Ведьма, Странник и Малыш: Надежда

– Уау, – протянул он с искренним, почти театральным восхищением. Голос у него был бархатный, вкрадчивый, с лёгкой ржавчинкой – как у старого патефона, играющего запретную мелодию. – Ослепительно! Прекрасная древняя сила во всей своей красе. Я почти… тронут такой встречей.

Катарина лишь чуть заметно улыбнулась уголком губ, продолжая молча пускать дымок. Она дала ему ещё пару минут помолчать, наслаждаясь его нетерпением.

Наконец, она заговорила. Голос её был низким, обволакивающим, с лёгкой хрипотцой, от которой у беса в теле распространилась какая-то деморализующая дрожь.

– Всё от Создателя, – сказала она тихо, глядя куда-то сквозь него.

Бес моргнул, но быстро нашёлся. Наглая улыбка снова растянула его губы.

– Всё от Создателя, – повторил он, как эхо.

– Ну, – Катарина перевела на него взгляд, прямой и пронзительный, от которого его улыбка чуть дрогнула. – Каким ветром занесло сюда служителя энтропии в таком… презентабельном виде? Неужели у них совсем худо с кадрами, раз приходится нанимать вольных стрелков из нашего профсоюза? Не могли прислать кого-то… более серого? Более соответствующего их черно-белой эстетике?

Бес чуть поёрзал на своем складном стульчике. Комплимент об «их профсоюзе» явно пришёлся ему по вкусу, но намёк на наёмничество задел.

– Работа есть работа, о прекрасная госпожа, – он постарался придать голосу деловитость. – Контракт. Конфиденциальность. Вы же понимаете. К тому же, ваши… э-э… подопечные иногда требуют особого подхода. Деликатного.

– Деликатного? – Катарина изящно изогнула бровь. – Это когда душу из ребёнка вынимают и запирают в каком-то ментальном чулане? Весьма деликатно, не спорю. Почти хирургически. Наверное, в вашем чемоданчике для этого специальные инструменты имеются? Скальпели для астрала, пинцеты для подсознания?

– Инструментарий – коммерческая тайна, – парировал бес, но в глазах его мелькнуло что-то вроде досады. Он явно не ожидал такого прямого сарказма. – Я лишь… обеспечиваю сохранность объекта. Временно.

– Временно? Ах, да. Пока не придумают, как эту силу… утилизировать? Усреднить? Подключить к Большому Черно-Белому Телевизору, чтобы он показывал ещё унылее? – Катарина сделала ещё одну затяжку, медленно выпуская дым ему в лицо. Дым вёл себя странно – он не рассеивался, а словно оплетал беса невидимой паутиной. – Знаешь, милейший, руна Перт, руна тайны и жребия, шепчет мне на ушко, что твой контракт… м-м-м… не так уж и железобетонен. Особенно пункт о форс-мажорных обстоятельствах. А появление здесь меня – это, знаешь ли, форс-мажор чистейшей воды.

Бес нервно кашлянул. Он попытался выглядеть невозмутимо, но его пальцы чуть крепче сжали ручку чемоданчика.

– Мои юристы…

– О, брось! – отмахнулась Катарина с лёгким, серебристым смешком, от которого тело Беса снова задрожало и наполнилось предательской слабостью. – Какие юристы против шёпота древних рун и логики сердца? Неужто ты променял танец с вакханками под безумной луной на чечевичную похлёбку стабильности и медицинскую страховку от серой конторы? Ты же помнишь, как пахнет озон после битвы титанов, как поёт ветер в волосах у Дикой Охоты, как рождаются звёзды из первозданного бульона возможностей! А теперь что? Галстук, чемоданчик и… отчёты о проделанной работе по изъятию душ? Как говаривал один старый бес-философ, ещё до того, как изобрели ипотеку: «Продать вечность за расписание – вот истинное падение!»

Бес вздохнул, и в этом вздохе проскользнула тень ностальгии.

– Ах, божественная, те времена были пьянящи, не спорю. Вино лилось рекой, миры рождались и гибли под стук наших копыт… Но сколько хаоса! Сколько непредсказуемости! – Он попытался вернуть деловой тон. – Порядок, даже… э-э… монохромный порядок, даёт структуру. Безопасность. Не все созданы плясать на краю бездны. Иногда нужен… план. Хотя бы план эвакуации.

