Ярче пламя

Некоторое время я ещё пыталась вернуть всё это, удержать, но в какой-то момент мне надоело навязываться и постоянно звонить или писать первой. Теперь я никому не звонила и не писала. И, как правило, с такой философией ты оказываешься не нужен никому. По-настоящему – никому. Позвонят, чтобы занять денег. Напишут, чтобы спросить:

«А ты же пишешь стихи?» – внезапно так напишут, когда ты издала уже несколько книг, познакомилась с теми и с этими, выступила там и где-то ещё…

«Да, пишу», – отвечаешь просто, без пассивной агрессии.

А она тебе:

«Напиши мне стихотворение на свадьбу, подругу поздравить надо», – просто так, наивно, мило и без всякого интереса лично к тебе: ей просто нужно стихотворение, она не знает о том, что это можно легко найти в интернете; она просто знает, помнит, что ты пишешь стихи.

И выползала тьма, и тьма отбирала клавиатуру и отвечала:

«Я только про похороны стихи писать могу», – и смеялась. Смеялась.

А я отмечала про себя, что эта переписка – станет прикольным контентом для подписчиков.

Вы же забыли меня, вам неинтересно быть со мной. Вам интересно только что-то от меня получить. Пусть даже стишок. А вы его не получите. Вы станете моим контентом. И эту тьму уже невозможно было остановить.

Никто из людей не был готов доказать мне обратное: не предать, не уйти, остановить и остаться.

Но и так было не всегда.

Когда город опустел, а слёз об одиночестве больше не осталось – я тоже уехала и начала всё заново. Новые друзья: Ира, Женя, Макс, Верг, Мирослава, Дель, другой Макс, Глеб, Саня, и кто ещё, и кто-то ещё… Мы нашли друг друга так, как обычно бывает в таких историях, – в барах.

Впрочем, с Ирой я была знакома целую вечность. Мы учились в одной школе, она была младше на год, а потом она исчезла из школы, но не из города – мы пересекались то на одних, то на других тусовках, в чьих-то квартирах, в каких дворах и только в другом городе стали подругами. Навсегда. Вновь поверили, что навсегда – бывает. Потому что никто и никогда не готов был идти со мной вот так, как это делала она. Никто и никогда не слушал меня так, как слушала Ира. Никто и никогда не принимал даже мой полнейший бред так серьёзно, как это было с ней. Мы были почти сёстрами.

Мы встретились в каком-то баре, разговорились, что-то вспомнили – так всё и началось.

Через полгода мы сидели в нашей съёмной квартире и слушали радио через старый двухкассетник. В динамиках был голос Макса. Оставались сутки до нашего знакомства. Он разыгрывал билеты куда-то: то ли в аквапарк, то ли в кино… В любом случае, Ире очень хотелось туда попасть. Попасть на радио, где работает Макс, и познакомиться с ним. Мы и радио слушали только из-за того, что Ира была влюблена в придуманный по голосу образ радиоведущего.

Мне был известен ответ на вопрос, за который можно было получить билеты, я сказала его Ире, а она всё никак не решалась позвонить. Люди всегда боятся взять в руки то, чего так сильно хотели. А время шло, бежало, билеты мог выиграть кто-то другой, и мне ничего не оставалось, как набрать и сказать – куда уж проще.

Макс назначил встречу, мы должны были ехать вместе, но – бабушка Иры внезапно почувствовала себя хуже, и её отвезли в больницу. Ире пришлось всё бросить и ехать в пятницу из Кемерово не в Ленинск-Кузнецкий, где была радиостанция, а обратно – в Салаир.

– Если с ней что-то случится – я не переживу, – говорила Ира; потому что бабушка – была единственной, кому было хоть какое-то дело до Иры.

Родители бросили её, а сами – то были по вахтам, то разводились и каждый устраивал свою жизнь, то снова сходились – и никогда не вспоминали о том, что в забытом богом городишке Салаир – у них есть дочь.