Ненужные люди

Валентина Ильянкова

Ненужные люди

В. Ильянкова

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Омар Хайям

Сборник рассказов

Карма

Все когда-то начинается… но длится определенные сроки, не нами назначенные. Конец любой истории всегда существует. В основном бывает так: естественный уход человека в мир иной и одновременное завершение личной истории. В другом случае и, только для отдельных лиц, сценарий прекращения жизненного существования бывает нетрадиционным, его прописывают персонально для данного лица некие силы космического происхождения. Заслужил…

Итак…

Привожу историю любви, жизни и ее завершения цыгана по имени Джанго и девушки еврейского происхождения Литаль. Такие имена им были даны родителями при рождении, в жизни эти пышные, загадочные имена были упрощены до неузнаваемости, но при этом легко произносились сначала детским языком, а позже всем окружающим их взрослым миром. Его от рождения называли Жан, ее – Лиля.

Познакомились они в школе. Жану в то время едва исполнилось семь лет, и он пришел в школу в первый класс. Лиля школу заканчивала, училась в десятом классе. По школьному учету девочка значилась в списке «переростков».

Лиля была рождена за два года до начала Великой Отечественной войны. Войну вместе с мамой пересидела в глухой, заброшенной деревеньке. Питались они чем Бог пошлет. Традиционный суп из лебеды с ранней весны до поздней осени, зимой – картофель во всех видах приготовления: запеченный, отварной очищенный или «в мундирах». Своего хозяйства у ее мамы не было, но молоко и сметана на их столе бывали частенько. Мама девочки имела швейную машинку, не ленилась, обшивала соседей не только из своей деревни, но и их знакомых и родственников со всего района. Расчеты за выполненные работы принимала в большинстве случаев продуктами.

Можно смело утверждать, что Лиля не голодала, но скудное, малокалорийное питание отрицательно сказалось на ее здоровье – худая, бледная, склонная к простудным заболеваниям. Уже после войны, когда Лиля с мамой вернулись в город и заселились в свою старую довоенную квартиру, где раньше жили вместе с папой у Лили появилась стойкая фобия – страх последствий от своей национальной принадлежности.

Папа домой не вернулся, погиб на войне, защитника у Лили не было, а по стране гуляло новое слово Геноцид и означало оно уничтожение фашистами еврейской расы. Лиля часто слышала это слово в разговорах мамы с заказчицами, быстро усвоила его значение и постаралась стереть из своей головы слово еврейка. Она боялась быть еврейкой, старательно сочиняла себе собственную житейскую историю, где она по рождению была то русской, то белорусской, но только не еврейкой. Девочка усвоила, что геноцид евреев это не просто смерть, а полное уничтожение всего еврейского народа, и мамы в том числе.

Когда Лиле пришла пора идти в школу, ее не приняли педсоветом: постоянно больна, запугана, не живет, а существует. Учителя рекомендовали маме больше времени уделять болезненному ребенку. Пусть она хотя бы год поживет дома, а школа подождет вплоть до восстановления ее здоровья. Через год мама снова пыталась записать Лилю в школу, но девочка устроила страшную истерику и школу снова отложили. По той же причине были пропущены еще два года поступления Лили в школу. В одиннадцать лет мама все-таки уговорила Лилю записаться в школу, конечно, ее приняли, но без учета возраста, только в первый класс.

Сейчас Лиле было без нескольких месяцев двадцать лет, и закончила она только девять классов. В послевоенные годы переростки в школе никого не озадачивали и, тем более, не удивляли. В стране велась активная работа по ликвидации бродяжничества населения, и в первую очередь, детей. Несовершеннолетних граждан страны отлавливали, определяли в приютские детские дома. Там их мыли, переодевали в чистые одежды, кормили и отправляли в школы, куда их безропотно принимали. Аналогичных переростков в данной школе было почти половина класса. В классе, где училась Лиля, были ученики и постарше ее.

Итак, в день их знакомства у Лили начиналась учеба в последнем, выпускном, десятом классе, а у Жана – в первом.

