90-е. Хроники возрождения. Книга 2. Искра Прогресса

– Конечно. И если будет интересно, приходите завтра. Обсудим это подробнее. И, возможно, покажем что-то ещё, что может помочь в работе. Что-то, что заставит вас забыть о MS-DOS.

***

Вечером Анастасия, присев рядом, положила голову мне на плечо. В её голосе слышалась усталость, но и облегчение, когда она принесла новости об инженере.

– Павел Игнатьевич согласился на встречу! – сказала она, словно сбрасывая невидимый груз, и её глаза заблестели. – Но с условием: встреча на территории завода. Он там сторожем подрабатывает. Он словно не может оторваться от того, что когда-то было его жизнью.

– Когда?

– В конце месяца. Он сможет только двадцать девятого вечером. У него до этого все смены расписаны, – пояснила Анастасия, чуть опустив взгляд, разделяя боль этого человека.

– Конец января. Хорошо. А что с ним происходит? – я притянул её к себе, ощущая тепло её тела. Её присутствие было якорем в этом штормовом мире.

– Депрессия, Саша. Завод закрыли полгода назад. Половину станков вывезли, остальное разворовали, как стервятники. Он там один остался, оборудование стережёт, словно сторожевой пёс, охраняющий мёртвый дом. Живёт на мизерную зарплату сторожа. Он потерял всё, что любил, – в её голосе прозвучала нотка глубокой печали, она чувствовала эту несправедливость.

– Понял, – я сжал её руку. – Ему нужна не просто работа. Ему нужно снова почувствовать себя нужным, почувствовать, что его золотые руки ещё способны творить, а не только охранять развалины. Он всю жизнь что-то строил, создавал. А теперь только сторожит то, что разрушили другие. Мне нужно что-то, что покажет ему потенциал, но не напугает масштабом. Что-то простое, но точное, применимое в микроэлектронике и точной механике, что поможет нам создать инфраструктуру вокруг моей технологии. Нужно подобрать идеальный крючок, который зацепит его за душу. Подумаю, что оборудование сейчас сможет.

***

До встречи с Павлом Игнатьевичем оставалось несколько дней, которые проходили в рутине, но уже с новым, едва уловимым смыслом. Сергей Николаевич приносил списки нужных для анализа материалов, исписанные мелким почерком, которые мы с Анастасией сортировали, обсуждая детали, словно уже были полноценным НИИ. Моё оборудование медленно, но верно анализировало и очищало образцы, формируя базу данных для будущего использования, каждый грамм чистого вещества был маленькой победой. Анна Павловна присылала свои идеи по организации данных, полные сложных алгоритмов и схем, которые мы пытались воплотить в тестовых модулях для операционной системы моего устройства, чувствуя себя первопроходцами.

Миша в эти дни занимался продажей мелких партий ценных металлов, вырученных от ночной работы Ассемблера, и поиском редких, необходимых для моего проекта. Он все больше вникал в логистику, понимая, какие материалы нужны и где их взять, находя самых надёжных барыг на рынках. Он уже не просто выполнял поручения, а начал продумывать процессы, искать связи для обеспечения бесперебойной работы, становясь незаменимым звеном в нашей зарождающейся цепи. В нём просыпался настоящий менеджер, а не просто пацан с улицы.

Анастасия была моим молчаливым, но надёжным тылом. Она вела все записи, структурировала информацию, поддерживала меня взглядом, когда я сомневался. Мы жили как на острове в бушующем океане девяностых, но этот остров начинал обрастать фундаментом.

Глава 3. "Последний Инженер"

Вечером, когда мороз только усилился, пробираясь сквозь старые окна, мы с Анастасией поехали на завод к Павлу Игнатьевичу. Я взял с собой небольшой, но очень точный набор для слесарных работ, изготовленный моим оборудованием: набор тонких свёрл, резцов и микро-ключей. Каждый инструмент был произведением искусства, о котором Павел Игнатьевич, должно быть, только мечтал.

Завод выглядел как кладбище индустрии, как братская могила для тысяч рабочих, как памятник рухнувшей эпохе. Под светом наших фар разбитые окна зияли чёрными провалами, словно глазницы мертвеца. Ржавые трубы тянулись к небу, как костлявые пальцы, молящие о пощаде, а территория была заросшая бурьяном, сквозь который пробивалась лишь тропинка, утоптанная ногами сторожа. Ветер гулял по пустым цехам, разнося стоны и скрипы металла, леденящие душу, словно завод сам плакал по своему прошлому величию. Я чувствовал эту боль, эту мертвую тишину, которая говорила больше, чем любые слова.

