Два Икса

Данил Аистов

Два Икса

Глава 1

Не могу поверить, что месть превратила одни из моих самых лучших воспоминаний в ужас, который не хочется вспоминать.

Я – монстр.

В поисках нужного человека я превратился в существо, у которого само представление о человечности осталось далеко за горизонтом. Я пытал. Я травмировал. Угрожал. Унижал. Мои действия даже привели к смерти. Это случилось не от моих рук, но я был напрямую с этим связан.

Я не могу спать. У меня не получается. Я вижу одного и того же дьявола в маске каждую ночь.

Что мною двигало больше – справедливость или месть? Я все еще не могу найти ответ. Я поражаюсь тому, что близкие люди все еще не отвернулись от меня. Они всегда рядом. Поддерживают и помогают. Ведут себя так, будто ничего и не случилось, и от этого становится еще тяжелее.

Я стараюсь привести все в порядок. Не показываю людям своих переживаний. Но иногда меня охватывает тревога – тревога от мысли, чем бы я стал, если бы не остановился. Если бы меня не остановили.

Месть – страшная штука. Она опьяняет и калечит изнутри. С ней чувствуешь больше, чем обычно: как будто появляется смысл в жизни. Но месть не дает тебе мыслить здраво – она сужает сознание, заставляя думать лишь об одном. И тогда ты начинаешь искать способы достижения цели. Но эти способы с самого начала далеко не самые хорошие. Месть не совершается во благо. Ты не сделаешь мир лучше. Никому от этого на станет лучше. Даже тебе самому. А потом она не оставит ничего, кроме боли. Ты начинаешь думать: «А стоило ли оно того?», «Ты счастлив?», «Какой ценой?». Сможешь ли ты дать положительный ответ на эти вопросы?

Мой путь мести начался после убийства моей подруги детства, Полины Аристовой. Родители говорят, что мы подружились, когда мне было три года, а ей – два, хотя мы тогда еще и говорить толком не умели. Наши матери общались еще задолго до нашего рождения, и не могли не гулять с нами вместе. Мы были всегда рядом: играли, смеялись, плакали, проказничали. Я не забуду ее яркие голубые глаза и пышные светлые волосы.

Для кого-то мы были братом и сестрой, для других – парой. Для меня она была почти сестрой, а вот я для нее – не более чем близким другом.

Мы учились в разных детских садах и школах, но все равно часто встречались после занятий. С общением у нас обоих никогда не было проблем. Друзей было достаточно, но если стоял выбор, с кем провести досуг, то мы без колебаний проводили его друг с другом.

Она была воплощением необузданной энергии и позитива – всегда находила приключения и не могла усидеть на месте.

Я – более спокойная энергия, но вовсе не против иногда посходить с ума.

Мне далеко не раз приходилось за нее заступаться и защищать. Я всегда оценивал мальчиков, с которыми она общалась. Особенно в переходном возрасте.

Наши отношения начали расшатываться, когда она стала проявлять ко мне внимание уже не как к другу детства, а как к парню, с которым она хотела бы отношений. Особенно тяжело было, когда ее близкая подруга сообщила мне, что Полина на полном серьезе меня любит. Какое у нее было лицо, когда мы играли в ту самую «Бутылочку» с ее подругами, и мне приходилось целоваться со всеми, кроме нее! Бутылка, крутящаяся от наших рук, ни разу не указывала на кого-то из нас.

Она познакомила меня с игрой, в которой, как она говорила, «есть душа», и после личного прохождения я в этом убедился. Игра, где человек попадает в мир монстров, но они ведут себя не как монстры. А то, как ее пройти, выбираешь ты сам: пощадить всех или убить. И игра знает обо всем, что ты в ней сделал, и сообщит тебе об этом. Если ты убил всех, перезагрузил, и начал заново – игра напомнит тебе об этом и надавит на твои грехи. Поэтому, в ней действительно есть душа.