По традиции этой школы принимали первоклашек в школу пышно и торжественно. Каждого из них брал за руку старшеклассник и проводил с ним персональный экскурс по школе, а заодно знакомил и с обычаями школы. Заканчивалась вводная экскурсия обычно в школьной столовой. На столиках компот или морс, в мисочках печенюшки, леденцовые конфетки, яблоки, кусочки пирога. Экскурсовод усаживал первоклашку за стол, предлагал отведать угощение. После трапезы малыша провожали в его класс, представляли учителю и там оставляли. С этого момента он становился учеником школы №…

Экскурсоводом для цыганского мальчика стала Лиля. После экскурсии по школе Жан на предстоящее прощание с Лилей никак не соглашался. Он вцепился в руку Лили и жалобно просил:

– Не уходи! Покажи мне еще что-нибудь! Хочу посмотреть класс, в котором ты учишься, я буду к тебе приходить каждый день. Ну что, тебе жалко? Не уходи…

Но Лиля безжалостно отлепила свою руку от его въедливой жесткой ладошки и ушла. Жан застыл, смотрел в ее спину и пока она не скрылась в крутом повороте коридора все надеялся, что вот она обернется и помашет ему рукой с пожеланиями удачи в учебе и дружбы в школьном коллективе. Нет, она ушла не оглядываясь.

Через пару дней после начала занятий Жан нашел класс, в котором Лиля училась. Расположен он был этажом выше, прямо над классом первоклашки. В первые дни начала школьной учебы Жан почти первым приходил в школу и устраивался на подоконнике окна, расположенного напротив двери в десятый класс. Но его навязчивое присутствие в неположенном месте было немедленно обнаружено одноклассниками Лили, и Жан стал предметом шуток и злых комментариев детдомовских старшеклассников. И это при том, что сама Лиля проходила мимо, с Жаном не только не здоровалась, но всем своим неприступным видом демонстрировала презрение к своему юному, жалкому поклоннику.

Уже взрослая девушка Лиля в школе среди одноклассников особым успехом не пользовалась. И не только особым, но вообще никаким. Ее откровенно не уважали не только одноклассники, но и другие школьники, с которыми ей иногда приходилось контактировать.

Лилина мама была в городе известной персоной. Она шила красивую и качественную одежду для всех – детскую, женскую и мужскую. Но стоимость ее услуг осилить могли только люди состоятельные. Среди этих самых состоятельных иногда находились родители учеников школы, а иногда и учителя в разных классах. Лиля почти всегда выступала между ними связующим звеном – назначить время и место встречи, передать для работы ткань, пуговицы или другие составляющие, а иногда готовый заказ, вознаграждение за выполненные работы, слова благодарности за качество, фантазии и изобретательность в самой модели. Лиля давно излишне высоко оценила участие в материнской работе, как свою исключительность и превосходство над школьным «быдлом».

Она носила в себе высокомерие, общаться с ней было неприятно, а иногда даже опасно – какие-то ложные домыслы, отрицательные выводы о собеседнике, сопровождаемые пустой болтовней о предполагаемых событиях. Лиля везде и всегда пыталась занять лидирующее в обществе место, навязать всем свое мнение о действующих событиях и правила выхода из определенных ситуаций. Но все это происходило тайно, только в мыслях Лили и организованных самой же Лилей неординарных событиях. Действия и поведение Лили уже тогда можно было квалифицировать, как, мошеннические, а саму Лилю зачислить в список манипуляторов. Но в те времена школьники в своем лексиконе не пользовались этими определениями, они просто относились к Лиле с большим недоверием и обходили ее стороной.

Так и закончила Лиля свое образование в гордом одиночестве. Во время школьного обучения Лиля не обзавелась ни друзьями, ни подругами. ее окружении появился только один обожающий ее человечек, верный цыганенок Жан. Но именно его Лиля, нет, не боялась, она его стыдилась.

Крепышек Жан был упитанным ребенком. Его щечки всегда сияли розовым цветом, губы как у девчонки сложены бантиком, непонятной формы нос скорее напоминал картошку. Жан всегда находился в прекрасном настроении, каждую шалость своих одноклассников поддерживал звонким смехом, говорил громко и часто вне темы.

«Какой-то недалекий замарашка, – презрительно смотрела Лиля на мальчишку при встречах, – и родители странные у него. Мальчика даже прилично одеть не могут. Одет он абы как и абы во что. Странная рубашонка на завязках и такие же нелепые штанишки-шаровары».

