Детектив

Денис Игумнов

Детектив

Раздался металлический звук удара гонга, приглашающий боксёров выйти на седьмой раунд. Я чувствовал себя великолепно, втянулся в идеально подходящий для меня темп и мне казалось, что в таком ритме могу провести ещё сто таких же раундов. Мне двадцать семь лет, вес девяносто пять килограммов чистых, налитых натренированной мощью мышц. Для меня, как для боксёра-тяжеловеса, наступало время расцвета. Я трезво оценивал свои шансы: чемпионом мира мне никогда не стать, но шороха в моём дивизионе внутри страны навести смогу. Всю ставку я делаю на удар, он у меня от рождения тяжёлый (свой первый нокаут заделал в первом классе, причём завалил хулигана на два года старше меня) и на выносливость (её у меня тоже хватало с хорошим излишком).

Мой самый главный минус, который мне не позволял добиться большего, состоял в том, что я начал заниматься боксом в двенадцать лет. Когда я был маленьким, мои славные интеллигентные родители старательно хотели приучить меня к искусству. Заставляли ходить, то в музыкальную школу (хотя у меня и слуха-то никого не было), то в театральную школу, тьфу. Наконец, к началу пубертатного периода они сдались, моё желание бить людям морды победило их природную тягу к прекрасному. Я стал ходить в динамовскую секцию любительского бокса, благо спортивный комплекс их общества находился почти рядом с домом. А там пошло-поехало.

К своим двадцати годам я стал чемпионом города, но выше забраться не вышло, не хватало техники и ещё кое-чего. Чего греха таить: моя психика всегда страдала от своей блуждающей нестабильности. То бишь, меня могло накрыть в самый неподходящий момент, то излишней агрессией, а то трясучим чувством липкого страха. Иногда так получалось, что я выходил на бой с противником, который был вполне мне по зубам, а мне хотелось провалиться под землю, и я желал всем сердцем только одного, чтобы это всё быстрее закончилось. А бывало, на обычной тренировке я так мог избить своего спарринг партнёра, что ему срочно требовалась медицинская помощь. Поэтому моя карьера в любителях длилась не долго. С таким психом никто работать не хотел. Пришлось мне в двадцать два года перейти в профессионалы. Боями мне, худо-бедно, удавалось зарабатывать на жизнь, плюс – подрабатывал охранником в одном известном столичном клубе. В общем, к данному моменту мой рекорд составлял пятнадцать побед, двенадцать из которых нокаутами, три поражения. Вполне сносный рекорд для боксёра середнячка.

Но вот три месяца назад мне предложили бой с восходящей звездой российского бокса, молодым и не в меру говорливым бойцом – Валентином Царёвым. Его команда выстраивала для него карьерную лестницу на пути к мировой славе и полновесному титулу чемпиона, одной из ступенек которой должен был оказаться я. Конечно, за такой шанс мне грех было не ухватиться. Во-первых, бой покажут по телевиденью, я хоть и не особо честолюбивый, но всё равно душу слава греет. Наш бой поставили в андеркарт боя за звание чемпиона мира в средней весовой категории (наш именитый боксёр должен был расправиться с вышедшей в тираж зарубежной знаменитостью). Боксировать будем в СК "Олимпийский", а это значит – толпа болельщиков и поклонников. Само по себе, драться с Царёвым – уже здорово. Во-вторых, деньги, что для меня на данный момент важнее всяких честолюбивых рефлексий. Я за один этот бой мог заработать в десять раз больше, чем за предыдущий. И опять же перспективы будущих заработков, если себя покажу с хорошей стороны.

Вся штука состояла в том, что этот бой превратился в личное противостояние. Царёв оказался на редкость наглым, заносчивым типом. Он по воле хитрых прожорливых пауков промоутеров стал медийной, усиленно раскручиваемой фигурой, его все любили, особенно девушки – думаю, за смазливую, вовсе не похожую на боксерскую, рожу. И за него болела масса друзей, причём настоящих. Признаюсь честно, у меня отродясь таких не бывало. За что всего они его любили, хоть убейте меня, я не понимал.

Этот «кумир публики» поливал меня помоями на каждом углу и обещал меня размазать по рингу ещё в первом раунде, превратив в красное картофельного пюре. Называл меня ходячей макиварой и ослиным ухом, а не боксёром. А все эти его дружки, и в боксе-то не разбиравшиеся, ему усиленно поддакивали и пели дифирамбы. Учитывая мою психопатическую натуру, меня это не просто раздражало, меня это бесило, выводило из себя. Сам не зная, мне этот хвастун сослужил добрую службу. Ещё ни разу в жизни я так зверски не тренировался. Удивил всех своих товарищей по залу и тренера – мужика старой советской закалки, много чего повидавшего на своём тренерском веку. Поэтому сегодня я вышел на бой максимально мотивированным, злым и тренированным, с одним желанием – заткнуть рот этому красавчику-пиздоболу.

До этого боя в графе поражений моего соперника гордо красовался своими совершенными округлостями пузатый ноль. Из десяти выигранных встреч он девять закончил досрочно. Его самоуверенность, когда он появился на ринге, прямо-таки выпрыгивала из трусов. Я решил: хорошо, раз ты так отчаянно этого хочешь, сейчас ты у меня попляшешь. До пятого раунда я обрабатывал его корпус, бил изо всех сил, точно и быстро, а в голову не нанёс ни одного удара, хитрил.

К пятому раунду Царёв заметно выдохся и его кавалеристские наскоки закончились. Надо отдать ему должное, он, скорее всего, сломал мне нос и два раза удачно сажал меня на пятую точку. Меня это вовсе не смутило, наоборот, боль растворилась в ярости, и больше – адски мотивировала, по-хорошему злила. Я думал: «Ну сейчас ты у меня получишь».

Царёв фантастически быстрый боксёр, но он ещё никогда не проводил в ринге больше шести раундов за раз, а я проводил. Он стал тяжело дышать, видно, выложился полностью, дали о себе знать и пропущенные им удары по рёбрам и пузу. В принципе седьмой раунд можно было и не проводить, я по его глазам видел – это конец. Одна запредельная гордость Царёва продолжала держать его на ногах. Он даже по-прежнему наносил приличное количество ударов, но вот сила в этих ударах уже отсутствовала. Именно теперь я сменил акцент в своей работе, стал пробивать большинство ударов в голову.

Левый боковой – Бах! Правый прямой – Хрясь! Царёва потрясён, его откидывает к канатам, он поднимает руки вверх, ставит блок и пытается защититься. Поздно милый, меня уже не остановить. Двойной джеб, правый прямой, шаг назад и апперкот. Голова моего противника в брызгах пота взлетает вверх – удар чётко попал ему в нижнюю челюсть. Царёва ведёт в сторону и он оказывается в углу ринга.

Публика ревёт в боевом экстазе. Людям нужна кровь и сейчас я им дам её. Меня удивляет только одно, как он до сих пор стоит на ногах, ну да ладно, ему же хуже. Я подхожу ближе, Царёв выкидывает в мою сторону дикий в своей неподготовленности удар, я отклоняюсь и наношу боковой удар ему под сердце и тут же атакую этой же рукой в голову. Ноги противника подгибаются, но он продолжает стоять. Его защитный блок съезжает вниз, оставляя открытой голову. Вот он мой долгожданный момент славы! Я провожу убийственную комбинацию, быстро нанося три прямых удара в лицо. Правый, левый, правый. Звучит удар гонга, судья тут как тут, втискивается между нами и спасает от верного падения Царёва.

Я иду в свой угол, оборачиваюсь и смотрю через плечо. Моему сопернику везёт ещё раз: угол, в котором он оказался, – его угол, ему никуда не надо идти, и он плюхается на подставленный под его мокрую задницу табурет. Я сижу и смотрю на него, мне что-то возбуждённым голосом говорит тренер, но я его не слушаю, жду, когда противоположный угол объявит об отказе от боя. Почему-то этого не происходит.

Царёв выходит на следующий раунд. Я рад, что он не сдался, и я могу сполна насладиться своей победой. Я буду наказывать его, избивать, как хочу, он полностью в моей власти. Я сломаю Царёва, больше он никогда не будет боксировать. Начинаю выбрасывать удары легко, под разными углами, отпускаю руки, пускай летят. Почти все мои выпады достигают цели, его лицо опухло, и он уже не тот красавиц, который так уверенно начинал бой. Я опять зажимаю его в углу, глаза Царёва блуждают, он явно не соображает, что происходит. Это стоячий нокдаун, судья ничего не видит, а мне наплевать. Здоровье боксёра – это его личное дело.

Я бью левой, закручиваюсь максимально вправо и оттуда, прямо от бедра выстреливаю мой правый убийственный хук. Мой кулак врезается в висок и, как будто не встречая сопротивления, проносится дальше. Голову Царёва болтает из стороны в сторону, она отскакивает назад. Он и сам всем своим телом, спиной, повисает на канатах, оставаясь стоять. Я прекрасно вижу, что он без сознания, но с удовольствием продолжаю избиение и наношу град боковых и прямых ударов. Именно они держат вырубившегося Царёва на ногах. С запозданием через весь ринг летит полотенце. Судья останавливает бой. Я отхожу от тела моего противника. Царёв, качнувшись, безвольно падет вперёд, и всей поверхностью своего заплывшего от гематом лица грохается на ринг. Крики, шум, на ринг выбегают обе команды – моя и моего соперника. Над поверженным боксёром склоняется множество обеспокоенных его состоянием людей. Вызывают врача. Зал продолжает реветь, свист и вопли. Мне хорошо, я свободен и лёгок, это лучшее из того, что я когда-либо испытывал в жизни.

Уже в раздевалке узнаю – мой соперник скончался прямо на ринге. И, честно говоря, по совести, мне его ничуть не жаль. Но что тут началось. Какой ор! На следующее утро газеты вышли с аршинными заголовками громких названий: "Палач на ринге", "Легальный убийца", "Монстр в боксёрских перчатках", – и тому подобными. Газетчики всё хотели свалить на меня одного. Дескать, я специально и расчётливо вёл бой так, чтобы убить молодую знаменитость. Вытащили на свет все мои выходки, как на тренировках, так и в жизни. Тем более у них действительно хватало поводов начать травлю. Пай-мальчиком я никогда не был. Но, постойте, а как же судья, команда Царёва, куда они, такие заботливые и возмущенные моей жестокостью, смотрели во время боя? Почему не сняли своего боксёра с боя? А, почему, я вас спрашиваю? Воистину, мир сошёл с ума. Естественно, я хотел ему хорошенько наподдать и, если он скопытился по своей глупости, переживать не стану. Таков профессиональный спорт. Если не готов к этому – не суйся. А здесь получается я самый страшный злодей и негодяй. Не надо было мальчику свою варежку так широко разевать, может быть, и живым остался, да и бой бы наверняка выиграл.