Мы с Полиной очень любили эту игру. Слушали музыку по ней, смотрели фанатские анимации, даже изображали наших любимых персонажей. Я – ленивого и комедийного скелета, а она – смертоносную девочку, которая с каждым убийством становилась сильнее.

Конечно, я был бы счастлив сейчас, будь она рядом. Я проклинаю тот день, когда ее у меня украли. День, что начинался, как самый лучший. Мы тогда гуляли после самой тяжелой ссоры за всю нашу жизнь, будто ничего и не произошло. Это было в восьмом классе, за месяц до летних каникул. Мы поговорили, все обсудили, извинились друг перед другом – и пошли гулять, как раньше. Даже в какой-то момент мы взялись за руки и шли, довольные, не обращая внимания на мир вокруг.

Уже стемнело, начался небольшой дождь, и мы решили разойтись по домам. Крепко обнявшись и тепло попрощавшись, мы разбежались. В тот момент у меня проскользнула мимолетная мысль: кажется, я ее люблю – и не просто как друга.

Но вдруг послышался пронзительный визг. Я резко обернулся и побежал на крик, а после заметил Полину, лежавшую на асфальте. В лужу уже стекала кровь. На ее теле – ножевые ранения. Я упал на колени, подхватил ее на руки и, со слезами на глазах, закричал:

– Я без тебя не смогу!

Ее глаза были закрыты, и казалось, что она спит. Но все испортила маленькая струйка крови, стекавшая из ее рта. Она не реагировала. Не отвечала. Она умерла. Я прижал ее к себе и зарыдал.

Ужасный человек отнял мою Полину. Будь он проклят. Пусть его собьет автобус, растерзают собаки, ударит молния или он просто взорвется – я желал ему всякой кары.

Я его ненавижу.

2

Спустя время горе утихло. Вспоминать грустно, иногда даже больно. Но жизнь шла дальше, нужно было вопреки всему двигаться вперед. Я больше не играл в ту игру: с уходом Полины из нее словно ушла та самая «душа», которая меня впечатляла.

Сейчас я учусь в престижном колледже в центре города. Я поступил на бюджет и не даю поводов для отчисления. Грех жаловаться: у меня есть хорошие друзья, деньги, авторитет и любящая девушка. Меня начали узнавать в этом учебном заведении после того, как я выиграл конкурс «Мистер и Мисс Колледж». Друзья, конечно, остались еще и со школы, с улицы, на которой я вырос, но я частенько расширяю свой круг общения. Мне совсем не сложно просто подойти к человеку и познакомиться.

Все мое основное общение происходит в центре. Моя девушка, Наташа, погрузила меня в эту «Центральскую» тусовку. Мы познакомились с ней еще на первом курсе. Меня сразу же зацепила ее необычная внешность: высокий модельный рост, длинные розовые волосы, милый ободок с рожками и специфический стиль одежды. А когда я узнал ее поближе, то не смог отвязаться. Наташа бойкая и нежная, вызывающая и строгая, бунтарка и одновременно послушная. Ее поведение неоднозначно, но любовь искренняя и страстная. Она – настоящая городская, не из окраин, а из самого центра.

Я легко смог влиться в эту тусовку и сумел заработать себе имя. Я узнал, что у каждого района есть свои «Короли», и общение с ними дает определенные привилегии. Благодаря этому я слишком рано познакомился с клубами и борделями, но глубоко в это дело ввязаться не успел.

Меня полностью устраивает студенческая жизнь. После долгой пары можно сходить в курилку, познакомиться с новыми людьми и мило пообщаться. На большой перемене сходить в столовую или в какое-нибудь кафе, которых много в центре, а после снова сходить в курилку. А после учебы можно отправиться с друзьями выпить пивка.

Я не думаю, что я начал этим баловаться слишком рано, и верю, что каждый взрослый прошел через это. Бесконечные посиделки в подъезде с какой-нибудь полторашкой хмельного всегда оставляли теплые впечатления и давали то самое чувство «молодости».