Сама Лиля была одета «с иголочки»: чистенькая, выглаженная одежда модного покроя. Мама старалась. Платьица, блузочки, костюмчики, холеные ручки, все мамины заслуги. Дома Лиля отдыхала неизвестно от каких трудов, ее мама доченьку поручениями не обременяла. Пришла домой после тяжелых для ума и сердца часов школьных посиделок, вкусненький ужин уже не столе и чистенькая постель под боком. Не просто любила мама свою доченьку Лилечку, она ее обожала, холила, оберегала. Сама трудилась сутками по дому и в своей пошивочной комнате, а доченька нет, пусть отдыхает и процветает в свое собственное удовольствие.

Лиля от рождения была не просто красивой, а очень красивой девочкой. Точеный овал лица, густые брови, ярко очерченные губы, правильной формы нос. Мамины клиенты в один голос твердили, что Лиля уже сейчас вылитая копия тогдашнего кумира всех россиян телезвезды Элины Быстрицкой. Да, копия внешне, но существенные различия в жизни все же имелись: Элина Быстрицкая, и все об этом знали, была трудоголиком, а Лиля работать не хотела, не умела и не стремилась найти для себя хоть какое-то занятие по душе. Ленива, пассивна, без стремления что-то творить, вершить в текущей жизни, хотя бы с целью финансирования своих собственных потребностей самостоятельно. Лиля жила в достатке за счет маминой жизненной востребованности и ответственности за дочь.

Но вот прошел год, Лиля закончила школу и настало время трудоустройства, послевоенного тунеядства в стране не существовало. Совсем неважно, где и кем ты работаешь, но работать нужно, обязательно!!! Конечно, безработные тоже были, но как исключение из правил: многодетные мамаши да инвалиды. К данной категории граждан Лиля не относилась, поэтому нужна работа. Да, красавица, изнеженная и выхоленная, но не инвалид, должна работать.

Ее трудоустройством снова-таки занялась мамаша. Заказчицы модной одежды были обеспечены не только денежными купюрами, но еще имели и деловые связи. Городским моторным заводом руководил муж одной из любительниц одежды местного пошива. Попросила мужа, и вот Лиля уже работает на заводе. Вернее, работает девушка в лаборатории завода, выполняет вполне доступный для ее познаний и умений уход за лабораторной посудой: помыть, просушить и расставить по определенным и обозначенным местам колбочки, пробирочки, чашечки, блюдечки и прочие посудинки для лабораторных исследований.

В первые дни, или даже месяцы работа Лиле не нравилась, вернее она гнушалась такой работой. Ну почему она, холеная девица-красавица должна мыть какую-то дурного запаха убогую посуду. Но жизнь не стоит на месте, время течет и отношение к жизни меняется. Так случилось и с Лилей. Девушка приспособилась к своим обязанностям посудомойки и успокоилась. И вовсе не потому, что ей неожиданно понравились мыльные растворы из пахучего хозяйственного мыла, причина этой смиренности была совершенно иной направленности.

Заведовал заводской лабораторией молодой специалист по имени Андрей и к мойщице посуды Лиле он проявлял повышенный, отнюдь не производственный, интерес. Андрей и Лиля почти каждый вечер по окончанию рабочего времени проводили вместе. Причем, на том же самом рабочем месте. Вернее, на стареньком диванчике в кабинете Андрея. Подобное времяпрепровождение обычно именуется любовью.

Мама Лили в рабочие дни собирала для любимой доченьки перекус домашнего приготовления. Домашняя еда от мамы полюбилась и Андрею. Обычно поздним вечером Лиля накрывала рабочий стол возлюбленного холщевой салфеткой и выставляла на него блюдечки и тарелочки, наполненные домашней едой от мамы. Но для Андрея Лиля сама выступала в качестве повара и производителя всех деликатесов. Андрей восхищался вкусом и разнообразием домашних перекусов на рабочем месте. Целовал ручки любимой посудомойки и посвящал ей изысканные комплименты.

О кабинетной любви Андрея и Лили уже через полгода после начала их взаимоотношений были наслышаны все заводчане. Эту историю правдорубы доложили и маме Лили. Причем в подробностях, о которых Лиля даже не подозревала. Узнала родительница о том, что Андрей был женат и в его семье ожидался ребенок. Жена возлюбленного дочери была на четвертом месяце беременности и стояла на учете в городской поликлинике.

– Ты соображаешь, что творишь? – Голос Лилиной матери вздрагивал от возмущения, – Тебе, что холостяков не хватает? Возможно, я бы даже одобрила твою любовь с женатым мужчиной, но это в том случае, если бы он был евреем. Создание еврейской семьи того стоит. А ты чего добиваешься своей любовью с убогим, да еще и женатым быдлом?

– Я, мама, хочу быть счастливой, обеспеченной женщиной. Андрей по моим наблюдениям трудоголик, за что и получает солидную зарплату. Мне это вполне подходит. Ты стареешь, у тебя падает зрение. Очень скоро ты не сможешь зарабатывать деньги шитьем. А как же я?

– А ты, доченька, на свою жизнь будешь сама зарабатывать. У тебя есть работа и через несколько дней я должна получить от государства большую квартиру в новом жилом дома. Это награда твоему погибшему на войне папе. Твой папа был не только удивительно умным и добрым человеком, но еще и замечательным отцом. Видишь, даже с того света он помогает нам сделать нашу жизнь счастливой и комфортной.

– Квартира – это замечательно, – порадовалась за себя Лиля, – Андрей уйдет от своей жены и оставит ей их общую комнату в бараке. Раз она беременна, то он вынужден это сделать. Пусть она живет там со своим ребенком. Андрей человек благородный, он обязательно передаст ей их совместное жилье. Суд должен будет учесть данное обстоятельство и, возможно, это отразится на сумме алиментов. Я имею в виду уменьшение их размера по решению суда.

– Не будет этого, – резко возразила мать, – Комнату он, конечно, передаст своей жене, но на сумме алиментов это никак не отразится. Ты думай, а потом делай выводы. Я полагаю, что твой Андрей потеряет жилье, полученное им от завода, а взамен у него нулевой шанс получения другого жилья. Заселится он в нашу новую квартиру, и мы будем вынуждены его здесь прописать. Таким образом он станет полноправным владельцем нашей новой квартиры. Прошу тебя, Лиля, прими правильное решение и разорви отношения с блудливым мужичонкой.

– Нет, мама, я уже приняла решение, – резко ответила Лиля, – максимум через две недели Андрей перевезет свои вещи к нам. Я уверена, что вскоре ты одобришь наше с Андреем решение. Если я правильно тебя поняла мы уже должны собирать и паковать свои вещи. Мы переезжаем. А теперь сообрази, кто нам в переезде окажет помощь? Конечно, Андрей, мама. И никто другой! Вместо того чтобы причитать, ты бы мама радовалась нашему везению.

– Да, уж везение…

Через месяц Андрей с рюкзаками и сумками прибыл на постоянное место проживания в новую квартиру Лилиной мамы. Развод с теперь уже бывшей женой состоялся тоже месяц назад. На сегодняшний день одновременно его бывшая жена приобрела статус бывшего человека. Случилась страшная вещь – женщина добровольно ушла из жизни, прихватив с собой и еще не родившегося ребенка.

За месяц до суицида Андрей сообщил ей, что подает заявление на развод и женится на другой женщине. Суд состоялся. Невзирая на уже заметный живот женщины их развели на первом судебном заседании. Женщина плакала и просила суд назначить семье срок для нормализации отношений, Андрей не соглашался и перед судом принес клятву, что будет любить ребенка и помогать ему материально, но эта семья его не только обременяет, но еще и угнетает. Он настаивал на немедленном разводе.

В день принятия судом решения о разводе Андрея с женой и неродившемся ребенком он и Лиля отмечали это событие в служебном кабинете, конечно же по окончанию рабочего времени. Лиля пила вино, а счастливый Андрей – водку. К завершению праздничного застолья порядком охмелевший Андрей пустился в размышления о состоявшемся событии:

– А ты не удивлена, что суд пошел навстречу именно мне? – Заплетающимся языком задал Андрей вопрос своей новой избраннице.

– Нет, не удивлена! Ты удивительный, умный, обаятельный и имеешь право свободного выбора с кем тебе общаться и жить вместе.

– Да, это так! – Зарделся от гордости Андрей, – но есть еще нюансы, подтверждающие мою изобретательность. На решение судьи прессинговое влияние оказало его родство с одной из наших сотрудниц, которую именно я пристроил на работу в наш ОТК. Конечно, беременная женщина, комнатуха в бараке, и прочая жизненная неустроенность не перетянули по весу благополучие и материальное обеспечение дочери судьи. Теперь я свободный человек. Скажи, я могу немедленно перебраться на постой к тебе? Категорически не желаю видеть истерики своей «бывшей».

