Найди его

Почти возле его ног, там, в низине, подле ступень уселся на белом меху неизвестного чудовища мальчик, такого же возраста, как и сама Лилиан. Он внимательно глядел на небольшой шахматный столик, наблюдая, как ходит его противник. Слуга, дрожа тонкими верхними конечностями, на которых кожа словно прилипла к кости, поставил шахматную фигурку, иногда косо глядя на своего повелителя. Слуга боялся, что тот что-нибудь сделает с ним, если его подчиненный выиграет, но ребенок твердо и горячо заявил, чтобы тот играл по–честному. Блеснув серыми глазами, отец согласился с мнением сына и вновь стал играться с вином.

Вдруг в дверях кто–то появился. Демон открыл тяжелые двери одной рукой и вошел. Король демонов глянул сначала со скукой на пришедшего князя, но потом, отложив вино, с интересом стал разглядывать пришедших.

– Мой господин, – учтиво поклонился демон, держа при этом девочку одной рукой.

– Кто это? – громко спросил Асмодей. Голос отца заставил мальчика уставиться на незнакомку.

– Это ваша дочь, господин. Она упала с небес прямо в мир людей, и…

Король сделал жест рукой, приказав замолчать, и повелел ему принести девочку к себе. Лилиан задергалась: она жуть как испугалась. В этой зале, такой холодной и неприступной, было страшно находиться. Весь замок был из камня, даже внутри каменные кирпичи придавали закрытость и мрачность глубинки. Длинный темно–красный ковер растянулся от дверей до ступенек перед троном, где восседал правитель этих земель.

Так пусто, что слышно собственное эхо…

Но как только Лилиан оказалась в сильных руках Асмодея, то она перестала бояться. Его серые глаза, хоть и казались многим холодными и бесчувственными, были для нее теплыми и даже радостными. Если кто-нибудь из великих королей увидел бы воссоединения отца и дочери, то они вмиг рассмеялись Асмодею в лицо. Король похоти и разврата, который вдруг потеплел в лице, стал добрым?! Смех и только!

– Она вся в вас, господин, – учтиво произнес князь.

Асмодей погладил девочку по волосам, таким же, как у него, и взглянул на своего сына – мужскую копию девочки. Тут уже было бессмысленно отрицать кровную связь – они трое были похожи, как три капельки воды.

– Как тебя зовут?

– Лилиан…

– У тебя уже открылись способности?

Девочка насупилась:

– Еще нет…

Он встал, подходя к сыну, который насторожился незнакомкой. Мальчик, не осознавая, заревновал девочку к своему отцу – Асмодей строго относился к своему сыну, и отцовской ласки он не получал. А тут явилась какая–то девочка, которая стала вдруг его сестрой, и выкрала время у его отца!

– Ллевеллин, – обратился он к своему сыну, посадив рядом с Лилиан. Он потрепал черную голову Ллевеллина так же, как и Лилиан, из–за чего мальчик вдруг опешил: еще никогда отец так не обращался с ним. Может, новоявленная сестра станет лучшим временем для Ллевеллина?

– Это твоя сестра Лилиан. Она будет к тебе приходить, ты должен ее оберегать. Ты понял?

– Да, отец, – склонил голову мальчик.

Но в душе он трепетал: отец ему задание дал! Да и сестра казалась ему милой и доброй, наверняка они подружатся! Асмодей вернулся на свой трон, принявшись заниматься делами, – стопка никчемных бумаг уже давным-давно стояла подле трона.

– А что ты делаешь? – поинтересовалась Лилиан, разглядывая фигурки. Она взяла одну, повертела в руках и восхитилась, насколько фигурка коня изящно вырезана и тяжела в руках.

– Это шахматы. Ты не умеешь играть в них?

Ллевеллин отослал слугу, который, несколько раз поклонившись и попятившись, поспешно ушел, радуясь тому, что ему, наконец, удалось уйти.

– Не умею…

– Давай я тебя научу? – обрадовался Ллевеллин. У него не только сестра появилась, но еще и ученица!

– Давай!

– Итак, смотри, это…

И он стал объяснять ей, как играть. Хотя он только смог объяснить ей расстановку фигур, как прибыл еще один неожиданный гость. Темно–серебристой дымкой оказался в центре помещения Ример с недовольным лицом. Увидев повелителя, он склонился в почтительном поклоне, сказав:

– Мой господин.