У проходной, под тусклой лампочкой, словно последний страж уходящей эпохи, сидел мужчина лет шестидесяти. Седые волосы, выбивающиеся из-под старой шапки-ушанки, мозолистые руки, которые помнили сталь и масло, и потухший, почти безжизненный взгляд, в котором читались все потери и разочарования последних лет.

– Павел Игнатьевич? – спросил я, стараясь говорить достаточно громко, чтобы пробить эту стену отчаяния, но и достаточно мягко, чтобы не напугать.

– Я, – отозвался он глухо, не поднимая головы. – А вы кто?

– Александр. А это Анастасия. Мы договаривались о встрече. Обсудить, может быть, будущее. Наше общее.

Он тяжело поднялся, крякнул, и повёл нас в один из цехов. Здесь, среди пустых станин, оборванных проводов, свисающих паутиной, и луж от дождя на щербатом бетонном полу, его горе было осязаемым, почти физическим. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом машинного масла, пыли и запустения.

– Вот что осталось от завода, – сказал он горько. – Тридцать лет здесь работал. Строил, создавал. Каждую гайку, каждый винтик помню. А теперь… – он обвёл рукой мёртвые станки, которые когда-то гудели жизнью, – только призраки прошлого.

– А теперь будете создавать снова, – сказал я, его слова отозвались во мне острой болью, но я не мог позволить ему сдаться. – Только не здесь. Здесь уже ничего не создать. Но ваши руки, Павел Игнатьевич, ваши руки ещё помнят, как творить.

– Как это? Где же? – в его взгляде мелькнула искорка, едва заметная, но она была, словно тлеющая уголёк под пеплом.

Я поставил ящик с инструментами на запылённый верстак, который сам, казалось, был памятником лучшим временам, открыл его с лёгким щелчком. Внутри – аккуратно разложенные, блестящие инструменты, каждый из которых отражал тусклый свет лампочки. Это было нечто, не вписывающееся в окружающий мрак.

– Я могу производить инструменты. Вот такие, – сказал я, показывая на набор, и в этот момент я чувствовал, как он медленно, очень медленно, начинает возвращаться к жизни. – Эти резцы сделаны из уникального сплава, их острота и твёрдость в несколько раз превосходят любые аналоги, которые вы могли видеть. А каждый микрометр выверен с такой точностью, которая недостижима для современного оборудования, ни у нас, ни где бы то ни было в мире.

– Это же ювелирка какая-то! – пробормотал он, его глаза, казалось, впервые за долгие годы сфокусировались на чём-то, кроме своих печальных мыслей, и в них появился проблеск искреннего удивления. – Для чего это? Для тончайших работ?

– Для создания чего-то нового, Павел Игнатьевич. Для изготовления защитных кожухов, подставок, вспомогательных механических узлов, которые помогут мне работать с моим основным оборудованием. Для производства простых деталей, которые сейчас недоступны, которые мы не можем получить даже за деньги. Хотите попробовать? Хотите снова почувствовать себя инженером, а не сторожем?

Он недоверчиво взял один из резцов, его мозолистый палец осторожно провёл по острию, словно боясь повредить его. Затем поднёс его к тусклому свету, рассматривая режущую кромку. Его взгляд был сосредоточен, в нём читалось глубокое, профессиональное изучение, к которому он, возможно, не прибегал годами.

– Мы можем рассмотреть каждую царапину. Посмотрите сами, – сказал я, указывая на идеальную кромку, которая блестела под тусклым светом, словно грань драгоценного камня. – Ни одного дефекта, Павел Игнатьевич. Ни одного.

Павел Игнатьевич прищурился, поворачивая резец так и эдак, пытаясь найти хоть малейший изъян, хоть крохотную неровность, которая выдала бы подделку. Но её не было. Безупречно ровная, без малейших зазубрин, словно вырезанная лазером, она поразила его до глубины души.

– Невозможно! – сказал он, его голос был едва слышен, но в нём звучало потрясение. – Такую сталь, такую заточку… Это не у нас сделано! Кроме как по особому заказу и за огромные деньги! Это что, оборонка?

– У нас. Хотите проверить? Покажите мне любую металлическую деталь, которую, по вашему мнению, сложно обработать, которая «не поддаётся».

Я взял резец, один из самых тонких, почти невидимый. Павел Игнатьевич, повинуясь порыву, достал старого шкафа небольшой стальной брусок, который, видимо, давно хранил для каких-то собственных нужд. Я взял его и одним лёгким движением, без видимого усилия, провёл острым резцом по его поверхности. Вместо привычной царапины или зазубрины, откололась тончайшая, идеально ровная металлическая стружка, словно это была не твёрдая сталь, а мягкая, податливая глина. Этот звук, этот лёгкий шелест, был музыкой для слуха инженера.

Павел Игнатьевич поднял брусок. Он внимательно осмотрел чистый, блестящий срез, затем взял резец, ощупывая его острую кромку. Его взгляд был сосредоточен, словно он пытался разгадать древнюю тайну.

– Невероятно! – пробормотал он, его голос был полон изумления, и в нём слышалось что-то, давно забытое. – Такую остроту и точность реза… Такое с нашими инструментами не выйдет. Сталь не рвёт, а режет идеально.

Я взял штангенциркуль из комплекта, точно такой же, как тот, что он, вероятно, использовал всю свою жизнь, и продемонстрировал, что толщина снятой стружки была абсолютно равномерной по всей длине, до микрона.

– А посмотрите на сам инструмент, Павел Игнатьевич. Его размеры выверены с микронной точностью, каждая грань идеальна, – я поднёс к его глазам другой резец, показывая, как он идеально соответствует заданной форме, словно выточен самой природой.

В его глазах появилась искра, которая, казалось, погасла много лет назад. – Да я бы… да я бы заново весь комплекс оборудования восстановил! По запчастям бы всё наладил! С такими инструментами, да мы горы свернём! – воскликнул он, его голос наполнился силой, которой, казалось, уже не было. Он словно вернулся к жизни.

– Не здесь. У меня есть мастерская. Особенная. Хотите посмотреть?

– Хочу! – твёрдо сказал Павел Игнатьевич, и это было уже не просто согласие, это был крик души. – Давно не видел настоящего дела и не держал в руках стоящего инструмента. Это то, чего мне так не хватало.

– Завтра приходите. Покажу не только инструменты. Покажу, как их создавать, Павел Игнатьевич. Как творить будущее своими руками.

– Простите за нескромный вопрос – а зарплата будет? – он, словно очнувшись от наваждения, вспомнил о насущном.

– Будет. Конечно. И возможность создавать уникальные вещи, которых сейчас нет ни у кого. Имя, которое вы себе сделаете, будет дороже любых денег.

– Тогда согласен. – Он пожал мне руку крепко, по-мужски, и в этом рукопожатии чувствовалась вся его решимость. – Когда начинаем?

– Завтра же, Павел Игнатьевич. Февраль обещает быть насыщенным.

***

По дороге домой Анастасия была взволнована. Её рука в моей была тёплой, и я чувствовал, как от неё исходит энергия надежды.

– Получается! – воскликнула она, и её глаза загорелись надеждой, отражая огни редких фонарей. – Люди готовы работать. Готовы решать такие сложные технические задачи, даже в это тяжёлое время! Твои слова зажигают в них что-то.

– Готовы, – согласился я, прижимая её ладонь к себе. – Им просто нужно показать, что решение задач по восстановлению моей технологии возможно, даже если процесс идёт постепенно. Я один не справлюсь с инфраструктурой для такого сложного проекта. Мне нужны эти специалисты. Они – это наша сила, наш фундамент.

– А дальше что? – Анастасия наклонилась вперёд, демонстрируя живой интерес, её глаза вопрошающе смотрели на меня в темноте салона.

– Дальше будем последовательно двигаться вперёд. Сначала укрепим то, что уже начали. Сергей Николаевич продолжит помогать с анализом материалов и поиском чистого сырья для моей технологии, Анна Павловна – с системами мониторинга и ведением баз данных её операций, возможно, удастся адаптировать принципы управления Ассемблером к современным компьютерным технологиям. Павел Игнатьевич будет осваивать нашу мастерскую и помогать с обслуживанием корпуса, создавая для него необходимые защитные элементы. Моё оборудование пока не может делать чудес, но даже такими шагами мы приближаемся к его полному восстановлению. Каждый из них – это звено в цепи, которая позволит нам выстоять.

