разделяла не только моя сущность, но еще и работа, которой я бы не стал жертвовать ни за что на свете), наличие у нее парня, тем более моего пусть и по контракту, но друга, облегчало мое существование. Я всегда мог пожать плечами и сказать, что мне все равно, обижается ли она, злится, капризничает или что-то там еще, – все эти заботы падали на плечи Ивана, а я мог отступить в любой момент в тень работы и прикрыться мыслями о нашей несовместимости. Удобная позиция, хотя и несколько болезненная для меня.

Когда же бывали действительно выходные дни, вот как завтра, например, то к моим страданиям от безделья примешивались и страдания по Маше, потому как внезапно меня начинали мучить ревность и зависть. Она была там, «где-то там», «с кем-то там», а я был тут, сам с собой наедине. Мне не нравилось, что она уделяла внимание не мне. И если я не был чем-то занят, то эти мысли грызли меня, заставляя делать глупости или вмешиваться во что-то нелогичное и неразумное.

Видя, что я призадумался, Вовчик трактовал это по-своему.

– У нас завтра концерт, открытый. Может, придешь? – сказал он мне, желая по-дружески подбодрить.

Я машинально кивнул, но тут же спохватился и нацепил суровое выражение.

– Я попробую заглянуть, но…

Вовчик отмахнулся.

– Ты всегда так говоришь. Знаю я, что работа для тебя важнее собственной матери.

Тут он был прав, не поспоришь.

Он протянул мне руку. Я пожал ее, внутренне скривившись. Вовчик был неплохой парень. Я бы окрестил его местным дурачком, но все-таки он был человеком, стоило бы сделать на это скидку. Для человека он был очень даже неплох.

Когда я вышел на улицу, ветер ударил мне в лицо, и я с наслаждением вдохнул морозную колкую массу. Там, откуда я родом, о таком и помыслить было бы нельзя. Как я и говорил, демоны не мерзнут, но я запахнул куртку и даже застегнул воротник, чтобы не пугать народ. Здесь я был девятнадцатилетним парнем, а таким полагалось выглядеть не как безбашенный демон, выгнанный из дома. Хотя… кто же поймет это современное общество? Мне хотелось домой, в мою небольшую съемную квартиру в почти что центре города, которую я так удачно снял по соседству с моими друзьями. Мне хотелось повалиться на кровать. Я устал. Проект, который мы только что закрыли, был интересный, но я уже начал ощущать тоску и легкое раздражение от безработицы, которая светила мне в последующие пару дней. Обычно мой мозг сразу начинал искать какие-то решения, но сегодня он трубил только о необходимости поспать.

Открыв дверь квартиры, я не стал включать свет: в окне отражались огни рекламного щита, который был установлен прямо напротив дома на каком-то мелкосортном торговом центре. Меня этот свет не раздражал, а даже наоборот, было в этом что-то урбанистически-мультяшное, что добавляло миру людей бонусных очков. Помещение было довольно маленьким: здесь это принято называть студией, хотя я бы назвал это собачьей конурой. Впрочем, и на это жаловаться я бы не стал. Слева был кухонный уголок, вполне уютный, справа размещался телевизор, который я использовал, только чтобы смотреть мультфильмы, которые сутками крутили по детским каналам. Новости я принципиально не включал. Я же демон, чего я там не видел! Разруха, пороки, крах… Пфф, ничего нового, это и у нас транслируют. Прямо у противоположной входной двери стены стояли узкая кровать и небольшой диван со столиком, на который я обычно закидываю ноги, когда стараюсь поуютнее устроиться.

Вся квартира была выдержана в серо-синих тонах, кое-где внедрили зеленые вставки, и выглядело очень даже по-холостяцки. Одно-единственное большое окно выходило на широкий прогулочный бульвар, и по утрам, когда в глаза не бил неоновый щит, я смотрел на спешащих куда-то людей и думал о жизни своей и окружающих.

Я рухнул на кровать, даже не раздеваясь. Настроение было не слишком хорошим. Все этот выходной, который маячил завтра. День без работы, без Маши и без цели. Баюкая свое раздражение и печаль, подкрепляемые ревностью, я провалился в сон, даже не утруждаясь укрыться или нормально устроиться.

Проснулся я рано от звука телефонного оповещения. Мне пришло сообщение, и понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, кто я, где я, и что вообще происходит.

Я никого не ждал и тем более в такую рань… Сколько сейчас – восемь?

Восемь двадцать, если быть точным. Ну кто вообще в такое время начинает жить? Точно не я. Тело ломило от неудобной позы, и я разогнулся не без труда. Но то, что я прочел на экране, быстро заставило меня взбодриться.

«Есть новый клиент. Пришел к нам, но я перенаправил на тебя. Не благодари», – писал мне Вовчик. И дальше прикреплен номер телефона. Я быстро пробежался по тексту глазами еще раз, потряс головой для придания миру большей резкости и уже начал было звонок, но вдруг передумал. Мой голос сейчас будет хрипеть, это точно. Заварим-ка кофе для начала. Итак… что бы написать в сообщении?

Клиента звали Алена.

«Привет!»

Нет. Ну что это за «Привет»? Я же должен произвести приличное и рабочее впечатление. Пока готовился кофе, я сел с ногами на кухонный диванчик у окна и, чуть высунувшись наружу через подоконник, взглянул на проснувшийся и спешащий по своим делам мир. Сегодня проглядывалось солнце, что было редко для зимы в этом регионе, и эти лучи будоражили всех, включая меня. Я быстро набрал: «Являюсь управляющим кастинг-агентства… О цене можем договорится лично или по телефону… Прошу дать ответ в ближайшие сроки, чтобы оптимизировать работу нас с вами и актеров…»

Что-то еще о цене, пара деталей для пущей важности. Отправить! Ах, да что же это? В порыве энтузиазма я не убрал «Привет», так и не заменив его на внушительное «Добрый день». Вот же подстава…

Я увидел, что Алена прочла сообщение, но ответа не последовало. Я подождал несколько минут. Еще несколько минут. Эй!

Я снова набрал текст: «Прошу дать ответ, даже если он не в мою пользу».

«Я занята. Напишу, как освобожусь».

Вот тебе! Я тут из-за «привета» переживаю, а человек вообще опустил эту фразу.

Я походил из стороны в сторону, как тигр в клетке. Не знаю, что меня так зацепило, но что-то в этой ситуации показалось мне таким… слишком уж человеческим. Я сам себя успокоил. Чего мне переживать? Клиент как клиент. Надо включить свое обаяние, немножко манипуляции, и все получится.