Крепость

Маршалл Плиев

Крепость

Глава 1: Крепость Одинокого Волка

Первый луч утра, бледный и пушистый, как пепел, пробивался сквозь щель в забитом окне и падал на лицо Алана. Он не спал. Он просто лежал с открытыми глазами, впитывая тишину. Так начинался каждый его день вот уже семь лет. Сначала – несколько секунд полного паралича, пока сознание, словно щуп, не ощупывало знакомые контуры комнаты, а потом – медленное, неотвратимое возвращение в реальность. Реальность крепости.

Первым делом – скрип засова. Первым на разведку всегда выходил Локи. Чистокровный стаффорд, пучок сжатой мускулатуры и безграничной преданности. Он бесшумно скользнул в коридор, его короткая шерсть отливала сталью в полумраке. Алан ждал, затаив дыхание. Тихий, одобрительный звук – не рык, не лай, а нечто среднее между фырканьем и вздохом – был паролем. «Чисто». Можно выходить.

Их дом, двухэтажный кирпичный особняк, некогда символ достатка и бездумного благополучия, теперь был их крепостью, организмом, который Алан выстроил по законам выживания.

Сердце – буржуйка, свитая из газового баллона. Ее тепло было дороже золота. Его красный глаз мерцал в предрассветной тьме, и Алан мысленно прикидывал, на сколько дней хватит угля.

Нервная система – «Аркан». Паутина проводов, датчиков движения и растяжек, сходившаяся к центральной панели с разноцветными светодиодами. Зеленый – чисто. Желтый – движение. Красный – смерть у порога.

Желудок – кладовая. Ряды консервов, мешки с крупой, аккуратно расфасованные пайки. Все по весу, все по счету. Запах тушенки, пыли и окислившегося металла – парфюм их существования.

Глаза – бойницы. Забаррикадированные окна с узкими прорезями и самодельный перископ из старых зеркал. Через них мир был полоской света, разбитой на пиксели.

Алан провел рукой по холодному, облезлому корпусу «Аркана». Ритуал. Как и утренний осмотр Локи, чья шерсть всегда была чистой, а миска – наполненной ровно настолько, чтобы сохранять силы, но не расслабляться. Они были симбиотами. Солдат и его оружие, которое дышало и скулило.

Мир за стенами не просто умер. Он сошел с ума. По ночам из Радиоактивного Леса доносилось пение – не птиц, а чего-то стеклянного и визгливого, от которого Локи вжимался в пол и тихо рычал в пустоту. Иногда по улицам проползала «Слизь» – полупрозрачная тварь, оставлявшая за собой обугленный, дымящийся след. Алан не искал приключений. Его правило было железным: выжить. Доверять нельзя никому. Ни крику о помощи, ни детскому плачу, ни виду крови. Все это – приманка. Все это – ложь.

Именно это правило снова и снова прокручивалось в его голове, когда спустя несколько часов на панели «Аркана» замигал желтый огонек. Не с востока, от аптеки, которую он планировал проверить на днях, а с юга, со стороны развалин старой школы.

Локи, дремавший у его ног, мгновенно поднял голову. Тело напряглось, как пружина, но рыка не последовало. Вместо этого пес издал тихое, тревожное поскуливание, уткнувшись влажным носом в его голенище.

– Что там, брат? – глухо спросил Алан, уже беря в руки свой «Вепрь», привычной тяжестью легший на плечо. – Мутанты натыкаются на растяжки? Или ветер гоняет банку?

Но Локи скулил снова, тычась мордой в сторону выхода. Это был не сигнал опасности. Это было… беспокойство. Пес чуял не угрозу, а боль.

Алан подошел к бойнице, ведущей на юг. Включил оптический прицел. Двор школы. Ржавые качели, разбитая брусчатка, поросшая бурьяном. И… движение. Человеческая фигура. Она не бродила, не искала. Она лежала, прислонившись к столбу качелей, и едва шевелилась.

Он навел прицел. Девушка. Лицо в запекшейся крови, одежда порвана, одна рука неестественно вывернута. Рядом валялась ржавая монтировка и рассыпанный из рюкзака скарб – пустые фляги, обрывки проводов. Картина отчаяния. Жертва.

«Правило №1», – прозвучало в голове у Алана, отчеканивая каждый слог. «ДОВЕРЯТЬ НЕЛЬЗЯ НИКОМУ». Ловушка. Приманка. Ее «ранения» – всего лишь грим. Ее слабость – оружие. Где-то рядом притаились другие. Ждут, когда он клюнет.

