Тропинка на солнце. Сборник рассказов

– Да. Финансово ненамного. Но он не учитывает…

– Дурочка ты.

– А? Что? А, поняла.

– Молодец. А вообще тебе просто не повезло, что он вошел в момент вашего разговора.

(Передразнивая):

– «Девушка, ваш проект хорош, но имеет опасные романтические отклонения…»

– Весело.

– Сам он с отклонениями, этот Вадик, урод хренов!

– Не урод, Оля, а талантливый разработчик проектов.

– Ха-ха!

– Да. Хороший мальчик.

– Всего лет на двадцать меня постарше будет.

(Официант):

– Еще по коктейлю?

– Мы еще посмеемся насухую.

– Пошли, мне еще чем-то за телефон платить. Премия за проект ушла к телезрителям Вадикам.

– Кстати, пусть-ка этот шутник-телезритель Вадик сводит нас куда-нибудь по этому поводу.

– Мысль.

– И перед президентом извиниться не забудь.

– И перед президентами всех стран и народов…

– Там, где есть филиалы фирмы – обязательно, Оль.

– Ладно, побежала, пока!

– Созвонимся!

Ну вот, и вечер настал. Что день грядущий нам готовит?

Пока Ольга ехала на метро, прошел небольшой дождь и мокрый асфальт блестел в свете фонарей и витрин. Она шла не спеша, обходя лужи и составляя из слов фразы, с которыми собиралась прийти завтра на работу.

А воздух-то после дождя! – Чуть прохладный, просто пьянит после душного дня. Или, это коктейль?

У подъезда ее окликнули:

– Оль!…

(Знакомый голос!)

– Ха!… Серега! Ты откуда?!

– Да… Из-за, в общем,…

– Ну… Рада видеть… Хотя… Странно, почему… Ты исчез тогда так… Жив, наверное, потому разве.

Ладно. Извини, что пропал без объяснений. При случае все расскажу. Я вот… короче… пока половину принес тебе. На той неделе постараюсь остальное.

Только приехал, сама понимаешь.

– Конечно, конечно. Сам-то как?

– Нормально.

– Адриналинчик поиграл?

– Поиграл, поиграл.

– Ну и славно. Может, остепенишься.

– Остепенится. И пойдет тохда Сереха на родной зовод. Ко станку ко токарному.

– Ой, перестань. Вижу и так, что тоже излечиваешься.

– Что значит тоже?

– Ничего.

– А… Ладно, на вот. Проценты в «Китайском летчике».

– Разменять не мог?

– —Спешил. Потом полвечера ждал у подъезда. Дозвониться невозможно. Где тебя носило-то?

– Пять свиданий, пятнадцать встреч, шесть вечерних свиданий…

– Запарилась, бедненькая!

– В общем, на чай не зову – устала.

– Понял.

– А звонить – звони.

– Оль!

– Что?

– Спасибо.

– Пока.

Поднялась по лестнице.

«Где календарь? Где гороскоп? Что хоть за день-то сегодня у меня?!

Так… Ни то, ни се… Понятно. Столько всего было, а по сути, как будто, ничего и не было. Все просто должно вернуться на круги своя. Перспективы – никакой, как говорит шеф. От чего же так хорошо-то мне? Живем, живем, времечко летит. Странная это, по сути своей, вещь…»

Вторая история Бесстрашкиной

Бесстрашкина, с которой мы вместе учились в институте, полностью оправдывала свою фамилию. То есть – ничего не боялась, кроме как потолстеть.

Подруга ее вообще – полная оторва, напрочь лишенная башни, фамилию свою не оправдывала. Ее звали Дарья Страшная.

Подруги души не чаяли друг в друге.

И эту историю я знаю исключительно со слов Бесстрашкиной, которая иногда делилась со мной впечатлениями. Впечатления, надо признать, в большинстве случаев имели под собой веские основания.

Общение подруг проходило на одной волне, и зачастую были мало понятны посторонним, хотя и происходили на русском языке, ими откорректированным под себя. Если мне было что не понятно, Бесстрашкина переводила, терпеливо объясняла мне, что к чему, и в чем соль.

Надо сразу обмолвиться, что Страшная была даже очень ничего. Стройная, невысокая, с выразительными карими глазами, словом, многим с красивыми и благозвучными фамилиями было чему позавидовать.

Когда сокурсники подшучивали, отвечала:

– Никакая я вам не Даша, и никакая не страшная.