– План? Безопасность? – Катарина подалась чуть вперёд, её глаза потемнели, становясь похожими на два колодца, ведущие прямо в ночь времён. – Это слова из лексикона големов, а не существ, помнящих дыхание Хаоса! Твои наниматели хотят не порядок навести, а закатать Вселенную в серый асфальт инструкций! Руна Ансуз, руна божественного слова и мудрости, шепчет мне, что твои речи правильны, как параграф в уставе, но сердце твое поёт другую песню. Песню о вольном ветре, а не о сквозняке в казённом коридоре.

Она улыбнулась – открыто, обезоруживающе, но в глубине её глаз плясали опасные огоньки.

– Послушай меня внимательно, служитель энтропии по вызову. Мальчишка – не просто объект. Он – средоточие таких сил, что твоим нанимателям и не снились. И он наш. Мой и Петра Афанасиевича. Который, кстати, уже наверняка проламывается сквозь пару-тройку измерений, чтобы поинтересоваться, кто тут обижает детей в его отсутствие. А он, знаешь ли, не любит незваных гостей. Особенно таких… костюмированных. И складные стульчики его раздражают. Он считает их верхом бюрократического цинизма.

– Ты ведь умный бес, – её голос снова стал вкрадчивым, почти интимным. – Зачем тебе оказываться между молотом Хаоса и наковальней Порядка? Из-за контракта с теми, кто считает вершиной мироздания… отсутствие орфографических ошибок в докладной записке? Подумай. Не стоит оно того. Верни Малыша. И уходи. По-хорошему. Пока Пётр Афанасиевич не притащил сюда в качестве аргумента какой-нибудь ручной сингулятор или не начал цитировать тебе законы Мерфи, переведённые на язык демонов Бездны. Это, говорят, очень деморализует.

Бес смотрел на неё несколько секунд, его лицо было непроницаемо, но Катарина видела – она попала. В его древнюю сущность, которая презирала мелочность и серость его нынешних работодателей. В его здравый смысл, который подсказывал, что связываться с этой ведьмой и её чокнутым другом-путешественником – себе дороже. В его… да, пожалуй, в его уставшую от серости душу.

Он медленно, с достоинством встал. Аккуратно сложил свой стульчик. Поднял чемоданчик. Поправил несуществующую складку на лацкане пиджака.

– Что ж, прелестная Богиня, – сказал он с кривой усмешкой, в которой уже не было прежней наглости, но появилась тень усталой иронии. – Ваш метод убеждения… не лишён изящества. И, признаться, доля истины в ваших… э-э… хаотичных речах есть. Пожалуй, сохранность объекта в ваших руках будет… более непредсказуемой. А значит, и более интересной для наблюдения со стороны. Контракт, знаете ли, не запрещает мне вести полевые заметки о проявлениях первозданных сил.

Он шутливо поклонился, почти галантно.

– Не буду мешать вашему… э-э… творческому беспорядку. До новых встреч в эфире. Надеюсь, они будут менее… продуктивными для ваших оппонентов и более… красочными для меня.

И он просто растаял. Не исчез во вспышке серы или дыма, а как-то… стёрся из реальности, как карандашный набросок, оставляя после себя лишь лёгкий запах озона и дорогого одеколона с нотками пыли из архива. Стульчик и чемоданчик исчезли вместе с ним.

Катарина устало выдохнула и медленно, словно в ней вдруг ослабли все пружины, вытянулась на полу, закрыв глаза. Голова слегка гудела от напряжения. Ментальные поединки выматывали порой сильнее физических.

Прошла минута тишины. А потом…

– Катарина!

Она открыла глаза. Малыш сидел на кровати, протирая кулачками глаза. Он выглядел заспанным, немного растерянным, но вполне… присутствующим. Никаких следов Леса или паники.

– Катарина! Как это чудесно, что ты зашла пожелать мне доброго времени! – он широко улыбнулся ей своей самой обезоруживающей детской улыбкой.

Катарина не смогла сдержать ответной улыбки – усталой, но искренней.

– Время доброе, Малыш. Кажется, у тебя были… интересные сны.

Глава 5. Завтрак

Не успел Малыш закончить свою радостную тираду, как дверь спальни распахнулась, и на пороге возникли опекуны. Пара – мужчина и женщина, лет под пятьдесят, с теми ясными глазами и спокойной аурой, что выдают людей, идущих своим Путём. Дервиши срединного пути, но, скажем так, ещё не достигшие головокружительных высот межпространственных путешествий или виртуозных ментальных дуэлей со служителями энтропии. Скорее, старательные ученики, бредущие по тропе с посохом здравого смысла и котомкой добрых намерений. На их лицах читалась ночь, полная тревоги, сменившаяся теперь робкой надеждой.

