Никто, кроме меня

Михаил Барс

Никто, кроме меня

ВНИМАНИЕ! Данный рассказ предназначен только для читателей 18+. Все персонажи и события вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны. Текст затрагивает темы токсичных отношений, психологического давления и насилия. Автор категорически осуждает любые формы насилия и манипуляции, а также подчёркивает, что история создана не для пропаганды жестокости, а для художественного исследования и осмысления болезненных явлений.

От автора: Я хотел написать рассказ, который покажет с иной стороны токсичную любовь. Ту самую, которая может выглядеть как забота, но на деле причиняет боль. В особенности материнскую «любовь», где контроль и желание обладать подменяют поддержку. Мне было важно передать, как такие чувства могут быть искажены до ужаса, и насколько опасно, когда забота превращается в ловушку.

Он был очень добр со мной. Так добр, что это казалось ненастоящим. В мире, где дыхание прячется в тумане и шаги теряются в чёрной слякоти, доброта неестественное пятно на разлагающейся ткани бытия. Но он… он был другим. Не таким, как те, кто ходят на двух ногах, но прячут в себе звериные клыки.

Я тут один. И это нас связало. Связало, как нить из кишок, обвитая вокруг шеи. Тугой, живой жгут. Мы оба оставленные. Он людьми, я жизнью.

Боль, страх, одиночество – это всё объединило нас. Дало шанс. Дало мне… разрешение. Разрешение отомстить всем, кто сделал нам больно. Кто напоил нас отчаянием, как святой водой, но вместо благословения мы получили только гниение.

Мальчик был напуган. В его глазах отражались не улицы, а образы из внутреннего ада. Но я… я знал это чувство. Я не испытывал страха, я был им. Он просачивался сквозь мои поры, капал с моих отростков, жил во мне, как паразит, и пел мне песни, когда никто не слышал. Я появился случайно. Он нашёл меня случайно. Но случайностей не существует. Всё, что гниёт, рано или поздно сталкивается в одной луже.

Ему было не больше десяти лет, а мне десять дней. Но мои десять дней были как десять веков. Я вылупился из темноты. Не как дитя, а как шёпот между мирами. В сыром подвале, где стены сочатся воспоминаниями умерших, я полз, я впитывал, я слышал, как корни одиночества прорастают в гниющем бетоне.

Кто-то гнался за ним. Чьи-то шаги, тяжёлые, будто клешни крабов по асфальту. Чьи-то крики, разрывающие тьму. Они были чище. Богаче. Их одежда блестела в мраке, как чужие обещания. Они были больше, громче, выше. Они казались лучше. Им так казалось.

Я знал, что делать. Спасение малый дар. Но я был готов его отдать. Я спас его. Я впитал их.

Сначала их страх. Он пронзал меня, как тысячи острых игл, наполняя моё нутро сладостью. Потом их крики. Ммм… как прекрасно звучат голоса тех, кто верил, что им ничего не грозит. И, наконец, их жизнь.

Мои щупальца: длинные, как ночные кошмары, вязкие, как проклятия, обвили каждого. Я чувствовал, как они извиваются, скулят, задыхаются. Я прижимал их ближе, ближе, ближе, как мать, утешающая чадо… только моё утешение – это смерть. Их тепло уходило в меня, словно свеча гаснет от дыхания сквозняка.

Мальчик просто стоял и смотрел. Не закричал. Не убежал. Он будто узнал меня. Узнал в том, что видел. Узнал и не отвернулся. Его лицо – маска из смеси ужаса и облегчения. Он дрожал, но не от страха. От чего-то более глубокого. От того, что нашёл того, кто может убивать за него.

Мы ушли. Вглубь. В темноту, которая была моим домом. Там, где капает чёрная вода, и пахнет гнилью, и воздух пульсирует, будто живой.

Мальчик, в рваной куртке, с руками, покусанными холодом, наклонился ко мне. Джинсы его были затёрты до белизны, до боли. Зимой. В такую зиму. Он дышал неровно, но его дыхание несло в себе ритм сердца. Я слышал его. Мы слушали друг друга, как два зверя в зарослях, в напряжении. И вдруг мы начали слышать мысли. Не слова, а мысленные голоса, дрожащие и влажные.

Ему нужен был друг. Кто-то, кто поймёт. Кто не даст боли снова прорасти в нём. А мне… Мне нужна была забота. Пока я слабее, пусть он ведёт. Но скоро я стану сильнее. И тогда я поведу его. Вместе. Навеки.

Он потянулся ко мне. Осторожно. Как к хрупкому, неживому. Он хотел коснуться. Понять. Его ладонь была мягкой и горячей. Как язык огня. Моё тело вязкое, скользкое, испускающее холодную испарину и мерцающее в темноте. Он отдёрнул руку. Но не убежал. Он остался. И прошептал: