В добрый путь

Макар Чудра

В добрый путь

Леониду Фёдорову было сорок семь лет. Он проснулся от того, что по лицу полз солнечный зайчик, и несколько секунд не понимал, где он. Потом осознал: в своей однокомнатной хрущевке на окраине Екатеринбурга, в квартире, которую он когда-то покупал с Людой, мечтая о детях. Дети выросли. Люда ушла. Остались только стены, пропахшие одиночеством и дешевым самогоном.

Он подошел к зеркалу. Изможденное лицо, глубокие морщины у рта, седина в щетине. Но сегодня в его глазах, цвета выцветшей джинсы, было что-то новое – не надежда, нет, это слишком громкое слово. Скорее, упрямое, волчье решение выжить. Сегодня – его первый рабочий день после долгого запоя. Водителем ночного автобуса.

«Ни капли, – шептал он себе, бреясь и задевая родинку на щеке. – Просто поработать. Просто жить».

В автобусе №74 по дороге в автопарк он смотрел на город. Екатеринбург менялся на глазах: стеклянные бизнес-центры росли, как грибы после дождя, рядом с обшарпанными хрущевками. «Новая Россия, – думал он. – А я в ней старый, никому не нужный болт». Он сжал кулаки в карманах старой куртки. Тридцать тысяч в месяц – почти в два раза больше, чем на заводе «Уралмаш», где он когда-то был фрезеровщиком, а потом – мастером смены, пока волна «оптимизаций» не выкинула его на берег, как дохлую рыбу. Эти деньги пахли не просто возможностью платить за квартиру. Они пахли жизнью. Шансом не сломаться окончательно.

Автопарк встретил его запахом мазута, остывшего металла и вечности. Гаражи из силикатного кирпича, покосившиеся заборы, и над всем этим – громада «Уралмаша» на горизонте, умирающий исполин, призрак былого величия.

Диспетчерская. За столом сидел мужчина лет шестидесяти, с лицом, которое казалось высеченным из гранита – все морщины, все шрамы легли строго вертикально, будто следы нескончаемых дождей. Он поднял на Леонида глаза, цвета мутного стекла.

– Фёдоров? – хрипло спросил он.

– Да, – кивнул Леонид.

– Маршрут тридцать. С полуночи до четырёх. Останавливаешься только по требованию. Ни с кем не разговаривать. Не смотреть в глаза. Понял?

Голос у него был глухой, будто из-под земли.

– Понял, – Леонид сглотнул. Правила были странные, но он не стал переспрашивать. Работа есть работа.

Диспетчер протянул ему ключ – тяжелый, старый, с облезлой синей биркой.

– В добрый путь, – бросил он ему вслед. Фраза прозвучала не пожеланием, а ритуальным заклинанием, граничащим с угрозой.

ЛиАЗ 677, «скотовоз», как их называли в народе, стоял в дальнем углу стоянки. Ржавый, цвета выцветшей крови, с потертыми поручнями и мутными фарами. Леонид провел рукой по холодному капоту. «Просто поработать, – сказал он себе. – Просто пережить это. Всё наладится».

Первый рейс. Полночь. Он завел двигатель – тот взревел, захрипел и наконец затарахтел с таким звуком, будто внутри у него перемалывались кости. Леонид включил магнитолу. Старый кассетный плеер, встроенный в панель, с хрустом проглотил припасенную кассету. И через помехи, сквозь шипение, полилось:

«Я никому не хочу ставить ногу на грудь… Но высокая в небе звезда зовёт меня в путь.»

Цой. «Группа крови». Эта кассета, записанная еще в девяностом, прошла с ним через всю Чечню. Под нее они ехали в Грозный, под нее хоронили друзей, под нее он пытался забыться. Теперь она звучала как саундтрек к его новому начинанию. Он улыбнулся, горьковато и нервно. Настроение было приподнятым, почти оптимистичным. Ночь, пустой город, музыка юности – в этом был свой романтизм.

«Маршрут №30, – думал он, выезжая из ворот. – «Ночной экспресс» для тех, кому не спится. От площади Коммунаров до старого завода и обратно. Через спальные районы, мимо заброшенных фабрик». Задача – возить ночных работяг, уборщиц, охранников, тех, чья жизнь течет в темное время суток. Тех, кто, как и он, выпал из дневной, яркой жизни.