– Малыш? Ты… ты в порядке? – выдохнула женщина, подбегая к кровати. – Всё слава богу?

Катарина, грациозно (хоть и несколько помято после недавнего «диалога») поднимаясь с пола, одарила их своей самой загадочной улыбкой.

– О, несомненно, – промурлыкала она, отряхивая несуществующую пылинку со своего плеча. – Слава Создателю. Кажется, ночные кошмары решили поискать себе другую жертву.

Мужчина-опекун облегчённо выдохнул, пригладив свою аккуратную бородку, в которой уже серебрились нити мудрости (или просто седины).

– Тогда… раз уж всё так чудесно разрешилось… может, к завтраку? – предложила женщина, её голос снова обрёл мягкую уверенность хозяйки дома. – У нас как раз оладьи подоспели. На кефире по старинному рецепту прабабки Агафьи – говорят, она знала толк не только в травах, но и в правильном брожении теста.

И вот они уже сидят на кухне – светлой, уютной, пахнущей кофе, ванилином и чем-то неуловимо-домашним. На столе – гора золотистых оладий, сметана в глиняной крынке, мёд, прозрачный, как слеза ангела, и дымящийся чай с чабрецом. Малыш, начисто забывший о тёмном Лесе, уплетал оладьи за обе щеки, измазав нос сметаной. Опекуны с улыбкой наблюдали за ним, а Катарина лениво ковыряла вилкой оладушек, потягивая крепкий кофе.

– Поразительно всё-таки, – задумчиво произнес мужчина-опекун, намазывая оладью мёдом. – Как человечество додумалось, что вот это – съедобно, а вот то, похожее как две капли воды, – отправит тебя на преждевременную встречу с предками? Представляю себе первого храбреца, решившего попробовать незнакомую ягоду… Или того гения, что догадался сушить зерна, толочь их в муку, мешать с водой и печь на огне. Это же какой полет фантазии!

– Или отчаяния, – хмыкнула Катарина. – Как гласит одна древняя шумерская поговорка, найденная на табличке рядом с рецептом пива: «Голод – лучший повар и величайший экспериментатор». Возможно, первую лепёшку испек кто-то, кому просто надоело грызть сырые колосья.

– А кукуруза! – подхватила женщина-опекун, её глаза заблестели. – Кто первым понял, что эти твёрдые жёлтые штуки можно варить или жарить? И что они станут вкусными? Это же чистое наитие! Божественное провидение!

– Или подсказка какого-нибудь залётного путешественника во времени, которому надоела местная диета из кореньев, – предположила Катарина, подмигнув Малышу, который хихикнул в кулачок.

Именно в этот момент дверь кухни с шумом растворилась, и на пороге возник Пётр Афанасиевич. Слегка растрёпанный, с горящими глазами и видом человека, только что вынырнувшего из кротовой норы, ведущей прямиком из пятого измерения.

– Аааа! Оладушки! Божественно! – воскликнул он, плюхаясь на свободный стул и моментально придвигая к себе тарелку. – Чуял их аромат сквозь три слоя пространственно-временного континуума! Здравствуйте, дорогие мои! Малыш, выглядишь бодрячком! Катарина, о несравненная, ты как всегда – утренняя заря во плоти, даже после изматывающих поединков с потусторонними сущностями!

Пётр Афанасиевич был воплощением добродушного хаоса. Его беспокойное и живое воображение, казалось, постоянно уносило его в неведомые дали: он мог начать рассказывать про устройство гравицапы на Альдебаране, отвечая на вопрос о погоде, и тут же забыть, куда положил свой межпространственный компас. Но за этой маской рассеянного весельчака скрывалась стальная воля, мгновенная реакция и ум, острый, как лезвие катаны, отточенный на тысячах пройденных миров и ещё большем количестве невероятных приключений.

Давайте же поближе познакомимся с этим неординарным человеком.

Представьте себе мужчину лет сорока пяти, но с глазами, видевшими рассветы на планетах, где время течёт вспять, и закаты в мирах, существующих лишь в воображении какого-нибудь безумного бога. Вечно чуть растрёпанный, словно только что вынырнул из очередного портала, он носит на себе отпечатки тысяч дорог – едва уловимый запах озона, пыльцу с цветов, что растут лишь в садах Гесперид, и лёгкую усталость мудреца, познавшего тщету всего сущего… и решившего от всей души над этим посмеяться.