Ее стали звать Недаша Нестрашная.

Шутки претерпели изменения:

– Даш, или не Дашь? Не Даша-а! Не дашь, а?

Недаша не реагировала. И из имени все ж понятно.

– Как ты все это терпишь? – говорила Нестрашной Бесстрашкина. – Я бы поубивала их всех, шутничков недоумных!

– Да мне пофиг! Представляешь, если я отвечу? От них не останется даже ДНК.

Потом, все же, как-то само собой решилось, что такие метаморфозы имени чрезмерны, и фамилию оставили без изменений. И на том спасибо.

Впрочем, кому Даша нравилась, звали ее либо Страшно Красивая, либо Красиво Страшная – кто как, но суть одна.

Так вот, эта самая Страшная в пору «крайней молодости», как она выражалась, зачастую ввязывалась в самые непутёвые и путевЫе переделки жизни, которые пересказать обычным простым языком невозможно. Она проверяла на прочность жизнь и себя в ней. Или, может, я перепутал, и все наоборот на самом деле. Бары, рестораны, тусовки с байкерами, ночные клубы, которые одними названиями приводят в глубокий ступор – это все фигня и цветочки. Короче, среди прочего, она стала ходить в походы – разные: длинные, короткие, дальние, однодневки, с палатками, на байдарках, и все такое. Питалась подножным кормом и ела какие-то галлюциногенные грибы, после чего начала постигать смысл и предназначение бытия.

Годам к двадцати пяти она возомнила себя «совсем старушкой», и в походы ходить перестала. Но эта ее страсть, или «принадлежность природе» осталась в ней навсегда.

Имея сметливый ум, понимание настоящего момента и высшее образование, она купила садовый домик на шести сотках и стала агрессивно исследовать окружающую сельскую местность, как в школе учили, применяя при этом туристические навыки и собирая в рюкзак все, что попадется под руку.

Природа плакала.

Когда она признала себя не просто старушкой, а «дряхлой старушенцией» – лет в тридцать – сыграла некая тяга к светлым дням молодости, и она опять повернулась лицом к грибам, на совершенно ином, более продвинутом уровне. Она стала не просто заядлым, а фанатичным грибником. Или Грибницей, как называли ее некоторые знакомые и соседи по участку.

Бесстрашкина, к слову, в этом возрасте считала, что ей чуть-чуть за двадцать (ей было тридцать один). У подруг возникали недопонимания и дискуссии по этому вопросу.

Поскольку грибы у Недаши заняли все ее жизненное пространство, она говорила с подругой только о грибах, и все остальное переводила только в эту тему.

Она завела блокнотик, куда записывала одностишья про грибы и деревья, под которыми те росли. Как говорится, «Здравствуй, дерево, я твой гриб!»

Бесстрашкина однажды ненароком заглянула в этот блокнотик, и кое-что оттуда мне воспроизвела:

«Привет, дубочек, спасибо за белый грибочек!», «Привет, березка, спасибо за подберезка!», «Здравствуй, сосЁнка, спасибо за масленка!», «Ну ты, орешник, где мои грибы вешенки, блин!».

Бесстрашкина объяснила мне, что для Страшной это своеобразная мантра, которая, по ее собственному утверждению, помогает находкам.

– Последнее – просто шедевр! – улыбаясь, говорю Бесстрашкиной.

– У нее черновик был. Там вот как: «Ну, ты, орешник, давай, блин, грибов здешних!»

– Ааа… Или все-таки не здешних?

– Гы! Она, видимо, сочла это недостаточно сильно впечатляющим, и переделала. Поэтесса переделкина!

– Гениально!

– Пойдем за грибами! – предложила как-то Страшная Бесстрашкиной.

– Не пойду.

– Почему?

– Я потеряюсь и заблужусь в твоей деревне.

– Там негде заблудиться.

– А я заблужусь.

Тут Страшную Недашу накрыло:

– Ты что, совсем недалекая?! Порождение лавочек и сквериков! Как можно заблудиться в трехмерном?!

И она стала рисовать схемы на бумажке, как Чапаев в фильме своего имени:

– Вот железная дорога! – она провела черту карандашом. – Вот тропинка! – провела вторую черту перпендикулярно первой. – Вот солнце, – она нарисовала кружок. – А вот солнечный свет. – Нарисовала лучи от кружка.

Бесстрашкина со страхом смотрела на бумажку.