– А что именно мы будем строить?

– Функциональный комплекс. Он будет создан здесь, в этом городе, из местных специалистов, с учётом всех компонентов.

– Получится? – в её голосе звучало искреннее волнение, и она прижалась ко мне чуть крепче.

– Получится, Настя. У нас есть всё необходимое: постепенно восстанавливающиеся технологии, люди, план. И мы с тобой. Вместе.

– И что в плане?

– Следующий этап – найти помещение. Большое. Для полноценной лаборатории и мастерской. Пока наши специалисты работают удалённо или на своих местах, разрозненно. Но это позже, когда мой комплекс восстановит больше функционала и потребует централизованной работы. Нам нужно место, где они смогут работать вместе, как единый организм.

– А где искать? – она поправила волосы, задумчиво глядя в окно, где мелькали силуэты разрушенных зданий.

– Там же, где нашли завод. В заброшенных зданиях полно. Главное – выбрать подходящее. На это уйдёт весь февраль, возможно, но мы найдём. Мы справимся.

Дома я составлял список задач на февраль: продолжить поддержку Сергея Николаевича и Анны Павловны, ввести Павла Игнатьевича в курс дела, активно искать помещение для расширения. План обретал контуры. Команда формировалась, каждый её член был уникален и важен. Дело начиналось. Медленно, но верно, мы строили будущее посреди руин прошлого.

Глава 4. Первые Плоды

Наступил новый день. Сквозь пыльные оконные проемы пробивались первые, ещё робкие лучи февральского солнца, окрашивая воздух в тусклый, белёсый оттенок. С улицы доносился скрип ещё не до конца растаявшего снега под редкими шагами прохожих да далёкий, надрывный гудок товарного поезда, тянувшегося по обледенелым рельсам. В лаборатории было зябко, дыхание ещё клубилось паром, но ассемблер, работавший всю ночь, источал едва ощутимое тепло. К утру он закончил работу над первым образцом высокочистого технического сплава. Он был необходим для создания вспомогательного оборудования и, главное, соответствовал всем заявленным характеристикам, словно предвестник новой эры, зародившейся посреди разрухи.

Примерно к восьми утра раздался стук в дверь – негромкий, но решительный. Я открыл. На пороге стояли все трое. Химик Сергей Николаевич, с его вечно помятым портфелем и видавшим виды, но опрятным шерстяным свитером, который явно помнил лучшие времена советской науки, уже с интересом поглядывал на дверь лаборатории. Рядом с ним – системный аналитик Анна Павловна, в строгом, хоть и поношенном демисезонном пальто, её лицо было чуть бледнее обычного, а взгляд, как всегда, цепким и изучающим. И, конечно, инженер Павел Игнатьевич, в рабочей куртке поверх выцветшей рубашки, его взгляд был полон скептического любопытства. Они стояли в дверях, переглядываясь: Сергей Николаевич и Анна Павловна уже знали, что их ждёт нечто невероятное, а Павел Игнатьевич явно готовился к демонстрации "чуда", о котором ему столько говорили.

– Проходите, проходите! – сказал я, стараясь придать голосу легкости, но сам чувствовал, как внутри всё сжимается от волнения. Улыбка вышла чуть нервной. – Сегодня Павел Игнатьевич увидит, как всё это чудо работает, а мы с вами, коллеги, углубимся в детали.

Они осторожно ступили внутрь, оглядываясь на ассемблер, который теперь, в дневном свете, казался ещё более таинственным. Воздух здесь был наполнен чуть кисловатым запахом озона и еле уловимым ароматом разогретого металла. Ассемблер работал на пяти процентах своей мощности, и это был максимум, на который я мог его запустить без риска. На платформе лежал готовый, ещё тёплый слиток сплава. Он был невелик, всего с ладонь, но его поверхность была идеально гладкой, матово поблёскивая в скупом свете, далёкая от совершенства моих будущих творений, но уже значительно превосходившая всё, что могли произвести в разваливающемся городе. Я видел, как глаза Павла Игнатьевича загорелись при виде этого совершенства.