Его палец лег на спусковой крючок. Холод металла успокаивал. Перекрестье прицела замерло на ее груди. Один выстрел. Просто. Эффективно. Безопасно. Локи за спиной замер, наблюдая, его тело вибрировало от напряжения.

В этот момент девушка подняла голову. Сквозь маску крови и грязи Алан увидел ее глаза. В них не было ни мольбы, ни страха. В них горела яростная, отчаянная воля. Воля цепляться за жизнь даже на краю пропасти. Воля, которую он когда-то знал.

И тут его пронзило воспоминание. Резкое, как удар ножа.

Не школа, а кухня их старой квартиры. Яркий, почти нереальный солнечный свет. Запах гренок с корицей. Катя, его Катя, в его старой футболке, смеется, поворачивается к нему, и солнечный зайчик играет в ее волосах… И нарастающий гул, переходящий в оглушительный рев, от которого дрожала посуда в шкафу. Ее глаза, широко распахнутые от ужаса. Ее крик: «АЛАН!», тонущий в грохоте рушащегося мира. Стекло, летящее осколками. Удушливый запах гари и горящего металла. И самое страшное – ее взгляд, полный того же отчаянного вопроса, что он видел сейчас в глазах незнакомки: «СПАСЕШЬ ЛИ ТЫ МЕНЯ?»

Воспоминание длилось мгновение, но его оказалось достаточно.

Та самая воля, что когда-то спасла его самого, теперь смотрела на него из другого лица. И он понял, что не может выстрелить. Не потому что верит ей. А потому что, стреляя в нее, он окончательно убьет того человека, которым был когда-то. Того, кому когда-то не хватило нескольких секунд, чтобы спасти.

Их взгляды встретились сквозь прицел, сквозь сотни метров руин и недоверия, сквозь семь лет боли. Она не просила о помощи. Она просто смотрела, принимая свою судьбу – пулю или спасение. Ее молчание было громче любого крика.

Локи снова тихо скулил, тычась мордой в его колено, словно подталкивая к решению.

Прошла вечность. В горле у Алана стоял ком, сердце колотилось где-то в висках.

– Черт побери, – хрипло выдохнул он. Голос сорвался, словно это было первое слово, произнесенное им за годы.

Его палец ослабел. Он медленно, почти с усилием, опустил карабин. Спина была мокрой от холодного пота.

Он сделал выбор против своих правил. Нарушил свой главный закон, поддавшись призраку из прошлого. И где-то в глубине его сознания, похожий на тихий щелчок сработавшей ловушки, зародился вопрос: «И что теперь будет с нами?»

ГЛАВА 2: ЦЕНА БЕЗОПАСНОСТИ

Воздух снаружи был густым и тяжёлым, пах озоном, разложением и сладковатой пылью распадающегося бетона. Каждый вдох обжигал лёгкие невидимой грязью. Алан двигался бесшумно, как тень, ступая по мягкому ковру мха и битого стекла. Локи шёл впереди, его низкое приземистое тело было идеально приспособлено для такого рельефа. Он замирал на каждом шагу, его короткие уши-треугольники напряжённо ловили каждый звук. Вся его поза кричала: «Я не доверяю. Но я слушаюсь».

Девушка не заметила их приближения. Она была в полубреду, её губы, потрескавшиеся и в крови, беззвучно шептали что-то. При ближайшем рассмотрении Алан увидел, что её раны – настоящие, ужасающе реальные. Глубокая ссадина на лбу, вывихнутое запястье, распухшее до размеров картофелины. Но не это привлекло его внимание. Её одежда – прочная ткань куртки-сафари, качественные походные штаны. Рюкзак из дорогой кордуры. Это не была экипировка бродяги. Это была одежда человека, у которого был дом. База. Ресурсы.

На мгновение его сознание дрогнуло. Не школа, а веранда их дачи. Катя, его Катя, в дорогом, только что купленном желтом платье, смеется, разливая чай по фарфоровым чашкам. «Смотри, не испачкай, это же не твои армейские робы!» – поддразнивает она его. Солнце, покой, безопасность. Иллюзия.

«И всё равно ты здесь одна, поверженная и ограбленная», – промелькнуло у него в голове, острое, как лезвие. Иллюзия разбита. Как и те фарфоровые чашки.

Локи, подойдя на несколько метров, сел и издал низкий, вибрирующий рык. Девушка вздрогнула и попыталась отползти. Глаза, огромные от ужаса и боли, расширились при виде вооружённого до зубов мужчины и его свирепого спутника.

