Я пробираюсь к тебе

– Это я его первая нашла! Он мой! Отдай! – голосила Лотти, пытаясь отнять что-то у Бетти. Марта пыталась урезонить сестёр.

– Он исцарапал меня и смылся! – задохнулась Бетти, демонстрируя длинную царапину на руке.

– Убежал. – Мягко поправила Марта.

– Убежал то есть. Днём в саду он ловит огромных мух и ест их! Я сама видела! – Лотти сделала огромные глаза.

– А сегодня украл на кухне сырое яйцо и гонял по залу, пока не разбил. Марта не заметила, поскользнулась и… покажи руку! Врач ей локоть забинтовывал!

– А сейчас я отняла у него это! – Бетти победно поднесла ладонь к лицу графини. На раскрытой ладошке лежал бледно-зелёный стеклянный глаз. Лотти пыталась выхватить его.

Марта взвизгнула и отшатнулась. Графиня перекрестилась.

– Выбросите эту гадость! А с Момо я обязательно поговорю.

– Можно я оставлю его себе? – взмолилась Бетти.

– Я его первая нашла!

– Дайте-ка его Марте. А в конце недели я спрошу у неё, кто из вас лучше себя вёл.

Бетти недовольно рассталась с сокровищем и выбежала из комнаты, едва попрощавшись с графиней. Лотти сделала неуклюжий реверанс и вылетела следом, сердито крича что-то сестре. Марта замялась на пороге, взволнованно теребя стеклянный глаз.

– Ты хотела мне что-то сказать, милая?

– Я слышала в город табор приехал. – Глаза её по-детски вспыхнули. – Глотатели огня и шпаг, силачи, акробаты и фокусник! Настоящий чародей! – Она спохватилась и заговорила спокойней. – Граф уехал к Натаниэлю, вот я и подумала, не отпустите ли Вы меня вечером…всего на пару часов?

– Цыгане! – фыркнула графиня. – Дурной тон. Дурно пахнущие воришки. Дурная слава.

– Я слышала, молодые конокрады невероятно хороши собой! – Марта потупилась, краснея.

Что-то в её фразе затронуло старую графиню. Она надолго задумалась, словно погрузившись в прошлое, потом тяжело вздохнула.

– Что ж, иди, потом расскажешь всё подробно о твоих красавцах. Осторожней с кошельком, я бы на твоём месте, оставила его дома.

7

– Жар спал, проснётся, будет как новенький. Надо его только подкормить, уж больно отощал. Вас что в тюрьме не кормили?

– Не знаю. Я там почти не был. Просто забрался на башню, осмотреться, не ожидал, что во дворе – наёмники. Они давай орать и пальцами на меня показывать. Тут я легенду вспомнил. Она на обратной стороне одной старой карты записана. Понял, что они меня за мёртвого звездочёта приняли. Дай думаю, напугаю. А рожи у них тупые…

Старик поднял костлявый палец и покачал головой.

– То есть, лица не интеллигентные, глаза выпучены, меня смех и разобрал. Стал я завывать да пальцами в них тыкать. Тут самый тупой, который вообще не врубил… не понял ситуацию, закидывает кошку с верёвкой на конце и лезет ко мне на башню. Я растерялся, признаться, запаниковал. Тут до него смысл происходящего дошёл, и стал он тупо ржать… простите, глупо смеяться. Я, тем временем, спустился по его же верёвке. Смотрю – бежать некуда, ночь, темнота, глаз коли. Ну, я и заперся в камере. Они мою сумку осмотрели, еду сожра… скушали, спички себе забрали, и мне в камеру кинули, сво…нехорошие люди. Часу не прошло, как всё успокоилось, мимо спокойно так этот идёт. – Призрак мотнул головой в сторону спящего Норта. – Я ему говорю, меня, мол, выпусти. Он спокойно так замок проволокой поддел и открыл дверь. Тут мы и припустили по лесу. До сих пор ноги болят.

– У духа огня были пчелиные глаза и свиное рыло. – Подняв палец, изрёк Безумец, покосившись на очаг. – А что привело тебя в наши края?

Мама и Призрак переглянулись.

– Желаешь исправить ошибки прошлого?

– Вот именно. – С явным облегчением выпалил Призрак.

– Тебе будет трудно, сынок, тебя ждёт чудовище «Зрячая плоть», оно похоже на печень с глазами, но ты справишься и обретёшь истинных друзей. А если нет, левый глаз твой станет солнцем, а правый – луной.

– Обнадеживающая перспектива…

Призрак выбрал самое большое яблоко из корзины, стоящей перед ним на столе, и с удовольствием вонзил в него зубы.

Норт резко сел в кровати, но оглядевшись, медленно лёг на подушку.

– Тебя пытали? – жуя яблоко, поинтересовался Призрак. – Ты что такой нервный?

– Оставь мальчика. – Строго сказал Мама, доставая горшок из печи. Нарежь-ка лучше хлеба. А ты, Норт, иди, поешь. Сил наберись.

Норт попытался встать, его шатало.

– Лежи уж, сам покормлю.

Призрак скроил гримасу, закатив глаза. Мама принялся методично впихивать в Норта пищу. Безумец печально посмотрел на юношу.

– Тебе, сынок, тоже придется нелегко. Ты побывал в стране чернозубых, и они приняли тебя. Двенадцать богинь обучали тебя смеяться. Ты освоил науку.

Призрак подавился яблоком и закашлялся. Старик строго взглянул на него, погрозив пальцем, но Призрак и не думал сдаваться.

– Сколько, говоришь, богинь? Не обсчитался? Они тоже были чернозубые? Ну, ты Норт, везунчик.

Норт рассмеялся неожиданно звонким и озорным смехом.

– Нет, зубы у них были белоснежные и очень красивые. И не только зубы. Они же богини. – Сказал он, подмигнув Призраку. Тот высунул язык.

Старик сделал вид, что ничего не заметил. Загробным голосом он продолжил свои пророчества.

– Ты обидел шамана, и он сделал Толокоша из мертвеца, вырезав ему язык и глаза. Теперь он преследует тебя.

Лицо Норта стало очень серьёзным и бледным.

– Так вот почему ты такой нервный. Прости, друг, не знал. – Простодушно отреагировал Призрак, разводя руками. – Так бы сразу и сказал.

– Можно ли тебе помочь? Не знаю, но если нет, последний вздох твой сделается ветром и облаками. – Безумец неожиданно переключился на еду.

Мама застыл, не донеся ложку до тарелки. Лицо его выражало отчаяние и сострадание.

– Ничем нельзя помочь? Как же так, Безумец!

– Все фонтаны будут рыдать по нему. – Ответил старик с набитым ртом.

8

Натаниэль ждал отца. Ему нездоровилось. Сразу после завтрака разболелся желудок. Он отпросился с урока французского и ушёл в сад, где было прохладней. Легче не стало. Он подошёл к фонтану, увидев в отражении бледное перекошенное лицо, подставил его под холодные струи.

– Выглядишь ужасно, что с тобой? – тревожно спросил Леонардо, которого Натаниэль всегда воспринимал, как брата, закрывая калитку.

– Ты что не на французском? – с трудом отрываясь от прохладных струй, пробормотал юноша.

– Меня выгнали. Я увидел в окно, что ты по саду шатаешься, бледный, как мертвец. Стал насвистывать. Сам знаешь, как француженка относится к свисту. Вероятно, до сих пор лекцию о дурном тоне свиста читает.

Натаниэль слабо улыбнулся.

– Спасибо. Ко мне отец должен приехать. Жду с минуты на минуту.

– Тебе бы доктору показаться, напугаешь отца-то.

– Сейчас пройдет. – Прошептал Натаниэль синеющими губами и мешком повалился в траву.

Перепуганный Леонардо стал звать на помощь, таща бесчувственное тело друга к главному корпусу. Отец юноши вовремя подоспел, подхватив сына.

