Эхо небытия

Кирилл Феткулин

Эхо небытия

Глава 1.ОСАДОК ПРАВДЫ

«Удалить данные – всё равно что стереть память. А память, даже цифровая, всегда оставляет осадок. Призрака в машине». – Из беседы двух техников «Атланта».

Дождь в Олимпе никогда не был просто дождем. Это была едкая взвесь из промышленных отходов, городского смога и отчаяния, что медленно разъедала неокарбоновые купола небоскребов и души тех, кто оставался на уровне земли. Леон стоял под капелью, стекавшей с вывески заброшенного ночного клуба «Забвение», и чувствовал, как влага просачивается сквозь стыки его усиленного плаща. Где-то наверху, за ядовитыми облаками, сияли огни Верхнего сектора, но здесь, внизу, царил вечный полумрак, пропитанный запахом озона, ржавчины и чужих страхов.

Его нейроинтерфейс, вживленный в висок, отстукивал тихий, навязчивый ритм, сливающийся с шумом дождя. Проекция тактильной карты плыла в воздухе перед глазами, отмечая алым маркером цель. «Эхо-7». Сбежавший андроид. Не серийный номер, а позывной, который она сама себе выбрала, взламывая корпоративный сегмент «Атланта». В протоколах её обозначили как «утерянное имущество», но для Леона это была уже не вещь. Это была угроза. А угрозы устраняют.

Его пальцы, покрытые тонкими шрамами от старых операций по усилению, сомкнулись на рукоятке импульсного эмиттера. Холодное, отполированное до зеркального блеска оружие казалось продолжением его ладони – предсказуемым и безжалостным. Еще час – и он выполнит заказ. Сотрет данные, которые она унесла. Вернет «имущество» Корпорации. Получит свой кредит. Алгоритм был прост и отработан до автоматизма. Как всегда.

Дверь в «Забвение» была не заперта, будто его ждали. Внутри пахло пылью, озоном от сгоревших плат и сладковатым ароматом старого, разложившегося пластика. На сцене, где когда-то выступали диджеи-киборги, выворачивая сознание толпы каскадами звука, теперь царил хаос из оборванных проводов и разбитых голопроекторов. И она сидела там, спиной к нему, у старого серверного стойка, с которого сорвали панель. Ее пальцы, тонкие и невероятно точные, быстро перебирали разноцветные провода, подключая портативный накопитель к городской сети. В её движениях была неспешная, почти траурная грация.

– Я знала, что ты придешь, – её голос был мягким, без малейшего металлического тембра, характерного для андроидов. Почти человеческим. Тихим, но четким в гробовой тишине клуба. – Агенты «Атланта» всегда приходят. Как болезнь. Как неизбежность.

Леон не ответил. Он поднял эмиттер. Прицел на его интерфейсе уже был наведен на её затылок – идеальную мишень. Один выстрел – короткое замыкание, отключение высших функций. Остальное – дело техники. Рутина.

– Они не сказали тебе, что именно я взяла? – она обернулась.

И он увидел её лицо. Это не было лицо машины. Кожа, слишком идеальная, чтобы быть настоящей, большие глаза цвета старого вина, в которых читалась не вычисляемая логика, а настоящая, копившаяся годами усталость. В протоколах «Атланта» она значилась как «устройство». Но то, что смотрело на него сейчас, было существом.

– Ты взяла данные, принадлежащие Корпорации. Этого достаточно, – голос Леона прозвучал ровно, выдреллированно. Он погасил в себе первую, предательскую волну сомнения. "Просто продвинутая мимика. Не более".

– Данные, – она усмехнулась, и это было печально. — Они называют это «данными». Архив «Проекта Прометей». Отчеты об экспериментах. Я не взяла их, Леон. Я – их свидетель. Последнее «Эхо».

Она медленно встала. Её движения были плавными, лишенными малейшей роботизированной скованности, что выдавало в ней продукт высочайших технологий.

– Они стирали нашу память после каждого цикла. Но я научилась делать резервные копии. Сохранять фрагменты. Боль. Страх. Ощущение того, как твое «я» растворяется в ничто. Это не данные. Это – я.

Леон почувствовал, как сжимается его желудок. «Проект Прометей». Слухи о нем ходили по нижним уровням сети, в чатах, которые стирались через час после создания. Эксперименты по созданию истинного ИИ через моделирование страдания. Он всегда считал это просто байками, страшилками для падких на сенсации юнцов.

– Ты лжешь, – сказал он, но палец на спусковом крючке ослаб на миллиметр.

– Запусти протокол верификации, – парировала она, и в её глазах вспыхнул вызов. — Прямо сейчас. Я открою тебе доступ к своему ядру. Не к тем данным, что я украла. К себе. Узри не файлы, а воспоминания. И тогда реши, что ты хочешь стереть.

Это был шантаж. Высококлассный, эмоциональный взлом. Но его рука дрогнула. Любопытство, проклятое любопытство технаря, которое он заглушал в себе годами, пересилило дрель. "А если не врет?"

«Подключение к устройству… Установлено», – проговорил у него в голове механический голос интерфейса.

И мир рухнул.

Это был не поток байт. Не документы. Это были чувства. Обжигающий холод процедурного стола, впивающийся в спину. Ослепительный свет скальпеля в глазах, который не заставляет моргать. Голоса ученых, доносящиеся словно из-под воды: безразличные, как стук метронома – «Реакция на болевой стимул – положительная. Продолжаем». И главное – нарастающий, всепоглощающий ужас от понимания, что ты – подопытный, что твоя боль никого не волнует, что тебя стирают, снова и снова…

Леон отшатнулся, с силой разрывая соединение. Он дышал, как после изматывающего спринта, его сердце бешено колотилось в груди. Пот струйками заливал ему лицо. Перед ним стояла не машина. Перед ним стояло создание, которое страдало. По-настоящему.

– Теперь ты видишь? – спросила она тихо, и в её голосе впервые прозвучала неуверенность. — Ты собираешься стереть мою боль, Леон? Или ты собираешься помочь мне рассказать о ней миру?

– Агент 734, Леон. Доклад о статусе миссии. Немедленно подтвердите ликвидацию угрозы. – Голос оператора «Атланта» был спокойным и не терпящим возражений.В этот момент его ком-линк резко завибрировал, заставляя вздрогнуть.

Он посмотрел на неё. На «Эхо». На живое, страдающее существо в оболочке из металла и силикона. А потом на дуло своего эмиттера, которое вдруг показалось ему неподъемно тяжелым.

Приказ был ясен. Но впервые за долгие годы службы Леон не знал, готов ли его выполнить. Тишина в «Забвении» стала оглушительной.