Лилиан увидела своего защитника:

– Ример! – она бросила на шахматный столик фигурку и подскочила к нему, ухватившись за штанину. – Ты пришел за мной?

– Да, моя госпожа.

– А можно еще немного побыть? Я хочу доиграть! – она указала пальчиком на шахматный столик, возле которого сидел задумчивый Ллевеллин. Он глядел на Римера недовольно, будто бы тот стал для него какой-то помехой. Ример отвечал тем же.

– Как твоя служба, верный слуга? – между тем спросил Асмодей.

– Великолепно, господин.

– Великолепно? – громко рассмеялся он. – Видимо, госпожа твоя тебя балует. Приводи Лилиан каждый день во дворец.

– Господин, это будет весьма…

– Весьма уместно, – с нажимом продолжил король. – Думаю, на пару часов дочь моя сможет поиграться с братом.

Лилиан от радости взвизгнула, подбегая к брату:

– Мы с тобой будем играть каждый день! – и схватила его за руки.

Брат, опасаясь гнева отца, сдержанно улыбнулся:

– Да, приходи почаще.

Глава 3. Родное место

Не зная почему, но ладонь брата, которая крепко сжала руку Адалин, вызывала успокоение, и девушке не было так страшно.

Ада несколько сотен лет не была в этом месте: но, как оказалось, здесь ничего не изменилось. В голове витали обрывки воспоминаний и места, где они играли с братом, где Ример приглядывал за маленькой Лилиан, а отец сверху наблюдал за ними. Родителя она плохо помнила, лишь его темно–красные глаза блестели в водовороте воспоминаний. Видимо, последствия стольких перерождений и постоянной «амнезии» заставили Адалин забыть все.

Как только Адалин вдруг почувствовала себя хорошо, девушка смогла легко воспрянуть духом и самостоятельно, без поддержки брата, пойти. Она почувствовала себя с неведомым облегчением, личности перестали бушевать, однако то, что Лилиан еще не показала своего «лика», немного настораживало девушку. Она боялась, что настоящая она возьмет над этим телом контроль, и Адалин перестанет существовать. Хоть и воспоминания открывались с каждой мыслей.

– О, – вдруг воскликнул Ллевеллин, – Лилиан, а помнишь, как мы убегали от слуги? Тебе было срочно нужно уходить, как матерь наша, – он немного скривился, – вдруг стала тебя искать?

– Ах, да! – Ллевеллин хитро сверкнул глазами, и на его лице расплылась ухмылка. – Это был тот самый день, когда отец принимал послов Чревоугодия, а ты, как назло, наелась адских ягод с куста у восточной стены.

– Я и не знала, что они такие… слабительные, – фыркнула Адалин, но в уголках ее губ заплясали веселые чертики. Это событие из жизни Лилиан, к удивлению, она помнила.

– Еще бы! Ты была зеленая, в прямом смысле слова, и издавала такие звуки, будто в твоих кишках поселился демон-музыкант с расстроенной трубой. А тут как на зло – отец прислал своего верного пса, того долговязого демона с лицом бухгалтера, чтобы срочно доставить тебя к твоей матери.

– Силаэля! – вспомнила Адалин, заливаясь смехом. – Он всегда ходил с таким видом, будто нюхал серу.

– Именно он. И вот он шествует по саду, весь такой сияющий и важный, а ты, прижавшись ко мне за статуей Асмодея, попискиваешь: «Ллеви, он меня найдет! Я не могу, у меня бунт в животе!». А у самого статуи… – Ллевеллин фыркнул, – у самого статуи было такое достоинство, такое величие, а мы за его спиной творили вот это вот все.

– Ты придумал этот дурацкий план! – вспомнила она.

– Гениальный план! – поправил он. – Я вышел к Силаэлю и с самым невинным видом завел с ним дискуссию о чистоте небесных ритуалов. Говорил, говорил… А ты в это время, согнувшись в три погибели, как гоблин-носильщик, пулей понеслась к задним воротам. И надо же было тебе на самом интересном месте моего монолога… громко икнуть!

Адалин сквозь смех зажала ему рот рукой.

– Перестань!