Он аккуратно опустил юношу на кушетку, расстегнув ворот рубашки. Встревоженный врач тщательно мыл руки.

– Прошу всех выйти. – Строго произнёс он и занялся осмотром.

Прошло несколько напряженных минут. Леонардо нервно теребил пуговицу на пиджаке. Альфред мерил шагами коридор. Шеф охраны, не отрываясь, смотрел в окно, вертя зубочистку.

Врач тихо прикрыл за собой дверь. Все глаза устремились на него.

– Вы подоспели вовремя, мальчик вне опасности. Я сделал промывание и ещё ряд процедур. Отравление не пищевое. Кто-то покушался на жизнь Натаниэля.

9

Начальник тюрьмы угрюмо изучал лица наёмников. Большинство отводило глаза, счищая засохшую грязь с одежды или изучая стены караульного помещения. На столе лежала грязная сеть и горка мусора.

– Итак, каковы наши достижения? Пустая корзина, неизвестный нож и пара скелетов. Вы выяснили, где хижина Безумца, если таковая имеется? Вы нашли обходные пути или хотя бы брод в трясине? Нет? Так убирайтесь с глаз моих долой! Одноглазый приезжает завтра утром. Ему нужны два сбежавших сопляка. Если к утру их не будет, вы эту трясину жрать будете на завтрак, обед и ужин!

Они собрались в подвале башни, у полуразрушенного камина, злые и возбуждённые. Сидели прямо на камнях, нервно раскуривая сигареты.

– Отсюда сбежать, что плюнуть, решётки старые, расшатанные. Вот мне подельник рассказывал, а он в большой тюрьме в городе охранником работал. Привезли им арестанта, здорового такого толстяка, вроде нашего начальника. И срок у него какой-то немаленький был. Так он жрать перестал, не совсем, конечно, но поменьше. Никому и дела нет, не хочешь – не жри, а он килограмм двадцать скинул, как-то ночью разделся, намазался жиром и сквозь всё решетки угрём пролез. Стоит, голый, в центре города блестит и радуется.

– И чё?

– К нему полицейский подкатил, а тот и говорит, что в кино снимается, да так в образ вошёл, что съемочную группу потерял. Копу интересно стало, кого же он играет. А тот ему – Адама, говорит, не трогайте, мол, мне и так плохо, меня из Рая только что выгнали. И всего-то делов – яблоко обгрыз. А копу уже по рации сказали, что арестант смылся из тюрьмы. Вот он радостно так говорит, не печалься, я тебя сейчас обратно в Рай доставлю.

Рассказчик весело подмигнул товарищам. Они недружно посмеялись, каждый думая о своем. Балагур не унимался.

– А ещё рассказывал, один заключённый в сортир попросился. Взял туалетную бумагу и сделал из неё…

– Хватит байки травить! Дело надо думать. – Зло прервал тощий высокий Хорёк.

– Утонули они, глаз даю. Ночью, в дождь из топей ещё никто не возвращался. Да ещё огни эти – точно говорю, сгинули, так Одноглазому и скажем. – Предложил могучий Янин, сворачивая самокрутку.

– Ты что ж, не слышал об Одноглазом? Он тебя и в аду найдет, чёрту в рыло даст, а твои кишки на кулак накрутит. – Наматывая воображаемые кишки на кулак, прокомментировал Рыжий.

– А ещё у него верные ребята, которых только покойники не боятся. – Вздохнул Балагур.

Главарь с перебитым носом что-то сосредоточенно обдумывал. Наконец, он хрипло рассмеялся.

– Обратно в Рай, это в тюрягу что ли?

10

Шли дни, Норт окреп и с удовольствием помогал Маме с самой тяжёлой работой. Но временами на него находила непонятная тоска, он часами сидел у очага и, молча, смотрел в огонь. Не обращая внимания на очередной приступ меланхолии, Призрак вразвалку подошёл к Норту, засунув руки в карманы заношенной куртки, и уставился в зелёные глаза.

– Слышь, Норт, по тебе всё равно будут рыдать фонтаны, такая хорошая куртка пропадёт. Давай махнёмся?

– Давай. Сразу после того, как твой левый глаз станет солнцем, а правый – луной. А если ты наивно полагаешь, что я не могу украсить одно из твоих светил хорошим фингалом, ты ошибаешься.

– Вижу, ты – дельный парень, тебе можно доверять. Пойдёшь со мной в разрушенную церковь? Это не далеко. Мама нас проводит.

– Как раз туда собирался, как только жареный петух пропоёт.

Норт сломал толстую ветку и швырнул в огонь. Призрак понизил голос.

– Я заплачу.

Норт весело расхохотался.

– Твоей заначки не хватит. Даже в один конец. Кстати, я её перепрятал, так что будут нужны деньги – обращайся. Правда, процент у меня высоковат, но для тебя…

Призрак вмиг растерял всю самоуверенность, как и дар речи. Задыхаясь, он смотрел на Норта, не в силах издать ни звука.

– Тебе Мама сказал? – наконец выдавил он, вплотную подойдя к Норту.

– Что ты, Мама – святой человек, раз поверил твоим бредням. Я чуть не расплакался, когда злая тётка обидела лошадку, накрошив ей что-то под седло. Ты когда-нибудь кобылу видел? Ах да, на картинке в букваре на букву «ка».

Норт равнодушно отвернулся, подбрасывая хворост в огонь.

Призрака мелко трясло. Он не знал, то ли наброситься на обидчика и разбить ему лицо, то ли облить его ледяным презрением. Наконец, его прорвало.

– Ты же лежал в бреду! Ты же ложку в руках удержать не мог! Ты всё врал?

Норт медленно развернулся к нему, выпрямившись в полный рост.

– Я – сын цыганки, прошедший огонь, воду и медные трубы. Жизнь научила меня замечать и схватывать всё. Я выну у тебя сердце, а ты не заметишь. Я продам твою душу, а ты не узнаешь. Я тебя заговорю, ты забудешь, кто ты. Я умею заклинать ветер и огонь. Меня понимают звери. Ну, что, идёшь со мной в церковь в сердце топи? Конечно, если моя доля пятьдесят процентов.

Призрак застыл. На мгновение ему показалось, что Норт смотрит прямо ему в душу, и, вдруг из мрака вырвался пламенеющий закат, по глазам полоснули раскалённые лезвия лучей, а из наплывов жары вырос дом на холме, объятый неземным свечением. Он медленно оторвался от земли и воспарил, огромной тенью закрывая небо. Из его окон вырывался нестерпимый свет, а солнце занялось пламенем, оплывая на песок, как свеча, огненным дождём. Тело Призрака загорелось, теряя части. Голова отлетела на несколько миль. Мир вокруг погас, из мёртвого левого глаза медленно взошло солнце. Призрак вскрикнул и повалился на руки Норта тряпичной куклой. Где-то в лесу пронзительно закричала птица.

Мама суетился возле Призрака, брызгая на него ледяной водой. Лицо юноши было совершенно белым. Норт стоял у камина, обхватив плечи руками, и смотрел в огонь. Призрак медленно открыл глаза и сел.

– Я пойду с тобой, Норт, но твоя доля – сорок процентов, а моя шестьдесят. – Произнес он белыми губами. – И заначку вернёшь.

Норт снова повернулся к нему, удивлённо изогнув бровь. Потом рассмеялся.

– По рукам. Когда выходим?

– Сначала поедим. – Наставительно изрёк Мама, искоса поглядывая на Норта, всё ещё стоящего у огня. – Я вас провожу, дорогу отмечу и обратно пойду. Мне ещё обед готовить. Если беда какая, не приведи господь, голубя посылайте, он у меня учёный. Я его вам в корзине оставлю.

Взяв крепкие палки и мешок с едой, они вышли к топи. Мама шёл первым, уверено ступая, показывая едва приметные знаки и ориентиры. Сначала, шли молча, потом Маму разобрало.

– А знаете, откуда топи взялись?

– Выкладывай. – Отдуваясь от быстрой ходьбы, разрешил Призрак. Норт шёл легко, словно по ровной дороге, вымощенной булыжником.

– Замок этот, в котором тюрьма сейчас, был когда-то очень красивым. Только хозяином в нём был человек без сердца. Заманивал он гостей и убивал их. Поговаривали, будто он человечье мясо любил. – Толстяк перекрестился. – А трупы в лес отвозил, вот на это самое место, по ночам, и закапывал. Деревенские не любили его, боялись, колдуном его считали.

А тут начался мор в деревне, каждого второго унесла смерть. И пошли крестьяне с огнем на замок, колдуна спалить. Замок подожгли, колдун, говорят, вороном обернулся и улетел. Только место скверным осталось.

Тогда решили местные церковь поставить, да место не рассчитали, никто ж про захоронения не знал. Аккурат, здесь строить и начали. А как копнули склады-то строить, черепа-то да косточки и посыпались. Не успели ещё церковь освятить, как в ночь стали тучи собираться. Ветры волками выли. И пошёл ливень великий, да не кончался. Стали мертвецы из воды выходить да воду мутить. Так топи и пошли быть. А огоньки – то души их неупокоенные.

Мама покосился на молодых людей, выясняя произведённый эффект. Норт, похоже, думал о своём, а Призрак устал, тяжело опираясь на палку.

– Далеко ещё? Ноги вязнут. – Пожаловался он.

– Пришли почти. Вон за тем холмом стена начинается.

Топь постепенно мелела, замаячили проплешины травы, стал слышен птичий гомон. Тяжёлая духота топей отпускала, мошкара осталась над трясиной. Старая каменная кладка, густо поросшая мхом, чернела провалами, словно пустыми глазницами. На мёртвых деревьях перекликалось вороньё.

– Славное местечко. – Осмотревшись, изрёк Норт. – Нам, видимо, под землю?

Призрак зябко поёжился.

– Мам, может быть, ты здесь подождёшь, чёрт с ним, с обедом?

– А Безумец? Будет из-за тебя голодным сидеть? Нет уж, я пойду. Держи голубя. Вход под двумя деревьями, что переплелись. Дорогу запомнили? Ну, с богом.

Толстяк заторопился назад.

11

Марта настойчиво постучала в дверь. Графиня оторвалась от книги и взглянула на часы. Представление должно быть, уже закончилось. Ей предстояло выслушать увлекательный рассказ о красавцах конокрадах.

– Входи, милая. – Разрешила она, откладывая книгу.

Марта была сама не своя. Она вбежала в комнату, едва владея собой, чтобы не нарушать приличий. Щёки её горели, серые глаза искрились нетерпением.

– Видимо, конокрад действительно хорош. Ты вся горишь. Рассказывай.

– Я вышла пораньше, разволновалась, почему-то, решила пройтись пешком до города, поостыть. Тут ведь не далеко. И пошла, почти пришла уже, за поворотом – город. Вдруг слышу: стрельба какая- то, крики, лошади ржут, невообразимое что-то. Я спряталась у обочины. Потом мимо меня автомобиль промчался, огромный такой, с открытым верхом весь людьми забитый. Все в чёрном, и маски на глазах. Прямо, как в кино. Потом женщины заплакали, прямо сердце разрывалось. Я пошла посмотреть, а там – цыгане, табор целый. Меня увидели, бросились ко мне, спрашивают, где ближайшее поместье, врач им нужен, на них бандиты напали, много раненых, а один… – Марта не удержалась и всхлипнула. На глаза её набежали слёзы. – Тяжело. Ему плечо прострелили. И брата родного украли. Он ничем плохим не пахнет и не воришка! Он кровью истекает! Они просили у Вас разрешения на опушке у дома на ночь встать. Боятся нового нападения. – Марта заплакала, как дитя, закрыв лицо руками.

– Боже мой, я же не зверь какой-то! Пусть внесут его в дом, я пошлю за доктором.

Марта вскочила, не удержалась и обняла графиню, прижавшись мокрым лицом. Потом устремилась к двери.