В колледже я познакомился с алкоголем «по-элитному». А именно – коктейли, после которых есть странный эффект – непреодолимого желание танцевать. Простые бутылки пива и водки сменились ликерами и виски. Иногда я люблю называть Наташу: «Наташа + пиво в подарок». Она любит выпить и отправиться в это «плавание» вместе со мной, но то, как она «плавает», не повторит никто. С ней мне никогда не бывает скучно. Она со мной рядом и в горе, и в радости. Я многое готов отдать за ее улыбку.

В колледже у нас образовалась своя компания. В основном там девушки, и всего два пацана, включая меня. Но удивительно то, что несмотря на разные стили и характеры, мы умудрились сплотиться в дружную группу.

Полины не стало уже почти пять лет назад. Мне 19, а ей все еще 14. Я двигаюсь вперед – по крайней мере, она бы этого хотела. Но я все еще не могу играть в ту игру, а также слышать звучание губной гармошки, как когда-то играла она.

Я – Ян Барков. Мне 19 лет. Я студент престижного колледжа. У меня есть друзья, девушка, любящие родители, и есть мечты.

Мне хорошо.

Но я все еще его ненавижу.

3

Я бегу? Или что происходит? Это принятие? Я всегда переключаю песни, которые мы слушали вместе. Может, стоит поговорить с кем-то об этом?

Мы обедаем с Наташей и ее отцом, который занимает должность начальника полиции. Насмотревшись всяких сериалов, я привык называть его «Шеф». Должность отца объясняет, почему в большинстве случаев Наташа не несет ответственности за свои поступки – вроде того разгрома в баре, например. Дочь пошла в отца. Он тоже неоднозначная личность: добрый и заботливый отец, наставник, но в то же время строгий страж правопорядка.

Ко мне он относится как к сыну, но мне становится неловко, когда он называет меня «зятьком». Как будто слишком рано для этого, что ли. Но я безумно благодарен ему за то, что он делится со мной своим опытом и наставляет. Он даже научил меня обращаться с пистолетом. Конечно, он не мой отец, но были моменты, когда он мог словно заменить его. Я не могу рассказать своему родному отцу, что со мной произошло в переулке в час ночи. С родителями я веду себя осторожно – никогда не делюсь тем, что у меня на душе или что происходит в целом. Например, про Наташу они до сих пор ничего не знают. Для меня родители будто живут в другом мире, не в том, где я. Я люблю их и ценю все, что они делают для меня. Мне не трудно просто обнять маму и сказать, что люблю ее. Спросить у отца, как у него дела на работе или обсудить футбольный матч. Просто я привык делиться личным с кем-то своего возраста. Почему так получилось с отцом Наташи, я пока до конца не могу разобраться.

– Ян, какие у тебя планы на лето? – поинтересовался Шеф.

Я отвлекся от дурачества с Наташей и повернулся к нему:

– Я хотел бы попробовать себя в роли вожатого, и уже даже договорился с нужными людьми.

Я уже успел забыть про свою пасту, оплаченную Шефом. Она, бедняжка, уже ждала своей кончины, и, кажется, умоляла добить ее. Наташа, в отличие от меня, успела доесть свою порцию и теперь принялась мучать меня, а еще и возмущаться.

– Мне не нравится эта идея! – возразила Наташа.

– Ага, потому что без меня скучно будет?

Она цокнула языком и мило улыбнулась. Шеф лишь молча ел свой ужин и наблюдал за нами.

Мы начали спорить о том, что в лагерях, мол, один разврат происходит, и что девочки из старших отрядов в первую очередь будут катить к вожатым. Все это походило на нелепую ссору из какого-нибудь ситкома.

– Ну, слушай, – начал Шеф, отпив свой кофе, – быть вожатым – это очень ответственная задача. Если что-то случится, то повесят все на тебя.

– Да, я знаю.