– О, это было незабываемо! – продолжал он, высвобождаясь. – Силаэль замер, его ухо дрогнуло. «Вам не послышалось, ваше преподобие[1], – говорю я, не моргнув и глазом. – Это в саду Тщеславия новые фонтаны запустили. Очень… булькающие». А сам слышу – твои удаляющиеся шаги и еще одно сдавленное «ук!» из-за кустов.

– А потом ты сказал, что я, наверное, ушла смотреть на новых гаргулий, и он помчался туда! – вспомнила Адалин.

– Да! И пока этот рогатый идиот искал тебя среди каменных рож, ты уже благополучно решала свои… неотложные дела в ближайшем лесу. А я, вернувшись, чуть не плакал от смеха, глядя на озадаченное лицо нашего отца, который так и не понял, почему послы Чревоугодия вдруг заинтересовались садовыми гаргульями.

Они оба смеялись так, что у них текли слезы, вспоминая этот нелепый и такой родной эпизод из своего детства.

Голые ступни Адалин чувствовали все камешки, бугорки и всю растительность адских владений. Девушка помнила, что здесь нет определенного одного правителя, их было семь, как и семь смертных грехов, из которых они себя составляли. Земли Асмодея были такими же развратными, как был и он сам: в темных уголках его городов бродили вальяжные демоницы, оголяя все свои тела, звали «заплутавших путников» к себе, а после неизвестно, что с ними было. Лишь в некоторых городах было более или менее спокойно: из них не лилась похоть и разврат, они занимались куда более интересными вещами. Лилиан в детстве даже невольно стала свидетельницей таких явлений: хоть ей и не дали поиграть на свою жизнь, но она видела, как со слезами на глазах умершие души умоляли отыграться. Она считала их жалкими. Раз принял ставку, будь добр, прими ее, а не будь несчастной плаксой. Но что с этими мертвыми душами случалось дальше, Адалин не знала.

На самом деле, боялась узнавать.

Девушка пыталась вырвать из своей головы хоть каплю воспоминаний, как выглядел Северный город, но было все пусто. Хотя она там была. И не раз.

Когда девушка еще не вспомнила все свои реинкарнации, она представляла Ад другим: везде горит алым пламенем, стонут души, а демоны злорадно и язвительно гогочут и пытают людей. Но тут совсем не так, как это было в ее воображении: здесь было тихо. Повсюду туман, застилающий землю облаками пара, худые деревья покачивались на ветру, а закостенелые души чуть ли не впились всем телом к темным зданиям. Они не двигались, лишь их глаза, сухие, с темными прожилками, большими на исхудалых лицах, глядели на проходящих мимо них путников. Они будто бы следили за каждым движением странников, как какие–либо шпионы. Казалось, что они годами–веками собирали информацию, вот–вот доложат, но понимая, что их тела не в состоянии сдвинуться, даже подняться не могут, они продолжали полулежа сидеть.

– Будучи Адалин, я не представляла, что попаду в Ад…

– Ну, это твой дом, ты можешь здесь жить или же вольна решать, где тебе место.

– Место? Братец, ты что–то путаешь. Мне еще никто не давал выбора. Из–за бумажонки, которую мне пришлось подписать с папочкой, я застряла здесь на месяц.

– Ты же понимаешь, для чего это?

– Проясни.

– Отец хочет придумать, чем тебе помочь, чтобы вызволить от Мереллин. Понятно дело, что она вцепилась тебя, чтобы ты попала в Бездну.

– Вот скажи мне – почему именно я туда должна попасть? Ты тоже «идеальный гибрид», ты куда более сильный, чем я. А вот я теперь как бешеный катаклизм – ты даже не представляешь, что во мне бушует сейчас.

– Я унаследовал только дьявольское нутро, а ты – как и сама Бездна – непредсказуема. В тебе и ангельское, и дьявольское. Прости, сестренка, – он приобнял ее за плечо, – что тебе приходилось в одиночку нести эту ношу.

Она задержала дыхание, чтобы судорожно не вздохнуть:

– Проехали. Главное, что я теперь по–настоящему жива.

Они некоторое время прошлись в молчании и остановились у темно–серых, как гранит, дворцовых врат, которые сейчас казались не такими широченными и дьявольски страшными, когда она еще была маленькой. Адалин прикоснулась к ним, ощущая хорошо заметную шероховатость конструкции, и вздохнула.

Когда она в лице Адалин появилась здесь, девушка не особо помнила, куда попала. Большее внимание она обращала именно на главного дьявола этих земель – Асмодея, того, кого теперь воистину можно считать собственным отцом.

На самом деле она очень боялась встретиться с ним. И это даже не тот страх перед демоном, который хочет захватить душу. Не тот страх, который она испытывала перед лицом опасности или даже во сне, когда впервые встретилась с ним.

Это боязнь того, что ее не примут.

Что бы то ни было, девушка не могла вырвать из головы, когда собственные родители наложили на нее проклятье. Может из–за того, что несколько десятков жизни в единственном теле мутят ее разум собственными воспоминаниями, самую первую она теряет? Она не особо помнила лица, которые встретили ее для «поездки» в Бездну. Лишь две руки – одна стройная и длинная, а другая мускулистая и мощная – были направлены на нее с ярким голубым сиянием.

Помотав головой, чтобы отбросить эти никчемные воспоминания, Ада сделала небольшой шаг назад.

– Не бойся, – Ллевеллин аккуратно взял ее за руку. – Только пусть попробует что-либо тебе сделать. Пожалеет.

Эти слова успокаивали сердце, и девушка с верой кивнула.

Брат открыл эти двери, хотя обычно их отворяли именно стража, которая вовсе и не собиралась наследникам помогать, и они, не обращая внимания ни на кого, направились прямиком в главную залу, где восседал сам король.

Но сидящим на троне его не застали. Адалин предстала перед отцом и была настолько напряжена, что сжала руки в кулаки. Она не двигалась с места, стоя рядом с братом, который глядел то на свою сестренку, то на отца, на лице которого ничего не было видно. Казалось, на лице Асмодея застыла маска правителя – мощного, грозного и несокрушимого, – но после она словно разрушилась, и из-под этой преступной, недоступной маски выглянула теплая отцовская улыбка, которую даже Ллевеллин редко видел.

Он так быстро шел, что оказался перед своими детьми, и крепко, не спрашивая разрешения, обнял свою дочь, утыкаясь носом в ее плечо, на ходу превращаясь в человеческое обличие. Девушка застыла, но руки разжала, почувствовав, как следы от ногтей на ладонях горели. Ада в ответ обняла, засопев:

–Ты! Ты должен объясниться! Ты! Долже–е–ен…

Слезы необъяснимым образом полились из серых глаз, таких же, как и у Асмодея, который лишь тепло улыбнулся и взял ее за руки. Они не были дьявольски красными, как было раньше. Они были… родными…

Асмодей мановению своей руки приказал Ллевеллину уйти, чтобы отец с дочерью могли поговорить наедине. Он ушел, но долго задержал свой проницательный взгляд на спину сестры. Но Адалин даже не заметила, как он испарился в мгновение ока.

Девушка мягко отстранилась, но продолжала также хныкать, совсем не понимая, что с ней происходит. Наверное, она долгое время себя сдерживала, а сейчас представился такой случай, и чувства просто взяли вверх над ней. Даже здесь она уступает.

– Ты… должен объясниться, – повторила она, заикаясь. – Я не хочу никакой лжи, я хочу услышать от тебя, как от собственного отца, правду. Прошу… – взмолилась она.

– Ты здесь. Для меня этого главное. И раз ты просишь, я расскажу.

Он предложил ей руку, и она обхватила ее, борясь с желанием упасть – ноги будто не слушались ее, наверное, это все то, что связано с ее личностями внутри нее. Ну, она так и хотела ссылаться на это безобразие.

– Куда мы идем?

– Позже… Я тебя отведу в одно место, где расскажу все то, что ты пожелаешь.

Они вышли из главной каменной залы в длинный коридор, по которому она так любила бегать в детстве. Отец не особо любил шум в собственном замке, но лишь ей одной позволял шалости. А вместе с ней еще и Ллевеллину, который вдруг расхрабрился перед отцом. Ему это вначале, конечно, не особо понравилось, но то, как он всячески переживал и защищал сестру, да еще и что–то высказывает собственному отцу…. Наверное, тогда он почувствовал за него гордость. Но сейчас он сожалеет – лучше бы сдержал сына, иначе бы все совсем было по–другому…

На стенах этого длинного холла были развешаны картины, на которых было не все видно.

