Оливия из Гента

Людмила Лазебная

Оливия из Гента

«Она одета в силу и достоинство;

она может смеяться в грядущие дни».

Притчи 31:25

Глава 1

Темная ночь, посланница великой богини Нотт2[1], могучим вороном опустилась на фламандский город Гент. Одна за другой гаснут свечи в тусклых окнах каменных островерхих домов бельгийцев. Тишина… Лишь изредка с набережной доносится гулкий стук старых рыбацких лодок, со скрежетом трущихся боками о каменный речной причал древнего города. Этим ночным звукам вторит всплеск волн извилистой и полноводной реки Лейе3[2]. Город медленно погружается в долгожданный и безмятежный сон…

– Оливия, где ты? Как долго прикажешь тебя ждать?! Совсем нет мочи! Ноги окоченели, как дохлые рыбины в зимнюю стужу… – гневно позвал изможденный старик, скрючившийся под толстым одеялом и бараньей шкурой на двуспальной деревянной кровати.

Комната, которую он занимал, была аскетичной и старомодной. Единственное окно, наглухо закрытое плотной бархатной портьерой темно-зеленого цвета, через приоткрытую форточку пропускало вовнутрь свежий воздух и приглушенные звуки, доносившиеся с улицы. К стене с гипсовым распятием Иисуса Христа была плотно придвинута добротно сделанная кровать с почерневшими от времени массивными резными спинками. Рядом величественно возвышался одинокий секретер с откинутым столиком и единственным стулом, на котором явно давно никто не сидел. А напротив – большим темным пятном из полумрака выделялись комод с ящиками для полотенец, нательного и постельного белья и старинный дубовый книжный шкаф, исполненный по индивидуальному заказу хозяина, как и прочая мебель в доме, созданная много десятилетий назад искусным мастером-краснодеревщиком. Все, включая многочисленные склянки с лекарствами, аккуратно расставленными на комоде, и даже потёртый бельгийский ковер, по которому больной уже давно не ходил, шаркая тапочками, как в былые времена, невольно наводило на мысли о неумолимом приближении конца и страданиях пожилого мужчины!

– Вот я, батюшка! Подтяните-ка на себя одеяло! – с трудом и осторожностью опуская на постель разогретый в кухонном очаге камень овальной формы, бойко ответила рыжеволосая красавица, похожая на ангела, сошедшего с полотна Питера Брейгеля Старшего4[3], настолько она была хороша и приятна.

Едва прикрывающий пышные кудри чепчик с загнутыми вверх концами не мог скрыть богатство и красоту волос Оливии. Взгляд её больших, чуть раскосых серых глаз, обрамленных пушистыми темными ресницами, был по-детски доверчивым и наивным. А добрый нрав еще больше усиливал внешнее очарование милой девушки. Однако сама юная прелестница не придавала своей привлекательности особого значения. Была в её красивом лице какая-то глубокая, невысказанная грусть. Оставаясь наедине с собой, она мечтала, хотя бы на пару мгновений, обнять покойную свою матушку, как бывало в детстве, уткнуться лицом в передник, ароматно пахнущий лавандой и мятой…

Бережно и привычно придвинув одну за другой отцовские худые ноги в полосатых шерстяных гольфах к горячему камню, девушка тут же ловко накрыла их одеялом и овечьей шкурой, поставив к изножью кровати большие железные щипцы-прихваты, заботливо подоткнула одеяло и ласково улыбнулась любимому родителю, обозначив ямочки на нежно румяных щеках.

– Не переусердствовала ли нынче? А то, как бы чего плохого не вышло! Долго ли грела? – привычно строго спросил старик, шамкая беззубым ртом и неконтролируемо нервно подергивая головой в ночном колпаке, из-под которого выглядывали длинные седые пряди редких волос. Несмотря на затяжную болезнь, он всё ещё привычно проявлял свой властный характер. «Хозяин, он и в немочи – хозяин», – уверенно говорил сам себе старый Нолан Петерс, цепляясь за жизнь. – Все должно быть под присмотром и контролем».

– Не переусердствовала, батюшка, будьте покойны! Следила по часам, как вы и наказывали. Как только дважды песок просыпался в кухонных часах, так я камень тотчас ухватила щипцами и вытащила из камина. Да и огня нынче не было, на углях нагрелся. – Доброжелательно ответила Оливия, привычно вытирая руки о передник в знак завершения дела и поправляя отцовский ночной горшок правой ногой. – Вы укладывайтесь-ка половчее. Утром приду, заберу. Аннет вернётся только через два дня с хутора, так что мы с вами пока одни, но я постараюсь справиться. Доброй ночи, отец! – затушив медным колпачком свечи в старом канделябре, она вышла из комнаты и тихо притворила за собой рассохшуюся скрипучую дверь.

Старик с блаженством прижался ступнями к горячему камню и довольно застонал. Непростая выдалась у него жизнь, но он был ею доволен и благодарил Бога за все, что довелось увидеть и пережить на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого столетий. А повидал он за свои без малого шестьдесят лет много всякого, застав смутные времена Великой Французской революции, наполеоновские войны и захват войсками французов ближайших приграничных территорий Бельгии, именуемых теперь «Французскими Нидерландами».

Очередное грубое вторжение незваных захватчиков, вновь принявшихся за мародерство, грабежи и насилие во время их позорного бегства из России после поражения под местечком Бородино, Нолан Петерс пережить уже не смог и сильно заболел, по-отечески беспокоясь за судьбу красавицы Оливии. День ото дня, чувствуя себя всё хуже, этот мужественный человек, практически в одиночку вырастивший свою дочь, однако, питал надежды на выздоровление. Был у него, как искренне верил набожный старик, свой незримый небесный покровитель, присутствие которого рядом он ощущал всей душой даже в самые трудные дни. Этим ангелом-защитником, по горячей вере самого Нолана, являлась его покойная, но до сих пор нежно любимая жена Нора, с которой он мысленно разговаривал всякий раз, оставаясь наедине с собой. В особенности, когда нуждался в добром совете. И что характерно, всегда получал подсказку, будто только он слышал её грудной, милый сердцу голос…

Так уж вышло, что, с малых лет оставшись без родителей, Нолан Петерс жил приёмышем в семье своего дяди Вильяма Воота – известного во всей Восточной Фландрии мореплавателя, капитана торгового корабля. Старшие братья-кузены были грубы и заносчивы, не особо жаловали бедного Нолана, не знавшего ни сострадания, ни сочувствия. Долгие годы унижений и издевательств стали для честолюбивого мальчугана серьёзной школой жизни. Однако смышленый сирота научился уму-разуму так основательно, что и на пятерых бы хватило. Примечая всякие мелочи и хитрости, овладел он не только грамотой в церковно-приходской школе собора Святого Бавона, но и арифметикой. Юный Нолан ловко складывал и вычитал в уме многозначные цифры так быстро и верно, что удивлял всех и особенно дядюшку такими способностями.

– Вот, чует мое сердце, что не всё чисто с этим паршивцем!» – хвастаясь перед другими завсегдатаями в кабаке, говаривал капитан Воот. – Думается мне, что не раз задирал подол его бабке тот самый проходимец еврей, служивший у неё управляющим …

Возможно, грубиян Вилли Воот был и прав, но наверняка этого никто не знал. Ловкость и неуёмное желание заработать побольше чаевых отличали Нолана от сыновей капитана. А в умении услужить тому, у кого на поясе висит тяжелая мошна, парню и вовсе не было равных в округе. Так что в свои двадцать пять стал он сущим ловкачом и докой в торговых делах.

Недолго думая, дядюшка Вильям вручил однажды ему ключи от таверны, поручив блюсти порядок и держать нос по ветру, пока сам он с сыновьями собирался отправиться в плавание. Путешествие предстояло непростое. Воды Северного моря таили в себе много тайн и опасностей. Но старый морской волк Вильям Воот был не из робкого десятка! Каждая собака в Восточной Фландрии знала этого здоровяка по прозвищу «Морской Бык» и никто до сих пор ни разу не вздумал встать на его пути. Был Вильям Воот настоящим великаном. Таким же суровым и сильным, как его предки кельты из племени белгов, и таким же бесстрашным и скорым на расправу. Команду своего корабля он тоже держал в ежовых рукавицах, как и своих сыновей. Море для него было раем и адом одновременно, но без моря он угасал. Потому-то всю свою сознательную жизнь провел он среди волн и штормов, закаляя свой и без того сильный дух. Сыновья его гордились своим бесстрашным отцом и старались во всем походить на него. За время совместных испытаний и злоключений стали и они настоящими викингами, достойными уважения и восхищения земляков.

В течение лета корабль Вильяма Воота должен был достичь германских городов Ганзейского торгового и экономического союза5[4], успешно сбыть зерно и вернуться обратно в Гент, груженым под завязку полезными товарами. С того дня, когда дядюшкино грузовое судно отчалило от пристани, прошло более трёх месяцев, а от Воота так и не было ни слуху, ни духу. Ожидание и предчувствие беды вмиг состарили некогда красивое лицо верной и преданной жены его, Эльзы. Каждое утро и вечер приходила она на пристань и смотрела в море, стоя на выступе скалы, называемой «Скала слёз».

Когда стало точно известно, что корабль Воота затонул во время шторма, Нолан не знал, как ему быть… Бедная вдова, унаследовав все состояние мужа, прожила всего чуть более двух лет. Вступая в наследство, возмужавший за эти годы Нолан был счастлив и горд собой. Ранее неизведанное чувство счастья охватило его. Вопреки общепринятым канонам поведения, закрывшись в чулане, он ликовал, молился и тихо плакал…

– «Non est ad astra mollis e terries via»6[5] – повторял он себе на латыни, как заклинание, и благодарил Бога за свалившееся на него счастье – богатство и независимость.

Уже вскоре, не тратя времени даром, Нолан взялся за дело! Поистине, нет на свете более жестокого хозяина, чем бывший раб! Нолан изводил своих работников недоверием и придирками, вызывая недовольство и тихую ненависть среди батраков, которые, в конце концов, взмолились о пощаде. Поправив дела хутора, он был чрезвычайно доволен собой.

Пусть и не красавец, но вдруг Нолан стал завидным женихом в округе. Вскоре и невеста ему нашлась – девица Нора из семьи булочника Акселя Клеменса. Румяная и улыбчивая, Нора и сама была, словно сдобная булочка. Вскоре жизнь Нолана превратилась в настоящий рай. Выросшая в любви и ласке, Нора получила от родителей неплохое образование. Она знала иностранные языки и была весьма начитанной девушкой. Частью её приданого стала довольно обширная книжная коллекция, состоявшая из многочисленных мифов и сказаний о древних богах разных народов, включая Элладу, истории о приключениях древнегреческих героев, воспетых Гомером. Гордостью собрания всех этих фолиантов были и германская эпическая поэма «Песнь о Нибелунгах», и многочисленные тома средневековых рыцарских романов, украшенных дорогими кожаными переплётами ручной работы. Любящий супруг именно тогда для сохранности дорогих книг жены и дальнейшего пополнения домашней библиотеки заказал тот самый громоздкий шкаф, который по сей день стоит в его комнате… Нередко все эти увлекательнейшие истории Нора читала для Нолана вслух. В особенности часто по его просьбе жена, не выпуская из рук пяльцев и наперстка, продолжая вышивать шелком свою очередную работу, пересказывала старинное английское предание о красивой романтической любви Тристана и Изольды. Такие счастливые семейные вечера были наполнены особенным духовным светом и привычными ароматами домашней выпечки. Заботливая и добрая жена успевала везде. Она неплохо разбиралась в ювелирных украшениях и научила мужа умению ценить красоту драгоценных камней и самоцветов. Вот уже и детский смех милой малышки Оливии стал привычным в доме Нолана и Норы, как вдруг мирный и богатый Гент и его окрестности захватила революционная Франция…

Начались тяжелые времена. Французские солдаты, словно голодные звери, рыскали повсюду в поисках добычи. Жители города и окрестностей старались реже появляться на улицах, предпочитая оставаться дома за мощными дубовыми дверями и ставнями. Однако каждому была предначертана своя судьба, и от неё было не укрыться. Вот и Нору Петерс Бог не уберёг. В неурочный час попалась она на глаза французам, и случилась беда, разрушившая весь счастливый мир Нолана Петерса…

Ранним утром Нора, как всегда по вторникам, отправилась через луг на хутор за припасами. Что задержало её там, Нолан не ведал, так как был занят работой в таверне. Подождав жену до вечера, он всё же решил оставить маленькую дочь Оливию с няней и выйти Норе навстречу. Благо дорога до хутора была всего одна и проходила вдоль небольшого леса. И тут Нолан издали увидел свою бедную Нору и застыл у ворот, не в силах сделать ни шагу… Истерзанная, в рваном и грязном платье, едва прикрывавшем пышную грудь и окровавленные ноги, бедняга ковыляла к их дому. Дойдя до дверей, она со стоном упала на каменном пороге… Подбежав к ней, Нолан, как подкошенный, рухнул перед умершей на колени. Никого и никогда он так не любил, как милую Нору! Ничьей жизнью он не дорожил настолько сильно, даже своей собственной.

– О, великая богиня Хель7[6], как ты допустила это? – в исступлении вопрошал Нолан. – Кто это сделал?! Душа моя, очнись! Нора, открой глаза! Вернись ко мне и нашей малышке! О, древние боги! О, Небесный Отец Вседержитель, куда было направлено Твоё Всевидящее Око? Дай ответ, за что мне такое горе?! – рыдал Нолан, не обращая внимания на собравшуюся толпу зевак.

Бережно взяв ещё теплые руки Норы, он прижал их к лицу. Вдруг из правой ладони мертвой жены выпала пуговица… Нолан схватил её и взревел от ярости! То была форменная пуговица французского солдата… Всё стало ясно! Сама Нора указала на своих истязателей!

– Хватит, Нолан! Возьми себя в руки! Твоё горе – наше горе! – сказал ему молодой сосед Матиас. – Нора была доброй женщиной, мы отомстим за неё! Вставай, Нолан! У тебя есть дочь! Ты должен быть сильным! – он без труда подхватил одной рукой обмякшего Нолана и, подав толпе знак, что пора расходиться, повёл несчастного в дом.

Случай тот был не первым за минувшие месяцы и, к сожалению, не последним. Восстания горожан и на сей раз не было, но начались тайные убийства французских солдат по всей округе до тех пор, пока в войсках Наполеона и его сюзеренов не запретили под страхом смерти открытые грабежи и насилие мирных горожан.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Нотт (Nott – «ночь», др. – сканд.) – имя древней исландской богини и Королевы Ночи, часто упоминаемое в германо-скандинавской мифологии, поэзии и в известных памятниках средневековой литературы: «Младшая Эдда» и «Старшая Эдда».

2

3 Река Лейе (Leie – фламан.) или Лис (Lys – франц.) является левым притоком реки Шельда, протекает через территории двух государств – Франции и Бельгии. На месте слияния этих двух рек и располагается город Гент.

3

Питер Брейгель Старший (1525–1569) – нидерландский живописец и график, мастер пейзажа и жанровых сцен эпохи Северного Возрождения. Получил прозвище «Мужицкий», так как являлся основателем «крестьянского жанра», создав многочисленные аллегорические композиции, связанные с народными пословицами и бытом.

4

Ганзейский союз, Ганзея или Ганза (Hansa) – средневековое торговое объединение свободных городов, расположенных на берегах Северного и Балтийского морей. Главными центрами экономической активности в то время были немецкие Любек, Гамбург и Бремен. Ганзейские купцы под защитой рыцарских орденов получили право беспошлинной торговли и много других преференций.

5

Лат. – «Не гладок путь от земли к звездам!» Известное выражение древнеримского философа, поэта и государственного деятеля Луцио Аннею Сенеки, означающие путь к победе и триумфу через трудности и усилия.

6

Хель – богиня подземного мира, повелительница мертвых в германо-скандинавской мифологии. Её имя ассоциируется с холодом, смертью и загробной жизнью.