– Как тут заблудиться?! Сзади звук поезда. Ты идешь по тропинке. Сворачиваешь налево, как в жизни. Идешь на солнце примерно параллельно тропинке. Направо от солнца ты обязательно выйдешь на тропинку. Назад ты обязательно выйдешь на поезд.

– Я пойду налево.

– Опять?!

– Нет, снова!

– Ну, ты даешь, подруга! Не знала, что тебя так заносит. Еще одно налево, и ты выйдешь под поезд! Анна Каренина, блин.

– А обратно?

– Обратно ты идешь от солнца. У тебя спереди поезд.

– Снова?

– Нет, опять!

– А если я не буду ходить вдоль или поперек, а буду круги наворачивать, что тогда?

– Кругами ходят только за красивыми и богатыми женихами, которые каждый день будут дарить тебе цветы и ласково шептать в ухо «Любимая». А поскольку таких нет в природе, то и думать об этом нечего! – убежденно прогнала по ушам подруги Недаша.

Я иногда задумывался, какая связь вообще между кругами, пройденными по лесу, и кругами невест вокруг женихов (или наоборот, не важно!) и никакой связи не нашел от слова «совсем». А для девчонок она была самая прямая. Такие дела!

– И как ты не боишься бродить по лесу одна! – восхищалась подругой Бесстрашкина. – Я бы со страху померла. Вечером, когда темнеет. Или когда дождь с грозой.

– Лес никогда не обидит! – назидательно учительствовала Недаша Страшная, прихлебывая кофе. Если я вижу одного человека, ну, мужчину, я ухожу в сторону за елку, если компанию грибников, общаюсь. А лес… Понимаешь, он не имеет к тебе враждебных намерений. Он просто лес. Сам по себе. А ты – в нем.

Бесстрашкина помолчала, задумавшись над глубокой мыслью Грибницы. Потом, как-то совсем неуверенно, произнесла:

– А когда деревья сильно качаются и трещат…

– Да пусть себе качаются. Гроза в лесу – это круто… – Тут Недаша вдруг тоже задумалась, и, понизив тон почти до шепота, поведала Бесстрашкиной великую тайну:

– Знаешь, – сказала она с непомерной глубиной в своих карих глазах, – однажды лес все же хотел меня убить!

– Да ты что! Быть не может! Лес? Тебя?!

– Точно! Он направил на меня сверху громадный тяжелый ствол! – Страшная показала указательный палец, выразительно моргнув глазами.

– Что!? – Увеличила в свою очередь свои глаза Бесстрашкина.

– Ну, ствол дерева. Он держался каким-то чудом на верхних ветвях. Застрял там. Я когда шла, земля слегка тряслась.

Бесстрашкина вопросительно повесила взгляд, типа «от кого что тряслось?»

– Я тебе говорю. Когда идешь, земля всегда немного содрогается. (В разум Бесстрашкиной закралось некоторое беспокойство.) Для нас незаметно. (Успокоила!) Видимо, этого хватило. Он сорвался и хрясьнулся рядом. На полметра в землю ушел.

– Да ладно! – Тогда в глазах Бесстрашкиной мелькнул ужас. Она представила, как под ней трясется земля. «Нет, надо еще худеть! Худеть, худеть, худеть!»

– Ну… не на пол, допустим, но он так и остался торчать в земле, не упал. Только наклонился чуть.

– Знала, что ты экстремалка, но чтоб настолько…

– Я после этого в какой-то клуб двинула в Москву… Впечатления переварить. И расслабиться.

Надо сказать, что тут Страшная не врала. Она действительно иногда ездила в Москву в какой-то совершенно безумный клуб (по старой памяти), надиралась там до беспамятства, и приезжала на свою подмосковную дачу на такси под утро.

– Не жалеешь ты себя! – заметила Бесстрашкина. – Хотя… ты никого не жалеешь…

– Я!? Да я вообще всем в лесу помогаю. Птенчик из гнезда выпал. Я подняла. Хотела вернуть в гнездо. У него сердечко забилось, и он сразу умер. Похоронила.

Бесстрашкина прыснула в рукав («Птичку жалко!»).

– Лягушонка вытащила из ямы под корнями. Он вылезти не мог.

– Может, ему было жарко, и он там плавал…

– Ну да, как же! Представь, ты упала в яму с водой, и тебе не выбраться, а мимо пройдет какой-то урод, и руки тебе не протянет.

– А ты протянула…

– Ну да. Я протянула ему палку помощи…

– Представляю, какой шок он испытал от твоей палки. Наверное, он потом тоже умер.

– Грибы я беру только большие, – невозмутимо продолжала Недаша, – совсем маленькие не беру. Пусть растут.

– Так их другие съедят.

– Я не кровожадная.

– Грибожадная тогда уж.

– Все равно, не на моей совести.

– Страшная, знаешь, ты страшный гуманист!

– Как ты эти грибы вообще видишь? Как ты их находишь? – спрашивала Бесстрашкина.

– По наитию. Я их чувствую. Они энергетикой обладают!

– Да ты что!? Как люди?

– Ну да. Своей, грибной. А еще пахнут. Грибное место пахнет грибами. А еще я стараюсь не ходить по тропинкам.

– Каким тропинкам? Лес же…

– У грибников свои тропинки в лесу. Так вот, я стараюсь по ним не ходить. Ломлюсь напролом через какие-нибудь поваленные деревья, низкие ветки, и все такое.

– Ахренеть. Пораниться ж можно.

– Дедульки, бабульки там всякие, вдоль тропинок все выберут. А через валежник они не попрутся.

– Да ты монстр, подруга! Но когда-нибудь ты ноги переломаешь! И всю помаду на лице обдерешь!

– Собирательства требуют жертв!

Жертв – имелось ввиду – полной самоотдачи. Вот так! Фанат грибов Недаша Нестрашная жертвовала собой ради жарехи и отварных сыроежек.

Меня восхитил один из культовых рассказов о том, при каких обстоятельствах и где грибы были найдены:

– Представляешь, – говорила Страшная Бесстрашкиной, – вот этот я нашла у пивной банки. Вот этот – у бутылки, этикетку которой даже опознать не смогла. Этот – около выпивалки…

Тут потребовалось пояснение Бесстрашкиной. «Выпивалкой» Недашка называла скамейки со столиками, или бревна, положенные квадратом вокруг кострища или мангала, расположенные рядом с тропинкой, где утомленные путники могли присесть, отдохнуть и поесть.

– А почему тогда все же «Выпивалки»? – спросил я.

– Потому что Дашка не представляет, как можно перекусывать не выпивая. Там же вокруг банки и бутылки везде. На земле, на сучках деревьев, в пнях, в дуплах торчат, везде, словом!

«Хорошие леса у них в Подмосковье» – подумал я про себя, а Бесстрашкина вернулась к рассказу о находках Страшной:

– А вот этот… – она показала фотографию боровика, – знаешь, я присела… ну, понятно, зачем, смотрю, а он стоит и смотрит на меня…

– Ты застыдилась, конечно.

– Я ему говорю: Не смотри, а то сниму.

– А он?

– А он все равно смотрит.

– Сняла?

– Сняла.

– Съела потом?

– Да, съела.

– Не отравилась?

Недаша Страшная помолчала. Потом начала новый рассказ:

– Слушай, если я сомневаюсь, съедобный гриб или нет, я обычно не беру. Но иногда гриб мне нравится. Ну… просто нравится. Пахнет хорошо, красивый, и все такое. Тогда я его беру, а перед употреблением и после жахну водяры, и все. Правда, однажды, я все ж где-то недосмотрела, и траванулась. Всю ночь с толчка не слезала. Так и не поняла, то ли гриб сильно ядовитый попался, то ли водка паленая…

Потом подруги поржали и весело отправились в магазин за еще пущим весельем.

Про магазинные походы подруг я не буду повествовать. Это большая сложная тема. Она заслуживает отдельного рассказа.

Можно только упомянуть, что Страшная готовила отвратительно. Но грибы у нее получились сразу и навсегда. Бесстрашкина поведала, как Недаха кормила ее жарехой, грибным супом, жареным мясом с грибами поверху, причем, сверху все это было полито каким-то ароматным густым соусом, и Бесстрашкина балдела от этого блюда. Сама Страшная обожала отварные сыроежки.

– К ним ничего не надо. Они сами по себе вкусные. Посолить и все. Пять минут – и готово. Хочш – масла добавь, хочш – сметаны, хочш – майонеза. – При этом Страшная жестом будто облизывала ложку. – К примеру, пришли к тебе гости. А у тебя конь не валялся. Ну, нет ничего. Я им отварила сыроежек, они и обалдели.