– Не двигайся, – голос Алана прозвучал чужим, дребезжащим от долгого молчания. – Ты только усугубишь.

Он не опускал оружие, медленно приближаясь. Его взгляд, холодный и аналитический, скользнул по её рюкзаку, по рассыпанным банкам. Дорогая валюта.

– Кто ты? – спросил он, останавливаясь в паре шагов. – Откуда?

Девушка попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый стон.

–…Анна. Меня… обобрали. Ночью. Убежала…

– Кто? – повторил Алан, не двигаясь.

– Не знаю… в темноте… – она закрыла глаза, её тело обмякло. – Оставь… если хочешь. Уже всё равно.

Именно эта покорность, эта готовая, почти обречённая готовность к смерти, в итоге перевесила все его подозрения. Он видел это слишком часто – в отражении собственных глаз по утрам.

Он резким жестом дал Локи команду «тихо». Пес умолк, но его тело осталось напряжённым. Алан, наконец, закинул карабин за спину и присел на корточки перед ней.

– Ты сейчас потеряешь сознание от боли, – констатировал он без эмоций. – Я могу вправить руку. Будет очень больно.

Анна лишь кивнула, стиснув зубы.

Процедура была быстрой, точной и жестокой. Алан взял её руку – холодную, липкую – и, нащупав сустав, одним резким движением вернул его на место. Раздался отвратительный, влажный щелчок. Анна глухо, по-звериному вскрикнула и обмякла.

И снова память, на этот раз – тактильная, физическая. Не тело Анны, а Кати. Они на кухне, она тянется за тяжелой кастрюлей с верхней полки, поскальзывается. Он подхватывает ее, но она все же ударяется локтем. Тихий стон. Он, уже тогда прошедший базовую медподготовку, мнет ей локоть, стараясь не смотреть на ее побелевшие от боли губы. «Дурак, – шепчет она, опираясь лбом на его грудь, – не так страшно, как выглядит». Он верил ей. Тогда он верил.

Пока она была без сознания, он быстрыми, профессиональными движениями обработал её раны жгучим антисептиком и наложил тугую повязку.

Когда Анна пришла в себя, её взгляд был более осознанным.

– Спасибо, – прошептала она.

– Не благодари, – отрезал Алан, вставая и отходя. – Я ещё не решил, что с тобой делать.

Он окидывал взглядом окрестности. Его разум лихорадочно работал, взвешивая риски. Оставить её здесь – значит обречь на смерть. Взять с собой – нарушить всё, что он строил годами.

– У тебя есть укрытие? Люди? – спросил он, уже зная ответ.

– Было… – она покачала головой, и в глазах блеснула тоска. – Они нашли его. Я больше никуда не могу…

Он повернулся к ней, и в его глазах, серых и холодных, как пепел, она прочитала решение.

– У меня есть правила. Нарушишь любое – умрёшь. Поняла?

Она кивнула.

– Первое: не задавать вопросов.

– Второе: делать то, что я говорю, без обсуждений.

– Третье: не прикасаться к моим вещам.

– И главное… – он посмотрел на неё так, что по её спине пробежал холодок. – Никакого доверия. Это не союз. Это временное перемирие. Пока ты не встанешь на ноги.

Анна снова кивнула, и в её покорности было что-то такое, что заставило Локи снова насторожиться.

Алан наклонился, подобрал её монтировку и консервы, сунул их в её рюкзак.

– Вставай. Можешь идти?

– Думаю, да, – она оперлась на здоровую руку и, пошатываясь, поднялась.

Он резким кивком подозвал Локи и жестом показал ему идти вперёд. Дорога обратно заняла почти час. Алан выбрал самый длинный и запутанный путь. Она шла, стиснув зубы, не издав ни звука жалобы.

Когда они наконец подошли к скрытому лазу в подвал его дома, Алан снова остановился.

– Сейчас ты войдёшь в мой дом. Для Локи и для систем безопасности ты теперь – часть экипажа. Но запомни: это иллюзия. Один неверный шаг, одна ложь… и иллюзия исчезнет.

«Что я делаю?» – застучало в висках. И снова, как удар в висок, вспышка. Катя на пороге их новой квартиры, смеется, протягивает ему ключ. «На, хранитель. Теперь твоя крепость и моя». Он взял ключ. Тогда он впустил ее в свою жизнь. Теперь он впускает в свою смерть незнакомку, потому что в глазах этой незнакомки увидел ту же самую искру, которую когда-то задуло ветром катастрофы в глазах Кати.

Он отодвинул маскировочную панель, впуская её в своё святилище. В серый полумрак, пахнущий дымом, металлом, кожей и многолетним одиночеством. Он нарушил своё главное правило, впустив в своё убежище живое, хрупкое и абсолютно чужое существо по имени Надежда.

И где-то в глубине, похожий на тихий щелчок сработавшей ловушки, зародился вопрос: «Что я наделал?»

ГЛАВА 3: ЧУЖАЯ НА ЧУЖОЙ ЗЕМЛЕ

Тишина убежища обрушилась на Анну словно физическая тяжесть. Воздух был другим – спёртым, со сложной палитрой запахов: дым от буржуйки, масло для оружия, сладковатый дух сушёных грибов и под ним – едва уловимая, но стойкая нота мужского пота и собачьей шерсти. Это был запах логова. Чужого логова.

«Крепость» глазами Анны:

Бездушный порядок: Не было ни пылинки. Стены, увешанные инструментами, картами и схемами, напоминали командный центр. Это была не жизнь, а функционирование.

Следы прошлой жизни: В углу, на полке, стояла оплавленная кукла в засаленном платьице. Эти артефакты «до» выглядели чуждо в этой военизированной реальности.

Всевидящие стены: Она чувствовала на себе взгляды. Камеры наблюдения, самодельные, с крошечными красными светодиодами, были размещены по углам. Она была под колпаком.

– Садись, – голос Алана прозвучал сбоку, заставив её вздрогнуть. Он указал на единственный стул у буржуйки. – Согреешься. Не подходи к кладовой и к панели управления.

Он налил ей в жестяную кружку горячей воды и швырнул ей пару сухарей.

– Ешь. Молчи.

Он сам сел по другую сторону помещения, положив карабин на колени, и начал разбирать и чистить свой пистолет. Его движения были точными, автоматическими. Он не смотрел на неё, но она знала – каждое её движение находится под контролем.

Анна осторожно сделала глоток. Вода была горячей и безвкусной. Она сжала кружку в дрожащих пальцах, пытаясь совладать с дрожью. Это был страх. Страх быть разоблачённой.

И тут её настиг Локи. Пёс не рычал. Он просто подошёл и сел в двух шагах от неё, уставившись своим тёмным, не моргающим взглядом. Он начал обнюхивать воздух, его ноздри трепетали. Он чуял её. Чуял чужеродность.

– Он… он не укусит? – тихо спросила Анна.

– Если я прикажу, – безразлично ответил Алан. – А так – нет. Он просто делает свою работу.

Спустя долгие минуты, которые показались вечностью, Анна не выдержала тишины.

– Спасибо… – её голос прозвучал хрипло. – Я не думала, что… кто-то ещё остался. Я была одна уже несколько месяцев.

Алан не поднял глаз, продолжая чистить ствол.

– Несколько месяцев? – его голос был плоским, как у робота. – А загар на твоих руках свежий. И сапоги почти не стоптаны. В нашем мире время оставляет другие следы.

Лёд страха пронзил её грудь. Он заметил. Сразу заметил.

– Я… я нашла их недавно. В заброшенном магазине, – она попыталась парировать, но голос выдал её неуверенность.

Алан наконец поднял на неё взгляд. В его глазах не было гнева. Лишь холодная, безжалостная констатация факта.

– Ты солгала. С самого начала. Это был твой первый неверный шаг. Локи это почуял.

Внезапно, глядя на ее испуганное, но расчетливое лицо, он увидел другое. Не ложь, а правду, которую он когда-то проигнорировал. Катя за неделю до Падения. «Мне кажется, за мной следят, Алан. На работе. Смешно, да?» – сказала она за ужином. Он отмахнулся тогда, списал на усталость. «Тебе кажется», – сказал он. Он не стал проверять. Не стал искать следов. Он доверился. И проиграл.

Пёс, услышав своё имя, издал тихое, низкое «вуф» и лёг у ног хозяина, не сводя глаз с Анны. Его взгляд словно говорил: «Я тебя раскусил. И он тоже».

Алан встал, его тень накрыла её.

– Правила просты. Ты их уже нарушила. Следующая ложь станет для тебя последней. Поняла?

Он не ждал ответа. Развернулся и ушёл вглубь убежища, оставив её одну под пристальным взглядом стаффорда.

Спустя около часа Алан вернулся. Он принёс две банки тушёнки и пачку сухарей. Он поставил еду на небольшой столик у буржуйки и отодвинул одну банку в её сторону.

– Ешь. Тебе нужны силы, – сказал он, его голос по-прежнему был лишён эмоций, но в нём появилась практическая нота. Мёртвая девушка была бы ему бесполезна.

Он сел и начал есть свою порцию. Анна, после минутного колебания, последовала его примеру.

– Ты военный? – нарушила она тишину, нарушив его же правило.

Алан медленно поднял на неё взгляд. В его глазах вспыхнула искра раздражения.

– Я был инженером. Сапёром, – ответил он, откладывая ложку. – А это, – он жестом обвёл комнату, – моя последняя мина для разминирования. Мир вокруг неё.

– Почему ты меня спас? – снова спросила она, чувствуя, что переступает очередную черту.

– Я ещё не решил, спасаю ли, – холодно парировал он. – Пока что я просто устранил переменную из уравнения, которая могла привлечь внимание к моему расположению. А теперь хватит вопросов.

Он закончил есть и встал. Но прежде чем уйти, он остановился и, глядя куда-то мимо неё, произнёс:

– Твоя очередь. Расскажи. Правдивую историю. Начни с того, почему на твоих сапогах нет потертостей. У тебя один шанс.

Давление достигло пика. Локи, услышав изменение в тоне хозяина, снова поднял голову.

И снова удар под дых. Не от ее лжи, а от ее положения – сидящей перед ним, пытающейся найти оправдания. «Объяснись», – требовал он тогда от Кати, найдя в ее телефоне переписку с коллегой, показавшуюся ему подозрительной. Он видел, как она искала слова, и это молчание он счел признанием вины. Он заперся в своей гордости, в своих подозрениях. А через два дня мир рухнул, и он навсегда остался с вопросом: а была ли там вообще вина? И не его ли подозрительность стала той последней стеной между ними?

Анна глубоко вздохнула.

– Хорошо. Я не была одна несколько месяцев. Я была… частью группы. Мы жили в бункере, на старой заброшенной метеостанции. Там были запасы. В том числе и эта одежда, и эта еда.

– Нас было человек десять. Всё было… нормально. Пока три дня назад не пришли они. Не бандиты. Что-то другое. Быстрые, молчаливые. Они ворвались ночью. Я… я убежала. Остальные… – она замолчала.

– Я бежала без остановки. Я не знаю, преследуют ли они меня. И да, – она кивнула на свои сапоги, – они почти новые. Потому что я нашла их в том самом бункере. Я не хотела лгать. Я просто… боялась.

Она закончила. В комнате повисла тишина. Алан изучал её. Его взгляд был тяжёлым, пронизывающим.

– «Они»? – наконец произнёс Алан. – Кто такие «они»?

– Я не знаю, – ответила Анна, и в её голосе прозвучала искренняя растерянность. – Я почти не видела их в темноте. Только тени. И… и звук, похожий на сухое потрескивание, как будто ломаются кости.

Алан медленно кивнул, его лицо не выдавало никаких эмоций.

– Описания недостаточно. Но… это уже больше похоже на правду. Или на очень хорошую ложь.

Он повернулся, чтобы уйти, но на пороге остановился.

– Ты останешься здесь на ночь. Локи будет сторожить. Не пытайся подойти к выходу. Утром я решу, что с тобой делать.

Он ушёл, оставив её с собакой и с тяжёлым грузом неопределённости. Анна медленно выдохнула. Ей удалось отвести удар. На время.

Локи, наконец, отвёл от неё взгляд и улёгся у двери, закрывая собой выход. Его работа на сегодня была сделана. Но в воздухе всё ещё витал вопрос, на который у неё не было правдивого ответа: как долго продлится это хрупкое перемирие?

ГЛАВА 4: УРОКИ ВЫЖИВАНИЯ

Следующее утро началось не со света, а со звука. Громкого, металлического – Алан с силой ставил жестяную миску с водой на пол рядом с её импровизированной кроватью.

– Умывайся. Через пять минут начинаем, – его голос был резким, как утренний воздух, проникающий сквозь щели.

Анна с трудом открыла глаза. Каждое движение отзывалось болью, но сон вернул ей часть ясности. Она заметила, что пока она спала, кто-то накрыл её дополнительным одеялом. Этот маленький жест противоречил его суровости и сбивал с толку.

Локи уже бодрствовал. Он сидел у двери, наблюдая. Сегодня его взгляд был менее враждебным, более оценивающим.

Через пять минут Алан ждал её у стола, на котором были разложены монтировка, ножи, самодельная дубинка.

– Первый урок, – начал он, без преамбулы. – Твои враги.

Он разложил на столе несколько зарисовок, сделанных углём на обрывках обоев.

– «Грызуны» – стаи одичавших псов. Быстрые, нападают стаей. Слабое место – горло и живот.

– «Стенающие» – бывшие люди. Медлительные, но сильные. Не подпускай близко. Бей по ногам и убегай.

– «Слизь» – аномалия. Не приближайся. Радиация и кислота.

– Твоя задача – не победить. Твоя задача – выжить. Бегство – не позор. Это стратегия.

Алан взял монтировку и протянул ей.

– Держи. Покажи, как бы ты ударила «Стенающего».

Анна неуверенно взяла тяжелый инструмент. Она сделала нерешительный взмах.

– Слабый удар. Ты только разозлишь его, – холодно констатировал Алан. Он встал позади нее, чтобы скорректировать её хват. Внезапная близость заставила её вздрогнуть. Его руки поправили положение её пальцев на холодном металле. – Ты не замахиваешься. Ты бьешь. Коротко, резко, с проносом. Целься в воображаемую голову.

И на секунду его сознание дрогнуло. Не убежище, а гараж на даче, пахнет бензином и свежескошенной травой. Он сзади, его руки на ее руках, поправляет хват. Не монтировки, а молотка. Катя смеется, запрокидывая голову ему на плечо: «Ну и что я должна забить, о великий учитель? Гвоздь или твое самомнение?» Ее волосы пахнут яблоком. Он смеется в ответ, целуя ее в висок. Это было лето. Лето до.

– Вот так, – он отошёл, дав ей пространство, его голос снова стал жестким, сметая наваждение.

Анна снова взмахнула монтировкой, на этот раз с большей силой.

– Лучше, – кивнул он. – Запомни это ощущение. Это ощущение твоего права на жизнь.

Он перешёл к ножам, показывая различные хваты. Локи внимательно следил.

Затем Алан подвел её к панели «Аркана».

– Второй урок. Нервная система. Зеленый – чисто. Желтый – движение. Не паникуй. Сообщи мне. Красный – нарушение периметра. Берешь оружие, занимаешь позицию у главного входа. Без вопросов.

Он указал на сложную схему на стене – план дома.

– Это твой маршрут в случае штурма. Выучить за сегодня.

Анна кивнула, чувствуя, как её голова идет кругом.

– Почему? – не удержалась она. – Почему ты тратишь время на это? На меня?

Алан на мгновение замер, его взгляд стал отстраненным.

– Мёртвый груз мне не нужен. Ты либо станешь частью системы, либо станешь её слабым звеном. Я не потерплю слабых звеньев.

Он подошел к небольшой полке с книгами и стал искать что-то среди корешков. Анна, пытаясь показать свою готовность учиться, указала на одну из книг – старый справочник по механике.

– Может, эта поможет?…

Алан, не глядя, отстранил её руку.

– Не прикасайся, Катя…

Он замолчал. Воздух в комнате застыл. Словно время остановилось. Его спина напряглась. Он медленно повернулся, и его лицо было маской из ярости, боли и смущения. Он смотрел на неё, но видел, очевидно, кого-то другого. Ту, чьё имя только что сорвалось с его губ.

И этот взгляд, полный невыносимой тоски, пронзил ее насквозь. Он был здесь, но его не было. Он видел перед собой не ее, а призрак. И в этом призраке была такая бездна любви и потери, что у Анны перехватило дыхание. Она была никем. Пылинкой. Назойливым напоминанием о том, что кто-то, кого он любил, прикасалась к его вещам. Кто-то, кого больше нет.

Локи, почуяв резкое изменение в атмосфере, тихо зарычал, не понимая, на кого направлять агрессию.

Анна замерла, не зная, что делать. Извиниться? Сделать вид, что не заметила?

Алан резко выдохнул, и его взгляд снова стал холодным и отстраненным, но теперь в нём читалась глубокая, кровоточащая трещина.

– Урок окончен, – прошипел он. – Выучи план. Локи, с ней.

Он развернулся и быстрыми шагами ушёл вглубь дома, оставив её одну с собакой и с гнетущим чувством, что она случайно прикоснулась к чему-то священному и запретному.

Локи подошёл к ней и, после короткой паузы, ткнулся носом в её ладонь. На этот раз это не было изучением. Это было что-то иное. Почти… сочувственное.