bannerbanner
миллиардер для служанки
миллиардер для служанки

Полная версия

миллиардер для служанки

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Niktorina Milevskay

миллиардер для служанки

Пролог

– Забери свои деньги, Артем. Я не для продажи».«Я стояла перед ним в дешевом платье, купленном на свою первую зарплату, и сжимала в руке пачку купюр. Этими деньгами он хотел купить мою жизнь, мою душу. Но самое страшное было не это. Самое страшное – я готова была отдать ему все бесплатно.

Дождь бил в огромные панорамные окна его пентхауса, за которыми простирался ночной мегаполис – море холодных огней, купленное им когда-то по случаю. Здесь, на высоте, казалось, можно дотянуться до звезд, если бы не одно «но» – они тоже, вероятно, были на него злы.

Воздух был густым от молчания, от запаха его духов – древесный аромат, смешанный с чем-то холодным, как морозное утро. Он стоял в нескольких шагах, застывший, как одна из тех мраморных статуй, что украшали холл его дома. Его идеально сидящий пиджак был безупречен, галстук ослаблен ровно настолько, чтобы выдать малейшее напряжение. Но на его лице не было ни единой эмоции. Только глаза – серые, как сталь перед выстрелом, – прожигали меня насквозь.

– Майя, – его голос был низким, ровным, но в нем слышалось шипение высокого напряжения. – Не делай из этого мелодраму. Мы оба знаем, зачем ты здесь.

Пальцы мои так сильно сжали пачку денег, что банковская ленточка грозила лопнуть. Пять миллионов. Сумма, за которую неделю назад я согласилась продать ему свое время, свое тело, право называться его невестой. Сумма, которая должна была спасти мою маму, оплатить лечение, вернуть ей здоровье. Сумма, за которую я готова была растоптать собственную гордость.

Но я не продавала душу. Этого в контракте не было.

– Это не мелодрама, Артем, – выдохнула я, и мой голос прозвучал хрипло, будто я бежала много миль. – Это финал. Шоу окончено. Ты получил все, что хотел. Сорвал аплодисменты. А я… я больше не могу играть эту роль.

Я сделала шаг к массивному дубовому столу, за которым он вершил судьбы корпораций и, как ему казалось, людей. Резким движением швырнула пачку на глянцевую поверхность. Купюры веером рассыпались рядом с хрустальной пепельницей и ультратонким ноутбуком.

– Забери, – повторила я. – Это твое.

Он медленно, слишком медленно перевел взгляд с меня на деньги, а затем обратно. В его взгляде промелькнуло что-то – не гнев, не разочарование. Что-то более острое и опасное. Любопытство хищника, который не понимает, почему жертва не бежит.

– И что это, по-твоему, доказывает? – он скрестил руки на груди. – Что ты горда? Что ты – не такая, как все? Я знаю, Майя. Я всегда это знал. Именно поэтому…

– Именно поэтому ты решил, что можешь купить меня? – перебила я, и в голосе зазвенели слезы, которые я отказывалась проливать. – Ты купил этот отель, ты купил покой своей совести, ты купил лояльность всех этих людей вокруг! Но есть вещи, которые не продаются! Есть чувства, которые не оценить в твоих миллиардах!

Последние слова повисли в воздухе, тяжелые и раскаленные. Я видела, как сжались его челюсти. Он сделал шаг ко мне, и пространство между нами вдруг стало живым, заряженным, как перед грозой.

– Чувства? – он произнес это слово с тихой, смертоносной насмешкой. – Мы говорили о чувствах? Мы говорили о сделке. Четкой, конкретной, выгодной для нас обоих. Ты получила свои деньги. Что изменилось?

«Что изменилось?»

От этого вопроса у меня перехватило дыхание. Перед глазами поплыли картинки, как в дурном кино.

Шепот в темноте: «Оставайся. Останься, Майя. Не за деньги. Просто останься».Его рука на моей талии во время нашего первого танца – сначала жесткая, формальная, а потом все более уверенная, почти нежная. Ночные разговоры на кухне, когда мы притворялись, что не можем уснуть, а на самом деле просто не хотели расставаться. Его лицо, когда он влетел в горящее крыло отеля, думая, что я там. Не лицо хозяина, теряющего имущество. Лицо человека, теряющего… все.

