Тень моего эха

Тень моего эха

Евгений Колесников

© Евгений Колесников, 2025

ISBN 978-5-0068-3047-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТЕНЬ МОЕГО ЭХА

ГЛАВА 1

Последнее, что я почувствовала перед тем, как мир перевернулся, – это вкус железа во рту, будто я прикусила язык. Только языка во рту не было. Это был вкус страха. Чужого страха.

Урок теории резонанса подходил к концу, за окном пылал багрянец осени, а я старательно выводила в голографическом проекте формулу звукового сопротивления. Все было как всегда. Скучно, безопасно, предсказуемо.

И тогда это случилось.

Не звук. Не свет. Ничего, что можно было бы описать словами. Это было похоже на то, как будто кто-то выдернул вилку из розетки, питающей саму реальность. На мгновение – меньше, чем между двумя ударами сердца, – все замерло. Свет потускнел, цвета сползли в серость, а голос преподавателя, доносившийся с переднего кабинета, превратился в протяжный, немыслимый вой.

Я непроизвольно вскрикнула и схватилась за голову. В висках застучало. Нет, не застучало. Запело. Высокая, чистая нота, похожая на звон хрустального бокала, но изнутри, прямо в костях черепа.

– Лира? – обеспокоенно прошептала моя соседка по парте, Соня. – Ты в порядке?

Я не смогла ответить. Потому что нота в голове сменилась на… воспоминание.

Я бегу. Не я. Кто-то другой. Каблуки громко стучат по мозаичному полу, смех рвется из горла, беззаботный и дерзкий. В руке – чья-то чужая рука. Я сжимаю ее, тяну за собой. «Быстрее!» – кричу я чужим голосом. Воздух пахнет озоном и сладкими пряниками. Я счастлива. Я так сильно, так опасно счастлива…

Воспоминание ударило с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Это была не моя память. Я никогда так не бегала, не смеялась, не держала ничью руку. Я была Лира Вэй, девушка, предпочитавшая тишину библиотек гулким улицам, чьи самые смелые поступки ограничивались использованием неразрешенных гарнитур во время уроков.

Но это чувство… эта безумная, пьянящая радость… она была настолько реальной, что физически обожгла изнутри.

– Эхо-всплеск, – пробормотал кто-то позади. – Опять сеть шатает.

В классе загудели. «Скачки эха» участились в последние месяцы, их списывали на техногенные помехи, на солнечные бури, на что угодно. Но это… это было не похоже на простой скачок. Это было похоже на рану.

Я сглотнула комок в горлу и попыталась вернуться к формуле. Мои пальцы дрожали. Я посмотрела на свое отражение в затемненной поверхности парты: бледное лицо, темные волосы, собранные в небрежный хвост, широко раскрытые карие глаза. Все та же я.

Но что-то было не так. В уголке моего сознания, как заблудившаяся нота, вибрировало эхо чужого смеха.

Дорога домой стала испытанием. Каждый звук казался оглушительным. Скрип моих ботинок по асфальту отдавался в висках пульсирующей болью. Шепот студентов, идущих позади, я слышала так отчетливо, будто они говорили прямо мне в ухо. Я чувствовала низкочастотный гул, на котором держались уличные фонари, – обычно это был едва уловимый фон, а теперь он резал слух, как пила.

Я шла, ускоряя шаг, пытаясь заглушить внутренний гул. В голове снова и снова проигрывался тот самый кусок чужой памяти. Бег. Смех. Чужая рука в моей.

Чья рука?

И тогда, оборачиваясь, чтобы перейти на звуковой переход, я увидела его.

Кай. Он стоял под аркой Академического крыла, прислонившись к стене, и смотрел прямо на меня. Его поза, как всегда, излучала пресыщенное спокойствие, но даже на расстоянии я увидела нечто, заставившее мое сердце екнуться. Его пальцы с такой силой впились в ремень рюкзака, что костяшки побелели. А его взгляд… он был не отстраненным, как обычно. Он был пристальным, острым, почти… знающим.