– Почему я не вижу изображения на картинах?

Асмодей горделиво хмыкнул, будто бы его похвалили, и вместе с дочерью медленно подошел к одному из сотен произведений. Прикоснувшись к холсту, он вложил немного сил, после чего золотыми узорами все впиталось в картину, и теперь появилось настоящее изображение.

Здесь была изображен рынок, где люди торговали своими товарами. Она заметила пару, которая как–то ярко выделилась на фоне остальных – будто специально все внимание именно было к ним…

– Наверное, уже догадалась, – подсказал отец. – Это мы. Я и твоя… мать.

Здесь они были совсем другими: у отца были зеленые глаза и короткие блондинистые волосы, а мама была загорелой брюнеткой. Видимо, они брали полные противоположности своей настоящей внешности. «А ведь какая разница? – думала Адалин. – Все равно вряд ли какой-нибудь посторонний демон или ангел разгуливали именно по этому городу, чтобы наткнутся на одного из правителей Ада и нынешнюю Богиню Рая… Даже забавно».

«Забавно ей! – прошипела Лидия. – Нет бы уже зарезала этого непутевого отца. Да еще и Ллевеллина, эту размазню заодно!»

«Совсем сдурела?! Пусть она хотя бы послушает, что он хочет сделать, а уж потом…» – хихикала Сеннита.

«Это же ее отец! – пищала маленькая Розария. – Так нельзя!»

«Наш отец, ты хотела сказать? – фыркнула Лидия. – Тело–то одно – и оно наше. А вскоре и вообще станет моим – помяните мои слова! Я, между прочим, слова на ветер не бросаю».

«Что за черт? – вмешалась настоящая Ада – нынешняя владелица этого тела. – А ну–ка заткнулись, пока я не нашла нужную управу на вас!» Она решила немного их припугнуть, да только Лидия с Сеннитой совсем разбуянились и начали кричать на Адалин, мол, совсем зазналась. Розария тихонько передала Аде, что их почитаемая старушка намекнула, что рядом с сильной энергией ее тело захватить точно не смогут.

– Зачем вы меняли свою внешность?

– Казалось, что так будет правильнее. Угадай, кто подсказал нам так сделать? – Асмодей горько усмехнулся.

Мереллин. Ну, конечно. Даже здесь без ее участия никак.

«Какая красивая, но в то же время драгоценная картина – целая история…» Девушка не заметила, как сказала свою мысль вслух.

– Поверь, дочь, – он внимательно наблюдал, как та, затаив дыхание, рассматривала портрет. – Самая ценная картина находится совсем не здесь. А вот подобную мелочь можно хоть и сжечь.

– Не надо, пусть все же будет. По крайней мере это начало истории, – но сама задумалась о «той ценной картине». Наверное, она находится в какой-нибудь секретной комнате, кабинете или же в личных покоях Асмодея, куда он пускает лишь одного слугу.

Они дальше пошли, почти дойдя до конца. И почему ей кажется, будто бы он бесконечен?

– А я также могу вложить свои силы и увидеть изображение?

– Не сейчас, только не сейчас, пока в тебе бушует круговорот душ.

– Что, Ллевеллин растрепал?

– Не только Ллевеллин является одним из моих верных людей, – хохотнул Владыка. – Не забывай – везде есть глаза и уши. Так что будь осторожна.

Эти нравоучения от него надоели ей, и она решила уже настоять на главной теме, которая ее беспокоила:

– Ну так что? Когда придем?

Но он не ответил. Асмодей смотрел прямо в стену, а после прошел сквозь нее вместе с дочерью, которая не успела и ахнуть, как тоже прошла, ощущая лишь легкое сопротивление, будто бы от сильного ветра.

– Теперь я могу рассказать свою версию, раз ты слышала уже от Мереллин.

Как только они зашли в секретное место, она большими как блюдца глазами смотрела на то, что было очень похожим на огромное сердце…

[1] Ллевеллин обращается к этому слуге «ваше преподобие» лишь потому, что до своей смерти Силаэль был священником, который не выполнил своих обязанностей и совершал возврат во имя Бога. В прочем, понятно это, раз он в Аду.

Глава 4. Сердце дьявола

Это действительно было сердце. Она чувствовала его как будто бы было ее собственным. Множество вен и крупных синих артерий обхватывало и