
Полная версия
Темная лошадка

Мария Румянова
Темная лошадка
…
Дорогой читатель, вынуждена тебя предупредить, что некоторые персонажи в этой книге позволяют себе курить и даже употреблять алкоголь. А про то, что где-то в сюжете затерялся самый настоящий преступник – это и из аннотации понятно.
Как автор, я должна осуждать аморальное поведение героев, но какой в этом толк, если эти самые герои не просто не прислушиваются ко мне, а и вовсе игнорируют своего создателя и пишут историю самостоятельно, оставляя меня в стороне?
На этом заканчиваю предисловие, где я тебя предостерегаю о вреде курения и алкоголя, и с нетерпением приступаю к первой главе.
Глава 1
– Это что за инсталляция?
– Это лимоны, – ответил мне Вовка, не знавший слова "инсталляция" и не совсем понимавший, что я имею в виду.
– Вообще-то, это перформанс. Вот смотри, сейчас один из них упадет, и судьба одного из нас будет решена, – пояснил Сережка, но яснее от этого не стало.
На светлых виниловых обоях в кухне, прямо над обеденным столом, красовались два желтых цитрусовых глаза.
Кружочки лимона, выловленные из чайной кружки и приклеенные к стене, по неясным мне причинам, могли решить судьбу моих братьев.
Я схватила Серегу за ухо, как более взрослого. В тринадцать лет таким вандализмом заниматься – абсолютный моветон.
– Ай! Женька! Больно же! – заскулил мальчишка.
– Уберите все немедленно! И посуду помойте! – велела я на правах старшей сестры.
– Не можем, – вступился девятилетний Вовка, – мы поспорили, чей лимон раньше упадет, тот и моет посуду.
Хоть какое-то прояснение ситуации. Отпустив раскрасневшееся ухо Сережки, я одновременно смахнула со стены их необычный жребий, и кружочки лимона смачно шлепнулись на стол.
– Ну, надо же, – язвительно произнесла я, – кажется, ваша судьба только что решилась, придется вам и посуду помыть, и в коридоре подмести.
Я уже развернулась, чтобы покинуть кухню, но остановилась и снова посмотрела на братьев.
– И без споров! Ты, – указала я на Сережку, – моешь посуду! А ты, – глаза Вовки стали жалостливые, – подметаешь пол! Ясно?
– Ясно! – ответили они хором.
– Можете не прямо сейчас, – смилостивилась я, – просто сделайте это к моему возвращению.
– А когда ты вернешься? – спросил Вовка, жалости в глазах больше не было, они чуть сузились, обретая привычный для этого мальчишки хитрый взгляд.
Я задумалась. Сегодня я встала рано. Вряд ли я выдержу поход в клуб и шумную компанию до самого утра. Хотелось бы вернуться домой к часу ночи, но братьям я не стала озвучивать время своего появления, оставив за собой эффект внезапности.
У нас был с ними уговор. Пока мама в больнице на ночной смене, я иду с одноклассниками отмечать последние дни каникул, а мальчишки делают что хотят, играются в компьютер до поздна, например. Главное, что мы друг друга не сдаем родительнице. В дополнение к нашей сделке я закажу им пиццу, а они вымоют посуду. Пункт "подмести пол" добавился чисто в воспитательных целях.
Собралась я довольно быстро. Новые босоножки, короткое черное платье, последний критический взгляд в зеркало – и вот я, довольная отражением, упорхнула из квартиры.
Спуск по лестнице стал испытанием. То ли я босоножки плохо затянула, то ли они сами по себе были неудобные, но я, в позе краба, хватаясь за перила, медленно ползла с пятого этажа, боясь оступиться. Минус всех пятиэтажек – отсутствие лифта.
Рита Волкова, моя лучшая подруга и одноклассница, ждала меня у подъезда, лениво листая ленту в соцсетях.
– Дёмина, ты чего так долго? – встретила она меня вопросом, оторвавшись от телефона.
– Ну, ты прям красотка, – восхищенно протянула она и тут же подтолкнула меня в бок: – Давай быстрее, все наши уже там!
– Ты что, правда, так пойдешь? – изумилась я, уставившись на ее платье. Ритка тут же занервничала. Спрятав телефон в сумочку, она с беспокойством огладила свое голубое платье, пытаясь понять, что во мне вызвало такую реакцию.
– Что не так? – встревоженно спросила она. Рита была патологически мнительна, когда дело касалось ее внешности. Еще в третьем классе, когда ее организм решил расти исключительно вширь, она заработала комплексы, которые с возрастом превратились в навязчивую идею совершенства, порой доходящую до абсурда. Свидетельством тому были чуть подкаченные губы на ее сильно похудевшем лице. И сделано это было не в погоне за модными идеалами, а лишь потому, что Рите показалось, будто верхняя губа значительно тоньше нижней. Ни запреты родителей, ни мои уговоры не спасли ее губы от косметической процедуры.
Ничего не говоря, я потянула за бирку с ценником, торчащую со спины, и аккуратно дернула, чтобы не оставить на платье подруги зацепок.
– Вот, – улыбнувшись, я отдала ей лишнюю деталь ее образа.
– Кошмар! Я так по улице шла?! – ничуть не наигранно ужаснулась Ритка.
– Это всего лишь бирка, – рассмеялась я, беря ее за руку. – Пойдем!
Цокая каблуками, нестройным шагом мы вышли на тротуар вдоль дороги и поспешили в «Проспект» – единственный в городе клуб.
Солнце еще грело, неспешно отползая за линию горизонта, а уличные фонари уже зажглись. Проезжающие автомобили поднимали дорожную пыль. Где-то вдалеке призывно кричал динамик, предлагая посетить открывшийся супермаркет.
Идти нам нужно было пару остановок, но в реалиях нашего маленького города это всего каких-то пять минут.
В шестидесятых годах поселок городского типа был выбран для строительства атомной электростанции. С тех пор благодаря рабочим местам население росло. Построились дополнительные школы, детские сады, дом культуры. Но, получив в восьмидесятых годах звание города, он так и не смог вырасти до размеров своих соседей, где население более полумиллиона человек, есть институты, несколько больниц, много мест для развлечений и т. д.
Здесь по-прежнему проживали чуть более сорока тысяч жителей, и скудность колорита не компенсировало даже обогащение города благоустроенным парком, отреставрированной набережной и восстановленным кинотеатром. Но думать, что здесь совсем уж невыносимо и скучно, было бы неправильным. Ведь все зависит от человека. Например, мы с Риткой всегда находили где погулять, что поделать, и ни разу не пожалели, что были обречены прожить всю жизнь в столь малоперспективном месте.
У входа в клуб стоял высокий, грузный мужчина в рубашке и брюках. Мерцающие огоньки на вывеске отражались от его блестящей лысины, окрашивая голову охранника то в синий, то в красный цвет. Он лениво посмотрел на нас и пропустил внутрь. В "Проспект" несложно было пройти, если тебе, конечно, не четырнадцать и у тебя не рассыпались косички по плечам. Заходите, танцуйте, веселитесь сколько хотите. Только бармен мог потребовать паспорт при покупке алкоголя.
Давящая громкая музыка оглушила, но, быстро привыкнув и найдя взглядом наших одноклассников, мы поспешили к ним.
Леха Розанов, наш староста, плакал от смеха, согнувшись пополам, девчонки тоже хихикали, остальные ребята направили камеры телефонов в середину танцпола.
Проследив за их взглядами, мы с Ритой обратили взор в центр зала и увидели Егора, который отплясывал неизвестный миру танец. Это было смешение между ритуальными движениями дикого племени и буйного петуха.
– Он что, уже пьян? – крикнула я в самое ухо одному из снимающих этот фееричный выброс танцевальной энергии.
– Нет, и глотка не сделал! – ответил мне Мишка.
Когда шок от увиденного прошел, я, не выдержав, тоже рассмеялась. Егор, наш двоечник, был уникален тем, что никогда не волновался за чужое мнение. Он его просто не слышал и давал себе возможность делать то, что вздумается, порой шокируя окружение.
К полуночи в клубе стало тесно и душно. Народу значительно прибавилось, а очередь в туалет начиналась от барной стойки. Принесенный Риткой коктейль я выпила только наполовину, чувствуя, как краснеют щеки и туманится взгляд. Не рискнув пить больше, я продолжала танцевать, держа в руке бокал с трубочкой.
Один парень, давно посматривающий на меня, вольяжно приблизился и попытался вклиниться в мой одиночный танец. Вторжение на свою территорию я не оценила и, развернувшись, собиралась отойти от него, как почувствовала, что его рука обвила мою талию. Пребывая в ступоре от такой наглости, я очнулась только тогда, когда мужская ладонь скользнула по моему бедру и, приподняв платье, уцепилась прямо за ягодицу.
Резко вывернувшись из его объятий, я вылила остатки коктейля ему на светлую шевелюру и пошла искать Ритку.
Настроение резко испортилось. Хватит на сегодня веселья.
Подруга, переминаясь с ноги на ногу, стояла в очереди в туалет.
– Рит, я домой! Ты пойдешь? – перекрикивая музыку, спросила я.
– Не-а, – ответила она. – Может, останешься?
Я соврала, что хочу спать. Ритка, чмокнув меня в щеку, наконец, дождалась своей очереди и пулей скрылась за дверью.
Ночной воздух отрезвил. Испарились следы алкоголя, пропала сонливость, и настроение стало лучше.
Ноги я все же натерла. Неудобные босоножки впивались в пятки и причиняли боль. Шла я медленно, прихрамывая и ругая саму себя за легкомысленную покупку. Выкину их сразу же, как только дойду до подъезда, – решила я.
Не успев отойти от клуба далеко и продолжая слышать доносившуюся из здания музыку, я услышала, как кто-то меня окликнул. Почему именно меня? Да потому, что прозвучало это так:
– Эй! Красотка в черном платье! Стой, мы так и не познакомились!
Кроме меня, никого в черном платье поблизости не было.
Было слишком очевидно, что кричал тот тип с неудержимыми руками, и оборачиваться совсем не хотелось.
Не пойму, мой жест с коктейлем не объяснил ему, что я не желаю заводить с ним знакомство?
Нагнал он меня слишком быстро. На серой футболке темнели мокрые пятна – следы коктейльного душа. Светлые волосы влажными прядями были зализаны назад. Обогнув меня, он пошел спиной вперед, так чтобы не сводить с меня глаз.
– Отстань! – выплюнула я, стараясь придать голосу больше твердости.
– Да брось! Первое впечатление – дело поправимое. Я забуду твой коктейль, а ты – мою… поспешность, – он ухмыльнулся. – В наших отношениях!
– Каких отношениях? – изумилась я. – Ты ненормальный?! Я тебе говорю: отстань от меня!
Вернувшееся настроение теперь опустилось на самое дно котла с гневом.
Я кипела и злилась, а он продолжал меня донимать. Шел рядом, отпуская сальные комплименты и назойливо пытаясь завязать разговор.
Когда мы проходили мимо многоэтажки, он вдруг схватил меня за руку, воспользовавшись полумраком, и, дернув на себя, заключил в объятия.
– Ну, ты и недотрога, – промурлыкал он мне в самое ухо, от его дыхания по коже побежали мурашки отвращения.
– Убери свои руки, иначе я закричу… или врежу тебе! – прошипела я, чувствуя, как внутри поднимается волна паники.
– Давай! – оскалился он.
Я извивалась, пытаясь вырвать руку, чтобы влепить ему пощечину, но хватка его была мертвой. Паника нарастала. Сердце бешено колотилось, а голос предательски отказывался слушаться. Я хотела закричать, но словно онемела.
– Отстань, – снова повторила я, почти беззвучно.
Он приоткрыл рот, и меня пронзил леденящий ужас – сейчас он насильно поцелует меня. В голове лихорадочно промелькнула мысль: насколько опасно будет прокусить ему губу? А вдруг он болен чем-то и чужая кровь заразит меня?
Рядом раздался громкий мелодичный свист, а следом за ним утробный рык монстра опалил мою спину.
Негодяй разомкнул свои объятия и отпрянул назад. Даже в сумраке я заметила, как расширились его зрачки, устремленные куда-то за меня.
С замирающим сердцем я обернулась. Огромный черный пес с нелепыми белыми отметинами на морде ощерился, демонстрируя клыки, с которых тянулись нити вязкой слюны. Дыхание перехватило. Я боялась вдохнуть, боялась пошевелиться. Псина, чьи уши комично торчали в стороны (единственная капля умиления в этом кошмаре), сделала шаг вперед. Пес прошел мимо меня, выказывая интерес исключительно к парню.
– Тише, тише! – взмолился тот, отступая. Но каждое его движение лишь распаляло зверя. Пес сорвался на оглушительный лай, требуя полной неподвижности от своей жертвы.
– Девушка ясно сказала: отстань! – из клубящейся тьмы шагнула высокая фигура, выхваченная скудным светом фонаря. На парне были темные джинсы и расстегнутая рубашка, из-под которой выглядывала футболка с принтом. Черные волосы непокорно торчали короткими прядями. Он неспешно затягивался сигаретой, слегка запрокидывая голову и выпуская дымные кольца в ночное небо. Лицо показалось до боли знакомым: острые скулы, прямой нос, едва заметная белая полоска старого шрама, прочертившая подбородок.
– Слышь, твоя псина? Убери ее! – прохрипел мой преследователь.
– Не могу, забыл покормить, видимо, он сам решил поискать себе ужин. Советую бежать так быстро, как только можешь, – невозмутимо ответил парень низким, спокойным голосом, делая очередную затяжку.
Блондин разразился ругательствами, осыпая проклятиями и собаку, и ее хозяина. Пес в ответ злобно залаял, словно понимая, кому адресованы оскорбления. Перепуганный, едва не споткнувшись, белобрысый бросился наутек, скрываясь в темных закоулках двора.
Пес последовал за ним, но только метров на пять, предупредительно лая. Дальше собака не побежала. Завиляв хвостом, она вернулась к хозяину и потерлась мордой о его ноги, выпрашивая ласку. Похоже, это был просто трюк со страшным монстром, который оказался обычным, хорошо выдрессированным псом.
– Дёмина, ты какого хрена одна ночью по улицам шастаешь? – Ну все, и фамилию знает, и голос его! Сомнений в том, что моим спасителем оказался Александр Корнеев, больше не осталось.
– Так… мы же сегодня в клубе последние дни каникул отмечали, – тихо пролепетала я, не отрывая взгляда от одноклассника.
– А, да! Что-то такое в чате мелькало, – равнодушно отозвался он и, помолчав, добавил: – Тебя проводить?
– Не надо! – вырвалось у меня, наконец обретая нормальный голос.
Он небрежно выбросил окурок и, улыбнувшись… Корнеев улыбнулся! Это казалось чем-то немыслимым, нарушающим все законы мироздания.
Итак, улыбнувшись, парень скомандовал псу идти рядом и зашагал в противоположную сторону.
Я стояла как громом пораженная, провожая взглядом его удаляющуюся спину.
После произошедшего домой я добралась очень быстро, и прежде чем зайти в подъезд, выбросила босоножки в мусорный бак. Босыми ступнями взбежав по лестнице, я толкнула дверь и сразу же утонула в какофонии выстрелов. Сережка, как ни в чем не бывало, залипал в компьютерные игры, забыв убавить звук на колонках. Вовка, не обращая внимания на шум, мирно посапывал в зале, свернувшись калачиком на диване, словно плюшевый медвежонок, и не расставался даже во сне со своим планшетом. Тихонько выудив гаджет из его объятий, я заботливо поправила свесившуюся ногу и укутала брата пледом.
На кухне меня встретил Эверест грязной посуды в раковине и одинокий скиталец – остывший кусок пиццы на столе, трогательный привет от заботливых братьев.
– Женька, ты чего замерла? – Сережка зашел в кухню и застал меня с кружкой, прижатой к губам. Я, наверное, минут пятнадцать простояла, оцепенев, пытаясь уложить в голове обрывки впечатлений после пережитого. И ведь какой-то наглый хлыщ из клуба не произвел и десятой доли такого эффекта, как внезапное заступничество Корнеева!
Все в облике знакомого с детства одноклассника казалось до жути неправильным, чужим…
– Женька, ты что, пьяная? – обеспокоенно прозвучал голос брата, вырвав меня из омута мыслей.
– А? – наконец-то я пришла в себя. – Нет, просто устала… Пойду в ванну.
Сережка явно ожидал нотации по поводу посуды и даже слегка растерялся от моего молчаливого и задумчивого ухода.
Я долго лежала в ванне. Пена почти вся полопалась, обнажив мои голые колени, вода понемногу остывала, и пришлось снова включить горячий кран.
Корнеев… Корнеев… Корнеев…
Он ведь не такой! Никогда таким не был!
Угрюмый ботаник в очках, с дурацкой оправой, вечно молчаливый, тихий, примерный – вот такой он, Саша Корнеев.
Еще в начальной школе, одноклассники всегда пытались втянуть его в игры и шалости, но он всегда оставался в стороне. Позже его стали травить за очки, прилежность, молчаливость. Проще говоря, поводов для буллинга особо и не было, всех просто раздражала его интровертность, и безучастность. Но и тут всех настигла неудача. Корнеев умел смотреть на тебя так, что ты невольно сам внушал себе мысль, что ты дурак, и ведешь себя глупо. Его пронзительный взгляд темных глаз сквозь линзы очков был таким внушительным, что вскоре окружение перестало вообще на него смотреть, лишь бы не встречаться с этим взглядом.
Одноклассники перестали трогать его от слова совсем. Он оставался молчаливым, и лишь иногда по чьей-то просьбе давал списывать контрольную или домашнее задание. Голос его мы слышали только благодаря учителям, которые вызывали его к доске для ответа. И этот голос ему совершенно не подходил. Голос героя эпической саги, воина, ведущего за собой войско, отдающего приказы хрипловатым, уверенным басом. Как этот звук мог принадлежать Корнееву, непутевому ботанику, одиночке, который, ходит в огромных толстовках, одних и тех же кедах и зимой, и летом, и скрывается от мира в своих каких-то мыслях?
Мне казалось, это какой-то великой тайной. Ну не может же человек отходить от устоявшегося образа столь внезапно!
Вот он сидит за партой в очках, толстовке, неуклюже поджимая длинные ноги, и старательно записывает в тетрадь все то, что диктует учитель. А вот он без очков в черной рубашке выходит из темноты уверенной походкой и тянет сигарету, при этом его губы растягиваются в ироничной улыбке, глядя на меня.
Да как, черт возьми, это может быть один и тот же человек?