А потом… утро. Холодное, отрезвляющее. Его отстраненность за завтраком. Деловой звонок. И я поняла – для него это все еще была игра. Страстная, увлекательная, но игра. А для меня она превратилась в единственную реальность.

– Ты не понимаешь, – прошептала я, отступая к двери. Мое дешевое платье вдруг показалось мне не символом бедности, а кольчугой, защищавшей остатки моего достоинства. – Ты никогда не поймешь. Потому что ты все измеряешь деньгами. Даже сейчас. Даже мой уход. Ты думаешь, это пауза для повышения ставок.

Я дотянулась до ручки массивной двери.

– Я ухожу, Артем. Навсегда.

– И что ты будешь делать? – его вопрос прозвучал у меня за спиной, и в нем впервые зазвучала нотка чего-то, похожего на неподдельное волнение. – Вернешься к своим тряпкам и ведрам? Будешь снова выживать?

Я обернулась и посмотрела на него в последний раз. На этого могущественного, красивого, самого одинокого человека, которого я когда-либо встречала.

– Я буду свободна, – сказала я тихо, но так, чтобы каждое слово долетело до него. – А это дороже всех твоих миллионов. Забери свои деньги. Я не для продажи.

И я вышла. Не в дождь, не в ночь, не в неизвестность. Я шагнула в свою жизнь. Ту, где у него не было власти. Ту, где мое сердце наконец-то перестало быть разменной монетой.

Дверь закрылась с тихим щелчком, поставив точку. Или многоточие?


Мир за стеклом. Будни Майи в отеле «Гранд Плаза».

Шесть утра. Будильник на древнем телефоне вырывал Майю из короткого, тревожного сна, в котором она вечно куда-то опаздывала. Она выключила его одним движением, не открывая глаз. Пять секунц тишины. Пять секунц, принадлежащих только ей. Потом – глубокий вдох, и день начался.

Лицо, обрамленное темными, непослушными волосами, казалось бледным в утренних сумерках. Но глаза – большие, серо-зеленые, – смотрели твердо. В них жила та самая сила, что заставляла ее вставать снова и снова.Комнатка в общежитии для персонала была настолько мала, что кровать служила и столом, и стулом, и шкафом. Майя подошла к крошечному зеркалу над раковиной. «Сегодня просто пережить, – сказала она своему отражению. – Как и вчера. Как и завтра».

Первым делом – сообщение маме. «Доброе утро, мам. Не забудь про таблетки в синей коробочке. Целую. Все будет хорошо». Ответа не последовало. Мама, наверное, еще спала, измученная болезнью и бесконечными больничными процедурами. Эта мысль болезненным занозой вонзилась в сердце. Пятьдесят тысяч на новый курс лечения. Сумма, казавшаяся неподъемной. Почти год ее зарплаты горничной.

Через двадцать минут, одетая в скромную, чисто выглаженную форму – белая блузка, черная юбка и фартук с логотипом отеля, – Майя уже выходила из служебного входа на задворки «Гранд Плаза». Воздух был свеж и прозрачен, еще не успев наполниться смогом и суетой многомиллионного города. Она шла, глядя на свои туфли – дешевые, но удобные, единственная пара, выдерживающая двенадцать часов на ногах.

«Гранд Плаза» встречал ее молчаливым величием. Мраморный пол холла, натертый до зеркального блеска, отражал гигантские хрустальные люстры. Воздух был густой, насыщенный ароматами дорогой парфюмерии, свежих цветов и кофе. Это был мир, существовавший по своим, незыблемым законам. Мир тишины, шепота и безупречного сервиса. И Майя была его частью. Невидимой.

– Соколова, на восемнадцатый этаж! Люксы 1805 и 1807 уже освободились, гости уехали на рассвете. И не задерживайся, в десять у тебя планерка у Элеоноры Борисовны! – гаркнул старший портье, не глядя на нее, уткнувшись в монитор.