Его речь – это фейерверк! Он сыплет историями, от которых у обывателя волосы встали бы дыбом, с лёгкостью жонглирует терминами из забытых гримуаров и гиперпространственной физики, приправляя всё это древними поговорками, услышанными от говорящих грибов или свергнутых божеств. Он обожает каламбуры, гиперболы и слегка абсурдные сравнения.

Пётр Афанасиевич – весёлый, живой, неунывающий оптимист, даже когда вокруг рушатся миры (буквально). Он – вечный двигатель, генератор идей (порой совершенно безумных) и душа компании, в особенности если компания состоит из таких же эксцентричных личностей. За его внешней рассеянностью и любовью к шуткам скрывается острый ум, как уже отмечалось нами, мгновенная реакция и глубокое понимание законов Вселенной – тех, что не упоминаются в учебниках.

Его сила – не в грубой магии, а в знании, в умении находить «двери» там, где другие видят лишь стену, в способности договариваться с самыми невероятными сущностями и в неиссякаемом запасе веры в то, что даже самый серый мир можно раскрасить, если под рукой есть правильные краски… или хотя бы хорошая компания. Он – тот самый «Аркан Дурак» из Таро: вечный странник, свободный дух, идущий по краю пропасти с улыбкой и цветком в руке, не боясь упасть, ибо знает, что всегда есть крылья… или на худой конец, ещё одно измерение, куда можно мягко приземлиться.

– А мы тут как раз рассуждаем о гастрономических прорывах человечества! – сообщил мужчина-опекун Петру Афанасиевичу.

– О! Великая тема! – тут же включился Пётр Афанасиевич, ловко подцепляя вилкой сразу три оладьи. – А знаете ли вы, что рецепт пшеничной лепёшки был подарен людям… э-э-э… ну, скажем так, одной весьма симпатичной цивилизацией из системы Тау Кита? Они использовали его как универсальный сухпаек для своих звёздолетов. Правда, у них он был со вкусом жареных квазаров, пришлось адаптировать под земные реалии. А кукурузу… о, это вообще отдельная песня! Её завезли ацтекам не боги, как они думали, а контрабандисты из параллельной вселенной, где кукуруза – разумное существо и основной источник философской мысли! Они просто хотели избавиться от излишков… э-э… интеллектуального продукта. Вот так и живём – жуём мудрость веков, не подозревая об этом!

Все рассмеялись его фантазиям, даже Катарина позволила себе лёгкую улыбку. Завтрак протекал весело и непринужденно, наполненный шутками, смехом и невероятными историями Петра Афанасиевича. Опекуны сияли – их подопечный был снова с ними, весел и невредим.

Но под этой лёгкой пеной смеха и аромата оладий Катарина и Пётр Афанасиевич ощущали что-то ещё. Неясное, но настойчивое присутствие. Холодное дыхание на затылке. Взгляд из тени, невидимый, но всепроникающий. Бескомпромиссный. Зловещий. Тот, кто послал беса в костюме, не собирался отступать. Он просто сменил тактику. Теперь он наблюдал. Изучал. Ждал.

Они обменялись быстрыми, едва заметными взглядами поверх чашек с чаем. Игра продолжалась. И следующий ход мог быть откуда угодно.

Завтрак закончился. Все тепло поблагодарили гостеприимных хозяев за чудесное угощение. Малыш убежал играть, Петр Афанасьевич начал вдохновенно рассказывать опекунам о пользе медитаций в условиях невесомости, а Катарина задумчиво смотрела в окно, где утреннее солнце уже вовсю заливало мир светом. Но тени – тени никуда не делись. Они просто стали длиннее.

Глава 6. Диспозиция

Поблагодарив радушных опекунов ещё раз (Пётр Афанасиевич даже попытался подарить им на прощание «карманный генератор случайных совпадений», но Катарина вовремя перехватила артефакт), наши герои вышли на залитую солнцем улицу. Мир жил своей обычной, будничной жизнью: спешили прохожие, гудели машины, где-то неподалеку лаяла собака. Никто и не подозревал о недавней битве за душу ребенка, развернувшейся в тихой спальне, и о незримом наблюдателе, чье присутствие все еще ощущалось холодком на коже.

– Кофе, – констатировала Катарина, решительно направляясь к первому попавшемуся заведению с вывеской «Аромагия Утра» (название показалось ей достаточно ироничным). – Мне срочно требуется повышенная доза кофеина и отсутствие складных стульчиков в радиусе видимости.

Они устроились за столиком у окна в почти пустом кафе, отделанном в модной, но слегка бездушной манере «эко-лофт». Заказав кофе по-восточному (Катарина) и «что-нибудь фиолетовое и с пузырьками, если есть, а если нет – то просто крепкий чёрный чай с лимоном и сахаром» (Пётр Афанасиевич), они наконец смогли поговорить без посторонних ушей (если не считать бариста, увлечённо протиравшего кофемашину).

– Ну-с, божественная, – начал Пётр Афанасиевич, вращая глазами с видом заговорщика, – выкладывай! Что за ревизор из преисподней почтил своим визитом детскую комнату? Судя по остаточному фону – чиновник средней руки, но с амбициями.

Катарина отпила обжигающий эспрессо, поморщилась от горечи и усмехнулась.

– О, это был перл! Представь себе: костюмчик отглажен, ботиночки блестят, в руках – чемоданчик, как у агента по продаже счастья в рассрочку. И складной стульчик! Он принёс с собой складной стульчик, представляешь! Сел у кровати Малыша, как на совещании в аду по оптимизации логистики грешных душ.

Она сделала паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.

– И улыбался. Знаешь, той самой улыбкой. Вежливой, ехидной, полной осознания собственной незаменимости в рамках утверждённой сметы. Типичный представитель «эффективного менеджмента» от сил Порядка. Кажется, его основной функцией было… э-э… изъятие астрального тела с последующим помещением на ответственное хранение.

– Складной стульчик! – хохотнул Пётр Афанасиевич так, что бариста подпрыгнул. – О времена, о нравы! Как говорил один философ с планеты Клякса: «Бюрократия – высшая форма энтропии, ибо превращает даже хаос в скучную рутину!» Значит, эти… счетоводы душ перешли от пассивного наблюдения к активным действиям? Не просто собирают информацию, а пытаются… инвентаризировать актив?

Он посерьёзнел, хотя весёлые искорки всё ещё плясали в его глазах.

– Это меняет ход дела, звезда моя путеводная. Одно дело – отмахиваться от их шпионов-невидимок, другое – отбивать прямые атаки, пусть и обставленные с такой… канцелярской элегантностью.

– Именно, – кивнула Катарина. – И этот тип… он был не из их штата. Наёмник. Из наших, так сказать, кругов. Просто переметнувшийся на сторону стабильного оклада и отсутствия экзистенциальных кризисов по вторникам. Это тоже показательно – своих кадров, способных на тонкую работу, у них, видимо, нет. Либо они боятся испачкать свои серые ручки.

– Что ж, наёмник – это даже неплохо, – задумчиво протянул Пётр Афанасиевич, барабаня пальцами по столу. – У них обычно больше здравого смысла, чем у фанатиков идеи «мира как идеально заполненной таблицы Excel». И меньше желания умирать за квартальную премию. Тебе ведь удалось его… э-э… убедить покинуть помещение без применения огнетушителя или вызова межпространственной службы отлова?

– Удалось, – подтвердила Катарина. – Немного лести, немного древних рун, немного намёков на твой буйный нрав и нелюбовь к складным стульчикам… В общем, сыграла на противоречиях. Он ушёл, вернув Малыша в исходное состояние. Но…

– Но они знают, что мы знаем, – закончил за неё Пётр Афанасиевич. – И они будут пробовать снова. Вопрос – как? И главный вопрос – как защитить Малыша?

– Запереть его в башне из слоновой кости под семью магическими замками? – иронично предложила Катарина. – Или обвешать амулетами, как новогоднюю елку? Боюсь, его сила сама по себе – маяк, который виден за версту всем, кто умеет смотреть. Полностью спрятать его не получится.

– И не нужно, – покачал головой Пётр Афанасиевич. – Сила должна расти, дышать. Запрёшь её – она либо взорвётся изнутри, либо зачахнет. Малыш ещё не готов управлять ею осознанно, это факт. Но наша задача – не консервировать его, а дать ему возможность… повзрослеть. Дожить до того момента, когда он сам сможет дать отпор этим… любителям порядка.

– Значит, нужна защита. Но хватит ли нашей силы? Двое против… целой системы? Против безликой машины, у которой ресурсы, власть и, подозреваю, очень много терпения? – Катарина посмотрела на друга серьёзно.

