Спрятанное слово

Люция Султанова

Спрятанное слово

Большие красные ворота

Рассказ

«Надобно жить, надобно любить, надобно верить».

Л. Н. Толстой. «Война и мир»

Если вы когда-нибудь ходили по улице Гоголя одного провинциального городка N*, то, должно быть, видели одиноко сидящую у больших красных ворот женщину. Она, звали её Тамарой, родилась в одном неуютном многоквартирном бараке за большими красными воротами. Семья Тамары считалась нелюдимой и гордой. Её мать ни с кем всерьёз не общалась, у отца тоже совсем не было друзей. Зарабатывали своим трудом: мать ткала ковры и одеяла, отец чинил мебель и обувь, а Тамара готовила обед и прибирала в комнатах.

У девочки тоже не было подруг, она дружила с цветочками, пчёлками, но чаще всего сидела у больших красных ворот, слушала рассказы старой цыганки и как будто чего-то всё время ожидала. Добрая Мирела (так звали цыганку) рассказывала девочке старинные легенды и предания своего кочевого народа. Так они могли сидеть часами, лишь изредка отвлекаясь на трель сверчка или песнь сладкоголосой пташки. Родители Тамары не любили Мирелу, считали её старой ведьмой, но со временем привыкли и перестали бранить дочь за длинные полуночные беседы. Мирела, как и все цыгане, была вольной птицей до самой старости, поэтому долго не засиживалась на одном месте. Однажды она подарила девочке расписной платок и ушла с остальными в неизвестном направлении. Тамара каждый вечер так и сидела у ворот, накинув на плечи тот самый платок, согревающий её душу каким-то особенным теплом. Она изо всех сил старалась представить наяву цыганские легенды, но без старой цыганки лишь холодная тоска стала частым гостем её вымышленного мира.

Однажды мама взяла Тамару с собой на рынок, который находился рядом с домом: по правую сторону от двора. Девочке уже шел шестнадцатый год, а за пределы дома она едва ли выходила… Шла довольная, но испуганная. И тут, подойдя к лавке с нитками и тканями, она встретилась глазами с сыном лавочника, любовь вспыхнула в ней, как зарница на закате над холмом. Она сразу поняла, что это любовь, потому что часто слышала о ней из уст Мирелы. Но сын лавочника даже не заметил её, он был поглощён сортировкой шпулек и мотков. Девушке впервые в жизни захотелось сделать что-то такое, чтобы ее заметили, но не успела эта мысль коснуться воздуха, как мать, быстро схватив Тамару за руку, понеслась к овощам и фруктам. Тамара всю дорогу роняла слёзы на дорогу и, дойдя до дома, ощутила пустоту и покой… Это был её собственный маленький дождь, её маленькая гроза, её маленькое приключение, её маленькая любовь, её маленькая боль… Но никто этого даже не заметил.

Прошло 20 лет. Ни мать, ни отец так и не смогли выдать дочь замуж. Причина неизвестна, может быть, Тамара не захотела ни с кем обручаться, потому что любила сына лавочника; может быть, из-за того, что родители ни с кем не общались. Так она и просидела свои лучшие годы у больших красных ворот… Она научилась всему, что умели родители: и ткать ковры с одеялами, и чинить мебель с обувью. Её золотые руки приносили им основной доход.

Прошло 30 лет. Тамара осталась одна. Теперь она еще чаще сидела у ворот, которые ей казались уже не красными, а коричневыми; небо казалось пепельно-серым; цветы тусклыми; пчёлы перестали игриво жужжать… Она ни о чём не думала, её основным занятием было встречать и провожать взглядом проходящих мимо людей, с некоторыми из них она даже здоровалась. Встретив утром прохожих, она стремилась всеми силами встретить их же вечером. Ей нравилось замечать разницу между утренней бодростью и вечерней усталостью лиц. Она сама не знала, откуда появилось это странное увлечение. И вот из этого увлечения выросло маленькое Тамарино счастье.

Прошло 10 лет. Тамара спокойно относилась к своей старости, по большому счёту, она и молодой-то никогда не была. Не знала задора, озорства, никогда не ходила на левую сторону от двора. Ещё в детстве отец с ремнём в руке отбил у неё всякое желание туда ходить. Но где-то там, глубоко в подсознании ей страстно хотелось бежать куда глаза глядят, без разбору общаться с незнакомыми людьми, шалить, смеяться, жить, в конце концов. Тут не разберешь, почему она этого всего не сделала!? То ли недалёкой была, то ли равнодушной, то ли дремала всю свою сознательную жизнь?! Она всегда откладывала на завтра свою маленькую каплю смелости.