– Нет, любимый, пока нельзя, – ласково прошептала Лиля, – мама меня не поймет. Нам сначала нужно официально оформить наши отношения, а уж потом…

– Хорошо. Все понятно! Постараюсь немедленно приступить к оформлению документов на создание нашей с тобой семьи. А пока попрошусь к другу на временное жилье. Уверен – не откажет.

И друг не отказал. Андрей собрал в сумку неотложные вещи, под крики и слезы жены ушел из дома.

Оба они, Андрей и Лиля, второпях жили в ожидании заветного дня – дня регистрации их отношений в городском ЗАГСе. И тут случилось событие, которое могло разрушить или насовсем уничтожить ожидаемое счастье Андрея и Лили. А случилось то, что называется суицидом.

Ровно через неделю после ухода Андрея от теперь уже бывшей жены, к нему на работу прибежала соседка по коммуналке.

– Андрей, беги домой, – прямо с порога заголосила возбужденная женщина, – в твоей квартире что-то произошло. В первый день, как ты с чемоданом ушел твоя жена…

– Бывшая, уточнил Андрей.

– Да, бывшая, – согласилась женщина, – целый день, а затем и ночью, рыдала и в голос кричала, но на следующий день все стихло. А сейчас в коридоре появился запах гнилья и в вашей квартире что-то грохнулось. Мы начали стучать в дверь, но никто не отзывался и дверь не открылась. Тогда мы вызвали участкового милиционера, он пришел, но результата никакого. Это он попросил меня, чтобы я сходила к тебе на работу, все рассказала, ты пришел в наш барак и открыл дверь. Наверняка у тебя есть ключ, ты же еще не все вещи забрал. Давай поторопимся, милиционер там нас ждет.

Поторопились! Дверь открыли, на полу обнаружилась мертвая беременная женщина. Две смерти одновременно: мать и неродившееся дитя. Вызвали скорую помощь, но не для оказания помощи, а для простой фиксации факта смерти, Андрею выдали свидетельство о смерти всего состава его бывшей семьи. Андрей был единственным человеком, близко знакомым с умершей женщиной, поэтому и организовывать похороны пришлось ему. В те времена хоронили отошедших в мир иной людей просто, без всяких церемоний. Отпевание в церкви и поминальные застолья не поощрялись государством, материальная помощь если и выдавалась, то в совершенно мизерных размерах.

Похороны прошли по сценарию Лили. Она была уверена, что особого траура по уходу из жизни первой жены Андрея быть не должно. Она ушла в другой мир совершенно сознательно, никто ее не принуждал. Что хотела, то и сделала и даже ребенка с собой прихватила. Поэтому принаряжать ее и прихорашивать нет никакой необходимости. Положить в деревянный ящик нужно в той одежде, которую она сама для себя выбрала. А выбрала она ситцевый цветастый халатик не первой свежести и слегка потерявшую цвет косыночку на голове.

Так и похоронили в неприлично поношенной одежде, без цветов, поминальных свеч, речей прощания от близких людей и поминального стола. Их не было, закопали простенький ящик с телом женщины в землю, на этом похоронная церемония и была завершена.

– Успокойся, ты поступил правильно, – твердила Лиля Андрею, – она все сама решила. Тебя кто-то спросил? С тобой советовались? Ребенок, да, погиб. Она убила его. Она убила, а я тебе рожу детей. Очисти свою голову от раскаяния и горя. Живи в свое и мое удовольствие. Нас ожидает счастливая жизнь.

Но счастливая жизнь никак не наступала. Первое, что омрачало начало новой жизни – горожане приступили к оживленным обсуждениям странных событий, произошедших в семье Андрея. Главным героем в беседах бабуль, на дворовых скамеечках стал молодой человек Андрей, его бывшая семья, унизительные похороны суицидницы и новая возлюбленная. Вскоре слухи пролились и на маму Лили.

– Литаль, – пробовала она поговорить с дочерью, – ты должна прекратить всяческие отношения с Андреем. Свое нутро он обнажил, весь город обсуждает похороны его жены и нерожденного ребенка. Исходя из каких обычаев и какого народа он отправил в иной мир свою жену с ребенком? Порви с ним всяческие отношения и даже поменяй работу, чтобы больше не видеть это дикое животное.

– Ты что несешь? – Закричала Лиля, – Твои предложения полный бред. Как я могу оставить Андрея? Ты старая и скоро сама перестанешь принимать заказы. Твое зрение уже сейчас не позволяет тебе продеть нить в иголку. А кто в нашей семье будет кормильцем и содержателем? Я, что ли? Нет, я к этому не способна. Я выбрала Андрея, и он обеспечит нам с тобой достойное содержание. Успокойся, мама, прими мое решение и смирись. Через несколько дней мы с Андреем узаконим наши отношения в ЗАГСе. Он передаст свою комнату в бараке государственному ведомству и переедет к нам жить.

– Нет, не будет этого! Я не позволю, – криком закричала пожилая женщина.

– А куда ты денешься? Андрей официально станет моим мужем. И, кстати, поможет нам с ремонтом новой квартиры.

Голос Лили был категоричен. Она уже изучила вопрос о прописке Андрея в их новой квартире. Даже без согласия мамы Андрея коммунальные службы будут обязаны не только прописать в квартире, но и вписать в ордер на жилое помещение. Так гласил закон страны. Но и в этой истории случилось непредвиденное.

После посещения ЗАГСа Андрей с рюкзаком за плечами и большими хозяйственными сумками прибыл в новую квартиру Лилиной мамы. Лиля предупредила маму о прибытии своего мужа на постоянное место жительства, но ее мама так и не согласилась на пополнение семьи. До последней минуты мама так и не поверила в полнейшее игнорирование дочерью ее требований. Она не встретила нового члена семьи в прихожей, не поздравила дочь и ее мужа с началом их совместной жизни.

Когда Андрей перенес все свои пакеты и сумки в квартиру, в прихожую все-таки вышла мама Лили, с нескрываемым презрением окинула беглым взглядом молодого и неоспоримо красивого человека и на непонятном для Андрея языке что-то быстро проговорила дочери. Это был иврит и в переводе фраза означала следующее:

– Ты опозорила меня и весь наш род. Не хочу я видеть не только этого негодяя, но и тебя.

– Что она сказала? – Заинтересовался Андрей, – И что это за язык, могла бы и на русском со мной познакомиться!

– Это наш домашний язык: иврит, – ответила Лиля, – а сказала мама, что рада тебя видеть в нашем, а теперь уже и в твоем доме. А еще она пожелала нам с тобой счастья и благополучия.

– Что ты себе позволяешь? – снова на иврите возмутилась женщина и влепила звонкую пощечину своей ранее горячо любимой дочери.

– Заткнись, – ровным голосом ответила Лиля, – а будешь руки распускать, я тебе их переломаю.

Лицо пожилой женщины окрасилось в багровый цвет, тело пробила заметная дрожь. Она явно не ожидала от своей дочери такого неповиновения, да еще и подправленного неуважением и хамством. Женщина сделала шаг в направлении двери, из которой пару минут назад вышла, но тело ей уже не подчинялось. Ноги подогнулись, она ухватилась за косяк двери, согнулась и упала возле порога.

Андрей застыл с широко раскрытыми глазами. Диалог матери и дочери он не понял, но осознал, что между ними происходит что-то далеко не мирное. И сейчас Лиля не шагнула к матери, когда та упала в проеме открытой двери. Лиля стояла в прихожей и равнодушно смотрела на лежавшую на полу женщину, которая была ее родной мамой.

– Лиля, где здесь есть телефон? Немедленно нужно вызвать медицинскую помощь. Мне кажется, что она умирает.

– Сейчас посмотрим, – Лиля присела возле матери и нашла пульс на ее руке, – не спеши со скорой, Андрей! Она умерла.

– Ты не ответила на мой вопрос про телефонную связь, – возмутился Андрей. Умерла? Тем более нужно куда-то звонить и сообщить о внезапной смерти женщины. Ты понимаешь, что нас могут обвинить в убийстве человека? Как-то нужно подстраховаться, чтобы на нас даже тень сомнения не упала. Я еще не пережил пересуды горожан о смерти и похоронах моей бывшей жены. Сейчас эта смерть… Говори, где телефон. Мы идем звонить или я ухожу.