– Вот это да! Что, переплавляет металл, что ли? – выдохнул он, склонившись над аппаратом, его пальцы невольно потянулись к слитку, но он сдержался. В его взгляде читался профессиональный голод, желание прикоснуться, оценить. Вся его жизнь была связана с металлом, с его обработкой, и этот слиток был для него как откровение. – Я такой красоты сто лет не видел, если видел вообще.

– Не переплавляет, Павел Игнатьевич. Он его… собирает. Буквально атом к атому, – я показал на экран с параметрами, который теперь был гораздо понятнее благодаря моим адаптациям. – Видите? Внутренние процессы ассемблера позволяют получить заданную структуру, обеспечивая беспрецедентную чистоту. Всё создаётся из доступного сырья. Представьте, какие возможности это открывает для инженерии, для создания деталей, которые сейчас просто невозможно произвести.

– Но… откуда он эти атомы берёт? – Анна Павловна подошла ближе, с лёгкой настороженностью оглядывая машину. Её взгляд скользил по корпусу, пытаясь отыскать скрытые панели, провода, хоть какой-то намёк на привычные компьютерные системы управления или вентиляционные отверстия, откуда могли бы поступать реагенты. Она явно искала, где же спрятан настоящий, земной механизм, а не магия. В её голосе слышалась интеллектуальная пытливость. Было видно, что она привыкла к логике, к предсказуемости систем, а это было за гранью её понимания. После краха НИИ, где она годами выстраивала сложнейшие системы, хаос вокруг был для неё невыносим. Казалось, она пытается увидеть во мне не чудотворца, а скорее новую, невероятно сложную загадку, которую она отчаянно хотела понять и разгадать.

– Из сырья, конечно, – Я указал на приемную зону ассемблера, размещенного на широком столе, куда вчера выложил старый металлолом: старые гайки, обломки проводов, даже пару взорвавшихся батареек. – Сюда можно положить что угодно: старые батарейки, ржавые железяки, да хоть мусор с улицы. Машина разбирает всё на атомы, а потом собирает то, что запрограммировано. С помощью Сергея Николаевича мы будем определять, что именно нам нужно, а с помощью Анны Павловны – отслеживать весь процесс и его результаты, а в перспективе – настраивать этот процесс.

– Как именно он это делает? – спросил Сергей Николаевич, изучая анализ состава.

– Иерархическая сборка, – объяснил я. – Сначала квантовые датчики сканируют состав сырья на молекулярном уровне. Затем нанороботы разбирают материю до атомов и пересобирают по заданной программе. От наноструктур к макрообъектам. Вот почему нужно смешанное сырье – чтобы получить все необходимые элементы для нужного соединения.

– Значит, моя гипотеза подтверждается, – прошептал он. – Из любого металлолома можно получить материалы такой чистоты? Это колоссальный прорыв!

Сергей Николаевич, уже знакомый с мощью ассемблера, с горящими глазами взял диагностический сканер, включил его. Его руки, натренированные на точных измерениях, навели сканер на слиток, и на экране мгновенно появились графики, цифры, демонстрирующие немыслимую для их эпохи чистоту сплава. На его лице читалось глубокое удовлетворение. – Эти показатели даже превосходят мои ожидания, Александр! Потрясающе! – Хотя он уже видел подобные результаты, каждый новый подтверждал для него невероятную реальность происходящего.

После нескольких минут повторных проверок, когда результаты снова подтвердились, его лицо преобразилось. Благоговение смешалось с неподдельным восторгом. – Удивительно! – прошептал он, изучая данные по анализу состава. – Это же чистейший металл! На таком можно строить что угодно! Мои реактивы… мои эксперименты… это же меняет всё!

– Пока что только простые приборы, инструменты и чистые металлы, да, – я старался сдержать эмоции. – Но потенциал, как видите, огромен.

– А реагенты для химических анализов? – не унимался Сергей Николаевич, его глаза блестели от предвкушения. Вся его жизнь была посвящена химии, и, похоже, отсутствие качественных реактивов было его личной трагедией. – Если он способен синтезировать сплавы, то, возможно, и реагенты? Мне так нужны чистые прекурсоры!

– Простейшие, – я запустил другую программу. Ассемблер, сменив низкое гудение, начал издавать более высокие, жужжащие звуки, производя небольшое количество каталитического вещества. – Смотрите. – Через пару минут мелкие, белоснежные гранулы вещества посыпались в стеклянную колбочку, которую я подставил. Это был высокочистый реагент без примесей, такой, о котором Сергей Николаевич мог только мечтать.

– Как быстро мы можем наладить производство? – спросил химик, не отрывая взгляда от колбочки, словно боясь, что она исчезнет. Его голос дрожал.

– Этот реагент – полчаса на небольшую партию. Более сложные пока не под силу. Мы только начинаем, Сергей Николаевич.

– А по деньгам? Себестоимость какая?

– Небольшая, если не считать необходимость редких металлов. Основные расходы – электричество. Но для этого нужны средства, конечно.

Павел Игнатьевич внимательно осмотрел слиток, потрогал его, погладил шершавой ладонью.

– А сложные детали, ну, механические? Сможете сладить? – в его голосе, глубоком и наполненном профессиональным интересом, слышалось предвкушение. – Валы, шестерни, с микронной точностью?

– Базовые элементы для конструкций – да, с высочайшей точностью. Для сложных механизмов, таких как шестерни или прецизионные валы, потребуется дополнительная настройка и восстановление. Но мы к этому придём.

– А инструменты? – Его глаза загорелись. – Можете наладить нам комплект слесарных инструментов? Чтобы не только для ювелирной работы, но и для обычных ремонтов, для всего, что сломалось, а в магазинах днём с огнём не сыщешь.

– Могу сделать базовый набор. Из прочной, но стандартной стали. Для начала этого будет достаточно, чтобы руки не пустели, а вы снова почувствовали себя мастером.

Я запрограммировал ассемблер на создание набора – молоток, зубила, ключи, отвёртки. Не те ювелирные, что показал ему накануне, а крепкие, надёжные, с идеальной балансировкой, что для мастера не менее важно.

– Через несколько часов будет готово, – сказал я, глядя в его просветлённые глаза.

Анна Павловна тем временем, отстранённая от восторгов материалистов, изучала схемы, которые я набросал для неё вчера, кивая своим мыслям. Её интерес к ассемблеру перешёл от простого наблюдения к глубокому анализу возможных систем управления. Она не показывала эмоций так явно, как остальные, но её сфокусированный взгляд говорил о многом. Я понимал, что её мотивом было не золото и не материальное производство, а вызов, интеллектуальная задача, которую она считала достойной своего ума.

– А эти принципы, их можно же применить для логирования работы ассемблера? Для создания эффективной системы управления данными? – спросила она, не отрываясь от бумаг, её голос был ровным, но в нём чувствовалась уверенность.

– Конечно! Но сначала нужно найти помещение, где мы сможем развернуть всю инфраструктуру для баз данных, разместить персонал, создать рабочие места, соответствующие нашим амбициям. Где каждый сможет заниматься своим делом, не мешая другим.

– И где планируете подыскивать? – её голос был спокойным, с ноткой делового интереса, как будто она уже просчитывала варианты и оценивала риски.

– В заброшенных зданиях. Или просто снять помещение, где есть свет, вода и хоть какое-то отопление. Нам нужно место, где мы сможем развернуть наше дело. А деньги… – Я машинально нащупал во внутреннем кармане куртки стопку долларов, полученную от продажи произведённого ассемблером золота. Твёрдые, зелёные купюры,пахнущие типографской краской, были символом нашей новой, опасной свободы. – Деньги на аренду есть. Вопрос в подходящем месте, где мы не будем на виду, но сможем спокойно работать.

Анастасия, всегда практичная и деятельная, принесла газеты с объявлениями об аренде, которые собирала последние несколько дней. В воздухе витал слабый, но характерный запах типографской краски и бумаги.

– Смотрите, – она разложила газеты на столе, разглаживая помятые листы. – Здесь бывший детский сад, там – склад. А здесь вообще целый заводик! – в её голосе звучала неподдельная радость, предвкушение чего-то большого, своего.

– Какой заводик? – заинтересовался Павел Игнатьевич, его взгляд мгновенно стал практичным, он наклонился над газетами, прищурившись.

– Бывший завод игрушек. Закрылся в прошлом году. Сдают всё здание целиком, – ответила Анастасия, ткнув пальцем в объявление. – Пишут, что большая территория, но коммуникации изношены.