В один из майских светлых дней Тамара умерла. Соседи всей улицей хоронили её, на похоронах стояла гробовая тишина. Только за окнами собрался маленький жужжащий хоровод: пчёлки прилетели и затянули свою прощальную песнь. Святой отец прочёл молитву, и всё закончилось. Её ветхий стул с ветхой подстилкой мгновенно опустел. Никто не убирал его, никто не садился, будто она всё ещё там сидела… Какая-то пустая тишина висела над большими красными воротами.

Через три дома от этих ворот, по левую сторону, жил молодой парень. Он был одним из Тамариных прохожих. Парень тоже часто видел эту бабушку, когда уходил утром на учёбу, здоровался с ней. Часто, проходя мимо, он думал: «Вот живёт она тут одна, должно быть, скучно ей, о чём, интересно, она думает?» Этот парень, кстати, его звали Макар, был личностью одарённой и мечтательной. Любил девушку, сокурсницу в вузе, но, увы, безответно. Это горькое чувство мучило его бессонницей по ночам. В одну из таких ночей он сидел и курил у окна, в небе мерцала полная луна. Ему казалось, что луна стала шире и ярче и что она лукаво улыбается ему сквозь туман облаков. Он уже собирался лечь в кровать и как бы случайно посмотрел в окно, посмотрел и замер… Мимо его окна по дороге в 2 часа ночи медленно брела полупрозрачная девушка с распущенными волосами, она прошла мимо одного окна, он начал смотреть через второе, но девушка исчезла… Холодный пот пробежал по его позвоночнику. Он медленно лёг в кровать, отвернулся к стене и судорожно уснул. Макар, конечно, не понял, что странная девушка – Тамара. Но это была, действительно, она.

Тамара не знала, что умерла, или не хотела знать. Она отважилась наконец-то сходить на левую сторону от дома с красными воротами. Каждую ночь Тамара бродила по неизведанным улицам и неизвестным окраинам. Восторг и ужас охватывали её. Она смотрела на большие современные дома, касалась мокрой росы босыми ногами, но ничего не ощущала. Временами ею овладевало немое негодование, она хотела издавать звуки, говорить, вдыхать ароматы, ей как никогда хотелось ЖИТЬ, но теперь она этого не могла. Тело утрачено, а душа осталась. Душа-то – живая и чистая. Она не могла вдыхать, говорить, общаться, но она могла ощутить, что жизнь прекрасна, и что надо было жить вовремя, надо было всюду ходить, надо было любить, надо было дать возможность раскрыться своему неокрепшему внутреннему миру.

Кто знает, быть может, она до сих пор сидит на своём ветхом стуле у красных ворот, а по ночам бродит по окрестным улицам; быть может, до сих пор пчёлки опыляют цветы на её могиле и поют славные песни… Ясно одно: ей понадобилось умереть, чтобы начать жить.

Пелагея

Рассказ

В Псковской области находится моя деревня – Изборск. Деревня самобытная, с богатой историей. Упоминается она даже в летописях. В самом сердце её широко раскинулась старинная крепость. Вокруг часовни и церкви. И со всех сторон она зеленью объята, словно сам Илюша Муромец своей могучей и заботливой рукой укрыл эти места бархатным изумрудным покрывалом.

В Изборске сохранились вековые дома, купеческие особняки, мостовые из добротного булыжника. Видные деятели искусства останавливались здесь, чтобы сотворить нечто великое. Вот и художник Николай Рерих на зелёных склонах живописного Изборска рисовал пейзажи. Много лет путешествовал он по странам, но всё же привлекала его простота деревенских жителей, красота и мощь родной природы. Он щедро черпал вдохновение, глядя на старинные крепостные стены. Но не о нём мой рассказ.

В этой деревне родилась и по сей день живёт моя бабушка – бабуля Надя. Редко удавалось приезжать к ней, но летом прошлого года всё-таки получилось. По нашей семейной традиции бабушка в первую очередь всегда отводит своих гостей в Никольский собор на молитву. Этот собор расположен у главного входа внутри крепости. Я шла впереди и всеми силами старалась вспомнить повороты знакомого маршрута, но не всё, к сожалению, сохранилось в памяти. Бабушка бодро подошла ко мне, взяла за руку, и мы скоро оказались у дверей собора. Родители с моим братом тоже не отставали. Как только мы вошли внутрь, я сразу заметила старушку, одиноко стоящую со свечой в руке. Она была так стара, что казалась абсолютно уязвимой, хрупкой. После молитвы я тихонько спросила у бабушки о ней:

– Бабуль, а кто это стоит вон там со свечой и молится так долго?

– Женя, это бабушка Пелагея – самая старая жительница Изборска, пять лет назад ей исполнилось 100 лет. Долгожительница, знахарка. Мудрая и добрая женщина.

– То есть ей 105 лет! – удивлённо и чуть громче, чем положено, произнесла я.

– Тише, внучка. Не шуми. Дома всё расскажу. Сегодня я как раз собиралась к ней зайти.

Я замолчала, но твёрдо решила уговорить бабулю взять меня с собой в гости к бабушке Пелагее.

Расписные окна, расписные двери, русская печь – как же я скучала! Всей этой широты деревенской так не хватает в городе. А запах запечённой картошки с мясом, пирогов воздушных, чая травяного! Чувствуешь покой, будто в другом мире оказалась, в мире детства, в мире покоя и доброты.

Бабушка всех накормила, мы помогли ей с посудой. Тут я заметила, что она начала куда-то собираться. Подошла быстренько и упросила всё-таки взять меня с собой в гости к бабушке Пелагее. Долго шли, но время пролетело незаметно, так как бабуля рассказала о сложной судьбе этой старой одинокой женщины. Пелагея Ивановна родилась в 1915 году. Времена были сложные, отец умер в год её рождения (дерево на него упало, лесником был). Мать с тремя детьми одна осталась. Времена голодные, холодные настали. Но ведь выросли эти дети, свои семейные гнёздышки свили, мать в заботе держали. 1941 год. Война началась. Муж Пелагеи ушёл на фронт и не вернулся. Долго как мёртвая ходила она. Не было у них с Архипом детей, не дал Бог. Так и не вышла больше ни за кого, до сих пор кольцо серебряное носит и говорит: «Ведь Архипушка сам выковал, любовь его в этом кольце теплится, пусть и похоронят меня, не снимая его».

Открыв рот, я слушала бабушку, так и дошли до дома Пелагеи. Дом казался крепким, видно, на века строили. У бабушки был ключ, но она всё равно сначала постучала в окошко, показался силуэт за занавеской. Мы вошли. Горница светлая, чистая. Пахнет мёдом, смолой и травами. Выцветшие от старости глаза старушки заблестели, испещрённое морщинами лицо озарилось мягкой улыбкой. Бабушка пошла на кухню, стала хлопотать по хозяйству, а Пелагея села рядом со мной и сразу начала говорить:

– Я вижу, ты хорошая девочка, сердце у тебя чуткое, доброе. Расскажу тебе о времени, когда я в девках была. Мне 18 стукнуло как раз в день празднования Ивана Купалы. Ни разу до этого дня не участвовала в таком празднике, а в этот день словно дёрнуло что. Пошла с подружками к реке нашей. Большое значение имеют символы этого дня: трава, вода, огонь. Из травы и цветов плели венки – украшали так девичьи причёски; в воде купались вплоть до Ильина дня, чтоб исцелить себя от всего дурного; а под самый вечер разжигали костры, некоторые из них достигали двух метров. Брали немного угольков, чтобы дома в печь бросить, – считалось, что этот священный огонь подарит семье благополучие и изобилие. Хорошо было, весело. Я прыгала-прыгала через маленький костерок, как вдруг обожгла пятку, уж так больно было, слёзы потекли. Это заметил парень Архип, подбежал, взял на руки да понёс к реке. Снял венок мой пышный, кинул в воду и сказал громко-громко: «Пусть красавица эта никогда бед и горя не видит, пусть глаза её горят светом счастья». Так мы и познакомились. Через год поженились. Счастливо жили, как говорят, душа в душу. Война отняла его у меня. Вот и осталась я одна. Благо люди добрые по очереди помогают, в беде не оставляют. Вот такая история, дитя моё. Я не утомила тебя?

– Бабушка Пелагея, благодаря вам теперь я знаю, что был такой Иванов день. Праздник, объединяющий людей, придающий надежду на светлое будущее. Спасибо большое, я обязательно напишу о вас рассказ в будущем.

– Надя, твоя внучка – чистый ангел. Прямо копия тебя в детстве.

Бабушка за это время прибралась, приготовила покушать, усадила нас за стол. Так мы просидели втроём ещё часа три. Они вспоминали прошлое, а я с замиранием сердца ловила каждое их слово, чтобы навсегда оставить в памяти.

Искренне горжусь людьми, когда-то жившими и ныне живущими на нашей благодатной земле, ведь именно они и есть культурное достояние России.

Пепел желаний

Сказка

Меня зовут Родерик Беккер. Я родился и вырос в Берлине в небогатой семье. Мой отец торговал в бакалейной лавке, а в свободное время показывал фокусы местной ребятне, он всегда что-то изобретал, мастерил. Я до сих пор не смог разгадать ни одного его фокуса – волшебство, да и только. Мать гадала людям за деньги. Однажды я увидел, как она колдовала над огромной чашей, приговаривая какие-то странные слова, и полупрозрачные буквы над задымлённой чашей парили и падали, парили и снова падали… Конечно, у таких причудливых родителей появился на свет причудливый сын. У меня был забавный кот и один друг по имени Уве. Они не считали меня странным. Остальные стороной обходили наш дом. В школе меня с издёвкой называли «чудесное дитя». Даже приклеивали на спину бумажки с этим прозвищем, но я не обращал внимания, ведь мой друг всегда рядом, всегда поддержит, всегда на моей стороне.

В 1976 году мне исполнилось 10. Мама подарила книгу, папа – набор инструментов, Уве – воздушного змея, выполненного в стиле оригами, кот принёс мышь. Все подарки мне понравились, кроме папиного, тогда я не понимал: почему он не смастерил мне что-нибудь забавное? Для чего мне инструменты, ведь я не умею ими пользоваться? Я положил их под кровать и на долгие годы забыл. Наверное, отец ждал, когда я проявлю интерес, начну мастерить и изобретать, как он, но тогда я не догадался, не понял намёка.

30 декабря взошла полная луна, на улице было светло, как днём, мне не хотелось спать. Я открыл мамину книгу и начал читать. Книга оказалась не простой хрестоматией, а настоящей магической шкатулкой, страницу за страницей я поглощал это старинное писание. Уснул уже на рассвете. Слышу сквозь сладкий сон, как Уве кидает камешек в окошко и кричит: «Пора в школу, Родерик, дружище, вставай!» Я еле-еле встал, подошёл к окну и увидел, как друг переминается с ноги на ногу, понял, что он мёрзнет, пригласил его в дом. Мы съели печенье с молоком и побежали в школу. Не опоздали, к счастью. Фрау Марта Кляйн – так звали учительницу немецкого языка – очень не любила, когда опаздывали, её наказаний боялась вся школа, даже директор как-то куксился при ней. Её рост не превышал 1,5 метра, но зато характер имела сильный и не принимала глупых отговорок, не прощала оплошностей. В тот день мы работали с текстом Шиллера, и вдруг буквы в этом тексте начали меняться местами, я даже вскрикнул. Класс и фрау Марта молниеносно уставились на меня. Я сказал, что так икаю, и попросился выйти попить воды, все засмеялись, а фрау снисходительно разрешила покинуть кабинет на 2 минуты. Зачем-то побежал в столовую, оттуда по этажам, затем забрёл в туалет, открыл кабинку, а там старшеклассник сидит и смотрит журнал, на обложке которого женщина в купальнике, он испугался, я закрыл дверь, убежал в кабинет, сел за парту и начал слушать бешеный набат подступающего к горлу сердца. Фрау Марта стояла совсем рядом и махала руками, возмущалась, но я лишь нервно моргал и кивал головой. После урока попросил у неё разрешения взять домой текст Шиллера, чтобы выполнить задание. Она разрешила. Уве, как обычно, пошёл со мной до дома, всю дорогу пытался выяснить, что приключилось, но мысли уносили куда-то далеко, я не слушал его. У мамы был выходной день, она поставила черничный пирог в духовку и, что-то напевая себе под нос, заплетала волосы у зеркала в гостиной. Она подошла, поцеловала меня в лоб и велела готовиться к праздничному обеду. За столом так хотелось рассказать им про то, что случилось на уроке немецкого языка, но ком в горле мешал. Трудно было молчать. Но я не знал, как объяснить свои новые ощущения, поэтому решил всё-таки промолчать. Наконец-то настала ночь. Ночь – моё любимое время суток, ночью я словно оживаю. Ночью всё приобретает иной смысл. Особенно в новогоднюю ночь волшебство словно зовёт: «Пора!» Пора читать. Дрожащей рукой взял Шиллера (и страшно, и любопытно), начал читать шёпотом. А буквы-то словно с цепи сорвались: они скакали, менялись местами, толкали друг друга, а потом в один миг выстроились, и я прочёл какое-то странное заклинание: «В седых волосах не усталость, а пепел желаний таится. Кто сумеет собрать их в рисунок единый, тот сможет желанием одним насладиться. В ночь полной луны оно будет исполнено, а сердце любовью и счастьем наполнено». Что это такое? С десяток раз перечитал, но всё равно ничего не понял. Уснул без настроения. Проснулся рано, нехотя заправил кровать и тут резко вспомнил, что снилось этой ночью. А снилось вот что: я вырос, стал высоким парнем, стою в парикмахерской с блестящими ножницами в руках, а люди вокруг мгновенно сменяют друг друга, не успеваю увидеть лицо одного, садится уже другой, третий, четвёртый… Успеваю только класть что-то в карман, довольный какой-то, улыбаюсь. Всё утро крутился и крутился в голове этот сон, я даже забыл про подарки под ёлкой.

Неделю думал об этом сне. Перечитывал заклинание. Дошло только тогда, когда мама начала стричь волосы папе. Я напросился помочь, мама сказала, что у меня неплохо получается, а папа пробубнил: смотри, дорогая, сколько моих прядей на полу, хоть парик делай! И в этот самый миг до меня дошла истина. Я чуть не задохнулся от волнения, когда бежал в свою комнату. «Парикмахер! – кричал я. – Да, ну, конечно же! Я буду стричь людей и забирать седые пряди себе, сделаю парик, надену его и в полнолуние загадаю одно желание». Загадка разгадана. Написал заклинание на маленьком листочке, сложил и спрятал в медальоне.

Прошло 5 лет. Мой друг Уве с родителями переехал в другой город. Чрезвычайно сложно было поверить в то, что его больше нет рядом. Я страдал. Однажды одна девочка из колледжа обратила на меня внимание, но подружки рассказали ей о моём семействе, и она тоже испарилась… Снова страдания. Но мне нужно было осваивать профессию парикмахера. Раз в месяц стриг дома отца, чтобы чаще практиковаться, он модничал, постоянно менял причёски благодаря моему усердию и лёгкой руке.

Через пару лет итоговые экзамены сданы с блеском, профессия освоена. Обошёл все парикмахерские города, никуда не приняли без опыта. Как же набраться опыта, если не работал ни дня!? Отец придумал одну уловку. В своей мастерской выделил мне угол, мама помогла с обстановкой и чистотой, и мы дружно разместили объявление о том, что некое молодое дарование спешит стричь любого за полцены! Неделя прошла – ни одного клиента. Две недели – никого. Через месяц гер Кляйн (новый житель нашего городка) пришёл постричься и поправить бородку. О, как я был счастлив! Как были горды мои родители. Мама заварила вкусный кофе, отрезала кусок фирменного пирога и принесла моему первому клиенту. Такой нестандартный подход, безусловно, порадовал его. Волосы густые с проседью, бородка, напротив, редкая, с двумя – тремя серебристыми волосками. Задача стояла непростая: уловить этот контраст и создать гармонию внешнего вида. Я справился. Гер Кляйн оставил ещё и чаевые, которые вдвое превышали стоимость стрижки. Вспомнив о заклинании, я поспешил отделить седые волосы от чёрных, родители не спрашивали, зачем я это делаю, они лишь изумлённо смотрели и переглядывались. С тех пор один за другим начали приходить клиенты. Я так радовался, что вношу деньги в семейный бюджет. А ещё радостно было оттого, что парик скоро будет готов. Через неделю намечалось полнолуние.

За это время я обрёл нового друга, он был моим клиентом. Генрих приходил стричься 2 раза в месяц, мы болтали часами. По вечерам гуляли, играли в бильярд, знакомились с девушками. Однажды в бильярдной я встретил Августу Мюллер. Она молниеносно ворвалась в моё сознание и подсознание и осталась там навеки. Августа весело проводила время с подругами. Через некоторое время мы познакомились, Генриху понравилась одна из её подруг. Мы играли вместе. Я постоянно проигрывал. Фокус моего зрения концентрировался только на ней, она стала индикатором моего счастья и несчастья. Августа – дочка богатеев, отличная партия для любого местного пижона-аристократа. На меня она практически не смотрела, правда, пару раз я замечал на себе её робкий взгляд.