– Был у нас один случай. Один простой парнишка проходил практику вожатым. Как бы все хорошо было, учился, не хулиганил. И вот один мальчишка из его отряда просто шел. Просто гулял по лагерю, – он сделал акцент на слове «просто». – И как-то неудачно споткнулся – то ли наступил куда, не знаю. Он упал и сломал себе шею. Естественно, скорая тут же примчалась, а родители были готовы убить вожатого. Мать мальчика затаскала его по судам, и в итоге он присел на пять лет.

– Ужас… Жалко этого добряка, – посочувствовала Наташа и обратилась ко мне:

– Ты этого хочешь?

Я усмехнулся:

– Теперь тебя это заботит? Ну, если вдруг что, будешь носить мне передачки.

После этих слов она сначала ударила меня, а потом начала щипаться. А Шеф тем временем лишь мило улыбнулся и допил свой кофе.

– Ну, ладно, голубки, – сказал он, вставая и накидывая форму. – Ян, если будет нужна помощь – звякни.

Он мне подмигнул, а я лишь улыбнулся в ответ.

– Если вам никуда больше не надо, поехали со мной в отделение. Я там закончу одно дело и отвезу вас.

Мы согласились и отправились в путь. Паста, к слову, так и осталась недоеденной.

Добравшись до отделения, все начали желать здравия нашему капитану. Что меня действительно удивляет – так это строгий регламент. Стоит хоть раз забыть поприветствовать старшего по званию как положено – и сразу выговор. Как еще за это под трибунал не начали отправлять?

Наташа, естественно, здесь частый гость и чувствует себя как дома. Она, в общем-то не стесняется брать меня под руку и шептать всякие пошлости на ухо. И я, кстати, тоже здесь частенько бываю, но не как сотрудник или виновный, а по той же причине, что и моя девушка.

Пока мы шли до кабинета Шефа, Наташа тихо шептала мне, что она сделает со мной, когда мы придем к ней. Ее нисколько не смущал отец, идущий впереди нас метрах в двух. Мне это, признаться, даже нравилось – и хотелось поскорее воплотить эти обещания, оставив чувство неловкости где-то позади. От ее дыхания у самого уха по коже пробегали мурашки, а на лице вырисовывалась невольная улыбка.

Мы зашли в кабинет и сразу же расселись на диване, болтая о всякой ерунде. Когда Шеф за работой – лучше ему не мешать. Он начал просматривать какие-то бумаги и вскоре позвал к себе кого-то из подчиненных. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел молодой парень в форме. По погонам как будто лейтенант.

– Товарищ капитан! Вот дело на Ивана Скотского.

Он передал папку Шефу, и тот принялся ее изучать. Мне стало даже интересно, как это у них все происходит. Я наблюдал, не особо обращая внимания на девушку, которая сидела рядом и дулась, когда я на нее шипел.

– Вот уж фамилия и правда описывает человека. Спасибо, Сережа.

Шеф пожал лейтенанту руку и отпустил, сказав, что на сегодня тот свободен. После того как молодой сотрудник покинул кабинет, Наташа показала мне язык и подошла к столу отца.

– О! Мое любимое, – радостно произнесла она, взяв толстую папку, на обложке которой жирными буквами было написано: «Дело №410».

Мне тоже стало любопытно, что это за дело. Я наклонился и начал заглядывать ей через плечо, а она стала показывать мне фотографии и пояснять, на что именно мы тут смотрим.

– Вот она, настоящая трагедия. Школа №102… Как же они все тщательно скрывают. Хоть бы немного узнать, что там произошло на самом деле.

– Явно не пожар…– не отрываясь от фотографий, пробормотал я.

На снимках были жуткие картины крови и кучи трупов.

– Еще более странно, что даже после рассказов выживших, никто не верит. Вот настолько влиятельна корпорация, которая устроила эту резню.

Шеф выхватил папку из рук Наташи и с громким хлопком положил на стол к остальным.

– Так, все, – командирским тоном приказал он. – Расследование еще ведется, и вам об этом знать нельзя.

Я лишь молча кивнул, а Наташа, как обычно, решила проигнорировать.

– А того парня с топором нашли уже?

Шеф промолчал. Этот инцидент и правда глубоко потряс город. Несмотря на то, что это произошло больше года назад, история все еще продолжается, а следователи все продолжают искать улики среди развалин.

– Пап, а это что за тип? – Наташа уже переключилась на папку, которую принес лейтенант.

Здесь Шеф уже не стал возражать. Он часто рассказывает нам о каких-либо делах полиции – для воспитания или чтобы мы понимали, с кем лучше не связываться и как не попасть в криминальную историю. Хоть полиция и сотрудничает очень тесно с районами, и их «королями», Шеф не стесняется узнавать у нас какую-нибудь подробность.

– Это, доча, самый мерзкий тип из всех живущих. Надеюсь, ты с такими никогда водится не будешь.

Я тоже начал изучать папку в руках Наташи.

– А что он сделал? – спросила Наташа.

– Ну… насилие, убийства в основном. Сидел уже два раза, и во второй раз каким-то чудом сбежал. – Я заметил, что шеф как будто помутнел.

– И вот, теперь пытаемся его найти, чтобы вернуть за решетку.

– Видимо, ему не очень там нравилось, раз решил сбежать – вставила Наташа и передала мне его фотографию.

Лысый, худощавый мужик с щетиной, с побитым взглядом и злобным выражением – словно ему совсем и не было жаль за все содеянное.

– А кто его жертвы? – опять спросила Наташа.

– Ну, разные, – задумчиво произнес Шеф. – От мужиков до бабушек, и там вообще разных возрастов. Хрен знает, что они ему сделали и что там в его гнилой башке.

Он взял папку у Наташи.

– Вот он давал чистосердечные по поводу своих жертв, – продолжил Шеф, и начал перечислять список имен из его дела.

«Не дай бог…» – откуда-то из глубины кольнула мысль.

– Никита Власов… ммм ага, молодой юноша. Без понятия, что он ему сделал, но был жестоко убит. Светлана Вахрушева, очередная жертва. Была матерью троих детей, имела четырех внуков. Зверски убита.

– Он знает всех поименно? – поинтересовалась Наташа.

– Нет, конечно, мы копались, распознавали и таким образом вычисляли. Он просто их описывал.

Я лишь молча слушал, но что-то меня настораживало, я даже не понимал почему, ведь не может это быть чудовищным совпадением. Но в глубине души я молился.

– Вот еще одна, которая оказалась не в том месте, не в то время. Полина Аристова.

Меня словно молния ударила. Сердце забилось, как безумный барабан, по горлу полез страшно колючий ком. Мокрый пот мгновенно нахлынул, как только я услышал имя. Я не мог смириться. Просто не мог. Мое лицо тут же помрачнело, а Наташа это сразу заметила.

– К-кто? – переспросил я, неизвестно ради чего.

Шеф подозрительно на меня посмотрел и повторил четче, от чего мне стало еще хуже.

– Полина Аристова. Ты был с ней знаком?

«Был?». «Нет, заткнись». Как же быстро он это понял. Я сделал глубокий вдох. Резко стало очень душно.

– Ян, что случилось? – взмолилась Наташа, но ее слова пролетели мимо.

Я громко вздохнул и развел руками.

– Ну и где он? – терпеливо спросил я.

– Кто?

– Этот с… Скотский.

– Мы не знаем, – спокойно ответил Шеф.

– Как это вы не знаете? То есть как? Вы без понятия, где у вас беглый опасный заключенный? Как такое может быть?

Уже все. Точка кипения достигла пика. Вскрылась рана. Она еще не зажила, как оказалось. Она таилась и ждала, готовая выплеснуть все наружу. Может, моментами она и сочилась, но сейчас ее никак не остановить.

– Ян… – взмолилась Наташа.

Я не слушал ее, меня волновало лишь то, что скажет ее отец.

– Ян, давай успокоимся, – он жестом указал мне выдохнуть. Взгляд у него был настороженный, как и у любого полицейского, но в голосе звучала забота.

– Нет… Нет! – я пнул ногой по столу. Это было неконтролируемое движение. Наташа вздрогнула, а Шеф выпрямился и омрачил взгляд.

– Я не намерен успокаивается! Этот человек убил мою Полю, и в данный момент находится на свободе! Я, блять, не успокоюсь, пока вы не призовете его к ответу!

Сказать, что Наташа была в шоке, – ничего не сказать. Никогда до этого она не слышала от меня про какую-либо Полину. А тут – резкий взрыв, без деталей и без объяснений. Так выглядело это в глазах Наташи. Она не узнаёт меня. Ей было страшно и искренне непонятно. Даже когда я дрался за ее честь, я не был так озлоблен.

Шеф пытался изучить мое поведение и искал варианты, чтобы потушить мой гнев. Как-либо успокоить себя я не дал. Я выкрикнул еще пару матов в адрес полиции, и, трясясь, выхватил из папки объявление о розыске. Не думая ни о ком, я вылетел из кабинета, и направился прочь, не переживая за Наташу и ее отца. Меня волновало только одно.

Иван Скотский, значит…

Я пришел домой. Никого не было. Сняв куртку с кофтой и оставшись только в белой майке, я начал изучать объявление. Эту мерзкую рожу. «Вот ты какой». Черно-белая распечатка еще больше изуродовало его лицо. Оно не выражало сожаления. На фотографии он выглядит уставшим, но от чего конкретно? Меня выводило из себя это выражение лица. Я отложил объявление и замер, смотря в одну точку.

«Убийца».

«Не надо, пожалуйста! Умоляю!». Я представляю Полину: как она со слезами лежит на мокром асфальте и умоляет ее не трогать, а это животное с пустым взглядом убивает ее, и, может быть, даже насилует. Мне сразу вспоминается тот визг. Он пронзает меня насквозь. Не могу, невыносимо больно. Я все так же смотрю в одну точку. На глаза наворачиваются слезы, но я не смею моргнуть, чтобы не спугнуть все то, что я сейчас чувствую. На миг мне показалось, что этот шквал негативных эмоций дал мне нечто новое… Удовлетворяющее… Мысль о том, что я могу сделать. Снова эта картина встает перед глазами. Гнев разливается по венам. Я чувствую, как он поднимается все выше. Думаю, можно было бы увидеть, как он пульсирует. Особенно на шее. Я осторожно проморгался, двинул шеей и снова уставился в одну очку. Взгляд стал злым и решительным. Я бы прожег им его голову.

Вдруг я заметил, как что-то промелькнуло, и инстинктивно повернул голову. Это была Полина. От нее исходил злобный дым, из отверстий на лице сочилась темно-красная жидкость. Создавалось ощущение, будто она плавила ее изнутри. Полина смотрела прямо на меня.

Жуткий звон вдруг проносится в моей голове, но я не могу пошевелиться. Я смотрю лишь на нее. Мой взгляд выдает легкий испуг. Я знаю, чего она хочет. Я уверен. Но я хотел попросить ее о другом. Свет в комнате начинает моргать, и мне кажется, что Полина улыбается, подтверждая мою догадку. Глаза у нее покрыты кровью, как и мои мысли. Напряжение растет и свет начинает моргать чаще. Полине не нравится мое бездействие.

Я понял.

Я встаю и достаю из тумбы свой нож-бабочку, которую мне подарили много лет назад. Я ловко его раскрываю и осматриваю лезвие: темная сталь, острая и изящная, с белой бабочкой у основания клинка. «Ты будешь моим верным помощником, – думаю я, – верю, ты меня не подведешь».

Я с кипящей яростью протыкаю объявление о розыске, прямо в глаз Ивану Скотскому. Оглядываюсь туда, где была Полина, но ее уже нет. Звон в ушах тоже исчез. Страх улёгся. Осталось только желание.