Наши глаза встретились на секунду. Всего на секунду. Но в этот миг в моей голове что-то щелкнуло.

Тишина. Глубокая, всепоглощающая. Не та благословенная тишина, которую я так любила, а тяжелая, давящая, как свинец. И в этой тишине – холод. Ледяной, пронизывающий до костей одиночество. Чувство такой пустоты, будто тебя никогда не существовало.

Я отшатнулась, едва не попав под бесшумно скользнувший звукомобиль. Это было не мое чувство. Это было его. Чувство Кая.

Он отвел взгляд, оттолкнулся от стены и быстро зашагал прочь, растворившись в толпе. А я осталась стоять, дрожа, с ледяным одиночеством, застрявшим у меня в груди.

Дома было не лучше. Наш дом-скворечник, висящий на несущей звуковой балке высоко над землей, всегда был моей крепостью. Сегодня он казался клеткой.

Я захлопнула за собой дверь, прислонилась к ней и закрыла глаза, пытаясь унять дрожь.

– Мама? – позвала я.

Никто не ответил. Она, как обычно, задерживалась в Лаборатории частот. Тишина дома была громовой.

Я прошла на кухню, налила стакан воды. Рука так тряслась, что вода расплескалась. Я смотрела на дрожащую поверхность жидкости, на свое искаженное отражение в ней.

И вдруг мое собственное отражение улыбнулось мне.

Широко, дерзко, не моей улыбкой.

Я отшвырнула стакан. Он с грохотом разбился о пол, осколки, сверкая, разлетелись по синтетическому полу.

Сердце бешено колотилось. Я стояла, тяжело дыша, глядя на осколки. Это была галлюцинация. Стресс. Переутомление.

Но я знала, что это не так.

Я медленно подняла взгляд на идеально гладкую, блестящую поверхность холодильника. Мое отражение было бледным и испуганным. Таким, каким и должно было быть.

Но из глубины зеркальной поверхности на меня смотрел кто-то другой. Девушка с моими глазами, но с насмешливым, живым огнем в них. С моими губами, но изогнутыми в вызывающей ухмылке. Ее темные волосы были растрепаны ветром, которого в кухне не было.

Алисия, – прошептало что-то внутри меня. Имя пришло само, как будто его всегда там хранила.

Мой Эхо-Близнец. Та, чьи эмоции, чьи обрывки памяти теперь жили во мне.

Она не просто умерла. Она смотрела на меня из-за зеркальной поверхности моего мира. И ее взгляд был полон упрека.

Я отступила назад, спина ударилась о стену. Голова кружилась, в ушах снова зазвенело.

И тут в тишине дома, поверх гула в собственной голове, я услышала новый звук. Тихое, настойчивое поскребывание в дверь. Не стук, не звонок. Именно поскребывание. Как будто там кто-то был. Кто-то, у кого не было сил постучать.

Ледяной ужас, чужой и мой собственный, сдавил горло.

Я знала, что не должна подходить. Но ноги понесли меня сами.

Я медленно, как во сне, подошла к двери и поднесла глаз к смотровому глазку.

Снаружи никого не было. Только пустая площадка и мерцающий вечерний свет.

Я сделала выдох, который не замечала, что задерживала. Галлюцинация. Просто галлюцина…

И тут мой взгляд упал на пол.

Прямо у порога, ровно по центру, лежал маленький серебряный ключ. Старинный, с причудливой витой ручкой, на которой был вырезан символ, похожий на одновременно на ноту и на разбитое сердце.

Он лежал там, холодный и безмолвный. Приглашение. Или предупреждение.

И я поняла, что мой мир тишины и предсказуемости закончился. Навсегда.

продолжи

Я медленно, словно во сне, наклонилась и подняла ключ. Металл был холодным, почти ледяным, и при контакте с кожей в висках снова зазвенела та самая высокая нота. Но теперь в ней слышался отзвук – неясный, далекий, словно эхо в глубоком ущелье.

Ключ… Он должен что-то открывать, – пронеслось в голове.