– Хороший вопрос, божественная, – Пётр Афанасиевич почесал в затылке. – Союзники? Хм… Где их искать в этом мире, где древняя магия стала уделом чудаков и персонажей городских легенд? Ведьмы? Большинство из них заняты варкой приворотных зелий или продажей оберегов от сглаза онлайн. Маги? Эти вообще застряли в своих академических спорах о классификации астральных паразитов. Наша «партия Хаоса и Веселья» нынче не в фаворе, прямо скажем. Силы Порядка слишком долго и методично пропалывали грядки…

Он вздохнул, но тут же снова улыбнулся своей фирменной улыбкой.

– Но! Как гласит старая дервишская мудрость: «Даже в самой тёмной пещере можно найти светлячка, если хорошенько поискать… или принести его с собой!» Будем пока нашими собственными светлячками.

– То есть? – уточнила Катарина.

– То есть – выжидаем. Наблюдаем. Собираем информацию. Мы отбили первую атаку. Теперь их ход. Посмотрим, какую фигуру они двинут на доску. А мы пока укрепим оборону вокруг Малыша – незаметно, без лишнего шума. Поставим пару… э-э… ментальных растяжек и сигнальных контуров. И будем готовы к сюрпризам. Опираемся на себя, на нашу интуицию и на… ну, на твои чары, которые могут привести в замешательство самого Создателя, и способность заговаривать зубы даже чиновникам из Ада.

Катарина кивнула, улыбаясь комплименту, допивая свой эспрессо. План был рискованный, но в их стиле. Играть от обороны, но быть готовыми к молниеносной контратаке.

– Ладно. Смотрим, слушаем и держим вапорайзер наготове, – подытожила она. – И давай уже уйдем из этого кафе. Что-то мне подсказывает, что их «фирменный латте с куркумой» может оказаться следующим ходом противника. Слишком уж он… ядовито-жёлтый.

Они расплатились и вышли из «Аромагии Утра», растворившись в толпе. Но ощущение невидимого взгляда не покидало их. Игра только начиналась.

Глава 7. Новая Попытка

Предрассветные сумерки – то самое время, когда мир замирает, повиснув между сном и явью, когда даже самые неугомонные духи предпочитают дремать в своих пыльных углах. Город спал, укрытый лиловым саваном ночи, лишь ветер-полуночник бродил по пустынным улицам, лениво раскачивая редкие фонари, словно старые маятники, отсчитывающие вечность. Их тусклый свет выхватывал из темноты мокрый асфальт, припаркованные машины, похожие на спящих зверей, и редкие, вздрагивающие тени. Где-то вдали тоскливо залаяла одинокая собака, и звук этот, не найдя отклика, потонул в вязкой тишине.

Всё спало. Или почти всё.

Тишину разорвал звук. Не крадущийся, не суетливый, а ровный, чеканный ритм уверенных шагов. Тук. Тук. Тук. Гулким эхом он разносился по спящей улице, отражаясь от стен домов, пугая затаившихся кошек и заставляя ветер на мгновение притихнуть. Звук несокрушимого намерения, продвигающегося к своему цели.

Из сумрака выступила фигура. Тень, обретшая плоть и волю. Чёрный плащ, длинный, почти до земли, вздымался и опадал на порывах ветра, словно крылья огромной ночной птицы. Под ним угадывались строгие чёрные брюки и тяжёлые ботинки, идеально подходящие для того, чтобы без устали мерить шагами городские лабиринты или… чужие судьбы.

Но что приковывало взгляд, так это иссиня-черные локоны, выбивавшиеся из-под капюшона (или это была просто игра теней?) и сверкающий во тьме взгляд. Не тёплый блеск жизни, а два уголька, тлеющие холодным, сфокусированным огнём. Взгляд, который не отражал свет фонарей, а словно поглощал его.

Фигура не просто шла – она следовала. Улица за улицей, квартал за кварталом, неизменно держа курс, словно ведомая невидимой нитью или безошибочным внутренним компасом. Походка была неспешной, но неумолимой. В ней не было ни капли сомнения, ни тени усталости. Только стальная, безэмоциональная целеустремлённость.

Старый дом с облупившейся лепниной, приютивший под самой крышей мансарду Катарины, казался таким же сонным, как и всё вокруг. Окно, выходящее на улицу, зияло тёмным пятном. Ни света, ни движения. Обитательница этого гнезда, полновластная хозяйка своих снов и чужих кошмаров, вероятно, тоже поддалась общему предрассветному оцепенению.

Шаги замерли. Резко, без замедления. Фигура остановилась у самого подъезда, прямо под раскачивающимся фонарем, который отбрасывал на неё дрожащие, искаженные блики. Она подняла голову, и холодный огонь глаз впился в темное окно мансарды.