Однажды ночью я услышал разговор родителей в мастерской. Отец, оказывается, давно болел и скрывал это от меня и от мамы. Я ворвался, точнее, словно петарда взорвался от негодования. Потребовал объяснений. Никто не знал, сколько ему осталось жить. Комок, подступивший к горлу, заставил меня поспешно уйти. Я долго бродил по ночному городу. На рассвете вернулся. Собрал все седые волосы в единый парик. Взял выходной. Ждал наступления полуночи. 23:55. Сердце забилось мотыльком в груди. Одно желание. Деньги и Августа или доброе здоровье для моих родителей. 00:00. Надел парик, вышел на балкон и от всего сердца загадал. Моё желание: чтобы родители жили долго и счастливо. Парик засветился, я почувствовал тепло по всему телу, после чего он просто исчез. Я, преисполненный чувством любви к своим близким, уснул сном младенца. И снилась мне Августа, и наши будущие дети, и мои, и её родители рядом за прекрасным новогодним столом.

Через месяц пришли результаты анализов отца, он был абсолютно здоров. «Чудо», – сказали врачи. «Чудо ты наше», – сказали мне родители. Я не знаю как, но они поняли, что исцеление отца – моя заслуга. Мы зажили ещё лучше, чем прежде. Мама стала печь сладости на дому, гадала она только своим подругам (и то по великим праздникам). Отец устроился в строительную фирму, где познакомился и подружился с отцом Августы.

Так прошло ещё три года. В честь моего совершеннолетия родители арендовали небольшое помещение для моей будущей парикмахерской. Я был счастлив! Пришлось потрудиться, чтобы привести в порядок это заброшенное помещение. Но все усилия быстро окупились. Работа кипела, клиенты шли валом. Пришлось даже взять второго парикмахера, а потом третьего и четвёртого… Мы даже сумели организовать буфет для тех, кто оказался в очереди. Мама, словно добрая фея, всех очаровывала своей прекрасной улыбкой и вкуснейшей выпечкой. Папа заезжал к нам в обеденный перерыв, пил кофе, много улыбался, чувствовалось, что он отдыхал душой рядом с нами.

В один прекрасный день семья Августы пригласила нас на дружеский ужин. И именно там, на их просторной кухне, я признался девушке в своих чувствах. Она нежно поцеловала меня в щёку и убежала в гостиную. Весь вечер я сидел как блаженный. Дома сказал отцу, что влюблён в дочь его друга. Отец рассказал маме. Они радовались, точно дети. Приближался Новый год. Мы решили пригласить семью Мюллер к нам праздновать вместе рождение нового года. Как мы готовились! Всё должно было быть по высшему разряду, тем более, что я собирался сделать Августе предложение. Я трясся как лист в непогожий день. Всё прошло прекрасно. Я сумел взять себя в руки и торжественно сказал: «Августа, я люблю тебя, ты выйдешь за меня?» Она робко посмотрела на отца, встала и произнесла: «Да, Родерик!» От переизбытка эмоций у меня закружилась голова. Я обнял её и надел кольцо на палец.

И жили мы долго и счастливо!

Маяк и Море

Притча

Что есть жизнь Маяка? Некоторые скажут: одиночество и покой. Иные ответят: свет и надежда. Быть может, преданность и любовь? Жил когда-то один хороший Маяк, он был высок, смел и светел. Ветер нежно дул в его сторону. Его пытался пленить Дождь. С ним мило беседовали Облака. Даже грозный Гром хотел подарить Маяку своё покровительство. Но Маяк не видел в них прелести, не сумел почувствовать взаимность, его сердце чего-то трепетно ожидало. Он стоял так в Море и думал, глядя в небеса. Однажды Маяк и Море сблизились, заметили друг друга, как впервые. Завязались длинные беседы от восхода до заката. Даже самая любопытная Чайка не могла узнать их тайн. Душа Маяка и Душа Моря обручились в торжественной пене ночной. Они были преданны друг другу, никто не мог оторвать их друг от друга. Прошло много времени. Внезапно Море стало отдаляться от Маяка. Оно всё больше и больше проводило времени, слушая рассказы Кораблей, Яхт и даже Шлюпок. Море словно не понимало, что они все временны, что настанет час, и, набрав жемчужин, кораллов и редких рыб, они все уплывут, больше не вернутся. Маяку стало одиноко и холодно. Он начал привлекать внимание Моря, посылая солнечных зайчиков по волнам. А море всё твердило: «Потом, позже, подожди…»