Майя лишь кивнула и направилась к служебному лифту. Его стальные, исцарапанные стены были ее реальностью, в отличие от золоченых кабинок для гостей.

Восемнадцатый этаж. Тишина, нарушаемая лишь гулом кондиционеров. Ковровые дорожки поглощали любой звук. Здесь пахло богатством. Не кричащим, не вызывающим, а старым, устоявшимся. Деньгами, которые были всегда.

Люкс 1805. Дверь была приоткрыта, оставляя после себя следы чужой, роскошной жизни. Майя закатила внутрь свою тележку с чистящими средствами, свежим бельем и туалетными принадлежностями.

Работа горничной в отеле такого класса – это не просто уборка. Это искусство быть невидимкой. Ты должен стереть все следы своего присутствия, оставив лишь кристальную чистоту. Майя двигалась на автомате, отработанными за два года движениями: собрать разбросанную одежду (шелковое платье, пиджак за десять тысяч долларов), вынести остатки ужина (икра, шампанское, половина которого не допита), протереть пыль, разложить все по полочкам с миллиметровой точностью.

Ее взгляд скользнул по оставленным на тумбочке вещам – пара золотых серег, смятая афиша какого-то модного спектакля. Она представляла себе женщину, которая здесь жила. Красивую, ухоженную, возможно, несчастную. Она видела отрепетированную улыбку, пустой взгляд. Эти обрывки чужих судеб были ее развлечением, ее личным кино.

Вторая комната была детской. Игрушки – дорогие, развивающие, европейские – были разбросаны с творческим беспорядком. Майя аккуратно расставила их на полке, и ее сердце сжалось. Она вспомнила, как в детстве у нее была одна-единственная кукла, перешитая и перекрашенная так много раз, что уже было непонятно, как она выглядела изначально.

Она подошла к окну. Отсюда, с высоты восемнадцатого этажа, город казался игрушечным, нереальным. Машины были букашками, люди – точками. Она стояла по одну сторону стекла, наблюдая за миром, который никогда не будет принадлежать ей. Миром, в котором ее мама могла бы получить лучшее лечение, а она сама – не считать каждую копейку до зарплаты.

Внезапно дверь в номер распахнулась, и на пороге появилась ее напарница, Ирина, запыхавшаяся, с сияющими глазами.

– Май, ты не представляешь! – выдохнула она, заламывая руки. – У нас сегодня заселяется Самый Главный Гость!

– Опять какой-нибудь шейх? В прошлый раз от них одни проблемы были.Майя не оторвалась от окна.

– Нет! Лучше! – Ирина подбежала к ней и понизила голос до драматического шепота, хотя вокруг никого не было. – Артем Вольский. Тот самый Вольский! Миллиардер. Железный человек. Говорят, он скупает компании, как мы – кофе в столовой. И он будет жить здесь, в «Небесном пентхаусе»!

Майя наконец повернулась к ней. Имя «Вольский» она слышала лишь в контексте деловых новостей, мелькавших на экране телевизора в комнате отдыха персонала.

– И что с того? – пожала она плечами, возвращаясь к уборке. – От него больше грязи? Или он платит чаевые ассигнациями?

– Ты ничего не понимаешь! – фыркнула Ирина. – Это же легенда! Ходят слухи, он сломал карьеру двум министрам, а своего бывшего партнера разорил в пух и прах. Холодный, как айсберг. И невероятно красивый, как грешный ангел.

– Красота и холод – сомнительное сочетание, – сухо заметила Майя, протирая раковину. – И, Ира, запомни: для нас он не легенда. Он – номер 2101. Который оставит беспорядок, потребует кофе в пять утра и, возможно, накричит, если полотенца будут недостаточно мягкими.

– Ты безнадежна, – вздохнула Ирина. – У тебя романтики в душе ноль. Целый день ковыряешься в чужих носках и веришь только в то, что видишь.

Майя выпрямилась и посмотрела на подругу. В ее глазах не было ни романтики, ни цинизма. Лишь усталая правда.

– Я верю в то, что моя мама болеет, а лекарства стоят дорого. Я верю в то, что если я опоздаю на вечернюю пару, меня отчислят. А в сказки про миллиардеров, влюбляющихся в горничных, я перестала верить лет в шестнадцать. Давай уже заканчивать, Элеонора Борисовна ненавидит, когда опаздывают.

Планерка у старшей горничной, Элеоноры Борисовны, женщины с лицом бухгалтера и душой тюремного надзирателя, прошла как обычно: перекличка, разбор нарушений (пятно на скатерти в 1702, недостаточно шампуня в 1508) и строгое напоминание о стандартах.

– И особое внимание, девочки, – Элеонора Борисовна обвела собравшихся ледяным взглядом, – сегодня к нам заселяется важная персона. Артем Вольский. Персональный люкс «Небесный пентхаус». Никаких ошибок, никаких лишних взглядов, никаких разговоров. Вы – тень. Понятно?

Хор усталых голосов ответил: «Понятно, Элеонора Борисовна».

Майя смотрела в окно служебного помещения, выходившее на загрузочную зону. Уже подъехал темный, бесшумный Rolls-Royce. Из него вышел мужчина. Высокий, в идеально сидящем темном костюме. Даже с этого расстояния он излучал волну безраздельной власти и холодной отстраненности. Он не оглядывался, не смотрел по сторонам. Он просто вошел в отель, как хозяин входит в свое владение.

Это был Артем Вольский. Миллиардер. Железный человек. Номер 2101.

Майя отвернулась от окна. Ему принадлежал целый мир за стеклом. А ей – лишь тщательно оттертая до блеска поверхность этого стекла, за которым она наблюдала. Их вселенные были разделены не просто деньгами. Пропастью. И она не видела ни одного моста, который мог бы их соединить.

Она вздохнула, поправила фартук и пошла заканчивать уборку в 1807. Впереди был долгий день, вечерняя пара в университете и ночная смена, чтобы покрыть долг за мамины анализы. Ей было не до миллиардеров.


Два шага от беды. Учеба, больная мать, звонок из больницы.

Смена в отеле заканчивалась в три. Ровно сорок минут у Майи было, чтобы на метро добраться до университета. Эти переезды из мира начищенного хрусталя в мир затертых парт и меловой пыли были ее личным марафоном.

Она мчалась по подземному переходу, ловко лавируя между медлительными прохожими. В руке – затертая до дыр кожзамовая сумка, набитая конспектами и сменой белья для ночной смены. В кармане – студенческий, на который еще можно было получить скидку на кофе в автомате. Не роскошь, а необходимость, чтобы не уснуть на паре.

Университет встречал ее прохладной полутьмой коридоров и запахом старой бумаги из распахнутых дверей библиотеки. Здесь не было ни мрамора, ни хрусталя, зато было что-то более ценное – тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц и приглушенными голосами студентов. Здесь она была не служанкой, не Соколовой, а просто Майей. Студенткой филфака.

Она влетела в аудиторию буквально за секунду до звонка, срываясь на первом ряду парт. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Рядом приземлилась однокурсница, Катя, с идеальной укладкой и маникюром, пахнущая дорогими духами.

– Да как всегда, – выдохнула Майя, доставая конспект. Ее пальцы, привыкшие к грубой ткани униформы и жестким щеткам, неловко перелистывали нежные страницы.– Опять на работу бежала? – тихо спросила Катя, с легкой жалостью в голосе.

Преподаватель, пожилая женщина с умными, добрыми глазами, начала лекцию по поэзии Серебряного века. И понеслось – Гумилев, Ахматова, Мандельштам. Слова о любви, о вечности, о трагедии. Для большинства в аудитории это была просто литература. Красивая, далекая. Для Майи – кислород. Единственное, что напоминало ей, что жизнь не состоит только из счетов за квартиру, больной матери и гор чужого грязного белья.

Она ловила каждое слово, записывала, впитывала. На полях конспекта расцветали ее собственные, корявые строчки – попытки поймать ускользающую красоту, выразить ту боль и надежду, что клокотали внутри. Это был ее побег. Единственный.

– Соколова, ваше мнение по поводу образа Петербурга у Ахматовой? – голос преподавателя вернул ее к действительности.

– Это… город-призрак, – начала она, подбирая слова. – Он прекрасен, но в этой красоте нет тепла. Он давит. Он – свидетель страданий, но он же и их причина. Безмолвный и равнодушный.Майя вздрогнула, оторвавшись от окна, за которым садилось осеннее солнце.

– Очень точное наблюдение, Соколова. Чувствуется глубокое погружение в материал.Аудитория затихла. Катя с удивлением посмотрела на нее. Преподаватель одобрительно кивнула.

В эти минуты Майя парила. Она была на своем месте. Она была умна, талантлива, ее ценили. Но лекция закончилась, и ее снова сбросили с небес на землю. Звонок был не звонком с урока, а сигналом к началу следующего этапа марафона.

Она собрала вещи, когда телефон в кармане завибрировал. На экране – фотография мамы, улыбающейся, здоровой. Такая, какой она была два года назад. Майя сжала аппарат в руке, отложив звонок на потом. Сейчас нельзя. Сейчас нужно бежать.

Но телефон зазвонил снова. Настойчиво, тревожно. Незнакомый номер.

– Алло?Сердце упало. Холодная тяжесть разлилась по животу. Она выскочила в коридор и, прижав трубку к уху, проговорила:

– Здравствуйте, это городская клиническая больница №4, вызывают родственников Соколовой Галины Петровны, – женский, безличный голос протаранил ее сознание.

– У пациентки ухудшение состояния. Поднялось давление, сильная тахикардия. Мы купировали приступ, но… Вам нужно срочно приехать. Лечащий врач хочет поговорить о дальнейшем лечении.Мир сузился до треснувшей плитки на стене перед ней. – Я… я ее дочь. Что случилось?

Дальнейшем лечении. Это означало одно – новые лекарства. Новые, еще более дорогие. Новые счета.

– Я… я сейчас, – голос сорвался. – Я еду.

Она опустила телефон. Руки дрожали. В ушах стоял звон. Больница. Ухудшение. Врач. Деньги. Слова кружились в голове, сливаясь в один сплошной ком паники.

Она стояла посонешного, оживленного коридора, а сквозь нее проходили студенты, смеялись, договаривались о встрече в кафе. Их жизнь била ключом. Ее жизнь в этот момент висела на волоске. Всего в двух шагах от нее – в больничной палате – лежала ее мама. И все, что их разделяло, была не расстояние. А деньги.

Она посмотрела на свои руки. Руки, которые целый день оттирали ванны, выносили мусор, застилали постели. Руки, которые так хотели держать книгу, писать стихи. Сейчас они могли лишь сжать пустоту.

«Пятьдесят тысяч… – прошептала она. – Нужно найти пятьдесят тысяч. Срочно».

Мысли метались, как мыши в западне. Взять кредит? Но ей, студентке с мизерной зарплатой, никто не даст. Просить аванс в отеле? Максимум – десять тысяч. Продать ноутбук? Он старый, за него дадут копейки.

Отчаяние подступало к горлу, горячее и беспощадное. Она прислонилась лбом к холодному стеклу окна в коридоре. За ним кипела жизнь. А она замерла, раздавленная грузом ответственности и страха.

«Мама… – единственное слово, которое оставалось. – Мама».

Она сгребла свои вещи в охапку и побежала. Не на метро. Она выбежала из университета и, не раздумывая, поймала первую попавшуюся машину. Такси. Роскошь, которую она никогда не могла себе позволить.

– Городская клиническая больница №4, пожалуйста, быстрее, – бросила она водителю, залезая в салон, пахнущий дешевым освежителем.

Она смотрела в окно на мелькающие огни. Они плыли мимо, как в том сне, где она всегда опаздывала. Только сейчас она опаздывала не на пару. Она могла опоздать навсегда.

Два шага от беды. Первый шаг – звонок из больницы. Второй – полная, оглушающая беспомощность. И бездонная, холодная пропасть, на дне которой лежала ее мама. А у нее не было даже веревки, чтобы спуститься и помочь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу