Рассказы о любви. Часть 4

Виктория Вильчур

Рассказы о любви. Часть 4

Ты моё море

Жили-были на свете два моря. Они не были похожи на картах, их не разделяли материки. Они жили в двух разных сердцах.

Первое море звали Эвальд. Оно было спокойным и глубоким, его воды были цвета вечернего неба. Оно хранило в своих глубинах древние секреты и тихую, мудрую грусть. Оно редко шумело, предпочитая слушать шепот ветра и пение ночных птиц. Но иногда, в полной тишине, оно чувствовало легкую, настойчивую тоску.

Второе море звали Линда. Оно было ярким и живым, его волны переливались всеми оттенками заката и рассвета. В его водах танцевали солнечные зайчики даже ночью, а шторма были короткими, страстными и быстро сменялись радугой. Оно смеялось, шумело и, казалось, знало все мелодии мира, но в его смехе тоже иногда слышалась нота одиночества.

Однажды вечером, когда солнце растворилось в горизонте, море Эвальд не смогло уснуть. Оно посмотрело на звезды и вдруг увидело среди них незнакомое сияние – теплое, как объятие, и живое, как танец. Это был отблеск Линды.

И тогда море Эвальд, не говоря ни слова, послало к звездам свою самую тихую и глубокую волну – волну доверия. Это не был крик, это был вздох, полный надежды.

А Линда в это же мгновение, переставая танцевать, почувствовала это тихое прикосновение. И вместо того, чтобы ответить шумным прибоем, она послала навстречу одну-единственную, но невероятно теплую волну – волну понимания.

Они не стали сливаться в одно огромное океанское царство. Нет. Они остались двумя разными морями, каждое со своим характером, своими глубинами и своими штормами. Но между ними пролегла невидимая, прочная и нежная нить.

Море Эвальда научилось у Линды иногда сверкать и смеяться, не теряя своей глубины. А Линда, в свою очередь, научилась у Эвальда тишине и спокойной силе, не теряя своего света.

Теперь, когда ночь накрывала землю, они не чувствовали одиночества. Они просто знали, что где-то там есть другое море, которое дышит с ними в одном ритме. И этого было достаточно, чтобы самые темные ночи наполнялись тихим, взаимным сиянием.

Случайная открытка

Я познакомилась с ней на остановке. Хмурый осенний день, я куталась в пальто, а она стояла, прижимая к груди букет астр и хризантем. Цветы были так хороши в этом сером мире, что я не удержалась и сказала: «Как красиво!»

Она улыбнулась, и её лицо сразу преобразилось. «Спасибо. Сегодня День учителя. Поздравили ученики». Так я узнала Лидию Михайловну, учителя музыки. Мы разговорились, и оказалось, что у нас есть общая страсть – фиалки. Мы с упоением обсуждали сорта, полив, хитрости размножения, потом перешли на погоду, на городские новости… Говорили обо всём и ни о чём, а было ощущение, что беседуем мы давно. Перед своим автобусом я, словно в порыве внезапной доверчивости, предложила: «Давайте обменяемся телефонами?» Она с радостью согласилась.

Вечером следующего дня на телефоне вспыхнуло её сообщение: несколько фотографий. На подоконнике, залитом последними лучами солнца, цвели нежные фиалки – бархатные, махровые, с причудливыми узорами. Я торопилась на встречу, но, чтобы не оставлять без ответа, второпях смахнула в чат первую попавшуюся открытку с надписью «Добрый вечер». На картинке были цветы, их лепестки тихо плавали на спокойной глади воды, отражая небо.

Ответа не последовало. Ни слова благодарности, ничего. Меня это задело. Показалось странным и немного невежливым. Уже ближе к ночи, чувствуя некую неловкость, я написала: «Лидия Михайловна, большое спасибо за ваши фиалки! Они просто восхитительны».

Сообщение было быстро прочитано, но тишина затянулась. Почти на час. И вдруг – ответ, от которого кровь застыла в жилах:

«Я плачу».

«Почему? Что случилось?» – отправила я, чувствуя, как тревога сжимает сердце.

«Эти цветы на воде… на вашей открытке… Это моё воспоминание. О любимом человеке».

И тогда ночь наполнилась её историей, которую я читала, затаив дыхание.

Его звали Василий. Он был подводником. Они встретились в парке, он подошёл к ней смело, попросил номер и позвонил на следующий же день. Так начался их роман, похожий на красивую мелодию. Он дарил ей цветы, был нежен, чуток и добр. Она отвечала ему всем сердцем. Их любви позавидовали бы герои книжных романов. Они строили планы, мечтали о детях, о доме у моря.

Но однажды летним утром он сказал: «У нас учения».

И её сердце пронзила острая, ни с чем не сравнимая боль. Слёзы накатили сами собой. Ей показалось, что она прощается с ним навсегда.

«Ты чего? – удивился он. – Всё будет хорошо. Не первый и не последний раз. Это моя работа, я её люблю».

Но её что-то не отпускало, какая-то тёмная предчувственная тоска.

«Васенька, береги себя. Я очень люблю тебя. Ты мне нужен», – прошептала она.

Он посмотрел ей в глаза – глубоко, как в самую душу, нежно погладил по голове, поцеловал в губы и сказал: «Я обещаю, что всегда буду с тобой. Не волнуйся».

И ушёл. Этот день стал их последней встречей.

Случилась трагедия. Подводная лодка не вернулась из похода.

«Прошло уже много лет, – писала она. – Но я так и люблю только его одного. Его последнее обещание… его выполнила я за него. Он с ней навсегда. В моей любви, в моей душе, в моей памяти. В моей верности».

Я не находила слов. Что можно сказать перед такой вечностью?

Позже, уже при нашей следующей встрече за чашкой чая, она рассказала мне ещё одну тайну. Оказалось, что она не только преподаёт музыку, но и сочиняет её. Нежные, печальные и возвышенные произведения для фортепиано.

«Все свои произведения, – тихо сказала она, глядя в окно, – я посвящаю только ему. Моему подводнику».

И тогда я поняла всё. Его обещание всегда быть с ней жило не только в её сердце. Оно звучало в каждой мелодии, что рождалась под её пальцами. Он и вправду не ушёл. Он навсегда остался в её музыке – вечный, любящий и живой.

Я не хочу быть подопытным кроликом.

Она стала бояться тишины. Не той, что снаружи – а той, что возникала между ними, когда он смотрел на нее слишком внимательно. В его взгляде не было привычной влюбленной рассеянности. Он был острым, цепким, аналитическим. Он изучал ее.

«Вдруг это не любовь, – шептала ей подсказку темная, ползучая мысль, – а полевые исследования?»

Ей начинало казаться, что она – редкий экземпляр, пойманный в дикой природе и помещенный в уютный террариум их совместной жизни. Он задавал вопросы не для того, чтобы узнать ответ, а для того, чтобы сверить его с какой-то внутренней гипотезой. Ее смех, ее слезы, ее внезапные молчаливые вечера – все это он не просто принимал, а будто каталогизировал, подписывал и раскладывал по полочкам своего сознания.