Но что? В нашей квартире не было старомодных замков. Двери открывались по звуковому коду или скану отпечатка. Этот ключ был анахронизмом, реликвией из прошлого, которое я знала только по учебникам.

Я сжала его в ладони, ощущая, как грани впиваются в кожу. Холодок от него пополз вверх по руке, и в мозгу вспыхнул новый образ:

Темная комната. Пахнет пылью и озоном. Где-то капает вода. Я (не я) провожу пальцами по стене, ищу что-то… щель… замочную скважину… Сердце бьется в унисон с каплями – громко, тревожно. Я боюсь. Но я должна это сделать.

Обрывок оборвался так же внезапно, как и появился. Я стояла посреди прихожей, тяжело дыша, сжимая в потной ладони холодный металл. Это было воспоминание Алисии. Она искала что-то. И, возможно, этот ключ был частью того, что она искала.

Тишину разорвал резкий, механический звук – щелчок замка. Я вздрогнула и судорожно сунула ключ в карман джинс.

– Лира? Ты дома? – послышался голос матери.

Она вошла в прихожую, снимая лабораторный халат. Ее взгляд сразу упал на осколки разбитого стакана на полу кухни.

– Что случилось? – ее голос стал напряженным.

– Я… я уронила, – выдавила я. – Нечаянно.

Она внимательно посмотрела на меня. Ее глаза, такие же карие, как и у меня, выучили каждую мою черту за семнадцать лет.

– Ты бледная. Опять эти скачки эха? У тебя болит голова?

«Мама, у меня в голове живет мертвая девушка, а у порога кто-то оставил ключ от неизвестной двери», – пронеслось у меня в голове. Но я не могла сказать этого вслух. Мама работала в Лаборатории частот. Она верила в логику, в квантовые уравнения, описывающие связь с Эхо-Близнецами, в контролируемые эксперименты. Она не поверила бы в отражение в холодильнике и призрачные воспоминания.

– Да, – прошептала я, хватаясь за это оправдание, как утопающий за соломинку. – Голова. Сильно гудела весь день.

Ее лицо смягчилось. – Ложись, отдыхай. Я все уберу. Завтра с утра записала тебя на диагностику в Академию. Надо проверить, как ты переносишь помехи.

Диагностика. Они будут сканировать мой мозг, измерять энцефалограмму, проверять стабильность связи. Узнают ли они, что мой Эхо-Близнец мертв? Увидят ли они ее воспоминания, застрявшие во мне, как заноза в сознании?

– Хорошо, – кивнула я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я пойду.

Я прошла в свою комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось где-то в горле. Я достала ключ. В полумраке комнаты он казался еще таинственней. Символ на рукояти – нота и разбитое сердце – будто светился изнутри слабым фосфоресцирующим светом.

Звуковая подпись, – осенило меня. Все в этом мире имело свою уникальную вибрацию. Может, и этот ключ тоже?

Я закрыла глаза, стараясь заглушить собственный страх, и попыталась услышать его. Сначала ничего. Только стук крови в ушах и далекий гул города. Но потом, сквозь этот шум, я уловила едва заметную вибрацию. Тихий, чистый звук, похожий на звон крошечного колокольчика. Он был печальным и одиноким.

И он был мне знаком.

Этот звук… он был той же природы, что и звук, который я слышала в классе перед первым воспоминанием. Только там он был искажен, разорван. Здесь же – цельный и ясный.

Внезапно в голове снова вспыхнуло воспоминание. Яснее прежнего.

Я (Алисия) стою перед старой дверью в заброшенном районе города. Дверь вся покрыта ржавыми подтеками. В руке я сжимаю этот самый ключ. Я оглядываюсь, проверяю, не следят ли за мной. Потом вставляю ключ в замочную скважину. Сердце колотится. Я поворачиваю…

И снова обрыв. Боль, резкая и пронзительная, в виске. И потом… пустота.

Я дернулась, ударившись затылком о дверь. Ладонь, сжимавшая ключ, дрожала. Это было не просто воспоминание. Это было последнее воспоминание Алисии. Момент перед ее смертью.