– Спроси, что им ещё надо, я велю послать! – вслед ветру произнесла старуха.

Через несколько минут в дверь снова постучали. В покои вошёл Хикумо. Он выглядел усталым и встревоженным.

– Графиня? Что происходит?

– Эдуард, я вынуждена была согласиться. Надеюсь, это ненадолго. Альфред поступил бы также. У них тяжелораненый. И кого-то похитили. Кстати, какие новости от Натаниэля?

– Не весёлые. На его жизнь покушались. Вышел большой скандал. Альфред остался в колледже ещё на несколько дней. Охрану, по его настоянию, сменили и удвоили. Соседние улицы патрулирует полиция. Он лично пробует пищу.

– Боже мой! Бедный мальчик. Могу я чем-нибудь помочь? Буду молиться за него. Это за мои грехи они платят! – она прижала к глазам кружевной платок.

Полковник почтительно помолчал, затем поклонился и направился к двери.

– Прощайте, графиня. Следите за вашими гостями. Я пришлю своих людей. Охрана и бдительность никогда не помешают.

– Благодарю тебя, Эдуард. Ты побудешь с нами? – спросила она сквозь слёзы.

– Нет, я отправляюсь к Альфреду. Хочу добиться тотальной проверки персонала колледжа.

Он развернулся и вышел.

В большом доме хозяйничала суета. Раненого внесли в дом, цыгане держались на почтительном расстоянии, не смея беспокоить хозяев. Доктор извлек пулю, обработал рану, тщательно перевязав, и оставил пациента в покое. Марта не отходила от кровати, сотый раз перечитывая указания доктора, написанные бисерным почерком на листке блокнота. Наконец, убедившись, что раненый крепко спит, она отправилась на опушку с хорошими новостями.

Вечером в поместье прибыла машина с охраной. Люди в костюмах рассредоточились по саду.

Когда суета улеглась, дом задышал спокойно, цикады закончили вечернюю молитву звёздам, ночь погрузилась в прохладные цветы и траву, и всем обитателям дома стали сниться хорошие сны.

Всем, кроме графини. Она не могла уснуть. Призраки прошлого терзали её душу. Тогда, взяв свечу, старуха направилась в комнату раненого. Он лежал, залитый лунным светом, словно молоком. Его лицо казалось прозрачным, вырезанным из опала. Густые тёмные волосы разметались по подушке кудрями. Он был совсем ребёнком, но, в то же время, мужчиной. Графиня грустно улыбнулась, вспомнив пылающее лицо Марты. Девочка впервые впустила кого-то в свое хрупкое сердце. Она вздохнула и вышла.

В зале, осиянной лунным светом, Момо гонял очередную игрушку. Что-то блестело в его острых коготках. Старуха взяла кота на руки, ласково журя. Она вынула что-то из его пушистых лап. Подойдя к окну, графиня поднесла игрушку к свету и застыла, пораженная в самое сердце. На её ладони лежал второй перстень – печать.

– Боже милостивый! – прошептала она побелевшими губами. – Где же ты взял его?

Момо облил её золотом глаз, чуть прикрыв правый, словно подмигивая.

      12

Юноши склонились над тёмной дырой, оплетённой сухими корнями деревьев. Вороны притихли, наблюдая за ними. Норт сменил палку на короткую широкую лопату.

– Говорят, ад – ужасно пыльный. – Протянул Призрак, явно выгадывая время. Мамина фигура уже исчезла из виду.

– Не знаю, не бывал. – Спокойно констатировал Норт. – Прыгай, твои шестьдесят процентов, так что копаешь тоже ты.

Призрак посмотрел на солнце, достал из корзины фонарь и прыгнул в развёрстую пасть. За ним следом скользнул Норт. Переходы разбегались по всем направлениям, но часть из них была разрушена и засыпана землёй.

– Куда теперь?

Призрак сразу стал деловым. Развернул помятую перепачканную карту и воззрился на нее с видом полководца.

– Сейчас направо, потом два поворота слева пропускаем, идём в третий.

Норт пожал плечами пошёл в правый проход. Потолок становился всё ниже, проходы всё чаще не соответствовали карте. В конце концов, они оказались в просторной гулкой нише.

– Давай перекусим, спина болит от наклонов.

– Эта ниша есть на карте? Сколько нам ещё?

Призрак не ответил, пристально глядя на Норта, удобно расположившегося у стены с корзиной.

– Слушай, а как ты это делаешь?

– Что?

– Ну, в голову влезаешь и мысли читаешь?

Норт усмехнулся. Не спеша достал хлеб, густо намазал кусок маслом и протянул Призраку.

– В каждом человеке живут боль и страх. Это самые сильные чувства, поэтому их легко нащупать в смятенной душе, а обнаружив, использовать как нож. Это просто, как кусок пирога. – Он откусил большой кусок бутерброда и с аппетитом прожевал.

Призрак поёжился.

– А как ты понял, что я вру, Мама ведь повелся, да и Безумец не возражал?

– Это долго объяснять. Ты лучше правду расскажи. А то ложь притягивает «Зрячую плоть». – Его белоснежные зубы блеснули в темноте.

– Ты меня не пугай. Я, между прочим, два курса в университете проучился, пока меня не выперли. Латынь знаю.

– За что выперли? – с набитым ртом поинтересовался цыган.

– Ну, это, как всегда – девчонки, долги, зелёный змий. Стал прогуливать. Родители взбесились. Отец отказался деньги давать. Сестра помогала, как могла. Потом её послали в Италию на стажировку. Я сбежал, скатываясь всё ниже, знался со всяким сбродом. Дружок мой воровал, а однажды притащил эту карту. Деньжищи, говорит, немереные.

Тут во мне словно лампочка зажглась! Сниму квартиру, приведу себя в порядок. Окончу университет, куплю машину последней модели, пиджак с шёлковыми лацканами и подкачу к родительскому дому. Ещё шампанское забыл! Целый ящик шампанского и всем налью, даже псу на привязи.

Решили мы вдвоем идти, да только ему на следующий день нож в спину вогнали. Я заначку взял и сюда, на попутках и пешком.

– А что родители не искали тебя? – поднял бровь Норт.

– Искали, наверное. Только я так разозлился, что чей-то старый седан угнал и два дня мчал, куда глаза глядят, пока не разбил, заснул за рулём. Слава богу, никто не заявил о пропаже. А ты?

– Что за дом?

– Дом, как дом. – Почему-то обиделся призрак. – Может тебе ещё родимое пятно показать?

– Валяй! Где оно у тебя? Тут, правда, темновато, но я посвечу, надеюсь, зрелище того стоит? – глаза Норта весело блестели.

– Какой ты, всё-таки, гад! Правильно тебя в тюрягу упекли.

– Да ладно, я пошутил.

– А за тобой правда безглазый труп бегает?

Норт снова стал серьёзным. Сложил остатки еды в сумку, плотно закрыл бутыль с водой.

– Я не знаю, кто это. Мы остановились в городке неподалеку. Как всегда на площади. Народу много, подают охотно. Я свой номер отработал, не успел зайти в фургон, на меня напали люди в масках. Тогда меня наши легко отбили. Один тяжеловес Роман чего стоит! Он пудовыми гирями, как мячами жонглирует. Хосе, младший брат мой, стал везде со мной ходить.

Тут слух прошёл, что рядом – большое поместье. Это всегда хлеб. Слезливые старушки платят щедро. Но по дороге на нас снова напали, только их было больше и все вооружены. Хосе прострелили плечо, которым он закрыл меня. Я даже помочь не смог. Навалилось четверо. Скрутили и привезли сюда, с завязанными глазами. Заперли в одиночку и не кормили. Только воду давали, иногда хлеба кусок. Я понял, что если сейчас не сбегу, потом сил подняться на ноги не будет. Тут ты шоу устроил, они малость расслабились, я и ушёл. Да ты за мной увязался.