Она открывала какую-то дверь. И кто-то… или что-то… не дало ей этого сделать.

Я снова посмотрела на ключ. Теперь он казался не просто реликвией. Он был свидетельством. Возможно, единственной уликой.

И тем, что могло привести к тому, кто забрал ее жизнь.

Мысль была пугающей и неотвратимой. Я не хотела этого. Я хотела, чтобы все вернулось к норме. Чтобы я снова была просто Лирой, тихой девушкой, которая боится громких звуков и чужих взглядов.

Но, сжимая в руке холодный металл, я понимала – этого не будет. Алисия не просто оставила мне свои воспоминания. Она оставила мне свою тайну. И свою месть.

За дверью послышались шаги.

– Лира? – это был голос матери. – С тобой все в порядке?

– Да, мам, – ответила я, и голос мой прозвучал удивительно спокойно. – Все хорошо. Я просто ложусь спать.

Я подождала, пока ее шаги затихли, потом подошла к окну. Город раскинулся внизу, как сверкающая звуковая схема. Где-то там была та самая дверь. Та самая замочная скважина.

А у меня в кармане лежал ключ.

И где-то в этом городе был Кай. Мальчик, который смотрел на меня понимающим взглядом. Мальчик, в чьей голове, возможно, тоже звучали чужие воспоминания и жило такое же леденящее одиночество.

Завтра в Академии мне предстояло пройти диагностику. А потом… потом мне нужно было найти Кая. Потому что если он и вправду знал, что наши Эхо-Близнецы мертвы, то, возможно, он знал и то, кто их убил.

И почему мы – следующие.

Я разжала ладонь и еще раз посмотрела на серебряный ключ.

«Хорошо, Алисия, – прошептала я беззвучно. – Я в игре».

Холодок от металла смешался с новым, странным чувством – острым, как лезвие, и горьким, как правда. Это было не мое чувство. Но теперь оно стало частью меня.

Это был гнев.

ГЛАВА 2

Диагностический кабинет в Академии напоминал стерильный кокон. Белые стены, белый пол, белое кресло-трансформер в центре. Воздух вибрировал от неслышимых человеческому уху калибровочных частот – для меня они теперь ощущались как легкое, навязчивое давление на барабанные перепонки.

Техник в белом халате закрепила на моих висках холодные датчики.

– Расслабься, Лира. Просто дыши. Мы сделаем базовое сканирование ауры резонанса.

Я попыталась выровнять дыхание, но ключ в кармане джинс жёг кожу бедра. Я боялась, что аппаратура уловит его странную, чужеродную вибрацию. Боялась, что на энцефалограмме проступят призраки воспоминаний Алисии.

– Запускаю протокол, – голос техника был безразличным, рутинным.

Первые звуки были привычными – плавные синусоиды, настраивающие мое восприятие. Я закрыла глаза, стараясь ни о чём не думать. Но стоило мне расслабиться, как изнутри поднялось что-то чужое.

Я бегу по старой лестнице, железные ступени гремят под каблуками. Сердце колотится – не от страха, а от предвкушения. Я почти у цели.

Я сглотнула, пытаясь отогнать образ. Сосредоточься на дыхании. Вдох. Выдох.

Техник нахмурилась, глядя на голографический экран.

– Странно… Лира, у тебя всегда был такой высокий коэффициент альфа-синхронизации?

– Я не знаю, – прошептала я.

Аппарат начал издавать новый набор частот – диссонирующий, тревожный. Это была стандартная проверка на устойчивость к эхо-помехам. Обычно я её едва замечала.

Но сейчас звук впивался в мозг, как раскалённая спица. В висках застучало. Запело. Звон нарастал, и вместе с ним поднималась стена чужих ощущений.

Холодный ветер в лицо. Запах ржавчины и влажного бетона. Чьё-то тяжёлое дыхание за спиной. Я оборачиваюсь – слишком поздно.

– Остановите, – вырвалось у меня. – Пожалуйста!

Но техник не слышала или не хотела слышать.

– Процедуру нельзя прерывать. Прояви стойкость, Лира.

Стойкость. Да я сейчас развалюсь на части. Звуковая атака сливалась с памятью Алисии, создавая гремучую смесь. Я вжалась в кресло, вжимая в подлокотники побелевшие пальцы. В ушах стоял оглушительный рёв. Сквозь него я услышала голос техника, но он был искажённым, будто доносился из-под воды:

– Что это?.. Нестабильность в темпоральной коре… Активность зеркальных нейронов за пределами нормы…

Внезапно звон достиг пика – и всё смолкло.

Тишина была оглушительной. А потом, сквозь неё, я услышала. Не аппаратуру. Не техника. Чей-то голос. Чужой и одновременно до боли знакомый.

«Найди Кая. Скажи ему… „Хор помнит“.»

Голос Алисии. Чёткий и ясный, как удар колокола.

Я резко дёрнулась, чуть не сорвав датчики.

– Всё, хватит!

Техник вздрогнула и отключила аппарат. Она смотрела на меня с странной смесью беспокойства и интереса.

– Лира… Ты только что выдала обратный резонансный импульс. Непреднамеренный. Ты… подавила тестовый сигнал.

Я ничего не понимала. В ушах ещё стоял тот голос. Хор помнит.

– Я… мне плохо, – пробормотала я, срывая с висков датчики. Руки дрожали.

– Тебе нужен отдых, – сказала техник, всё ещё глядя на экран с замирающим графиком. – И, возможно, консультация у куратора. Такая активность… это ненормально.

«Ненормально». Слово больно ударило по мне. Я выскочила из кабинета, едва не столкнувшись в дверях с очередным студентом.

В коридоре было немногим лучше. Каждый звук – смех, шаги, отдалённый гул генератора – отзывался в висках эхом. Я шла, почти бежала, не зная куда. Мне нужно было спрятаться. Уйти от этих взглядов, от этого шума.

Я свернула в старую, редко используемую часть Академии – архивный корпус. Здесь пахло пылью и старым деревом, а звуковые панели на стенах были тусклыми, почти безжизненными. Идеальное место, чтобы прийти в себя.

Я зашла в один из глухих коридоров и прислонилась лбом к прохладной стене, пытаясь унять дрожь.

Хор помнит. Что это значит? И почему я должна сказать это Каю?

Шаги. Чьи-то быстрые, целенаправленные шаги. Они приближались. Я замерла, прижавшись к стене. Это не был случайный студент. Ритм был слишком уверенным.

Из-за поворота вышел Кай.

Он остановился в паре метров от меня. На нём была тёмная куртка, волосы в беспорядке, а под глазами лежали тёмные тени. Он выглядел так, будто не спал всю ночь. Так же, как и я.

– Вэй, – произнёс он тихо. Его голос был хриплым. – Они были у тебя. Диагностика.

Это был не вопрос. Он знал.

Я кивнула, не в силах вымолвить слово.

– И? – он сделал шаг вперёд. – Что они увидели?

– Обратный импульс, – прошептала я. – Я… подавила сигнал.

В его глазах что-то вспыхнуло. Не удивление. Признание.

– Значит, это правда. Ты тоже получила Наследие.

От его слов по коже побежали мурашки. Он сказал это так просто, так буднично, как будто говорил о погоде.

– Твой Эхо-Близнец… – начала я.

– Мёртв. Да. – Он сжал кулаки. – И теперь я ношу в голове его… его холод. Его пустоту. А ты носишь её огонь. Я чувствую это.

Он чувствовал это. Так же, как я почувствовала его одиночество вчера.

– Кто они, Кай? – спросила я, собрав всю свою храбрость. – Кто их убил?

Он горько усмехнулся.

– Думаешь, я знаю? Я только знаю, что они придут и за нами. Наследие – это не дар, Лира. Это клеймо. Маяк для них.

«Они». Это слово повисло в воздухе между нами, тяжёлое и зловещее.

И тут я вспомнила. Голос Алисии.

– «Хор помнит», – вдруг сказала я вслух.

Кай замер. Вся его напускная холодность разом испарилась. Его лицо побледнело.